— Все хорошо, слава богам, — почтительно ответила девушка. — Все здоровы.
Вечером, да уже ночью, поужинав печеной форелью, Велунд отправился спать. А Сельма и Хельги вышли на двор. Стояла тишина и безветрие, лишь где-то неподалеку, в лесу, неутомимо стучал красноголовый дятел. В черном высоком небе светлячками горели звезды, отражаясь в спокойной глади озера, на берегу которого и располагалась кузница — длинное приземистое строение. За кузницей во тьме смутно угадывался обложенный булыжниками дом, чуть дальше — сараи. На заборе, рядом с кузницей, сохли сети — старый кузнец любил иногда побаловать себя рыбкой.
Хельги и Сельма, взявшись за руки, сидели на траве перед озером.
— Ты обещал мне кувшинки, — скосив правый глаз, прошептала Сельма.
Хельги кивнул, улыбнулся…
Поднявшись на ноги, отошел в ольховые заросли, разделся и осторожно зашел в воду. Ну и холодина ж, однако! Что ж, назвался груздем… Махнул рукой Сельме, поплыл… Ага, вот они, кувшинки. Одна, вторая… вроде бы больше нет, впрочем, вон еще одна, у берега… Брр, а холодно, не смотри, что май месяц и снег давно сошел — а все ж не успела нагреться водица!
Зажав в зубах мокрые стебли, он выбрался на берег и едва успел натянуть штаны, как сзади подошла Сельма. Юноша повернулся, протянул кувшинки…
— Красивые… — прошептала девушка.
И тут на Хельги снова нахлынуло «это»! Забили, заухали барабаны, страшный скрежет раздался вокруг, словно заскрипела зубами злобная великанша, в глазах потемнело, и Хельги крепко поцеловал девушку прямо в пухлые губы. Обхватил ее за талию, потянулся к застежкам-фибулам… почувствовал под рукой теплую шелковистую кожу…
— Тсс! — Тяжело дыша, Сельма отстранилась. — Хватит.
Сердце Хельги билось, словно колдовской бубен. Все ж ему удалось справиться с собой — или не только с собой? Вот так вот вести себя с девушкой — чревато последствиями. Во-первых, девушка может обидеться… Правда, похоже, Сельма не очень обиделась, да и не видел никто. Что же касается старого кузнеца — уж в его-то молчании Хельги был уверен.
— Утром я провожу тебя до усадьбы, а затем уйду в море за рыбой, — тихо сказал Хельги. — Кстати, хочешь, довезу тебя до Снольди-Хольма? Встретимся на том берегу, у старых мостков…
Сельма появилась внезапно — Хельги уже начал подремывать, разнежившись под лучами солнца. Тем неожиданней была холодная водица, коей его обрызгала Сельма, зачерпнув пригоршней из ближайшей лужи.
— А? Что такое? — очумело завращал глазами Хельги. — Сельма!
Они спустились к лодке, подняли парус, и небольшое юркое суденышко, лавируя, пошло к устью Радужного залива. Солнечные лучи, отражаясь от волн, зайчиками запрыгали в глазах, и Хельги смешно щурился, высматривая тайные знаки фарватера. Вот — кривая сосна, от нее полповорота влево, вот — черная скала, здесь наоборот — направо, и теперь прямо, все время прямо, почти до самых островков, а уж там…
— Лодка! — воскликнула вдруг Сельма. — И прямо на нас. Ух, и достанется же мне от батюшки, если увидят… Да и тебе тоже.
Хельги кивнул, напряженно всматриваясь в небольшой, быстро приближающийся челн. Кто бы это мог быть? Вряд ли кто-то из людей отца Сельмы Торкеля бонда, слишком уж далек их хутор. Скорее, кто-то с усадьбы Сигурда или братьев Альвсенов. Да все равно кто — слухи пойдут быстро. О том, что дочка Торкеля и сын Сигурда ярла вместе (!), одни (!), без кого бы то ни было еще, катались на лодке. Такие слухи — позор для девушки и всего ее рода. Вот если б были они мужем и женой, тогда, пожалуйста, плывите хоть куда вместе, а до свадьбы — ни-ни! Позор.
— Прячься быстрей под рогожу! — выправляя парус, крикнул Хельги, да Сельма и без него сообразила, что делать. Подоткнув подол, проворно стянула с рыбы рогожку, улеглась ближе к корме, где посуше, накинула на себя…
И вовремя!
— Да поможет Эгир с уловом! — уже кричал со встречной лодки рыбак — узколицый Конхобар Ирландец. Подплыв ближе, ухватился рукой за борт, а глаза — неприятные, холодные — так и шарили вокруг, все примечая: и снулую от жары рыбу, и рогожку, неизвестно, что прикрывающую, и валяющуюся рядом женскую фибулу от сарафана, и парадную тунику юноши.
— А как твой улов, Ирландец? — натужно улыбаясь, поинтересовался Хельги.
В ответ узколицый лишь махнул рукой:
— Пытался наловить что-нибудь в устье. Альвсены говорили — видали там косяк сельди, да вот, видно, ушла.
— Бывает, — согласился Хельги, с нетерпением ожидая, когда же отплывет Ирландец, когда же наступит избавление от любопытных, все примечающих глаз, неприятных, словно бы неживых.
Наконец узколицый кивнул на прощанье, оттолкнулся веслом, и лодка его ходко пошла вдоль берега.
— Слава богам! — отбросила рогожу Сельма. — Все платье теперь рыбой вонять будет. Хельги, подай-ка гребень.
Хельги молча протянул ей костяной гребешок. Распустив волосы по плечам, девушка принялась тщательно расчесывать их, время от времени кидая лукавые взгляды на своего обожателя. До чего ж она была красива в этот момент! Светлые, как пшеничная солома, волосы, длинные и густые, темно-голубые глаза, глубокие, словно воды фьорда, чуть припухлые губы, небольшая родинка, светлая, чуть тронутая весенним загаром, кожа. Левый рукав платья соскользнул, обнажив плечо, и Хельги обдало жаром. Он вспомнил, когда первый раз испытал «это». В прошлую зиму вместе с Харальдом и Ингви ездили на охоту в дальний лес. Возвращаясь, заплутали в пурге, выйдя к усадьбе Рекина ярла. Рекин, как и полагалось ярлу, встретил гостей с почетом. Обнял всех троих по очереди, начиная с Хельги, пригласил в дом. Дом Рекина был побогаче, чем у Сигурда, такой же крепкий, надежный, обложенный тяжелыми серыми валунами. Он напоминал большой длинный сугроб, вытянутый в направлении длинного залива. Во дворе, за выложенной из камней оградой, как и у Сигурда, располагались постройки: амбар, летний хлев, сараи. Корабельных сараев было целых пять — Хельги аж слюной подавился от зависти: однако, много кораблей у этого Рекина.
В доме, освещенном светильниками, гостей провели на почетное место — к самому очагу. Усадили на покрытые шерстяными накидками лавки. Все родичи Рекина в праздничных разноцветных одеждах — успели уже быстро переодеться — чинно уселись рядом. Сам ярл — кряжистый вислоусый муж в дорогом алом плаще — наполнил рог пивом, торжественно пронес над очагом и протянул Хельги. Такие же рога оказались в руках Ингви и Харальда, а также и у всех родичей хозяина усадьбы. Харальд плотоядно облизнулся. Все выжидательно посмотрели на Хельги. Тот догадался зачем.
— Всем известны богатство и честь Рекина ярла, — начал он, внимательно оглядывая собравшихся, и по их глазам угадал, что не промахнулся. Ободренный этим обстоятельством, продолжил тост дальше, похвалив усадьбу и жену хозяина и предложив, по традиции, выпить за здоровье. После чего поднес к губам рог, предварительно плеснув из него пива на горящие угли — вкусно запахло рожью. Следующий тост, во здравие Сигурда ярла, произнес Рекин, потом выступил Ингви — коряво, правда, но ничего, уже, похоже, всем все равно было. Пенилось в пузатых дубовых бочках пиво, булькала в котле мясная похлебка, а на столе, в деревянных мисках, лежали сочные куски свежеиспеченной форели.
На ночь гостям постелили на почетном месте — почти прямо напротив очага. Хельги, как сыну ярла, — отдельно, Харальду — вместе с Ингви. По мнению Хельги, могли б и поближе к дверям постелить, все не так пахло бы хлевом — в доме Рекина, как и во всех прочих домах, скотину зимой держали в доме. Хельги вставил в пазы между балками вертикальную спальную доску, украшенную охранительными рунами, получилось нечто вроде коробки — уж никак на пол не скатишься, даже если очень захочешь. Натянутое меж балками плотное шерстяное покрывало приглушало звуки, создавая полную иллюзию одиночества. Лишь слышно было, как тяжело вздыхали коровы — казалось, прямо над ухом — да где-то на улице истошно лаял пес. И чего разлаялся? Может, крадется к дому злой великан йотун? Или это оборотень, обитатель Нифлхейма, пробует крепость двери своей корявой когтепалой лапой? Хельги заворочался, снял со стены меч, на всякий случай положил рядом на ложе. Хлопнула дверь — видно, кто-то вышел в уборную либо еще по какой надобности, — прощекотал спину холодный поток воздуха. Однако так и радикулит заработать недолго! Пробежали по дому чьи-то осторожные шаги. Остановились прямо напротив. Хельги крепко сжал рукоять меча.
— Ты спишь, уважаемый господин? — тихо поинтересовался из темноты голос. Не дожидаясь ответа, откинулось покрывало, и на ложе Хельги скользнула юркая тень. На ощупь — а темно было, хоть глаз коли, — сын ярла определил, что это женщина. Неужто младшая жена Рекина? Да, пожалуй, нет. Для почетных гостей у каждого уважающего себя хозяина, а уж тем более ярла, специальная наложница есть, красивая и молодая, а то и не одна. Ночная гостья между тем подвинулась ближе, так, что сквозь тонкую ткань платья прощупывалась высокая грудь. Сквозь тонкую ткань… Хельги почувствовал тогда, как нежные девичьи руки погладили его по спине, и сразу же ощутил на губах жаркий поцелуй. А затем наложница Рекина быстро скинула рубаху. Обнаженное тело ее прижалось к Хельги, горячее, нежное, зовущее. Горя от нетерпения — ведь не железный же, — сын Сигурда ярла провел руками по девичьим бедрам, крепко сжал талию, почувствовал, как крепнет, наливаясь соком, грудь, тяжелеют соски и становится громким дыхание…
Хельги уснул уже под утро, чувствуя, как руки красавицы — хотя кто ее знает, что там за красавица, темно ведь, не видно! — ласково гладят его длинные, разметавшиеся по ложу волосы. Уже засыпая, услышал, как раздаются рядом — с ложа, где спали Харальд и Ингви, — томные страстные звуки. Видно, и к ним прилетели желанные ночные гостьи…
— Хорошеньких наложниц подсунул нам Рекин, — уже на обратном пути, как проехали лес, засмеялся Харальд. — Всю-то ноченьку спать не дали!
— А ты еще и недоволен? — рассмеялся Хельги. — Видно, не угодил тебе хозяин. Может, ты предпочитаешь мальчиков?
Ингви громко захохотал и поклялся, что никогда больше не будет спать с Бочонком на одной лавке.
— А девки ничего были, — подытожил он. — Страстные. И совсем не обязательно, что рабыни. Может, и хозяйские жены. Говорят, что Рекин наполовину финн, ну, саам, как они себя называют. А у них это принято — сам от стариков слыхал, — своих жен отдать гостю…
Все эти видения вихрем пронеслись в голове Хельги. Сельма сидела в лодке, повернувшись к нему спиной, и белое плечо ее вызывало у юноши такое жгучее желание, что… Вот, казалось бы, просто: протянул руку и медленно спустил платье дальше, вместе с сарафаном — он все равно без фибулы. Хельги воочию представил, как обнажается спина девушки, как та оборачивается, улыбаясь, как… Он уже готов был услышать в голове гул… Но…
— А ведь он обманул тебя, этот ваш Ирландец, — закалывая сарафан фибулой, обернулась Сельма.
— Как обманул? — потряс головой Хельги.
— Да так. — Сельма усмехнулась. — Сказал, что с устья плывет, а ведь если б так было, никак он бы с нами не встретился, ведь оттуда течение по южному берегу.
— И правда, — согласно кивнул юноша. — Значит, не с устья возвращался Ирландец, а с одного из островов, с Рауна, да, именно оттуда, как раз такой путь и получится. Но что он там делал? И зачем врал? Какой ему в этом смысл?
— Значит, не очень-то хотел, чтоб знали люди, что он ходил на Раун. Может, что-то там прятал? А давай-ка посмотрим! — Сельма азартно хлопнула в ладоши. — Нам ведь все равно почти по пути.
Оправдывая свое название, остров Раун — «левый клык» устья фьорда — встретил их всплесками волн. Волны бились повсюду: огромные — со стороны моря, чуть поменьше — с залива. Словно рассерженные коты, выгибая спины, они с шумом разбивались о скалы мириадами пенных брызг, и, казалось, не было никакой возможности пристать к острову даже совсем небольшому судну. Однако Хельги был достаточно умелым кормщиком и знал нужный путь: ворвавшись в самую гущу бьющихся о черные камни волн, дождался, когда сравняются друг с другом вершины двух скал, и в этот момент направил судно вправо, в узкий проход между камнями. В этот момент суденышко подбросило на волне, и Сельма крепко ухватилась за Хельги. Тот ободряюще улыбнулся. Ловко проскочив меж острыми краями камней, лодка очутилась в тихой небольшой заводи, с трех сторон окруженной черными отвесными скалами. Меж скалами светлела расщелина, поросшая густым колючим кустарником, — именно туда Хельги и направил лодку. Схватив веревку, соскочил первым, привязал лодку за камень, помог выбраться Сельме.
Еле заметная тропка — по всему было видно, что пользовались ею крайне редко, — тянулась между кустами по дну расщелины, постепенно расширяющейся кверху. Как молодые люди ухитрились не разорвать в клочья одежду, пробираясь меж колючими ветками, известно одним богам. Место было дикое — черные, теснящиеся вокруг скалы, густой темный кустарник, шум прибоя и жалобные крики чаек над головой, а высоко в небе — парящий орел-стервятник.
— Ну и островок, — покачала головой Сельма. — И чего только тут надобно было Ирландцу?
Хельги хмыкнул. Они стояли на небольшой, покрытой бурой травой поляне в центре острова, вокруг росли низкие корявые сосны, за соснами возвышались скалы. Тень от одной из скал, самой высокой, разрезала поляну напополам.
— С вершины этой скалы видно всю округу, — обернувшись, сказал Хельги. — Хочешь, взглянем? Там есть небольшая такая тропинка… Ага, вот она.
Молодые люди пошли по тропинке, огибающей скалу серпантином, перебрались через сваленную бурей сосну и остановились перед большим камнем.
— Я сейчас заберусь на него, а потом помогу тебе, — задумчиво произнес Хельги. — Не хотелось бы просто так убираться восвояси — ведь что-то нужно здесь было Ирландцу.
— Смотри, кровь! — неожиданно вскрикнула Сельма, указывая на бурые пятна на левой стороне валуна. Проведя рукой по пятнам, Хельги понюхал пальцы. Действительно, кровь. Вытащив нож, он внимательно осмотрелся, затем осторожно заглянул в кустарник, разросшийся возле самого камня, словно надеялся там что-то найти… Сельма недоуменно посмотрела на него и пожала плечами. Ползать по кустам, вместо того чтобы думать, как забраться на камень, — занятие пустое.
— Ага! Есть! — Торжествующе улыбаясь, сын Сигурда ярла выбрался из кустов. В руке он держал ствол елки с торчащими сучьями, тщательно обрубленными по краям.
— Хорошая лесенка, — оценила Сельма. — Мне кажется, ты знал, что она тут есть.
— Раньше ее здесь не было, — отрицательно покачал головой Хельги. — И думаю, появилась она не так давно… с тех пор, как сюда стал наведываться Ирландец. Вряд ли он так же ловко лазает по скалам, как я или, скажем, малыш Снорри. Что ж, пойдем посмотрим, что там, на вершине скалы. Чувствую, и там мы отыщем что-нибудь эдакое…
Предчувствия Хельги полностью оправдались: едва они ступили на плоскую вершину, как тут же обнаружили остатки кострища. Угли были еще теплыми. И зачем Ирландцу приспичило жечь здесь костер? Хельги чувствовал за всем этим какую-то мрачную тайну. Притихшая Сельма внимательно разглядывала желтоватую веточку, поднятую с земли рядом с костром. Веточка была обагрена кровью.
— Омела, — прошептала она. — Именно стрелой из омелы Локи когда-то убил Бальдра.
Хельги кивнул, он тоже знал эту историю из жизни богов, да и кто ее не знал?
— А еще говорят, омелу используют злобные ирландские колдуны друиды, — задумчиво произнес юноша. — Теперь ясно, откуда кровь: Ирландец приносил здесь жертву. Щенка или, скорее, ягненка…
— Да, в усадьбе Сигурда как раз недавно пропал ягненок, я вчера слыхала, — согласно закивала Сельма. — По приказу хозяйки Гудрун высекли вашего раба, Навозника, дескать, не доглядел… а теперь видно, что Навозник-то тут ни при чем. Вот так Ирландец — устроил тут капище. Нечего принимать в род кого ни попадя.
— Погоди, Сельма, не шуми. — Хельги предостерегающе поднял руку. — Дай подумать.
— Ну, думай, думай. — Девушка, похоже, обиделась.
Хельги чуть улыбнулся:
— Да ты не дуйся. Я вот подумал: а что, у нас здесь лесов поблизости мало? Зачем Ирландцу непременно понадобилось плыть именно на этот остров? Ну-ка, еще посмотрим.
Они осмотрели всю вершину, заглянули под каждый камешек, обшарили каждый кустик — нет, ничего. Плюнув, решили набрать с собой птичьих яиц — все хоть не зря лезли.
— Ты подержи меня за ноги, — подойдя к отвесному краю скалы, попросил Хельги. Далеко внизу с грохотом разбивались о камни волны. Этот край скалы выходил в открытое море, малыш Снорри как-то хвастал, что в хорошую погоду видел отсюда берега Англии, правда, никто ему не верил. Хельги вот ничего не видел, как ни старался, одно море, ярко-синее, бескрайнее, в пенных бурунчиках волн.
— Держи крепче, Сельма! Кажется, там было много гнезд… Ах, вот оно что!
В голосе Хельги послышалось что-то такое, отчего девушка мгновенно напряглась.
— Что? Что случилось? — набросилась она с вопросами, едва вытянув парня.
— Я знаю, зачем сюда приплывал Ирландец, — нехорошо улыбнулся Хельги.
— Зачем же?
— Там, внизу, на отвесе скалы, — сверкающая на солнце слюда.
— И что же?
— Слюда выложена руной «Сиг».
— «Сиг»… Сигурд?
Хельги кивнул:
— А рядом с руной — стрелка. И указывает она в море, точнехонько туда, где только и можно пройти в фьорд крупному кораблю.
— Тайный знак! — ахнула Сельма. — Но кому?
— Люди говорят, в море видели чужие драккары. Может, это корабли Хастейна Спесивца.
Молодые люди быстро спустились вниз со скалы и, отвязав лодку, поплыли прочь, туда, где выступал лесистый берег Снольди-Хольма. Хельги не довез Сельму до самого дома, да та и сама этого не хотела, опасаясь досужих разговоров. Высадилась чуть раньше, в лесу. Махнула рукой на прощанье и исчезла в густых зарослях. А Хельги отправился в обратный путь, задумчиво глядя перед собой. Ласковые волны фьорда легко несли судно на своих синих спинах, дул легкий ветерок, было слышно, как на берегу, в ивняке, пели птицы. Все так же кричали чайки, отдыхая на пенных гребнях волн, а особо наглые воровали из лодки так и не прикрытую рогожей рыбу. На западе собиралась над морем хмурая дымка. Хельги не замечал ничего: думал. Что или кто заставил Ирландца предать своих новых родичей? А может, это вовсе не Ирландец выложил знаки на острове, и напрасно обвинять его во всем? Вернее, так: не напрасно, а преждевременно. Сначала надо за ним последить, по мере возможности. Тайно, чтобы никто пока ни о чем не догадывался. А уж потом, получив достаточные доказательства, действовать. Да, именно так и следует поступить.