Подробности этого события есть и у турецкого историка Рашида-эфенди[22], но внутренний смысл факта более освещен у Фундуклулу[23]. Вот что рассказывает последний в статье об отставке Каплан-Герая и назначении во второй раз ханом Девлет-Герая: «Когда Крымские ханы вновь назначались, то у черкесских беков было правило набирать 300 человек ясыря и отдавать новому хану под именем подарка. Крымский же хан Каплан-Герай не удовольствовался этим количеством ясыря, настаивая на своем слове: “Меньше трех тысяч пленных не беру”. Тогда черкесские эмиры посоветовались и говорят: “Хотя и такое количество ясыря отдавать водилось у нас в обычае; но только ведь до сих пор в пятнадцать — двадцать лет один хан был сменяем; теперь же каждый год новый хан — чьих же детей мы будем отдавать? Особливо теперь: большинство народа черкесского освящена благодатью ислама; в каждой деревне, в каждом селе строятся соборные и приходские мечети и школы; исправно совершается пятикратная молитва и идет обучение юношества; дозволено ли в священном законе полонить целое полчище народа мухаммеданского, подобно воюющим гяурам, и отсылать к вашему присутствию? Есть ли соизволение Божие на такое притеснение? Пожалуйста, уж извините; а иначе никак невозможно”. Такой категорический ответ и послали они. А Каплан-Герай-хан собрал татарское войско, переправился из Керчи на противоположную сторону, то есть в Тамань, а оттуда пошел в Кабарду. Черкесские беки пустились на хитрость и сказали: “Мы дадим то количество ясыря; а вы удерживайте татар; дайте нам три дня срока и подождите, пожалуйста”. Гордый хан согласился на их просьбу и расположился в одной долине, предавшись несказанному разгулу и пьянству. Черкесы же с разных сторон сделали внезапное ночное нападение и столько татар изрубили саблями, что никогда не слыхано было такого их избиения, и исчезли. Большая часть именитых и отличных мужей Крыма погибла. Гордый хан едва спасся с несколькими из своей свиты и попал к ногаям: стыдно ему было показаться в Крыму. Крымцы донесли о случившемся в Порту и просили себе нового хана. На совете признан был достойным ханства заточенный на острове Хиосе прежний хан Девлет-Герай, и за ним командирован был с величайшим указом старший мирахор[24] Ференг-Осман-ага. 17 числа рамазана пришло известие о прибытии его в Стамбул. Кяхья[25] верховного везиря Мухсин-заде Абдул-Ла-ага, чауш-баши[26] и полковые аги встретили его близ Чекмедже и привели его, шествуя перед ним с музыкой и церемонией. Его поместили близ мечети Каба-Сакал в доме Кара-Байрам-аги, доставив ему стол и обстановку. 23 числа того же месяца в четверг чрез посредство верховного везиря он приложился лицом к ступеням высочайшего трона в новом киоске, находящемся в собственном его величества саду. В знак уважения его величество падишах тоже сделал несколько шагов навстречу ему; после встречи ему позволено было сесть на покрывале, разостланном по ступеням трона. Первым делом он отказался было от ханства, сказав: “Я, твой раб, был отрешен по тяжкому обвинению. Сколько есть султанов, достойных ханства! Одного из них и возьмите на службу: они сослужат службу к большему высочайшему удовольствию, нежели раб ваш”. Султан возразил на это: “Я спрашивал, я исследовал — за тобой не оказалось никакой вины, и я признал тебя достойным ханства; я ожидаю от тебя услуги!” Затем по обычаю Девлет-Герай получил дорогое облачение и черного в полной сбруе коня и торжественно приведен на свою квартиру».
Вдобавок к этому Рашид-эфенди, подробно описывая Булавинский бунт[27], говорит, что когда мятежные казаки были разбиты царскими войсками, то уцелевшая от истребления толпа в 8000 человек бежала на Кубань к ногаям, а Каплан-Герай-хан поселил их в местечке, именуемом Хан-Тепе, в шестичасовом расстоянии от Темрюка. Рашид-эфенди сообщает этот факт без всяких комментариев; а Сейид-Мухаммед-Риза уже прямо указывает на этот поступок Каплан-Герая как на одну из причин смены его, так как это было, говорит он, нарушением существовавшего мирного трактата. Только количество нашедших у хана приют «мятежных Игнат-казаков», как тут названы некрасовцы[28], вместо восьми тысяч у Ризы у Рашида-эфенди показано всего одна или две тысячи.
История отставки Каплан-Герая, как она изображена у Фундуклулу, прекрасно рисует нам ближайшие результаты изменившихся отношений Порты и ее соседей, главным образом России. Потеряв источник доходов в набегах на беззащитные окраины России, крымский хан, для поддержания своего упавшего экономического благосостояния, обратил свое внимание на подвластных ему черкесов. Потерпев и на этом пути фиаско, он в отчаянии дает прибежище взбунтовавшимся казакам в надежде, вероятно, найти в них себе поддержку в случае нового нападения на черкесов, потому что едва ли бы он примирился с посрамлением, которое они ему нанесли.
Лишенный трона Каплан-Герай вместе с Менглы-Гераем, бывшим при нем калгой, вывезены из Крыма специально командированным для этого капыджи-баши[29]. Дорогой они в городе Измаиле встретились с Девлет-Гераем и, хотя питали в душе вражду друг к другу, все-таки исполнили обычай взаимных приветствий и мирно разъехались. Каплан-Герай поселился на мызе Фундуклу, а Менглы-Герай в деревне Кады. А затем они, как видно, не миновали острова Родоса, куда обыкновенно заточали отставных ханов.
Девлет-Герай-хан II (1120—1125; 1708-1713) во вторичное свое властвование играл не последнюю роль в политических событиях. А события эти были немаловажные. В эту пору произошла Полтавская битва, печальный герой которой Карл XII после того сел на шею Порте и наделал ей немало хлопот, так что она не знала, как от него отделаться. Вскоре после того победитель Карла XII сам попал в ловушку на реке Пруте, чем доставил неописуемую радость туркам, в последний раз торжествовавшим свою победу над русскими.
Девлет-Герай, как мы знаем, в первый раз был отрешен в тот момент, когда он самым деятельным образом хлопотал о войне с московитами. Само собой разумеется, что отставка и ссылка его не могли изменить в нем прежних воззрений на отношение к русским. Призванный снова к занятию ханского трона, да еще при этом ободренный особенным вниманием султана, сознавшегося ему в глаза в беспричинности его прежней отставки, Девлет-Герай, без сомнения, вернулся готовый продолжать свою прежнюю политику и приводить в осуществление свои прежние замыслы, хотя теперь он стал действовать с большей осторожностью. Чтобы не встречать себе помехи во влиятельных сановниках Крыма, в Мердан-Али-аге и в муфти Абу-с-Сууде-эфенди, он испросил султанское соизволение казнить этих благоприятелей своего предшественника Каплан-Герая, так что они едва успели спастись бегством от грозившей им гибели — один под покровительство багдадского губернатора, а другой — куда-то в отдаленные пределы, сокрывшись под камилавкой дервиша.
Затеи шведского короля Карла XII тоже как нельзя более соответствовали видам Девлет-Герая, и он, вероятно, очень был рад исполнить данный ему тайный приказ великого везиря Чорлулу-Али-паши через посредство Юсуф-паши оказать шведскому королю помощь. Но когда об этом прознал султан, то он строжайше запретил хану нарушать существующие мирные отношения Порты с Россией, и хан воздержался от оказания помощи Карлу, вследствие чего обманутый король, будучи разбит под Полтавой, пренебрег Крымом, где ему всего ближе и удобнее было искать убежища, а обратился за покровительством к Юсуф-паше, который и водворил его в Бендерах. В то время как в Порту явился русский посол П. А.Толстой[30] для переговоров о возобновлении мирного трактата еще на тридцать лет, Карл XII, все еще мечтавший о восстановлении своей военной чести, тоже посылает в Порту человека, прося ее дать ему военный отряд из турок и татар для сопровождения его в свою страну. Русские в переговорах с Юсуф-пашой настаивали на выдаче изменника Мазепы. Получив об этом известие, Порта предписала Юсуф-паше отправить Мазепу в Крым и потом сослаться на ханские правила не выдавать тех, кто находится под их покровительством. Юсуф-паша счел за лучшее возразить русским указанием на нарушение ими османских границ в своих преследованиях разбитых и бежавших шведов. Но как турки ни вертелись, все же в конце концов они предпочли мирные отношения с Россией новым связям со шведским рыцарем, которому послана была султаном грамота об удалении его в свое отечество и при этом деньги на дорогу. Карл XII с удовольствием принял подарки султана и отринул подарки великого везиря, узнав, что он был главным сторонником заключения мира с Россией. Все это относится к 1121 году (1709). Мало того: в следующем году хану, вместе с Юсуф-пашой и вторым мирахор-агой, дважды было поручаемо как-нибудь устроить дело возврата короля шведского восвояси.
Несмотря на формально дружественные отношения к России, турки, в сущности, не были спокойны за будущее: у них имелись опасения насчет завоевательных намерений Петра I. Поэтому донесение младшего мирахора Тюрк-Мухаммед-аги с бессарабской границы о крупных военных приготовлениях, делаемых русскими, было принято с большим вниманием, тем более что достоверность своих донесений Мухаммед-ага подкреплял ссылкой на показания шпионов, которых он в восьмимесячное пребывание свое в Бендерах во множестве засылал в русские пределы для разведок[31]. Мало того: ага привез с собой и представил Высочайшему Стремени массу письменных заявлений в том же роде от крымского хана Девлет-Герая, на авторитет которого он опирался особенно, так что невольно возникает мысль о том, не сговорились ли они по этому предмету между собою. «Если, — сказал ага султану, — не угодно поверить мне, то пригласите вашего раба, хана, пусть он… повергшись лицом к вашему Высочайшему Стремени, расскажет подробно о положении неприятеля. Тогда станет очевидно, лгу ли я или говорю правду. Если он заявит совсем противное тому, что я говорю, то, в пример другим, хочешь — казни меня мучительнейшей казнью, хочешь — сожги в огне». Поэтому в рамазане 1122 года (ноябрь 1710) Девлет-Герай-хан был приглашен в Стамбул для личных объяснений. Хан, разумеется, воспользовался случаем изобразить все ужасы готовящихся захватов русских; вот что он сказал султану на аудиенции, происходившей 14 рамазана: «Державный государь мой, этот гяур — коварный и хитрый гяур. Если, еще полагаясь на его мир, не будет обращено внимание на донесения и рапорты, то результат будет очень печальный. Ведь крымские владения отныне надо считать потерянными; да и Румелия-то того и гляди, что выйдет из вашей власти. А у того гяура цель составляет Стамбул. Что он в эти страны идет, в этом и не сомневайтесь». Тогда султан собрал совет государственных сановников и улемов и предложил их обсуждению донесения, полученные с пограничных местностей, а также и доклад хана об угрозе со стороны России. Речь султана была длинная: в ней он перебрал все факты, какие только имелись, о враждебных предприятиях и планах русских. Члены совета единогласно решили, что надо немедленно начинать войну с гяурами, а шейх-уль-ислям тут же дал и фетву, которой санкционировал вышеозначенное решение[32].
Горячность, с которой так неожиданно мирные отношения с Россией получили совсем обратный, враждебный характер, заставляет видеть тут искусственное преувеличение в изображении истинных фактов, не чуждое расчета с чьей-либо стороны, и всего более подозрение должно пасть на Девлет-Герая. В последнем предположении сильно убеждает то обстоятельство, что одновременно с вышеприведенным решением Порты объявить войну России дана была отставка Черкес-Юсуф-паше, который около двадцати лет состоял бабадагским генерал-губернатором и которого историки турецкие в один голос превозносят за его ум, знания, распорядительность и энергию в устройстве пограничных дел вверенной ему окраины. Заручившись доверием Порты, хан тотчас же повел интригу против Юсуф-паши, который своим авторитетом мог разрушить его планы. Он начал говорить насчет его такие вещи: «Я знаю, что война против московов нарушает его собственный (то есть Юсуф-паши) покой, и он выкажет полное равнодушие и небрежность в обстоятельствах, подлежащих его сообразительности. Покамест этот Юсуф-паша будет находиться на бендерской границе, я решительно не в состоянии выполнить возлагаемых на меня величайших поручений». После таких на тысячу ладов распускавшихся ханом инсинуаций Юсуф-паша был отставлен и заключен в Кылбурунскую крепость. А между тем до сих пор хан хотя и не мог питать дружественного расположения к Юсуф-паше за прежние счеты между ними, все-таки был с ним в согласии, когда им было поручено сообща устраивать дела беглого Карла XII.
В такой же политической неблагонадежности обвинил Девлет-Герай и тогдашнего молдавского господаря Скарлат-оглу Николая[33], недовольный за проявленную им непочтительность. Несмотря на то что господарь был, как выражаются турки, «особенным огарком его величества падишаха», то есть чем-то вроде любимца и протеже, внушения хана достигли своей цели: Николай был сменен, а на его место посажен Кантемирович-Малый — Кючук-Кан-Темир-оглу[34]; это назначение состоялось при исключительных обстоятельствах: в противность обычаю, в третий день байрама состоялся высочайший совет, на котором вновь назначенный воевода повергся лицом к ступеням высочайшего трона и получил присвоенную молдавским господарем инвеституру — шапку, метлу и крытую бархатом соболью шубу. Это был тот самый князь Кантемир, который потом состоял в союзе с Петром I и после неудачной Прутской кампании должен был эмигрировать в Россию. Поэтому-то турецкие историки так немилосердно и костят его. Рашид-эфенди говорит, что этот «безверный изменник» — хаини бидин — и назначен-то был благодаря протекции хана, ходатайствовавшего за него через капы-кяхью[35] Давул-Исмаиля-эфенди. А историк Фундуклулу, наделяя Кантемира нелестным эпитетом «бир кёту похлу гяур», присовокупляет, что он получил свое воеводское назначение за взятку.
Несомненно одно — что Девлет-Герай, увлекшись личными симпатиями, был прав насчет воззрений Юсуф-паши на затеваемую кампанию, но жестоко ошибся в Кантемире, выхлопотав ему звание господаря. Но счастье на этот раз благоприятствовало хану: война, которой так хотелось ему, имела, как известно, весьма неблагоприятный и чуть-чуть не гибельный исход для Петра Великого, окруженного соединенными силами турок и татар на реке Пруте. Это был такой триумф для турок, какого потом ни разу не выпадало на их долю. «Целых пять дней сплошь только в Стамбуле происходила пушечная пальба», — говорит историк Фундуклулу, когда кяхья великого везиря Осман-ага явился к Высочайшему Стремени и устно сообщил известие о такой достославной победе; всем розданы были разные награды; хану посланы ценные подарки при особом рескрипте, а татарским эмирам халаты. Стихотворцы увековечили это событие одами и хронограммами.
Это было в августе 1711 года. Но вскоре и вестник о победе Осман-ага, и пославший его великий везирь Балтаджи-Мухаммед-паша подверглись наказанию, когда столичные недруги великого везиря разнесли молву о том, что он не воспользовался как следовало своей победой над русским царем: Мухаммед-паша был 9 шевваля 1123 года (20 ноября 1711) отрешен, а его кяхья Осман 19 зиль-кадэ (30 декабря) казнен. Первого низвергли придворные интриганы; второй погиб благодаря наговорам Девлет-Герая.
Замечательно, что у Сейид-Мухаммед-Ризы о прутской победе соединенных турецко-татарских сил над русскими, в которой крымский хан играл не последнюю роль, сказано очень глухо, в таком роде, что, мол, «благодаря ревности и мужеству Девлет-Герая, оказанным им в победоносной кампании, он возвысился во мнении падишаха и утвердился на троне властительства». И сейчас же вслед за этим читаем у него, что «постыдное и позорное приключение с известным всему свету королем шведским было возведено на Девлет-Герая и послужило причиной его отставки». А затем тоже коротко сказано, что Девлет-Гераю в конце сефера 1125 года (февраль 1713) был послан с первым мирахором Мухаммед-агой фирман, которым его приглашали в Адрианополь будто бы для совещания о политических делах, и, когда он, ничего не подозревая, поехал, ему недалеко от Адрианополя было объявлено, что он отрешен и должен вместо Адрианополя отправиться далее — в Галлиполи, а оттуда на остров Родос в ссылку.
Приключение с Карлом XII, упоминаемое Сейид-Мухаммед-Ризой, состояло в том, что, когда этот авантюрист надоел Порте своим бесконечным проживанием на ее территории за ее счет и разными бесплодными подстрекательствами и смутьянством, на созванном у султана совете решено было послать предписание бендерскому сераскеру Исмаил-паше и крымскому хану о том, чтобы они решительно настояли на немедленном выезде короля в свою страну или насильно схватили и водворили его на жительство в Демиотику. Карл XII, как известно, воспротивился тому и другому и защищался с оружием в руках, когда хотели овладеть его особой, во главе бывшего при нем небольшого отряда. В горячей стычке сподвижники его были почти все перебиты, имущество его разграблено, а сам он схвачен и привезен в Адрианополь. Но за такое успешное выполнение предписанного Портой поручения хан вместо благодарности получил отставку. Той же участи подверглись и шейх-уль-ислям и великий везирь. При этом Рашид-эфенди единственным мотивом такого неожиданного оборота дел выставляет то, что насильственный поступок с королем возбудил говор в народе. Фундуклулу намекает, и то неясно, на какие-то дурные меры и распоряжения в этом деле, как говорит он, со стороны хана и бендерского сераскера, за что обоих стоило бы только казнить в пример прочим; но какого рода были эти дурные действия их, остается сокрытым. Сказано только, что в предупреждение побега хана и поднятия им мятежа его султанским фирманом вызвали под предлогом совещаний и с почетом довезли до Адрианополя, а потом взяли да и отправили в ссылку чрез Галлиполи на остров Хиос.