– Д-д-д-д-д…
Ань не может продолжать. Он все повторяет и повторяет одну букву, точно сломанный проигрыватель. – Д-д-д-д-д…
Мужчина кладет ладонь поверх руки Аня. Она теплая. Этот человек оказался неожиданно худым. Руки слишком большие для такого тела.
– У меня тоже есть вопросы. Но мы не сможем поговорить, пока ты не соберешься. – Мужчина отворачивается. Берет шприц из стоящей рядом медицинской тележки. Ань видит этикетку: «Вещество № 591566». – Постарайся дышать глубже, парень.
Он закатывает рукав рубашки на левой руке Аня.
– Больно не будет.
Нет!
СПАЗМхлопхлопхлопСПАЗМСПАЗМ.
Нет!
– Можешь уже выдохнуть.
Аня сотрясают конвульсии. Он чувствует, как введенный ему состав движется по руке к сердцу. К груди, шее, голове. Боль исчезает. Прохладная тьма вливается в мозг Аня неспешной волной, так похожей на волны за бортом корабля, которые осторожно покачивают его вперед и назад, вперед и назад. Ань чувствует, как лекарство тянет его глубже, глубже в темный океан. Он словно парит в невесомости. Больше нет спазмов. Глаза больше не ХЛОПАЮТ. Тихо и темно. Спокойно. Легко. – Ты можешь говорить? – Голос мужчины звучит как будто прямо внутри головы Аня.
– Д-да, – отвечает он, почти не прилагая усилий.
– Хорошо. Можешь звать меня Чарли. А тебя как зовут, парень? Ань открывает глаза. На периферии зрения все кажется размытым, нечетким, зато все чувства обострены. Он ощущает каждый сантиметр своего тела.
– Меня зовут Ань Лян, – отвечает он.
– Ложь. Как тебя зовут?
Ань пытается повернуть голову, но не может. Появились новые путы. Возможно, ремень, который держит голову? Или это из-за лекарства?
– Чан Лю, – говорит он.
– Ложь. Соврешь еще раз, и я ни слова тебе не скажу о Тиёко.
Обещаю.
Ань открывает рот, но мужчина накрывает его губы своей широкой ладонью.
– Это правда. Попытайся обмануть меня еще раз, и все кончено.
Для Тиёко и для тебя. Ты понял?
Ань не может пошевелить головой, не может кивнуть, поэтому просто раскрывает глаза шире. Да, он понял.
– Молодец, парень. Итак, как тебя зовут?
– Ань Лю.
– Уже лучше. Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Откуда ты?
– Китай.
– Точнее. Откуда именно в Китае?
– Я много переезжал. В последнее время жил в Сиане.
– Зачем ты приехал в Стоунхендж?
Ань слышит какой-то скребущий звук. Совсем рядом.
– Потому что хотел помочь Тиёко.
– Расскажи мне о Тиёко. Ты знаешь ее фамилию?
– Такеда. Она была одной из Му.
Пауза.
– Му?
– Да.
– Кто такие Му?
– Точно сказать не могу. Древняя раса. Самая древняя.
Ань снова слышит странное скреб-скреб. Теперь он знает, что это: детектор лжи.
– Он не врет, – говорит мужчина. – Понятия не имею, о чем речь, но это правда.
Ань различает тихий голос. Кто-то еще слушает их, наблюдает за ними. Дает инструкции этому Чарли с морщинами на лбу и большими ладонями.
– Что вы мне ввели?
– Сверхсекретную сыворотку, парень. Если расскажу больше, придется тебя убить. И твоя очередь спрашивать еще не пришла. Я дам тебе такую возможность, но после того, как ты ответишь еще на несколько моих вопросов, договорились?
– Да.
– В чем ты хотел помочь Тиёко в Стоунхендже?
– Получить Ключ Земли.
– Что такое Ключ Земли?
– Фрагмент загадки.
– Какой загадки?
– Последней Игры.
– Что такое Последняя Игра?
– Игра, которая закончится концом света.
– И ты играешь в нее?
– Да.
– Тиёко тоже?
– Да.
– Она была Му?
– Да.
– А ты?
– Шань.
– Что такое Шань?
– Шань был отцом моего народа. Шань – это мой народ.
Шань – это я. Я из династии Шань. Я ненавижу Шань. Чарли делает паузу, записывает что-то в блокноте, который не попадает в поле зрения Аня.
– Что делает Ключ Земли?
– Не знаю. Возможно, ничего.
– Есть и другие ключи? – Да. Это один из трех.
– Ключ Земли был в Стоунхендже?
– Думаю, да. Не уверен.
– Где находятся два остальных ключа?
– Не знаю. Это часть Игры.
– Последней Игры.
– Да.
– Кто управляет ею?
Он не может не отвечать.
– Они. Создатели. Боги. У них много имен. Одного зовут кеплер 22b, и он рассказал нам об Игре.
Сыворотка, или что там ему впрыснули, стимулирует синапсы в его лобной коре. Сильный препарат, что ни говори.
Чарли подносит к лицу Аня фотографию. Это снимок мужчины, который сделал то первое объявление, – его лицо появилось на всех экранах мира: в телевизорах, мобильных телефонах, планшетах, компьютерах, – после того как Стоунхендж преобразился, после того как луч света рассек небеса.
– Ты видел этого человека раньше?
– Нет. Подождите. Наверное.
– Наверное?
– Да… да, я видел его раньше. Это маска. Может, это кеплер 22b, а может, и нет. Но это не человек.
Чарли убирает фотографию. Вместо нее показывает Аню снимок Стоунхенджа. Не такого, каким тот был раньше, – странного, древнего и таинственного, – а такого, какой он сейчас. Развороченного и изменившегося. Башня из камня, металла и стекла, вздымающаяся из-под земли на сотню футов, не похожая ни на одно земное строение. Древние камни, отмечавшие место постройки, раскиданы вокруг основания, как детские кубики.
– Расскажи мне об этом.
Ань изумленно таращится на снимок. Его воспоминания о Стоунхендже обрываются до того, как это произошло.
– Я ничего об этом не знаю. Можно задать вопрос?
– Ты только что его задал. Но так уж и быть, можешь задать еще один.
– Это Стоунхендж?
– Да. Как это случилось?
– Не уверен. Не могу вспомнить.
Чарли отступает назад.
– Я так и думал. Тебя ведь подстрелили. Это-то хоть помнишь?
– Нет.
– Попали в голову. У тебя сильное сотрясение. Повезло, что у тебя в башке металлическая пластина. Металлическая, с кевларовым покрытием. Ты прямо как знал.
– Да. Мне повезло. Можно еще вопрос?
– Давай.
– Вы можете рассказать мне, что произошло?
Чарли молчит несколько секунд, слушает голос в своем скрытом наушнике.
– Мы точно не знаем. Тебя подстрелили – это факт. И пуля была особенной, немногие с такими сталкивались. Ты держался за веревку, которая была привязана к телу молодого человека.
К тому, что от него осталось. Его разорвало пополам.
Сохранилась только нижняя часть тела и ноги.
Ань помнит. Там был парень, которого он заминировал.
Там был ольмек. И кахокийка.
– Твоя девушка, Тиёко…
– Не произноси это имя. Оно теперь принадлежит мне. Чарли внимательно смотрит на Аня. Его глаза становятся синими, потом зелеными, потом красными. «Это из-за сыворотки, – напоминает себе Ань. – Сильный препарат». – Тиёко, – повторяет Чарли с особенным нажимом, смакуя это имя, чтобы досадить Аню, – была совсем рядом с тобой. Когда башня начала подниматься из-под Стоунхенджа, один из камней упал на нее. Раздробил ей две трети тела. Она умерла мгновенно. Нам пришлось отскребать ее от земли.
– Она была рядом со мной? – переспрашивает Ань. Его глаза увлажнились. – После выстрела?
– Да. Это она в тебя стреляла?
– Нет.
– А кто?
– Не уверен. Там были еще двое.
– У тех двоих были керамические полимерные пули?
– Не уверен. Их оружие было белого цвета, так что возможно.
– Ты знаешь их имена?
– Сара Алопай и Яго Тлалок, – произносит Ань. Иностранные имена даются ему с трудом.
– Они тоже играют в эту игру?
– Да.
– За кого?
Ань чувствует, как его веки снова начинают непроизвольно дрожать.
– З-з-за свои Л-л-л-линии. Она – кахокийка. Он – ольмек.
Его голова дергается. Новая вспышка боли пронзает продолговатый мозг. Да, препарат сильный, но его действие заканчивается.
Чарли подносит к лицу Аня новую картинку. Два снимка с камер слежения.
– Это они?
Ань шепчет: «Д-д-да».
СПАЗМ.
– Хорошо.
Чарли негромко говорит что-то в микрофон, разобрать его слова невозможно.
Бип. Бип-бип. Бип. Бип-бип.
Датчик сердечной активности. Остальные звуки тоже возвращаются к Аню. Периферийное зрение становится четким. Он поднимается на поверхность темных вод.
СПАЗМЫ вернулись.
– Где Т-Ти-Тиёко?
– Не могу тебе сказать, дружок.
– Она на этом корабле?
– Не могу сказать.
– М-м-м-можно ее увидеть?
– Нет. Пока тебе придется довольствоваться моим обществом.
Только мы вдвоем. Ты и я.
– А…
Голова Аня трясется. Пальцы дрожат.
– Есть-есть-есть… – пытается начать он, но сдается и шепчет: – Игра, понимаешь… – Понимаю что?
– Вы все умрете, – произносит Ань так тихо, что Чарли едва его слышит.
– Что? – Он наклоняется ближе к пленнику.
– Вы все умрете, – бормочет Ань еще тише.
– Что? – Он наклоняется ближе к пленнику.
– Вы все умрете, – бормочет Ань еще тише.
Чарли склоняется над ним. Их лица разделяет менее метра. Чарли морщится, на его лбу собираются морщинки. Глаза Аня закрыты. Рот приоткрыт. Чарли спрашивает:
– Вы все умрете? Ты это хотел ска…
В этот момент Ань с силой сжимает зубы. Изо рта его доносится звук трескающегося пластика. Чарли отлично его слышит. А потом Ань выдыхает, выпускает воздух с шипением, как проткнутый воздушный шарик, и облако оранжевого газа вырывается из-за его зубов и окутывает лицо Чарли. Глаза Чарли расширяются и наполняются слезами, он не может дышать. Все лицо горит, кожа как в огне, кажется, глаза сейчас вытекут из глазниц, легкие сжимаются, и он падает прямо на грудь Аню. На все уходит лишь 4,56 секунды. Затем Ань снова открывает глаза.
– Да, – произносит он. – В-в-в-вы все умрете. Ань выплевывает фальшивый зуб. В нем был яд. Аню понадобилось несколько лет, чтобы приобрести иммунитет. Зуб со звоном ударяется о металлический пол. Слышно, как в наушнике Чарли кто-то кричит. Спустя две секунды срабатывает сигнализация, от ее воя вибрирует металлическое брюхо корабля. Свет гаснет. Поблескивает только аварийный маячок.
Комната покачивается и скрипит. Покачивается и скрипит.
Я на корабле.
Я на корабле и должен отсюда выбраться.
Маккавей Адлай, Байцахан
Эфиопия, Аддис-Абеба, отель «Тизезе»
– Это я, – произносит в незаметный беспроводной микрофон Маккавей Адлай, игрок восьмой Линии. Он говорит на языке, который знают всего 10 человек в мире. – Kalla bhajat niboot scree. Эти слова невозможно перевести. Они стары, как сам этот мир, но женщина, к которой они обращены, все понимает.
– Kalla bhajat niboot scree, – слышится ее ответ. Подтверждение личности собеседника.
– Твой телефон не прослушивается? – спрашивает затем она.
– Думаю, что нет. Плевать. Конец так близок.
– Другие могут найти тебя.
– К черту их всех. К тому же, – Маккавей крепче сжимает пальцы вокруг лежащей в кармане стеклянной сферы, – я их замечу, если что. Послушай, Екатерина, – Маккавей обращался к матери по имени всегда, даже когда был совсем мальчишкой, – мне кое-что нужно.
– Что угодно, Игрок мой.
– Мне нужна рука. Механическая. Титановая. Неважно, с кожей или без.
– Бионическая?
– Если ее можно быстро собрать.
– Зависит от тяжести раны. Пойму, когда ее увижу.
– Где? И скоро ли?
Екатерина обдумывает его вопрос.
– В Берлине. Через два дня. Завтра пришлю сообщение с адресом.
– Хорошо. Слушай внимательно. Эта рука не для меня.
– Понятно.
– Она не для меня, и в нее нужно кое-что встроить. Спрятать.
– Понятно.
– Я пришлю спецификации и коды по зашифрованному ботнету M-N-V восемь-девять.
– Понятно. – Повтори.
– M-N-V восемь-девять.
– Они будут у тебя через двадцать секунд после окончания разговора. Файл под названием «колкость кизила».
– Ясно.
– Увидимся в Берлине.
– Да, сын мой, мой Игрок. Kalla bhajat niboot scree.
– Kalla bhajat niboot scree.
Маккавей вешает трубку. Запускает скрытое приложение на телефоне, вводит пароль, нажимает кнопку «Отправить». «Колкость кизила» скоро достигнет адресата. Перевернув телефон, он вытаскивает из него аккумулятор и бросает в урну в холле отеля напротив стойки консьержа. Выйдя на улицу, направляется к сувенирному магазину напротив и разламывает зажатый в руках аппарат пополам. В магазинчике есть холодильник с газировкой. Открыв дверцу, Маккавей чувствует, как мороз кусает лицо. Глубокий вдох наполняет легкие холодным воздухом. Это приятное чувство.
Протянув руку в глубь холодильника, чтобы достать пару банок колы, он избавляется от остатков телефона. Обломки падают куда-то за полки.
Маккавей платит за колу и возвращается в свой номер. Байцахан сидит на краю дивана в их полулюксе: спина прямая, глаза закрыты. По бинту, которым обмотана его культя, расползлись пятна крови. Уцелевшая рука сжата в кулак.
Маккавей запирает дверь.
– Я принес тебе колу.
– Не люблю колу.
– Естественно.
– Жалайр любил колу.
«Лучше бы я Играл бок о бок с ним», – думает Маккавей. Газировка тихо шипит в открытой банке, когда он делает глоток.
Пузырьки газа покалывают язык и горло. Вкусно.
– Мы отправляемся в Берлин, Байц.
Байцахан открывает глаза – глубокие, темные, карие – и смотрит на Маккавея с удивлением.
– Нет такого ветра, что забросил бы меня туда, брат.
– Есть.
– Нет. Мы должны убить аксумита.
– Нет, не должны.
– Должны.
Маккавей достает сферу из кармана.
– Нет необходимости. Хиляль и так почти что труп. Он никуда не денется. К тому же его Линия будет ждать атаки и охранять его. Возвращаться туда сейчас – самоубийство. Лучше выждать. Может, он умрет без нашей помощи.
– Тогда кто должен погибнуть? Хараппанка? Ее смерть стала бы возмездием за Бата и Болда.
Маккавей подходит ближе и легонько бьет Байцахана по обрубку руки. Маккавей знает, что это больно, но Байцахан только сжимает зубы.
– Она слишком далеко, Байц. Другие гораздо ближе – те, у кого есть Ключ Земли. Те, кто Играет по правилам. Помнишь, что показала нам сфера?
– Да. Тот каменный круг. И то, как девчонка, Сара, забирает первый ключ. Да… Ты прав.
«Кажется, он таким образом просит прощения», – понимает Маккавей.
– Мы должны отправиться за ними, – снова кивает Байцахан. – Рад, что ты со мной согласен. Но сначала твоя рука. Ее нужно исправить.
– Я не хочу ничего исправлять. В этом нет необходимости.
Маккавей качает головой.
– Хочешь снова взять в руки лук? Управлять лошадью и при этом управляться с мечом? Придушить хараппанку не одной рукой, а двумя?
Байцахан склоняет голову.
– Теперь это невозможно.
– Слышал когда-нибудь о бионических протезах? О разумных механизмах?
Байцахан хмурит брови.
– Честное слово, ты и твоя Линия словно вышли из глухого прошлого. Теперь слушай: я предлагаю отрастить тебе новую руку. В некотором смысле. Руку, которая будет лучше, чем твоя настоящая.
Байцахан поднимает культю.
– И где творят такое колдовство?
– В Берлине. Через два дня, – ухмыляется Маккавей.
– Хорошо. А что потом?
– А потом мы воспользуемся вот этим, – говорит Маккавей, показывая сферу, к которой Байцахан не может прикоснуться. – Найдем с ее помощью кахокийку и ольмека и заберем у них Ключ.
Байцахан снова закрывает глаза и делает глубокий вдох.
– Мы будем охотиться.
– Да, брат. Мы будем охотиться.
* * *«Самые безумные слухи ходят о том, что творится сейчас на юге Англии, в Стоунхендже. Прошла неделя с тех пор, как мы начали получать сообщения от местных жителей, незадолго до восхода солнца видевших луч света, что пронзил небеса над развалинами. Ему предшествовал грохот, раздавшийся за несколько секунд до вспышки. Учитывая, что Стоунхендж окутан легендами уже много веков, предположения о природе луча включают в себя все возможные версии: от прибытия инопланетян до секретной атаки правительственных агентов на резиденцию морлоков – подземных троглодитов, вы не ослышались. С нами на связи корреспондент канала «Фокс» Миллс Пауэр, который находится в городке Эймсбери в паре километров от места событий. Миллс?
– Привет, Стефани.
– Можешь рассказать нам о том, что происходит?
– Здесь полная неразбериха. Городок переполнен людьми. Правительственные грузовики снуют тудаобратно, в воздухе черно от вертолетов. Из анонимного источника мне известно, что в небе над нами двадцать четыре часа в сутки находятся три беспилотника, принадлежащих МИ-6 или ЦРУ. Вся территория оцеплена. Присутствуют представители британских, французских, немецких и американских властей. Само место происшествия накрыто огромным белым шатром.
– Это означает, что определить источник предполагаемой вспышки невозможно?
– Ты права, Стефани. Но вспышка – это факт, а не предположение. У нашего телеканала есть четыре видеозаписи луча, снятые на камеры смартфонов разными людьми. Сейчас мы пустим их в эфир.
– Ничего себе… я первый раз вижу…
– Да. Шокирующие свидетельства, Стефани. На этой записи хорошо видно, что луч исходит откуда-то из той части Стоунхенджа, где находится Пяточный камень. Но самое странное – то, что все четыре смартфона прекратили видеозапись в один и тот же момент, хотя их владельцы пытались запустить ее снова.
– Стоунхендж привлекает… привлекал множество туристов. Скажите, Миллс, кто-нибудь, кроме тех, кто снимал эти видео, находился на месте событий?