Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России) - Александр Солженицын 4 стр.


С отходом евреев-купцов переставала существовать и государственная рубрика "евреи". Остальные все евреи теперь тоже должны были быть отнесены в какое-то сословие и, очевидно, только в мещан. Но желающих переходить сперва было мало - из-за того что годичный поголовный сбор с мещан в то время был 60 коп., а с евреев - 50 коп. Однако и другого пути не оставалось. А с 1783 и евреи-мещане, как и евреи-купцы, должны были вносить сборы не в кагал, а в магистрат, на общих основаниях, и паспорт на выезд получать от него же.

Это движение закрепилось всеобщим новым Городовым положением 1785, которое рассматривало лишь сословия, а никак не нации. По этому положению все мещане (а стало быть - и все евреи) получали право участия в местном сословном управлении и занятия общественных должностей. "По условиям того времени, это означало, что евреи стали равноправными гражданами... Вступление в купечество и мещанство в качестве равноправных членов явилось событием крупного социального значения", должно было превратить евреев в "общественную силу, с которой нельзя было не считаться, а тем самым поднять их нравственное самочувствие"107. Это облегчало и практическую защиту их жизненных интересов. "В то время торгово-промышленный класс, равно как и городские общества пользовались широким самоуправлением... Таким образом, в руки евреев, наравне с христианами, была передана известная административная и судебная власть, благодаря чему еврейское население приобрело силу и значение в общественно-государственной жизни"108. Из евреев бывали теперь и бургомистры, и ратманы, и судьи. Сперва в крупных городах применялось ограничение: чтобы евреев на выборных должностях не было больше, чем христиан. Однако в 1786 "Екатерина послала белорусскому генерал-губернатору собственноручно подписанный приказ": чтобы равенство прав евреев "в сословно-городском самоуправлении... "непременно и без всякого отлагательства приведено было в действие", а с неисполнителей его "учинено было [бы] законное взыскание""109.

Отметим, что таким образом евреи получали гражданское равноправие не только в отличие от Польши, но раньше, чем во Франции и в германских землях. (При Фридрихе II были и сильнейшие стеснения евреев.) И, что ещё существенней: евреи в России от начала имели ту личную свободу, которой предстояло ещё 80 лет не иметь российским крестьянам. И, парадоксально: евреи получили даже большую свободу, чем русские купцы и мещане: те - жили непременно в городах, а еврейское население, не в пример им, "могло проживать в уездных селениях, занимаясь, в частности, винными промыслами"110. "Хотя евреи массами проживали не только в городах, но также в сёлах и деревнях, они были приписаны к городским обществам... включены в сословия мещан и купцов"111. "По роду своей деятельности, окружённые несвободным крестьянством, они играли важную экономическую роль - в их руках сосредоточивалась [сельская] торговля, они брали в аренду различные статьи помещичьих доходов, продажу водки в шинках" и тем "способствовали распространению пьянства". Белорусская администрация указывала, что "присутствие евреев в деревнях вредно отражается на экономическом и нравственном состоянии крестьянского населения, так как евреи... развивают пьянство среди местного населения". "В отзывах администрации было, между прочим, отмечено, что евреи дачею крестьянам водки в долг и проч. [приём вещей в заклад за водку] приводят их к пьянству, безделию и нищете"112. Но "винные промыслы являлись заманчивой статьёй доходов"113 - и для польских помещиков, и для еврейских посредников.

Естественно, что полученный евреями гражданский дар не мог не понести в себе и обратную угрозу: очевидно, что и евреи должны бы были подчиниться общему правилу, прекратить винный промысел в деревнях и уйти оттуда. В 1783 было опубликовано, что ""прямое правило предлежит каждому гражданину определить себя к торговле и ремеслу, состоянию его приличному, а не курению вина, яко промыслу совсем для него не свойственному", и если помещик сдаст... в деревне курение водки "купцу, мещанину или Жиду", то он сочтён будет нарушителем закона"114. И вот - "евреев стали подвергать выселению из деревень и сёл в города, дабы отвлечь их от вековых занятий... аренды винокуренных заводов и шинков"115.

Разумеется, для евреев угроза поголовного выселения из деревень выглядела не как мера государственного единообразия - а как специальная мера против их национально-вероисповедной группы. Явно лишаясь столь выгодного промысла в сельской местности, переселяемые в город евреи-мещане попадали там в густое стеснение внутригородской и внутриеврейской конкуренции. Среди евреев возникло сильное возбуждение, - и в 1784 поехала в Петербург депутация от кагалов хлопотать об отмене сей меры. (Одновременно кагалы рассчитывали: при помощи правительства вернуть полноту своей теряемой над еврейским населением власти.) Но ответ от имени императрицы был: "Когда означенные еврейского закона люди вошли уже... в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать правило, Ея Величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа"116.

Однако пришлось посчитаться со сплочённой силой весьма заинтересованных польских помещиков. Хотя в 1783 администрация Белорусского края запретила им отдавать винокурение на откуп или в аренду "лицам не имеющим на то права, "особливо Жидам"... помещики продолжали отдавать евреям на откуп винные промыслы. Это было их право"117, устойчивое наследие вековых польских порядков.

И Сенат - помещиков не посмел принудить. И в 1786 отменил выселение евреев в города. Для этого изыскан был такой компромисс: евреи пусть считаются переселёнными в города, но сохраняют право на временную отлучку в деревни. То есть и остаются жить в деревнях, кто где жил. Сенатский указ 1786 разрешал евреям жить в деревнях, и "евреям было позволено брать на откуп у помещиков производство и продажу спиртных напитков, в то время как купцы и мещане-христиане не получали этих прав"118.

Да и хлопоты кагальной делегации в Петербурге остались тоже не вовсе без успеха. Она не добилась, как просила, учреждения отдельных еврейских судов для всех тяжб между евреями, но (1786) кагалам была возвращена значительная часть административных прав и надзора за еврейским мещанством, то есть большинством еврейского населения: раскладка не только общественных повинностей, но и сбор подушной подати, и снова - усмотрение о праве отлучки из общины. Значит, правительство увидело свой практический интерес в том, чтобы не ослаблять власти кагала.

Вообще по России всё торгово-промышленное сословие (купцы и мещане) не пользовалось свободой передвижения, было прикреплено к месту приписки (чтобы отъездом своим не понижать платежеспособность своих городских обществ). Но для Белоруссии в 1782 Сенат сделал исключение: купцы могут переходить из города в город "смотря по удобности их коммерции". Этот порядок опять дал преимущество еврейским купцам.

Однако они стали пользоваться этим правом шире, чем оно было определено: "еврейские купцы стали записываться в Москве и в Смоленске"119. "Евреи стали водворяться в Москве вскоре по присоединении в 1772 г. белорусского края... В конце 18 в. число евреев в Москве было значительно... Некоторые евреи, записавшись в здешнее купечество, завели крупную торговлю... Другие же евреи занимались продажей заграничных товаров на своих квартирах или постоялых дворах, а также в разнос по домам, что в ту пору было вообще запрещено"120.

И в 1790 "московское купеческое общество составило приговор", что "в Москве появилось из-за границы и из Белоруссии "Жидов число весьма немалое"", иные и прямо записываются в московское купечество и пользуются запрещёнными приёмами торговли, чем наносят ей "весьма чувствительный вред и помешательство", а дешевизна их товаров указывает на то, что они контрабандные, а ещё "евреи обрезают, как известно, монеты; возможно, что они будут то же делать и в Москве". И в ответ на "хитрые их во всём вымыслы" московские купцы требовали удаления еврейских из Москвы. А еврейские купцы в свою очередь представили наверх "жалобу... что их более не принимают в смоленское и московское купечество"121.

Рассмотрением жалоб занялся "Совет государыни". В соответствии с единым российским правилом он нашёл, что евреи не имеют права "записываться в купеческие российские города и порты", а только в Белоруссии122. Что "от допущения евреев в Москву "не усматривается никакой пользы"". И в декабре 1791 был издан высочайший указ "о недозволении евреям записываться в купечество внутренних губерний", а в Москву могут приезжать "лишь на известные сроки по торговым делам"123. Евреи могут пользоваться правами купечества и мещанства только в Белоруссии. Но при том Екатерина добавила помягчение: предоставить евреям право жительства и мещанства ещё и в осваиваемой Новороссии Екатеринославском наместничестве и Таврической области (вскоре это Екатеринославская, Таврическая и Херсонская губернии), - то есть открывала евреям новые обширные области, в которые купцы и мещане из христиан, согласно общему правилу, переселяться из внутренних губерний никак не могли. (В 1796, когда "стало известно, что группы евреев [уже] поселились в... Киевской, Черниговской и Новгород-Северской" губерниях, - в тех губерниях также разрешено было евреям "пользоваться правом купечества и мещанства"124.)

Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет: указом 1791 "было положено начало черты оседлости, хотя и не преднамеренно. При условиях тогдашнего общественно-государственного строя вообще и еврейской жизни в частности, правительство не могло иметь в виду создать для евреев особое стеснительное положение, ввести для них исключительные законы, в смысле ограничения права жительства. По обстоятельствам того времени, этот указ не заключал в себе ничего такого, что ставило бы евреев в этом отношении в менее благоприятное положение сравнительно с христианами... указ 1791 года не внёс какого-либо ограничения в права евреев в отношении жительства, не создавал специально "черты"", и даже "пред евреями были открыты новые области, в которые по общему правилу нельзя было переселяться"; "центр тяжести указа 1791 г. не в том, что то были евреи, а в том, что то были торговые люди; вопрос рассматривался не с точки зрения национальной или религиозной, а лишь с точки зрения полезности"125.

И вот этот указ 1791, для купцов еврейских сравнительно с купцами христианскими даже льготный, с годами и превратился в основание будущей "черты оседлости", легшей мрачной тенью на еврейское существование в России почти до самой революции.

Но в своё время указ 1791 не помешал и тому, что "к концу царствования Екатерины II в Санкт-Петербурге уже образовалась небольшая [еврейская] колония": "известный откупщик Абрам Перетц" и близкие к нему, сколько-то купцов, а "во время разгара религиозной борьбы здесь проживал раввин Авигдор Хаимович и его противник, известный хасидский цадик р. Залман Борухович"126.

А в 1793 и 1795 состоялись 2-й и 3-й разделы Польши - и в состав России вошло уже почти миллионное еврейство Литвы, Подолии и Волыни. И этот вход его в объём России был - нескоро осознанным - крупнейшим историческим событием, много затем повлиявшим и на судьбу России, и на судьбу восточно-европейского еврейства.

Вот оно было собрано "после многовековых странствий под один кров, в одну великую общину"127.

В сильно теперь расширенном крае еврейского проживания поднялись всё те же вопросы. Евреи получили права купечества и мещанства, каких не имели в Польше, получили права равного участия в сословно-городском самоуправлении, - но должны были разделить и ограничения тех сословий: не переселяться в города внутренних губерний России и быть выселенными из деревень?

При огромном теперь объёме еврейского населения - российской администрации уже не представлялось выходом прикрыть оставление евреев в деревнях - правом "временного посещения" их. "Жгучий вопрос... Экономическая обстановка не мирилась с пребыванием чрезмерного числа торгово-промышленных людей среди крестьян"128.

Для облегчения проблемы многие малые местечки были приравнены к городам и так открывалась легальная возможность евреям оставаться жить там. Но при многочислии еврейского населения в сельской местности и сгущённости в городах это не было решением.

Казалось: евреям естественно теперь переселяться в обширную и малонаселённую Новороссию, которую Екатерина вот открыла им? И новопоселенцам предоставлялись льготы. Однако эти льготы "не были способны вызвать среди евреев колонизационное движение. Освобождение поселенцев от подати не казалось заманчивым" для такого переезда, даже оно129.

Тогда в 1794 Екатерина решилась побудить евреев к переселению мерами противоположными: приступить к выселению евреев из деревень в города. В то же время она решила обложить всё еврейское население двойной податью по сравнению с той, которую платили христиане. (Такую подать уже давно платили старообрядцы; но в отношении евреев тот закон оказался и не эффективным и не длительным.)

То были - из последних распоряжений Екатерины. С конца 1796 воцарился Павел I. О нём Еврейская энциклопедия заключает: "Гневное царствование Павла I прошло для евреев благополучно... Все акты Павла I о евреях свидетельствуют, что государь относился к еврейскому населению с терпимостью и расположением"; "когда сталкивались интересы евреев и христиан, Павел I отнюдь не брал христиан под свою защиту против евреев". И если он в 1797 и приказал "принять меры к ограничению власти евреев и духовенства над крестьянами", то это "в сущности не было обращено против евреев, - оно было направлено в защиту крестьянства". Павел же "признал за хасидизмом право на открытое существование"130. Павел распространил еврейское право купечества и мещанства также и на Курляндскую губернию (непольское наследие, и не входившее затем в "черту оседлости"). Одно за другим он последовательно отклонил ходатайства христианских общин Ковны, Каменец-Подольска, Киева, Вильны ("евреям дана воля возрастать над христианами") о выселении евреев из их городов131.

В наследие Павлу досталось упрямое сопротивление польских помещиков всякому изменению их прав, в том числе и над евреями, и права суда над ними, какие они имели в Польше, и ещё злоупотребляли ими без границ. Так, в жалобе бердичевских евреев на князя Радзивила писалось: "Чтобы иметь своё богослужение, долженствуем платить деньги тем, коим князь отдаёт в аренду нашу веру"; а о бывшем фаворите Екатерины Зориче, что он "оставил без платежа один только воздух"132. (При Польше иные местечки и города были владельческие - и владелец устанавливал свои дополнительные произвольные поборы с жителей.)

С первых же годов Павла разразились сильные голоды в Белоруссии, особенно в Минской губернии. Гавриил Романович Державин, тогда сенатор, был уполномочен поехать на место, выяснить причины голода и устранить его - притом не было ему дано средств на закупку хлеба, но дано право отбирать имения у нерадивых помещиков и использовать их запасы для раздачи.

Державин, не только наш выдающийся поэт, но и незаурядный государственный деятель, оставил свидетельства уникальные и ярко изложенные. Рассмотрим их.

Голод, обнаруженный Державиным, оказался - крайний. Как он пишет: "приехав в Белоруссию, самолично дознал великий недостаток у поселян в хлебе... самый сильный голод, что питались почти все пареною травою, с пересыпкою самым малым количеством муки или круп"; крестьяне "тощи и бледны, как мёртвые". "В отвращение чего, разведав у кого у богатых владельцев в запасных магазейнах есть хлеб", - взял заимообразно и раздал бедным, а имение одного польского графа, "усмотря таковое немилосердое сдирство", приказал взять в опеку. "Услыша таковую строгость, дворянство возбудилось от дремучки или, лучше сказать, от жестокого равнодушия к человечеству: употребило все способы к прокормлению крестьян, достав хлеба от соседственных губерний. А как... чрез два месяца поспевала жатва, то... пресек голод". Разъезжая по губернии, Державин "привёл в такой страх" предводителей, исправников, что дворянство "сделало комплот или стачку и послало на Державина оклеветание к Императору"133.

Державин нашёл, что пьянством крестьян пользовались еврейские винокуры: "Также сведав, что Жиды, из своего корыстолюбия, выманивая у крестьян хлеб попойками, обращают оный паки в вино и тем оголожают, приказал винокуренные заводы их в деревне Лёзне [Лиозно] запретить". Одновременно "собрал сведения от благоразумнейших обывателей" и от дворян, купечества и поселян "относительно образа жизни Жидов, их промыслов, обманов и всех ухищрений и уловок, коими... оголожают глупых и бедных поселян, и какими средствами можно оборонить от них несмысленную чернь, а им доставить честное и не зазорное пропитание... учинить полезными гражданами"134. Многие злоупотребления польских помещиков и еврейских арендаторов Державин в следующие за тем осенние месяцы описал во "Мнении об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта Евреев", которое и подал ко вниманию императора и высших сановников государства. "Мнение" это, весьма широкое по охвату, вбирающее и оценку наследованных от Польши порядков, и возможные способы преодоления крестьянской нищеты, и особенности тогдашнего еврейского быта, и проект преобразования его при сравнениях с Пруссией и Цесарией (Австрией), и далее с весьма подробной практической разработкой предполагаемых мер, - представляет собой интерес как первое по времени свидетельство просвещённого и государственного русского человека о состоянии еврейской жизни в России - ещё в те ранние годы, когда Россия только что включила евреев в массе.

"Мнение" состоит из двух частей - 1-я: Вообще о белорусских обитателях (в отзывах на "Мнение" мы почти и не встречаем упоминании этой существенной части); и 2-я: О Евреях.

Державин начал с того, что земледелие в Белоруссии вообще допоследне запущено. Тамошние крестьяне "ленивы в работах, не проворны, чужды от всех промыслов и нерадетельны в земледелии. " Из года в год они "едят хлеб не веянный, весною колотуху или из оржаной муки болтушку", летом "довольствуются, с небольшою пересыпкою какого-нибудь жита, изрубленными и сваренными травами... так бывают истощены, что с нуждою шатаются"135.

Назад Дальше