– …и как шумят насосы в системе подачи воздуха, – сказала Маша. – Здесь вообще довольно шумно, если вы не в курсе.
– Это у тебя юмор такой? – ощетинился Ахилл.
– Это у меня слух такой, – сказала Маша. – Во-первых, когда я напряжена, все мои чувства сильно обостряются. Например, я могу рассказать, что Гектор ел нынче на завтрак…
– Ничего особенного! – быстро объявил тот. – Кофе и пончики.
– Подумаешь! – фыркнул Ахилл. – Такое про него и я могу рассказать.
– …и какие сигареты ты курил в своей каюте, между прочим – вопреки категорическому запрету начальства.
– Но ведь ты не станешь этого делать, Мария, не так ли? – понизив голос, задушевно спросил Ахилл.
– А во-вторых, – продолжала Маша, – у меня от природы тонкий слух. Почти музыкальный.
– Это-то при чем?! – вскричал Гектор.
– Любой технический шум имеет свою акустическую характеристику, – сказала Маша. – У меня есть старший брат Виктор, он прекрасный гравигенный системотехник. У него золотые руки… но это не важно. А еще у него замечательный слух, еще лучше, чем у меня. Современные приборы шумят не так сильно, как архаичные, вроде тех, что установлены на нашем «Луче». Но Витя все равно их слышит. Он говорит: техника либо молчит – если бездействует, либо производит постоянный однородный шум.
– Особенно карьерный гигабот, – ввернул Ахилл.
– Если ты желаешь меня запутать, – сердито сказала Маша, – то тебе все равно не удастся.
– Не слушай его, Мария, – сказал Гектор. – Продолжай хвастаться братом. Ахиллу хвастаться некем, кроме самого себя.
– Я не хвастаюсь, – сказала Маша, – а горжусь. Есть разница?
– Есть, – согласился Гектор. – Примерно как между гравигенератором и карьерным гигаботом.
– Так вот, всякое изменение высоты и громкости технического шума должно настораживать. Это значит, что с техникой что-то не так.
– Гравигенераторы, – веско заметил Гектор, – не шумят. На «Луче» прямо сейчас находятся несколько мобильных гравигенераторов, чтобы создать комфортную для исследователей силу тяжести. Вряд ли ты обнаружишь их местонахождение по звуку.
– Когда гравигенератор вот-вот сорвется в форсаж, он начинает завывать, – возразила Маша. – Мне рассказывали, – она сделала многозначительную паузу. – Полагаю, никому не нужно объяснять, что такое гравигенный форсаж.
– Нужно, – мстительно заявил Ахилл.
– Не нужно, – сказал Гектор. – Когда «Конунг Тургейс» уходил от Бримиаранты, ему понадобилась вся мощность гравигенной секции. Что вы хотите: планета-гигант с металлическим ядром! Уйти-то он ушел, а планета превратилась в красивый китайский фейерверк…
– Гордиться тут нечем, – заметил Ахилл.
– Вот-вот, – кивнула Маша. – Брат мне об этом рассказывал, как о примере неумелого обхождения с источниками повышенной техногенной опасности.
– Много вы понимаете! – сказал Гектор. – Можно подумать, твой головастый братец нашел бы другой способ оторваться от планеты.
– Не только головастый, но и рукастый, – сказала Маша. – Возможно, и нашел бы. А если бы на борту «Тургейса» вместе с ним оказалась и я, нашли бы непременно.
– Все же ты хвастаешься, Мария, – сказал Гектор укоризненно.
– Думай, как хочешь, – сказала Маша. – Мне трудно осуждать экипаж «Тургейса». В конце концов, я гуляю здесь, вместе с вами, Витя никогда не покидает Землю, а энигмастеров с инженерной подготовкой на все галактические миссии не хватит.
– А есть среди вас и такие? – спросил Ахилл.
– Есть, – сказала Маша. – Например, Артем Леденцов, отличный технарь, но для самостоятельной работы у него маловато воображения.
– У тебя, конечно же, воображения хоть отбавляй, – сказал Ахилл.
– У меня интуиции хоть отбавляй, – поправила Маша. – А воображение я развиваю специально.
– И как? – усмехнулся Гектор. – Удается?
– Надеюсь, – сухо ответила Маша.
– Кстати, о гравигенной тяге, – сказал Ахилл. – Чем тащиться через весь корабль, нужно было выбрать скафандры с гравитационными поясами. Пять минут – и мы на месте.
– В следующий раз так и поступите, – кивнула Маша. – Когда придете сюда без меня. А мне нужно осмотреться.
– И прислушаться, – сказал Гектор.
– И принюхаться, – присовокупил Ахилл.
– А что же, – произнесла Маша с вызовом. – И принюхаться тоже.
– Ничего здесь нет интересного, – сказал Ахилл. – Пустая мертвая коробка. Чего тут нюхать! Можно бродить по ней годами и ничего не найти.
– И все же что-то убило людей, – напомнила Маша. – Всех до единого. Причем разными способами. И это «что-то» никуда не делось с корабля, оно все еще здесь.
– Почему ты так думаешь? – спросил Гектор, невольно понизив голос.
– Потому что ему некуда скрыться из пустой мертвой коробки, висящей в космическом пространстве.
– Но ведь как-то оно сюда проникло. Может быть, из того же космического пространства.
– Нисколько не исключаю. И очень хочу понять, как это произошло. Но разница в том, что все случилось за много парсеков отсюда, в другом космическом пространстве.
– Вакуум, холод, – проворчал Ахилл. – Всюду одно и то же.
– Балда ты, – сказал Гектор. – Пространство пространству рознь. А еще есть такая неприятная штука, как темная материя.
– Нуль-потоки, – добавила Маша. – Гравитационный шторм. Блуждающие поля реликтовых излучений.
– Ладно, убедили, – сказал Ахилл. – Буду настороже.
– Возможно, я преувеличила опасность, – сказала Маша. – В конце концов, здесь все обследовано и просканировано вдоль и поперек. И категорически подтверждено отсутствие любых биологических угроз. Но это не значит, что опасность обязательно должна иметь биологическую природу.
– А какую тогда? – спросил Гектор с интересом.
Маша не ответила.
Ей вдруг почудилось движение.
Но, кроме них, на корабле никого больше не было. По меньшей мере, не должно было.
Ахилл и Гектор продолжали о чем-то вяло препираться и не заметили, что Маша поотстала на пару шагов. Ей хотелось присмотреться повнимательнее.
Разгадка оказалась донельзя банальной: зеркало. А если точнее, отполированная до зеркального блеска металлическая панель в человеческий рост в параллельном коридоре. Такие панели встречались здесь с достаточной регулярностью. Визитеры как раз миновали переход. Поэтому Маша увидела собственное искаженное отражение в одной из панелей.
– Что-то случилось? – спросил Ахилл.
– Померещилось, – сказала Маша.
– Здесь непременно должны быть привидения, – сказал Гектор, зловеще понизив голос.
– Куда же без них, – легко согласился Ахилл. – Собственно, мы уже пришли.
Завернув за угол, они оказались перед двухстворчатой бронированной дверью с угрожающего вида запорами.
– Это на случай вторжения недружественных пришельцев, – хмыкнул Гектор.
– Как видно, не помогло, – сказал Ахилл.
– Пришельцы могли прикинуться дружественными, – сказал Гектор.
– Или не выглядеть пришельцами, – добавила Маша. – Ну что, готовы?
– Первый готов, – сказал Ахилл.
– Второй готов, – подтвердил Гектор.
– Третий готов, – сказала Маша. И, не удержавшись, фыркнула: – Звучит глупо. Будто мы с парашютами прыгать собрались!
– Таков порядок, – сказал Гектор значительным голосом.
– Мало ли что, – добавил Ахилл. – Вдруг за разговорами мы не заметили, как одного из нас похитили недружественные пришельцы. Кстати, сколько нас было вначале?.. Открывай, Мария.
Маша извлекла из нагрудной сумки мастер-ключ в виде жесткой черной карточки из пластика с синими металлическими вставками. Он был изготовлен специально для спецкомиссии в точном соответствии с описанием из архива Института космических исследований. Даже цепочка со звеньями в форме маленьких космических корабликов не была упущена. И кое-кому пришлось повозиться, чтобы правильно его запрограммировать. Маша провела ключом по панели сканера и отступила на шаг. Запоры с тяжким чмоканьем отомкнулись, створки неожиданно легко разошлись, в куполообразном помещении по ту сторону двери вспыхнул свет. В потревоженном воздухе плясали пылинки.
Переступив комингс, Маша прошла внутрь и остановилась напротив пульта между креслами первого и второго навигаторов.
– Кивилев, первый навигатор, сидел, положив руки на панель управления, – сказал за ее спиной Гектор. – Как будто собирался ввести команду на торможение.
– Я знаю, – сказала Маша, не оборачиваясь.
– Между прочим, – заметил Ахилл, оставшийся в коридоре, – команда была введена и выполнена.
– Не могла же мумия управлять кораблем, – сказал Гектор. – Значит, кто-то делал это за нее.
– Или что-то, – добавил Ахилл.
– Поэтому я здесь, – сказала Маша.
– Мы не будем тебе мешать, Мария, – обещал Гектор. – Если хочешь, я тоже выйду.
– Нет необходимости, – сказала Маша. – Никаких особенных ритуалов я выполнять не собираюсь. Я просто хотела увидеть своими глазами. А думать можно где угодно.
– Нет необходимости, – сказала Маша. – Никаких особенных ритуалов я выполнять не собираюсь. Я просто хотела увидеть своими глазами. А думать можно где угодно.
– Понятно, – сказал Гектор, который, однако же, ничего не понимал.
Он все же вышел в коридор. Наверное, ему было не по себе в этом прекрасно освещенном и медицински чистом склепе. Маша слышала, как он энергичным шепотом втолковывал Ахиллу: «Там негде спрятаться, понимаешь? Совсем негде! И потом, регистраторы бы все показали. Но на записях ничего нет странного. Совсем ничего!»
Гектор ошибался.
Потому что Маша, в отличие от него, видела все записи внутренних регистраторов на главном посту. А не только те, к которым были допущены рядовые члены спецкомиссии.
Разумеется, регистраторы не могли работать все сто лет, что корабль провел в космосе. Они были настроены таким образом, что включались, когда экипаж занимал места, и выключались с его уходом. Присутствие экипажа было необходимо в критические моменты: при старте, при финише, при выполнении маневров возвращения и торможения. Все остальное время навигаторы, как и научный персонал экспедиции, должны были провести в гибернаторах.
На записях Маша видела, как навигаторы с шутливым облегчением оставили главный пост, когда «Луч» вошел в разреженную область пояса Койпера. Как они, бледные и не слишком здоровые на вид, вернулись каждый в свое кресло перед сближением с Проксимой Центавра. Только трое навигаторов, и никого больше. По существовавшим в ту пору правилам, никто посторонний не должен был переступать порог главного поста. Регистраторы старательно запечатлели напряженные лица навигаторов, негромкие реплики, многократно отработанные до автоматизма движения. И момент, когда жизнь оставила этих людей. Словно ее сдуло порывом ветра.
Стиснув зубы, Маша снова и снова пересматривала тот фрагмент записи. Она пыталась понять, что произошло.
Но понять такое было невозможно.
Только что человек был жив, смотрел перед собой живыми глазами, чему-то усмехался про себя живой усмешкой. Спустя мгновение лицо превращалось в посмертную маску, взгляд делался пустым и расфокусированным. Ничего вроде бы не менялось. За исключением одного: на место жизни заступала смерть.
Маневр вхождения в пределы звездной системы Альфа Центавра так и не был выполнен, звездолет летел дальше – в никуда.
Но экипаж не вернулся в гибернационные камеры, и спустя короткое время регистраторы выключились.
Поэтому компетентная часть спецкомиссии, не исключая Маши, знала, как далеко промахнулся «Луч» мимо своей цели и в какой точке мироздания совершил разворот. Но что там, в этой точке с известными галактическими координатами, произошло, и почему неуправляемый звездолет вдруг решил воротиться домой, можно было только гадать.
Или поручить разгадку энигмастеру двадцати четырех лет от роду, с профессиональным опытом, близким к нулю.
Маша подозревала, что личный состав спецкомиссии относился к ней с симпатией, поскольку никто не верил, будто ей удастся разобраться в этой странной истории. Дело выглядело безнадежным. А энигмастеры не умеют заглядывать в прошлое и видеть то, чего никому не дано увидеть. Они такие же люди, оперируют тем же объемом информации. Интуиция и воображение не всесильны. А от симпатии до сочувствия рукой подать.
Маша еще раз оглядела вогнутые стены в белой упругой обивке под кожу.
– Ничего мы тут не найдем, – сказала она с тяжким вздохом.
– А где? – с громадным любопытством спросил Гектор.
– Завтра прогуляемся по технической палубе.
– Снова пешком? – осведомился Ахилл с неудовольствием.
– Конечно. И будем весьма настороженно озираться.
– Тогда я все же возьму оружие, – сказал Гектор.
– Хорошая мысль, – сказала Маша. – Хотя что-то мне подсказывает, что озираться будем только мы с Ахиллом.
– А я что же? – обиделся Гектор.
– А ты станешь следить за своим оружием, – пояснила Маша, – чтобы ненароком не подстрелить никого из нас, – она протянула руку в толстой перчатке и коснулась стены. – Здесь покойно. Уютно. Как…
– …в могиле, – мрачно подсказал Гектор.
– Дурак, – сердито сказала Маша.
Она стащила перчатки, села в кресло первого навигатора и устроила пальцы на сенсорной панели перед собой.
– Плохая примета, – сказал позади нее мнительный Ахилл.
– Не нажми там чего-нибудь, Мария, – сказал Гектор. – А то снимемся и улетим куда-нибудь дьяволу в пасть.
– Не волнуйся, – сказала Маша. – Все системы корабля надежно деактивированы.
Не сдержавшись, добавила:
– Защита от дурака.
– В данном случае – от дурочки, – отомстил Гектор.
Маша сидела, глядясь в темные, умершие вместе с кораблем вогнутые экраны. В них ничего не отражалось. Это было сделано специально, с тем, чтобы световые блики, которые легко принять за звезду или какой иной космический объект, не сбивали с толку экипаж. «Мне ничего не приходит в голову, – думала Маша. – Вечером со мной захочет пообщаться Пармезан, а мне даже нечего ему сказать. В голове информационный вакуум. Гектор прав: я бесполезная дурочка…»
Она не успела додумать эту богатую мысль.
Что-то изменилось вокруг нее. Ненадолго – на неуловимую долю секунды. Изменилось – и тут же вернулось к прежнему состоянию.
Будто волна холодного воздуха накрыла ее с головой, скользнула под скафандр со всей его теплозащитой, мгновенно добралась до самых костей. И пропала, как и не было. Оставив в качестве напоминания о себе мурашки по всей коже и даже на затылке под волосами.
Маша все так же сидела в навигаторском кресле, опустив ладони на безответные сенсоры. Только глаза у нее были почему-то зажмурены изо всех сил. И пальцы сведены судорогой.
Она открыла глаза и посмотрела на собственные руки.
Команда финишного торможения.
– Что это было? – спросила Маша перехваченным голосом.
– Мария, ты о чем? – беспечно откликнулся Ахилл.
Гектор привстал на цыпочки и заглянул Маше через плечо.
– Клево, – сказал он. – Точь-в-точь как пальцы у первого навигатора, когда его здесь нашли.
– Вот что, – сказала Маша. – Закройте дверь и подождите меня с той стороны. Я хочу остаться ненадолго одна.
– Зачем? – удивился Ахилл.
– Подумать в тишине, – соврала Маша. – У нас, энигмастеров, так принято.
– Может быть, в другой раз? – спросил проницательный Гектор. – Когда я буду при оружии?
– Глупости, – сказала Маша. – Ты как ребенок. Какое может быть оружие?! Просто дайте мне побыть в комфортном уединении.
– Как скажешь, – промолвил Гектор недоверчиво. – Ты большая девочка.
– Мария, если через десять минут ты не появишься, – добавил Ахилл, – мы заходим внутрь…
– Балда! – шепотом выговорил ему Гектор. – Вдруг она решила поправить бретельку у бюстгальтера, а тут вламываешься ты, такой супермен!..
– …предварительно постучав, – закончил фразу Ахилл.
Маша насмешливо фыркнула, но ничего не возразила.
Створки с тихим шорохом сомкнулись у нее за спиной. Теперь ничто ей не мешало собраться с мыслями.
Что произошло? Шутки растревоженного воображения? Первые симптомы нервного стресса, вызванного предчувствием профессионального фиаско? Никто не ждет чудес даже от энигмастеров. Но страшно не хочется оставлять после себя неоправданные надежды…
Или все же на корабле что-то есть. Что-то, не замеченное сканерами, упущенное службами дезактивации, просочившееся сквозь сети биологического контроля.
Что-то, способное дать ответы хотя бы на некоторые вопросы.
Или несущее угрозу всему живому.
Что-то, убившее экипаж «Луча».
Маша остро ощутила свою беззащитность. Если какая-то злая сила желала ее смерти, не было ничего, что могло бы ей помешать.
Кроме непоколебимой Машиной уверенности в том, что с ней никогда и ни за что не случится ничего плохого.
Наверное, она явилась на свет с этой уверенностью. И за всю ее недолгую жизнь не произошло ничего, что заставило бы ее хотя бы на чуть-чуть усомниться в своей счастливой звезде. Это просто было с ней, как охранительный знак. Оставалось гадать, кто Машу таким знаком наградил. Возможно, мама, с ее вулканическим оптимизмом. Или папа, с его веселым, немного ироническим мироощущением. Или все поколения предков соединили свои охранительные качества и раскинули над нею непроницаемый для всех напастей зонт.
К такому выводу она приходила сама в те редкие минуты, когда размышляла о своем месте во вселенной.
На самом деле Маша никогда не была «девочкой, с которой ничего не случится».
Когда ей было двенадцать, она утащила у брата из мастерской реплику Икаровых крыльев и спрыгнула с крыши дома. К солнцу она не взлетела, зато сломала правую лодыжку и сильно исцарапалась в кустах крыжовника. «Машка, ты чучело! – в сердцах выговаривал ей брат. – Я только хотел экспериментально доказать, что миф есть миф, хотя и красивый…» – «Ничего нет красивого в том, что человек разбился, – возражала Маша, весело прыгая вокруг него на одной ноге и с костылем, как у Долговязого Джона Сильвера. Другая нога, обездвиженная и обезболенная, умело прикидывалась, что ее нет вовсе. – А еще я втрое легче всякого Икара средней упитанности. Значит, у меня был шанс!»