— Ах, простите димуазель! — капитан склонился перед ней в шутовском поклоне, — и как же прикажете к вам обращаться?
— Мистрис.
— Ах, мистрис… — в голосе Этта, казалось, собралась вся ирония мира, он повернулся к Славе. — Ты видел эту мистрис? А может правильнее обращаться к тебе так же как обращались господа старатели, перед тем как поиметь: мелкая, грязная, вонючая ведьма? Э-э… — он потянул из ножен тесак, — ты пальцами фиги-то не крути! А то обрублю ручонки по самые плечики!
— Ты боишься, о, храбрый? — усмехнулась девчонка. — Я не верю своим глазам! Неужели мелкая, грязная, вонючая ведьма, да к тому же связанная, способна испугать такого могучего воина?
— Надо было ее с остальными порешить, все равно порченая, — мрачно заметил Этт, — впрочем, это не поздно сделать и сейчас.
— Подожди, подожди! — заступил ему дорогу Слава. — Просто девушка в шоке, оттого и дерзит. Можно, я сам с ней поговорю?
— Говори, — равнодушно бросил Этт, поворачиваясь, чтобы уйти, — только недолго, через пару крайн, выступаем, так что поторопись… Э-э! — окрикнул он Славу, который сунулся разрезать ее путы. — Смотри, ошейник не вздумай снимать! Кто знает, что в башке у этой укушенной ыхыргом дуры? С ошейником поспокойней будет.
Пожав плечами, Слава присел перед девчонкой на корточки. Вблизи было видно, что мордашка у нее довольно симпатичная, если, конечно, ее хорошенько отмыть и припудрить бланши. Да еще этот запах.
— Я специально не мылась, — вдруг сказала девчонка, словно прочитав его мысли, — думала, запах отпугнет тех скотов… наивная, они готовы совокупляться даже с дохлой лошадью. Даже странно, зачем вообще им женщина? Имелись бы между собой. Впрочем, это у них тоже процветает. Они меня боялись, и это доставляло им скотское удовольствие.
Разрезая старательским ножом, стягивающие ее руки кожаные ремешки, Слава в очередной раз поразился, какой спокойный и размеренный у нее голос.
— Этот ваш капитан, он меня тоже боится… — сказала она, растирая освобожденные запястья, — нас все боятся. А ты не боишься, почему?
— А чего мне бояться такую симпатичную барышню? — Слава говорил преувеличенно бодрым тоном. — Тебя помыть, переодеть — красавицей будешь!
— Красавицей не буду, — качнула она головой. — Как тебя зовут?
— Влад.
— Нет.
Старлей пожал плечами, не угодишь на нее.
— Ну, Славой зови.
— Хорошо, — на этот раз она кивнула, соглашаясь, — Слава тебе подходит. Влад — нет.
— Между прочим, зря ты так на капитана… он своей жизнью рисковал, чтоб тебя освободить…
— Нет, — прервала она его, — он рисковал своей шкурой, ради своей же шкуры. Он по-другому не может. Он плохой человек. Почти такой же плохой, как эти, — она кивнула головой на старателей, тела которых дружинники сложили в кучу. — Здесь все плохие и все боятся, оттого такие злые.
— Плохие, хорошие, это все слова, — старлей стал раздражаться. Стоило ли рисковать башкой из-за такой вздорной, неблагодарной особы?
— Если ты меня не боишься, — вдруг, без всякого перехода сказала она, — может быть срежешь ошейник? — и раздвинув волосы показала стягивающую ее тонкую шею плетеную полоску то ли кожи, то ли ткани. — Посмотри Слава, он мешает мне дышать. Видишь, как впился в горло? Срежешь?
Глаза старлея невольно соскакивали с полоски на холмики ее небольших вздернутых грудей. Вокруг левого соска переливалась цветная татуированная змейка. Девчонка начала казаться ему очень даже ничего, исчез куда-то неприятный запах, а голос был таким убедительным, и звучал так проникновенно, что Слава совсем было собрался выполнить ее просьбу и уже сунулся с ножом, как вдруг почувствовал за спиной знакомые вибрации.
Меч!
Меч давал о себе знать. Надо же, проснулся подлец!
— Нет уж, — сказал старлей, убирая руки, — Понимаешь… я против тебя ничего не имею и мы друг другу ничего плохого не сделали… но я тут человек новый, ничего не знаю… поэтому, пожалуй, поостерегусь. Извини.
Она печально кивнула, словно соглашаясь.
— Впрочем, капитан ничего не говорил про то, что ты сама не можешь его снять, — торопливо заговорил Слава, удивляясь своей косноязычности. — Хочешь, я дам тебе нож?
Из горла девчонки вырвался хриплый смешок.
— Если бы я могла сама его снять, эти скоты умерли бы не теперь и не так!
От этих слов и от кровожадного тона, каким они были сказаны, по спине у Славы пробежал холодок. Судя по всему, Этт был прав, когда не велел ее освобождать — фруктоза еще та!
— Жалко, что ты так ожесточилась и теперь злая не хуже остальных. Хотя я тебя понимаю.
Она качнула головой с усмешкой.
— Это вряд ли. Слушай… если ты не хочешь меня освободить, тогда убей. Сделай это сейчас и быстро. Если вы оставите меня так, — она коснулась рукой стянутой витым ремешком шеи, — смерть моя будет куда мучительней.
Поразившись обыденному и деловому тону, с каким эта, казалось бы совсем, соплюха рассуждает о смерти, Слава предпочел сменить тему:
— Так ты не представилась? — спросил он, словно это было важно в текущей обстановке. — Как тебя звать-величать?
— Так я тебе и сказала, — девчонка грустно улыбнулась. — Кто же у ведьмы имя спрашивает? Впрочем, можешь звать меня Маат… Так ее зовут, — она показала на змейку вокруг левого соска.
— Маат? Хм-м… Ну что ж Маат, наверное ты уже слышала, что сюда идут эти… хэку?
Она кивнула.
— По понятным причинам мы не горим желанием с ними встречаться и поэтому сейчас уходим. Предлагаю тебе идти с нами.
— Вы не успеете, — сказала она каким-то обычным голосом, — Проклятые уже прошли развилку Улахи, поэтому хотите вы или нет, а встретиться придется.
— С чего ты?.. — начал, было, Слава и тут его окликнули.
*****
— Верцу пришло видение, — мрачным тоном сказал капитан, — Кунотиджернос передал, что авангард Проклятых пересек ручей и со всех своих проклятых ног мчится сюда. Придется принимать бой, лопни это небо! Эй, бойцы, — крикнул он дружинникам, — свои трубки можете засунуть себе же в задницы, тесаки тиллитовые туда же, рыжим от них теперь вреда меньше, чем от комаров. Собирайте все оружие старателей, проверяйте, готовьте к бою. Если подыхать, так хоть пару рыжих тварей с собой прихватить к ыхыргам.
— Много их? — поинтересовался Слава.
— Не так чтобы очень, но нам хватит. Десятка три верховых на гракхах да на сархусах, с ними, кажется, шаман, и столько же гончих. Хорошо хоть волотов с ними нет — бегают медленно.
— Что же нам делать господин капитан? — вытаращил глаза Щепа, — с такой уймой Проклятых нам ни в жизнь не сладить, ксаламасс!
— Бздишь кучерявый? — ехидно поинтересовался у него Торво и хлопнул по плечу так, что Щепу аж в сторону повело. — За серебришко свое боишься?
Дружинники сочувственно заржали.
— И за него тоже, — сердито буркнул Щепа, потираю ушибленную конечность, — но больше за жизнь свою, она, небось, не купленная!
— Как же не купленная? Забыл за что жалование получал? Для молодца дружинника нет больше радости, чем отдать никчемную свою жизнь за славный город Лин и господаря нашего Рэма.
— Да если бы за Лин, — пробормотал Щепа, опасливо отходя от него, — а то сгинешь тут безвестно, вот и вся твоя слава…
— Ладно, хорош болтать! — оборвал их Этт. — Занимаем оборону на склоне. Даст небо, до темноты продержимся, а там попробуем уйти по склону. Хотя не дело это, конечно, ночью по горам лазить, но… — он помолчал, словно подбирая слова, но лишь досадливо махнул рукой, чего тут говорить и так все ясно.
— Стрелы экономить — бить наверняка и только по рыжим. Без хозяев, твари не так опасны, — капитан окинул взглядом склон. — Гончие и гракхи, конечно, заберутся, но хоть сархусы внизу останутся. Вперед кулькасовы дети! — обернувшись к Славе, он тихо добавил. — Не сладить нам. Эх… если бы хотя б шамана меж ними не было! С шаманом нам точно не сладить.
— Мне кажется… — медленно произнес старлей, вспоминая глубокие трещины пронизывающие выветрившиеся бока утеса, — мне кажется, я знаю что делать…
Девятая глава
Младший улим Аши был печален. Еще бы, его, сына вождя клана Озера Ушедших, старшего улима Тано, загнали за Внешнее кольцо Хром-Минеса. В результате, вместо того, чтобы участвовать в славном походе на варваров юга и примкнувших к ним жалких ничтожеств акети, он вынужден бегать тут по горам за каким-то дэвом якобы вооруженным неким волшебным мечом. Младший улим Аши торопился. Если уж Кругу Вождей зачем-то понадобился этот дэв, то поймав его, Аши обретет хоть какую-то славу. Но, если дэва схватит улим Тэму, посланный на перехват через реку, даже этой, в общем-то, паршивой славы, Аши не видать. А там глядишь, и война закончится, а где еще себя проявишь, как не на войне? В интригах и склоках Аши не искусен, враз оттеснят от отца многочисленные братья, ыхырги их забери. И не быть ему вождем! От такой мысли закипела кровь, и Аши усердно пришпорил и так мчавшуюся во весь опор птицу.
*****
Шаман Пэху с осуждением следил, как быстроногие птицы с мелкими фигурками всадников в сопровождении своры гончих, одна за другой скрываются за дальним поворотом. Вот уже мелькнул куцый хвост последней, стихло пронзительное курлыканье и теперь о существовании вырвавшегося далеко вперед отряда напоминали лишь клубы пыли выбитой из дорожки ударами мощных лап. "Небо не видело такого глупого княжича, как этот улим Аши!" — думал Пэху. Ведь даже ему, не воину, понятно, что нельзя так растягивать боевые порядки на марше. Как не пришпоривают наездники гракх, как не лупят их по заду треххвостыми плетками, не угнаться им коротконогим за огромными сархусами и бойкими гончими, которые к тому же бегут без седока на спине. Косолапые ётуны с погонщиками отстали еще днем. Княжич взлететь готов, лишь бы первым настичь беглого дэва с волшебной саблей. Так и до беды недалеко.
*****
Склоны ущелья на глазах набрали крутизну, сдвинувшись в теснину, и Аши, наконец-то, вспомнил об осторожности. Да и мудрено не вспомнить, если на сто шагов вперед стало так узко, что и трем сархусам в ряд не встать. Аши натянул поводья, так что птица поехала ногами по щебню, и, обернувшись, махнул рукой войнам, чтоб придержали своих чудовищных скакунов. Несколько минут младший улим вглядывался в мрачную громаду дыбящегося впереди утеса, а затем приказал пустить вперед гончих. Не нравилось ему это место, ох не нравилось. Однако гончие беспрепятственно достигли конца тропы и вскоре скрылись за скалой. Успокоенный Аши, тронул сархуса следом. За ним потянулись остальные.
Сверху что-то беззвучно полыхнуло, озарив ущелье призрачным белым светом. Затем раздался душераздирающий скрежет. Воины за спиной испуганно заорали. Задравши голову, Аши увидел, что вершина утеса сползает, словно наискось срезанная ножом. Не растерявшись, улим развернул сархуса и дал ему такой шпоры, что тот, рванув с места, буквально вынес своего всадника из-под многотонной глыбы. За спиной грохнуло так, словно само небо обрушилось на землю, причем, вместе с тучами. Горячими тучами. Огромный валун упав, закупорил собой ущелье, словно пробка бутылочное горлышко. Отряд оказался рассечен на две части: успевших проскочить узость гончих и всех остальных. Ударная волна и толчок земли сбили некоторых сархусов с ног, их всадники, вопя, покатились по щебенке. Строй птиц смешался, превратившись в неуправляемую стаю. Всадники безуспешно пытались привести их в чувство. А сверху уже летели, рассыпаясь в воздухе бусины "кипящего тумана".
Вспышка белого света. Еще одна и еще. Пространство стало стремительно наполняться раскаленным паром. Истошно вопили испуганные птицы, в тон им орали наездники. И быть бы им сваренными живьем, если бы не младший улим. Несмотря на свою молодость, ему шел всего шестьдесят четвертый год, Аши имел уже достаточно опыта, и такой примитивной волшбой его было не смутить. Спустя секунду зажглись амулеты, сперва его, а затем и остальных бойцов, и все войско лесного народа окуталось коконами магической защиты. Кашляя обожженным горлом и отплевываясь внутри защитного купола, Аши подумал, что у гончих по ту сторону валуна положение куда более печальное — им защита не полагалась. Младший улим не знал, что все пятнадцать тварей уже похоронены каменной лавиной вызванной падением валуна. Криком и руганью Аши кое-как упорядочил строй, он понимал, что продолжения не может не последовать, и оно последовало. В прорехи между рассеивающимися бурунами остывающего пара, полетели стрелы. Стрел Аши не боялся, ведь шаманы клятвенно заверяли, что магическое оружие южных варваров бессильно против новой системы заклятий лесного народа. Что дело неладно, он понял спустя минуту. Туман рассеялся, и моросящий дождь из стрел превратился в смертоносный ливень, мигом выкосивший треть его отряда. Когда арбалетный болт вскользь ударил его по шлему, едва не вышибив из седла, младший улим понял: как не позорно, но пора отступать. Уяснив эту нехитрую истину, он первым рванул к выходу из ловушки. Видя, как бежит их предводитель, воины хэку тут же последовали его примеру. Прыти им добавили посыпавшиеся градом булыжники. Сбившись в кучу, огромные птицы мешали друг другу и вся эта толпа представляла великолепную коллективную мишень. Нескольких сархусов были убиты сразу, а их упавшие на землю наездники растоптаны чудовищными лапами перепуганных птиц. Удалившийся на безопасное расстояние младший улим, сокрушенно наблюдал за избиением своего отряда. Из мясорубки удалось вырваться менее чем половине воинов. Из них невредимыми не осталось почти никого, включая самого Аши.
Но кто устроил засаду? Этот вопрос жег сердце младшего улима. Таинственный дэв? Но не мог же он в одиночку организовать такой бедлам! Или мог? Его волшебный меч настолько силен? Мысли Аши прервал шаман Пэху, подоспевший к месту схватки во главе второй части отряда.
Загнанные гракхи запалено дышали, вздымая лохматые бока. С желтых клыков слетали хлопья пены. Глядя на подкрепление, Аши с трудом подавил в себе желание, опять броситься в бой. Нет, лезть в слепую рубку на неведомого врага больше не следовало, так можно весь отряд потерять, а этого отец ему не простит. "Раз с той стороны волшба, значит и с нашей стороны волшбой надлежит ответить. Пусть уж Пэху расстарается! Хватит уже ему смотреть с укоризной да бородой трясти".
*****
— Ну, допустим, толково придумано, — сказал Этт, с третьей попытки, наконец, раскурив свою маленькую, черную трубку. Уютно попыхивая, сделал пару затяжек и протянул трубку Славе. — Рвать скалу амулетом "кипящего тумана"… такого даже с ведра чавы добрый человек не удумает… только макурту и может такое в голову прийти…
— А чего тут додумываться? — ухмыльнулся в ответ Слава, и, затянувшись, как говорится: в суровый моряцкий затяг, закашлялся. Местный табак представлял собой адскую смесь и дымил им один капитан. — Ясно ведь, что при срабатывании амулета единомоментно образуется огромное количество перегретого пара… откуда этот пар берется, другой вопрос. Но будучи помещенным в замкнутый объем…
— Ты мне голову не морочь своими учеными разговорами! Замкнутый объем, понимаешь… — капитан высунулся из-за камня и оглядел позиции. — Это мы в замкнутом объеме! Сейчас Проклятые на приступ пойдут, чего делать-то будем? Мои обормоты уже половину стрел растратили, и это на десяток-то рыжих. То, что гончих засыпало, это, конечно, нам свезло! От них ни стрелами ни камнями не отбиться. Этих тварей хоть утыкай стрелами… Плохо, что шаман с ними! Уже камлает поди, гнида рыжая… Убить бы его! Так ведь не доберешься! — капитан сплюнул с досады. — Чувствую, времени у нас только до темноты и осталось… ночью рыжие и твари их, как днем видят, в отличие от нас.
— Уходить надо! — Слава кивнул в сторону, образовавшегося после оползня, пролома — узкой расселины между скалами.
Этот разговор, словно сказка про белого бычка, продолжался уже полчаса. Слава предлагал уйти в провал, на что Этт вполне резонно возражал, мол, ночью в горах вообще лучше сидеть на месте, а уж лазить по щелям да скалам… сам не убьешься так рыжие об этом позаботятся.
— Долго еще будете воздух сотрясать пустой болтовней? — внезапно раздалось сзади.
Слава с капитаном обернулись как по команде. Девчонка, кто же еще. Подобралась неслышно и присела рядом, уставившись на них своими голубыми глазищами. Она успела одеться в чью-то мужскую рубаху, подпоясалась и теперь та сидела на ней чем-то вроде короткого платья. На ногах трехцветные акетские сапожки, которые как Слава успел узнать, сами подгонялись под нужный размер, сидели идеально, за что их и ценили. Волосы, Маат убрала назад и завязала ленточкой. Теперь она уже не выглядела бомжихой, скорей принцессой с какой-то непонятной целью загримированной под бомжиху.
— Тебе чего здесь надо, шмакодявка мелкая? — недружелюбно поинтересовался капитан. — Я же сказал, держать ее под присмотром, а лучше и вовсе на привязи!
Теха, который мялся за спиной Маат, и которому, собственно и поручили за ней присматривать, виновато пожимал плечами и разводил руками. Физиономия его выражала крайнюю степень смущения, мол, я ей говорил, а она не слушает. Видно было, что он опасается спорить пусть с маленькой, но колдуньей. К тому же мальчишка изначально ей симпатизировал, похожа она была на какую-то толи родственницу, толи подружку.
Девушка, казалось, не обратила на злобный тон капитана никакого внимания.
— Кто сидит, поджав хвост, тот всегда проигрывает! — отчеканила, словно прописную истину.
— А ты что предлагаешь? — осторожно поинтересовался Слава.
— Я ничего не предлагаю, — фыркнула она, — но, на вашем месте, просто пошла бы и разогнала эту рыжую свору, — сказано это было как всегда просто и буднично, и как всегда безапелляционным тоном. Этт даже засмеялся, разом утратив напускную суровость.