Госпожа вновь подала знак. Странник поднес к губам горн. Солдаты под нами опустили рампы, по которым мы прежде спускали припасы и поднимали раненых. Войска с третьего яруса, за исключением гвардейцев, сошли по рампам, построились и бросились в атаку. Учитывая соотношение сил, атака выглядела безумием, но если учесть царящий внизу хаос, то боевой дух сейчас оказался важнее численности.
Левый фланг возглавила Шепот, Душелов командовал в центре, а старый толстый лорд Джалена – на правом фланге. Загремели барабаны. Атакующая волна катилась вперед, и ее продвижение замедляла лишь одна проблема – как быстрее прикончить тысячи охваченных паникой мятежников. Они давно уже убежали бы, но их пугала перспектива попасть под ноги слонам, перекрывшим им дорогу к лагерю. Почти никто из них не сопротивлялся.
Вот уже мятежники отброшены до первого рва. Луногрыз, Ревун и Безликий построили своих уцелевших солдат, потом руганью и угрозами заставили их двинуться вперед, чтобы сжечь все, что враг успел построить.
Вот атакующие добрались до второго рва, обходят брошенные башни и рампы и перелезают через них, движутся дальше по кровавому следу слонов. Вот вспыхивают башни – их жгут подоспевшие солдаты с первого яруса. Атакующие приближаются к дальнему рву. Все поле боя устлано вражескими мертвецами. Такого числа покойников сразу мне никогда не доводилось видеть.
Круг, или то, что от него осталось, наконец оправился и попытался воздействовать на слонов магией. С несколькими им удалось справиться, но Взятые вскоре нейтрализовали их усилия. С этого момента все стало зависеть от людей.
Как и всегда, мятежники переломили ход наступления численностью. Слоны падали один за другим. Стена перед линией атакующих становилась все плотнее. У нас не было резервов, а из вражеского лагеря потоком шли свежие части – без особого желания сражаться, но достаточно упорные, чтобы повернуть наступление вспять. Отход стал необходимостью.
Странник по команде Госпожи подал сигнал отступать.
– Очень хорошо, – бормотал я. – Действительно очень хорошо. – Наши измотанные солдаты возвращались на позиции и обессиленно садились. До темноты оставалось совсем немного времени. Мы выстояли еще один день. – Но что теперь? Эти дураки не отступят, пока на небе видна комета. А мы уже выпустили нашу последнюю стрелу.
Госпожа улыбнулась:
– Запиши все так, как ты видел, летописец, – сказала она и уехала, окруженная сопровождающими.
– И что мне теперь делать с этой лошадью? – буркнул я.
Ночью магия сражалась с магией, но я пропустил это зрелище. Не знаю, какой стороне стычка принесла больший урон. Мы потеряли Луногрыза, Безликого и Крадущегося. Из этих троих только Крадущийся погиб из-за действий противников, остальные пали жертвами вражды между Взятыми.
Не прошло и часа после заката, как явился посыльный. Накормив помощников, я готовил свою команду к спуску вниз, зашивать раненых. Послание для меня опять принес Ильмо.
– В Башню, Костоправ. Тебя зовет подружка. Прихвати с собой лук.
Человек способен бояться лишь до какого-то предела, даже таких, как Госпожа. Я лишь вздохнул и спросил:
– Лук-то зачем?
Ильмо пожал плечами.
– И стрелы тоже?
– Про стрелы не говорилось ни слова. Глупость какая-то.
– Ты, наверное, прав. Одноглазый, остаешься за меня.
Мне подарили передышку. По крайней мере, сегодня я не буду всю ночь ампутировать конечности, зашивать раны и ободрять юношей, которые, как я знаю, не проживут и недели. Служба у Взятого дает солдату больше шансов выжить, получив тяжелую рану, но гангрена и перитонит все равно собирают полагающуюся им дань.
Вниз по длинной рампе к темному входу. Башня, омытая серебристым светом кометы, нависла надо мной чем-то мифическим. Неужели Круг просчитался? Слишком долго выжидал? И комета, начавшая удаляться и бледнеть, перестала для них быть благоприятным знамением?
Близки ли уже восточные армии? Нет, недостаточно. Но наша стратегия, кажется, не основана на глухой обороне. Будь это так, мы просто вошли бы в Башню и заперли вход. Или нет?
Я замялся, не желая пересекать порог Башни, – естественная нерешительность. Коснулся амулета, который давным-давно дал мне Гоблин, потом нового амулета Одноглазого. Не очень-то они меня подбодрили. Я взглянул на пирамиду, и мне показалось, что я различаю на вершине силуэт. Капитан? Я поднял руку. Человек на пирамиде помахал в ответ. На душе полегчало, я повернулся.
Вход в Башню выглядел как черная пасть, но, сделав шаг вперед, я очутился в широком освещенном коридоре. Здесь воняло лошадьми и коровами, которых давным-давно загнали внутрь.
Меня ждал солдат.
– Ты Костоправ?
Я кивнул.
– Следуй за мной.
Солдат был не гвардейцем, а молодым пехотинцем из армии Ревуна. Вид у него был смущенный. По дороге мне встретились и другие солдаты в такой же форме. Это меня поразило. Пока остальные Взятые воевали с Кругом и друг с другом, Ревун ночи напролет перевозил на ковре солдат. Никто из них не выходил на поле боя.
Сколько же их здесь? Какие еще сюрпризы скрывает Башня?
Я вошел во внутреннюю Башню через уже знакомый портал. Солдат передал меня капитану гвардейцев и тихим дрожащим голосом пожелал мне удачи. Я поблагодарил его, и мой голос тоже дрогнул.
Госпожа была серьезна. По крайней мере внешне. Я тоже отказался разыгрывать роль сексуально озабоченного подростка. Она сразу приступила к делу.
Усадив меня перед столом из темного дерева, на котором лежал мой лук, она сказала:
– У меня возникла проблема.
Я молча взглянул на нее.
– Среди солдат бродят дурацкие слухи, верно? О том, что происходит между Взятыми.
– Это уже не похоже на предательство Хромого, – кивнул я. – Взятые убивают друг друга. Никто не хочет оказаться под перекрестным огнем.
– Мой муж не мертв. Ты это знаешь. За всем, что происходит, стоит он. Он пробуждается. Очень медленно, но он ожил достаточно, чтобы связаться с некоторыми из Круга. Достаточно, чтобы коснуться женщин среди Взятых. Ради него они пойдут на что угодно. Суки. Я слежу за ними, насколько это в моих силах, но я не всемогуща. И им кое-что удается. Эта битва… Она совсем не то, чем кажется. Члены Круга привели сюда армию мятежников под влиянием моего мужа. Идиоты. Они думали, что смогут использовать его, свергнуть меня и захватить власть. Никого из них больше нет, все они мертвы, но война, которую они начали, продолжается. Я сражаюсь не с Белой Розой, летописец, – хотя моя победа над Кругом станет и победой над этой глупостью. Я сражаюсь со старым властолюбцем, с Властелином. И если проиграю, то потеряю весь мир.
Хитроумная женщина. Она не стала разыгрывать роль перепуганной девушки, а обратилась ко мне как равная к равному и тем самым увереннее приобрела мою симпатию. Она знала, что о Властелине я знаю ровно столько, сколько любой из ныне живущих простых людей. Знала, что я должен бояться его гораздо больше, чем ее, потому что кто боится женщины больше, чем мужчины?
– Я знаю тебя, летописец. Я открыла твою душу и заглянула внутрь. Ты сражаешься за меня потому, что твой отряд взял на себя обязательства, которые будет соблюдать до самого горького конца – поскольку некоторые его командиры считают, что честь отряда была запятнана в Берилле. И большинство из вас считает, что служит Злу.
Зло относительно, летописец. На него нельзя повесить табличку. Его нельзя коснуться, пощупать или разрубить мечом. Зло зависит от того, где стоишь ты сам, негодующе указывая на него пальцем. Сейчас ты противостоишь Властелину, потому что дал клятву. И поэтому он для тебя – Зло.
Она на мгновение смолкла, наверное, ожидая, что я отвечу. Я промолчал. Она обволокла оболочкой мою собственную философию.
– Это зло трижды пыталось убить тебя, летописец. Дважды – опасаясь твоих знаний, а в третий раз – твоего будущего.
– Будущего? – встрепенулся я.
– Иногда Взятые способны заглянуть в будущее. Возможно, кто-то уже предвидел наш разговор.
Она ошеломила меня. Я сидел перед ней дурак дураком.
Она вышла из комнаты и быстро вернулась с колчаном, высыпала стрелы на стол. Они были черные и тяжелые, с серебряными наконечниками и покрыты едва видными письменами. Пока я их разглядывал, она взяла мой лук и заменила его на оружие такого же веса и упругости. Лук стал великолепным дополнением к стрелам. Слишком великолепным, чтобы пользоваться им как оружием.
– Носи это с собой, – приказала она. – Всегда.
– Мне придется им воспользоваться?
– Не исключено. Завтра все так или иначе завершится. Мятежникам сильно досталось, но они все же сохранили огромные людские резервы. Моя стратегия может и не привести к победе. Если я проиграю, выиграет мой муж. Не мятежники, не Белая Роза, а Властелин – этот жуткий зверь, что не может успокоиться в могиле…
Избегая ее взгляда, я посмотрел на оружие и задумался над тем, каких слов она от меня ждет. Что мне полагается сделать с этим смертоносным оружием, и окажусь ли я на это способен, когда придет время?
Избегая ее взгляда, я посмотрел на оружие и задумался над тем, каких слов она от меня ждет. Что мне полагается сделать с этим смертоносным оружием, и окажусь ли я на это способен, когда придет время?
Она познала мои мысли.
– В нужный момент ты поймешь все сам. И поступишь так, как сочтешь необходимым.
Я поднял взгляд и нахмурился, желая… Даже зная, кто она такая, но все же желая… Наверное, мои братья-идиоты были правы.
Она улыбнулась, протянула ко мне слишком безупречную руку, сжала мои пальцы…
И я съехал с катушек. Я так думаю. Ничего больше не помню. Мое сознание на мгновение затуманилось, а когда туман рассеялся, она все еще держала меня за руку.
– Пора идти, солдат, – сказала она, улыбаясь. – И хорошенько отдохни.
Я поднялся, словно зомби, и зашаркал к двери. Меня не покидало неясное ощущение, что я пропустил нечто особенное. Но я не обернулся. Не смог.
Я вышел из Башни в ночь и сразу понял, что опять потерял несколько часов. Звезды на небе переместились, комета висела низко над горизонтом. Отдохни хорошо? Времени на отдых почти не осталось.
Было тихо и прохладно, стрекотали кузнечики. Кузнечики. Ну кто этому поверит? Я посмотрел на оружие, которое мне дала Госпожа. Когда я успел натянуть тетиву? Почему на ней уже лежит наготове стрела? Я вообще не помню, что брал лук и стрелы со стола… На какое-то жуткое мгновение мне почудилось, что я схожу с ума. Песня кузнечиков привела меня в чувство.
Я задрал голову, посмотрел на пирамиду. С ее вершины на меня кто-то смотрел. Я поднял руку, человек на пирамиде тоже. Судя по движениям, Ильмо. Старина Ильмо.
До рассвета остались считанные часы. Но я еще успею вздремнуть, если не стану зря тратить время.
Начав подниматься по рампе, я ощутил что-то странное, а на середине подъема догадался – это же амулет Одноглазого! Он обжигает мне запястье… Взятый! Опасность!
Из-за выступа на грани пирамиды выскользнуло облачко мрака, растеклось корабельным парусом и двинулось в мою сторону. Я отреагировал единственным доступным мне способом – пустил стрелу.
Древко пронзило плоское черное пятно, и тут же послышался долгий вой – наполненный скорее удивлением, чем яростью, скорее отчаянием, чем болью. Пятно съежилось, что-то человекообразное покатилось вниз. Я наблюдал за его падением, но стрелять больше не собирался, хотя на тетиве уже лежала новая стрела. Преодолевая страх, я зашагал по рампе наверх.
– Что там случилось? – спросил Ильмо, когда я поднялся на вершину.
– Не знаю, – ответил я. – Честно могу сказать, что не имею ни малейшего представления о том, что происходит сегодня ночью.
Ильмо посмотрел на меня ободряюще – мол, все хорошо, что хорошо кончается.
– А ты здорово устал. Отдохни немного.
– Да, отдых мне не помешает, – признал я. – Передай Капитану, что, по словам Госпожи, сегодня решающий день. Победа или поражение.
Капитану эти новости ничем не помогут, но я решил, что ему желательно об этом знать.
– Хорошо. С тобой в Башне что-то делали?
– Не знаю. Думаю, что нет.
Хотя Ильмо сам советовал мне отдохнуть, ему явно хотелось поговорить еще. Я мягко отстранил его, зашел в одну из госпитальных палаток и свернулся там в уголке, словно раненое животное, забившееся в свою нору. Что-то все-таки меня коснулось, пусть даже я не могу этого назвать. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя. Вероятно, больше времени, чем есть у меня до рассвета.
Разбудить меня послали Гоблина. Я просыпался в обычном своем утреннем настроении, угрожая кровавой местью всякому, кто окажется достаточно глуп, чтобы потревожить мой сон. Впрочем, мои сны сегодня этого заслуживали – они были гнусными. Во сне я проделывал отвратительные вещи с двумя девочками не старше двенадцати лет, причем им это нравилось. Какая все-таки гадость гнездится у нас в голове.
Но все же, несмотря на мерзостные сны, мне не хотелось вставать. Мой спальный мешок был горяч, словно поджаренный ломтик хлеба.
– Что, на грубость нарываешься? – пригрозил мне Гоблин. – Послушай, Костоправ. Скоро заявится твоя подружка. Капитан хочет, чтобы ты встречал ее наверху вместе с остальными.
– Да, конечно. – Я схватил одной рукой сапоги, отодвинул полог у входа в палатку. – А который сейчас час? – зарычал я. – Похоже, солнце уже несколько часов как встало.
– Так оно и есть. Ильмо решил, что тебе нужно отдохнуть. Сказал, что у тебя была тяжелая ночь.
Раздраженно ворча, я оделся, натянул сапоги и собирался умыться, но Гоблин увлек меня в сторону.
– Иди, оденься по-боевому. Мятежники уже выступили.
Я услышал отдаленный рокот барабанов. До сих пор они ими не пользовались. Я спросил об этом у Гоблина. Тот пожал плечами. Лицо у него было бледным. Полагаю, он слышал слова, которые я передал Капитану. Победа или поражение. Сегодня.
– Мятежники избрали новый совет, – сообщил он. Торопливо, как говорят испуганные люди, он стал пересказывать мне подробности ночной стычки между Взятыми и о том, какой урон был нанесен мятежникам. Ничего радостного я не узнал. Гоблин помог мне облачиться во все мои доспехи. Со времен сражений под Лордами я обходился кольчужной рубашкой. Затем я прихватил оружие Госпожи и вышел из палатки в великолепнейшее утро.
– Отличный денек для смерти, – заметил я.
– Угу.
– Скоро она у нас объявится? – К ее прибытию Капитан захочет нас построить. Ему нравится производить впечатление порядка и эффективности.
– Когда захочет, тогда и придет. Нам лишь передали сообщение, что она у нас будет.
– Гм-м. – Я обвел взглядом вершину пирамиды. Братья занимались своими делами, готовясь к сражению. Никто особо не торопился. – Пойду поброжу вокруг.
Гоблин не стал возражать и пристроился следом за мной. Его мертвенно-бледное лицо озабоченно хмурилось, глаза непрерывно шныряли из стороны в сторону, отмечая все вокруг. По наклону его плеч и осторожности движений я догадался, что он готов в любой момент выпустить заклинание. Он следовал за мной по пятам, и до меня не сразу дошло, что он меня охраняет.
Я был одновременно обрадован и встревожен. Обрадован, потому что обо мне заботились и берегли меня, и встревожен, потому что дела мои стали настолько скверными. Я взглянул на свои руки. Сам не помню, когда я успел натянуть тетиву и положить стрелу на изготовку. Выходит, часть моего сознания тоже максимально настороже.
Все поглядывали на оружие, но никто ничего не спрашивал. Подозреваю, что в Отряде гуляли всяческие истории про меня.
Странно, что товарищи не приперли меня в угол и не потребовали объяснений.
Мятежники тщательно и методично накапливали силы за пределами дальности стрельбы нашего оружия. Кто бы ни возглавил их с этой ночи, ему удалось восстановить дисциплину. А кроме того, за ночь они изготовили целый арсенал осадных приспособлений.
Наши войска оставили нижний уровень. Там осталось лишь распятие, на котором корчилась форвалака… Корчилась. Получив столько ран, да еще прибитая к кресту, она все еще жила!
Командование перетасовало наши силы. Лучников теперь подняли на третий ярус, где полностью распоряжалась Шепот. Союзники, уцелевшие солдаты с первого уровня, люди Душелова и прочие расположились на втором. Душелов держал центр, лорд Джалена – правый фланг, а Ревун – левый. Попытались восстановить частокол, но он так и остался сильно поврежденным и будет слабым препятствием.
К нам подошел Одноглазый:
– Слышали последнюю новость, парни?
Я вопросительно приподнял бровь.
– Они утверждают, будто нашли свою Белую Розу.
– Сомневаюсь, – возразил я, поразмыслив.
– И правильно. Из Башни передали, что она фальшивая. Это просто уловка, чтобы поднять настроение у солдат.
– Так я и думал. Удивляюсь, почему они не додумались до этого раньше.
– Помянешь черта… – пискнул Гоблин и вытянул руку.
Я несколько секунд приглядывался и лишь потом заметил мягкое свечение, приближающееся к нам по проходу между вражескими дивизиями. Оно окружало девочку на крупной белой лошади. Девочка держала красное знамя с изображением белой розы.
– Не смогли даже обставить все как следует, – бросил Одноглазый. – Видишь мужика на гнедой лошади? Вот он и создает это сияние.
Однако все внутри меня сжалось от страха – а вдруг девочка и впрямь настоящая Белая Роза? Я посмотрел на свои руки, гадая, не подразумевала ли Госпожа, что ребенок тоже должен стать мишенью для моих стрел. Но нет – у меня не возникло желания послать стрелу в том направлении. В любом случае она не пролетела бы и половины разделявшего нас расстояния.
У дальнего края пирамиды я заметил Ворона и Душечку, оживленно переговаривающихся при помощи пальцев. Я направился к ним.
Ворон заметил меня и Гоблина, когда нас разделял десяток шагов. Он взглянул на мой лук, его лицо окаменело. В руке появился нож, которым он принялся чистить ногти.