Сам Кадыр двинулся с верхним джамаатом по снежной целине, заставляя других идти так же быстро, как умеет ходить он. Но в отряде все люди тренированные, закаленные долгой войной. Их такой переход не испугал. И только в самом деле наткнувшись на следы, определив, что прошли трое, веером производя разведку, Кадыр отправил вестового к Зелимхану.
– И что он решил? – выслушав сообщение, спросил эмир.
– Он потихоньку окружает их, и хочет сбросить к нижней тропе, на второй джамаат. Тогда уже никуда не смогут уйти, и их можно будет допросить. Эмир Кадыр при этом боится, что на склоне только разведка, может быть, заслон, хотя для заслона силы слабоваты, может быть, разведка сильного заслона, а основные силы могут подходить с другой стороны, и просит вас распорядиться о поиске в других направлениях, чтобы обезопасить базу. Говорит, необходимо выставить пулеметчиков к минным полям. Если туда зайдут, можно будет всех расстрелять. А как побегут, сами взорвутся. Под снегом мины не видно.
– Та-ак…
Зелимхан, словно взбодрившись от сообщения, решительно подошел к столу, подкрутил фитиль в керосиновой лампе, чтобы ярче светила, и поправил карту. Вообще-то, по большому счету, карта ему уже и не нужна была. Он помнил всю окружающую местность наизусть, потому что загодя еще просидел над этой картой немало часов, просчитывая различные варианты защиты и отхода с возможными контрударами.
От базового лагеря ведет четыре извилистых, плохо протоптанных тропы. Эмир сам запрещал ходить по ним без надобности, чтобы не сделать тропы заметными. Одну из них сейчас контролирует сверху Кадыр. Одна из троп на протяжении пяти километров тянется по узкой горной трещине, и после снегопада полностью непроходима. Более того, она просто опасна, потому что малейшее сотрясение воздуха вызовет сход снега сверху. Это, конечно, будет не все сметающая лавина, но человека завалит по самые уши. И ползай потом по подземных ходам, которые будешь копать, а они будут за спиной обваливаться, потому что снег не слежался, и сырой, рыхлый… Ползай, дожидаясь, когда сверху начнут еще для полного удовольствия и гранаты бросать, любуясь снежными фонтанами…
Остается еще две тропы. Первая резко петляет, затем пересекает камнепад и выходит на ледник. А дальше ведет к перевалу, и потом на пересечение нескольких троп, ведущих в Грузию. Вторая самая известная, по долине тянется чуть в стороне от базового лагеря, и удобна для подхода больших сил точно так же, как и для отхода.
– Что Кадыр думает? Откуда пришли эти люди? Федералы? Парни Дуташева?
– Он думает, что это федералы. Но он еще не видел их. У Дуташева большинство людей на зимовке, отдыхают. Ему не собрать большой отряд…
Если это федералы, то тропа на перевал может быть губительной для всех джамаатов. Открытая местность. Начнешь там отступать, вызовут «вертушки», и разнесут всех в пух и прах даже ночью. Но пока до перевала доберешься, ночь кончится. Не годится…
– Эй! – прикрикнул Зелимхан.
Один из охранников находился рядом. Эмир вызвал второго.
– Собери мне эмиров всех джамаатов. Быстро!
Охранник без звука выскочил из землянки. Он не уйдет с поста. Он просто передаст команду начальнику штаба, чья землянка находится рядом. Там, вместе с начальником штаба, живут и несколько эмиров. Остальные со своими джамаатами. Собрать их – дело двух минут. Базовый лагерь не велик, и никто не покидает его пределы без необходимости.
Уж чего-чего, а добра от «волкодавов» ждать не приходится, они могут пройти по любой из троп, чтобы подобраться вплотную. И одновременно по всем подойти тоже могут, в том числе и по непроходимым. В личном составе и в амуниции для сложных маршрутов у федералов проблем таких, какие есть у моджахедов, не возникает. Но и от появления маленькой группы разведчиков Зелимхан тоже не желает впадать в панику и бросать базу. Сначала необходимо разведать, что за угроза так внезапно и совсем не вовремя нависла над его джамаатами. Впрочем, относительно внезапности – это не совсем правильно. Угроза нависает постоянно, и все к ней давно привыкли. А вот что касается времени возникновения, тут уж ничего поделать нельзя. Непонятно только другое. За что Зелимхан платит большие деньги осведомителям, если его не предупредили в этот раз, как предупреждали обычно?
Боевая обстановка привычна старшему Кашаеву. Он распределил между эмирами джамаатов участки ответственности, и приказал отослать на каждую из троп по паре человек. Более того, он решил даже склоны контролировать, и на склоны тоже людей выслал. Сигнал опасности стандартный – красная ракета. И не забыл последовать совету Кадыра, поставив по паре пулеметов, в том числе и по одному крупнокалиберному, перед каждым из двух минных полей. Если федералы пожалуют на скрытое снегом минное поле, пулеметы заставят их метаться в поисках укрытия. А каждое укрытие, каждый бугорок – это смерть. Пусть прячутся, пусть взрываются сами и поливают осколками тех, кто идет рядом.
– Разожгите в землянках огонь, – отдал Зелимхан последний приказ.
– Зачем? – не понял начальник штаба. – Так мы себя полностью обнаружим.
– Нас и без того обнаружили. А дым будет показывать, что мы безмятежно отдыхаем и не ждем гостей. Пусть они обнаглеют. Им эта наглость дорого обойдется.
Кадыр опытный воин, и гордится тем, что провел много эффектных операций почти самостоятельно. То есть разрабатывал, просчитывал, готовил и претворял в жизнь после того, как Зелимхан одобрял задуманное. Правда, слава все равно доставалась Зелимхану, который при каждом успехе стремится заявить, что это именно он организовал и провел что-то такое, что другим оказалось не по силам. И словно забывает, что без того же Кадыра или без начальника штаба ничего бы не значил. Впрочем, отсутствием славы Кадыр не тяготится. Он-то человек, к которому стекаются все сведения из республики и даже из России. Только необходимую часть которых он докладывает Зелимхану, но не докладывает всего. А это «все» создает не всегда ту картину, что эмиру видится. Пусть и висит портрет Кадыра перед каждым отделением милиции, пусть и любуются этим портретом омоновцы на каждом блокпосту, но все обвинения в адрес начальника разведки сводятся к тому, что он входит в ближайшее окружение Зелимхана. И ничего нет против него лично. Это потому, что Кадыр умеет заботиться о своем завтрашнем дне ничуть не меньше, чем умеет это делать младший брат эмира, неулыбчивый Алимхан. Только Зелимхан не в состоянии сообразить, насколько информированную должность занимает его помощник. Даже при сегодняшнем прямом намеке, когда Кадыр привел разведчика к эмиру только потому, что тот упомянул человека, изменившего внешность, который или прибыл в Грозный или прибывает туда, Зелимхан, при всей своей подозрительности, не прочитал ситуацию. А ведь ни он, ни Алимхан не советовались с Кадыром и не ставили его в известность о задуманном деле. Беда эмира в том, что он в своем величии считает унизительным для себя задавать щекотливые вопросы. Так Кадыру кажется. И правильно, лучше не задавать. Заботишься о завтрашнем дне – это хорошо. Кадыр по-своему заботится о своем. Во внутреннем кармане камуфлированного бушлата, завернутые в тряпицу, пришитую к стенке кармана, лежат три свернутых листка бумаги. Это гарантия завтрашнего спокойствия и благополучия. Все осведомители и помощники Зелимхана в органах власти – они здесь, в списке. И каждый за свое спокойствие заплатит Кадыру кругленькую сумму, когда придет пора расчетов. Кадыр никогда с этой бумагой не расстается. Как и с другой. В другом кармане лежит еще одна. Тоже список. Но это люди должностями поменьше. Они только промежуточные звенья. Это на случай попадания в руки федералов. Более того, сейчас, чувствуя, что братья уже готовятся уйти из Чечни насовсем, Кадыр подумывает, как передать федералам эту бумагу раньше. Чтобы стать для них своим человеком в окружении эмира.
Это тоже забота о своем завтрашнем дне. И эта забота ничуть не менее честная, чем забора о себе братьев Кашаевых. Так Кадыру видится.
Кадыр посмотрел на часы. Нижний джамаат должен быть на подходе. Пора и верхнему, уже занявшему позицию, выступать.
Кадыр встал, поправил амуницию, проверил оружие, чтобы не звенело. Видя это, встали и остальные, повторили действия начальника разведки.
А тот молча показал рукой направление.
Вперед…
В это время где-то в лесу протяжно и жутко завыл волк. Волки воют только от одиночества и от голода, но никогда не воют, когда выходят на охоту.
Боевики вышли на охоту тоже без воя.
2Обогнув скалу, покрытую, как шапкой, криво свисающим сугробом, Сохно снова вошел в зону устойчивой связи «подснежника», и сразу объявил о себе.
– Бандит… Ну, наконец-то… Ты куда пропал? – наушник донес облегченный вздох Кордебалета, едва Сохно объявился в эфире. – Мы уж думали, ты что-то не поделил со своим полковником. С ним, надеюсь, все в порядке?
Кадыр встал, поправил амуницию, проверил оружие, чтобы не звенело. Видя это, встали и остальные, повторили действия начальника разведки.
А тот молча показал рукой направление.
Вперед…
В это время где-то в лесу протяжно и жутко завыл волк. Волки воют только от одиночества и от голода, но никогда не воют, когда выходят на охоту.
Боевики вышли на охоту тоже без воя.
2Обогнув скалу, покрытую, как шапкой, криво свисающим сугробом, Сохно снова вошел в зону устойчивой связи «подснежника», и сразу объявил о себе.
– Бандит… Ну, наконец-то… Ты куда пропал? – наушник донес облегченный вздох Кордебалета, едва Сохно объявился в эфире. – Мы уж думали, ты что-то не поделил со своим полковником. С ним, надеюсь, все в порядке?
– Я с ним попрощался, как с лучшим другом. Поскольку у вас, я понял, проблемы.
– Ты не понял, ты догадался, – поправил подчиненного полковник Согрин. – Мы не успели с места сняться, когда заметили боевиков. Целый джамаат, но только со стрелковым оружием.[13] Появились с дальнего конца долины, от лагеря Зелимхана, шли ходко, порой на бег переходили, но до нас не дошли, остановились под камнями. Залегли, как в засаде. Ждут. Считаю, что ждут именно нас.
– Да, для перекура слишком рано, – прокомментировал Кордебалет. – Устать не успели бы, даже будь трижды пьяные. Скорее всего, реакция на твой выстрел?
Сохно возмущенно закачал головой, словно собеседники могли его видеть.
– Не на мой, а на выстрел полковника из добротного дедовского ружья. Похоже на противотанковое, но стреляет простыми свинцовыми пулями, одну из которых мой бронежилет взял себе на память. А что вы? Вы и боевики. Друг друга ждете?
– А ты все еще ждешь нас?
– Нет, я уже рядом.
– Осторожнее, – предупредил Согрин. – Тебе через открытое место переходить. Они смотрят в бинокли. Я трижды замечал блики. Солнце от снега отражается и на окуляры попадает.
– Нет. Уже встают, – поправил командира Кордебалет. – На ходу в бинокли смотреть не будут. Жми…
– Жму…
Сохно преодолел открытое пространство на одном дыхании. И до места встречи с товарищами осталось пробежать всего-то метров двести по кустам и среди деревьев, когда сзади, со спины, послышался звучный выстрел.
Подполковник упал лицом в снег. И первое, что подумал, – надо из бронежилета еще одну пулю выковыривать. И только потом сообразил, что удара в стальную пластину бронежилета не было. А стрелял опять, несомненно, полковник. Звук его длинноствольного ружья трудно спутать с боевым оружием. Но стрелял он, похоже, вовсе не в подполковника Сохно. Тогда в кого же?
Ответ на вопрос появился сразу, и естественное решение боевиков, выславших после первого звучного выстрела дозоры, просчиталось без труда. И это решение вполне вписалось в ситуацию, когда джамаат, идущий по долине, останавливался, словно дожидался кого-то.
– Бандит, полковник опять в тебя стрелял? – Голос у Кордебалета иногда звучит очень наивно. И не поймешь, всерьез ли он спрашивает.
– Нет, в кого-то другого. Я так думаю, что Зелимхан выслал пару джамаатов. Один идет снизу, жаждет вас рассмотреть, и не дать вам возможности гулять без пригляда со своей стороны, второй поверху, ищет наши следы, и по ним спускается. Полковник заметил верхних и предупредил меня, что волки взяли след.
– Соединяемся, – подал команду Согрин. – Быстрее.
Но Сохно и без того уже начал следующий рывок. Только теперь, зная, что за спиной у него есть противник, но не зная, видит этот противник его самого или только видит его след, бежал рывками из стороны в сторону. Это, конечно, потеря времени. Но если он будет время сокращать и бежать прямо, то свободное время может ему уже и не понадобиться.
– Видим тебя, Бандит, – через минуту раздался голос командира. – Забирай правее, по целине. Мы от первой точки чуть выше поднялись. Теперь нет смысла беречь наст. Двигай напрямую.
– Понял.
Если видят свои, могут увидеть и чужие, которые выше по склону находятся. Хотя лес им мешает, но лес не везде густой. Автоматная очередь, к счастью, запоздала, еще больше запоздали вторая и третья очереди, а подполковник успел уже пересечь просвет и стать за кустами невидимым. Отставной полковник Рамазанов вовремя предупредил Сохно о необходимости быть осторожным и, возможно, тем самым спас ему жизнь.
Только вот вопрос – что с самим отставным полковником стало? Бандиты наверняка не оставят его в покое, отрядят преследование. А что можно сделать с таким ружьем против автомата или даже автоматов. Но и выручать старика, когда у самой группы положение, можно сказать, аховое, возможности нет. Хотя возможности приходят и уходят. Может быть, придет и новая, и пути спецназовцев снова пересекутся с путями ветерана войны.
Ответом на мысли подполковника послужил новый выстрел ружья. Теперь он, показалось, раздался издалека, но в горном лесу никогда не определишь точно, откуда исходит звук: и далекий выстрел может показаться близким, и одиночный выстрел может прозвучать, как залп артиллерийской батареи, и близкий выстрел покажется, порой, пришедшим с другой планеты.
– Что с нижним джамаатом? – на ходу спросил Сохно.
– Перекрывает нам пути отхода, – сообщил полковник Согрин. Дыхание у полковника, как показывает «подснежник», ровное. Значит, еще стоят на месте, дожидаясь Сохно, и не карабкаются кверху. – Шурик проредил их ряды. Троих задних снял. Передние еще не хватились.
– Четверых… – поправил Кордебалет. – Но остальные, к сожалению, уже хватились…
– Да, залегли. Еще хотя бы одного, чтобы состав ополовинить.
Наушник Сохно донес до его уха негромкий звук. На бегу эти звуки гасились скрипом снега. Кордебалет вооружен «винторезом», и оптический прицел снайперской винтовки позволяет работать аккуратно. Противник не сразу понимает, под прицелом какого оружия он находится, а когда понимает, часто бывает уже поздно. Снайпер потому и называется снайпером, что редко промахивается. И на дальней дистанции может оказаться более полезным, чем взвод автоматчиков.
– Ополовинил… Остальные теперь будут простывать до зеленых соплей, но не встанут. Умные, заразы.
Сохно в несколько кривых рывков преодолел оставшееся расстояние и совсем остановился, улыбаясь товарищам.
– Вот и я! Не ждали?
– Куда выходим? – привычно строго поинтересовался мнением подчиненных Согрин.
– Кверху!
– Только туда! Полковник ждет поддержки.
Издалека донесшийся новый выстрел ружья подтвердил сказанное.
Кордебалет сразу перевел прицел «винтореза» вверх по склону, поводил стволом, рассматривая заросли, но ничего не увидел.
– Вблизи – чисто.
– Вперед!
Но рука Согрина показала не вперед, а чуть левее. Это значит, что он решил зайти боевикам за спину и добровольно оказаться между верхним джамаатом и лагерной базой Зелимхана, рискуя тем, что Зелимхан может выслать своим подмогу, и тогда спецназовцы окажутся между двух линий огня. Решение откровенно опасное, но неожиданное, и при стремительности передвижений маленькой группы, пожалуй, самое верное. По крайней мере, боевики такого нахальства не ждут. Они обязаны предполагать, что противник будет отступать вниз и подальше от лагерной базы. Так логика учит, к такому же инстинкт самосохранения подталкивает.
– Контролируй фланг, – прозвучал приказ командира Кордебалету, подтвержденный легким толчком локтем.
Подполковник Афанасьев остановился и снова рассмотрел в прицел окрестности справа. Сохно с Согриным за это время быстро передвинулись к природной просеке, прорубленной, видимо, давней лавиной, потому что молодые ели взамен вывороченных и унесенных снежным валом уже успели вырасти до человеческого пояса. У просеки Согрин поднял бинокль, а Сохно продолжил путь, первым быстро пересекая опасный участок.
– На «два часа» от меня, – подсказал полковник снайперу. – С ели снег упал. Куда он упал? Посмотри.
Кордебалет не только посмотрел. Он выстрелил через три секунды. Значит, сам увидел цель раньше командира. Расстояние около семидесяти метров. Это значит, что они практически вошли в соприкосновение с боевиками. И снайпер с такого расстояния не промахивается.
– Есть.
А подполковник Сохно отреагировал по-своему. В каждой его руках оказалось уже по пистолету, и каждый стал рабочим инструментом, готовым к применению. В условиях боя на короткой дистанции тренированный боец, вооруженный двумя пистолетами, имеет преимущество, пожалуй, и над двумя автоматчиками.
А издалека раздался новый выстрел ружья отставного полковника.
– Полковник еще держится… Молодец! – сказал Сохно. И в голосе его отчетливо прозвучали нотки гордости, словно отставной полковник был давним и добрым приятелем подполковника спецназа ГРУ.
Но две автоматные очереди, раздавшиеся в ответ на выстрел ружья, все же не дали окончательного ответа на вопрос, все ли еще держится отставной полковник.