– С какой еще стройки? – Галка замерла с поднятым батоном, как парковая скульптура «Девушка с веслом». – В каком Тихошевске?!
Версия об увлеченности Валерия процессом строительства семейного загородного дома зашаталась.
– Ты ничего не знаешь про Тихошевск? – спросила я и немедленно поделилась с соседкой собственными знаниями.
– Я ничего не знала про Тихошевск, но я хочу знать все! – внимательно выслушав меня, заявила Галочка. – Не иначе, Валерка в сельской местности подруженьку себе завел! Ты запомнила адрес? Я вызываю такси, едем туда немедленно!
– Мне на работу надо! – возразила я.
– Я сделаю тебе больничный, отдохнешь от работы! – отмахнулась Галка, работавшая в регистратуре районной поликлиники.
– Это меняет дело, – согласилась я и отобрала у соседки батон, из которого еще могли получиться превосходные греночки к завтраку.
Сидеть в офисе, превращаясь из симпатичной девушки в бледную немочь, мне изрядно надоело, а поездка в Тихошевск в контексте моей работы в краевой администрации вполне могла рассматриваться как полезная экскурсия по заповедным местам родной сторонки. Мы с Галкой живо позавтракали чем бог послал, сели в такси и поехали в Тихошевск на улицу Спокойную, спокойствию которой скоро должен был прийти конец.
– Вот здесь стояла Валерина машина! – сказала я, топнув ногой у импровизированного забора из бумажных мешков.
В воздух поднялось серое облачко цементной пыли.
– А где же был сам Валера? – чихнув, сформулировала актуальный вопрос моя приятельница.
Мы одинаково согнули спины, рассматривая следы, отпечатавшиеся в пыли и грязи.
– Валеркины мокасины, итальянские! – безошибочно определила Галочка.
Мы прошли по следу, как две ищейки, и отпечатки итальянской обуви привели нас к соседнему дому.
– Ну щас я ее! – пообещала моя соседка.
Она живо подкатила рукава плаща и громким голосом с отчетливыми нотками зловещего веселья позвала:
– Хозя-айка! Хозяюшка, выйди!
– Кто ты, выдь да покажись, с нами честно подружись, – пробормотала я незабываемое, пушкинское.
Внутренний голос суровой прозой подсказывал, что дружить с предполагаемой любовницей мужа Галка будет крепко и до самой смерти – то есть скорее всего недолго.
– Хто-о-о-о? – донеслось со двора протяжное, как скрип колодезного ворота.
Шаркая калошами, к калитке прибрела древняя бабка в фольклорном прикиде типа «сто одежек, и все без застежек». На старушке были шерстяные гамаши, плюшевая юбка, мужской свитер с растянутым воротом, меховая жилетка, вязаная шапочка и просторная серо-бурая шаль, косматая, как старая медвежья шкура. В качестве аксессуаров к этому наряду идеально подошли бы ступа и помело. Я хихикнула и покосилась на Галочку. Она выпятила нижнюю губу и построила брови домиком. Вообразить Бабушку-ягушку соблазняющей кого-нибудь более молодого и симпатичного, чем Кощей Бессмертный, было совершенно невозможно.
– Чаво надоть? – неожиданно добродушно спросила старуха. – Ищете кого?
– Мужа! – брякнула Галка.
– А-а-а! Ну, заходьте!
Хозяйка погремела засовом, открыла калитку, повернулась к нам сутулой спиной и зашаркала прочь, на ходу помахивая рукой, как хвостиком. Мы с Галкой поняли это как призыв следовать за ней по дорожке, выложенной замшелым кирпичом, пришли в хату и сели на древний горбатый диван с деревянной спинкой.
– С кого снимать будем? – деловито спросила бабка, шаря в буфете.
Мы с Галкой переглянулись, и я отрицательно помотала головой. Снимать с себя что бы то ни было в компании Бабки-ежки в обстановке вопиющей антисанитарии я лично не собиралась.
– А что снимать? – спросила Галка и, не дожидаясь ответа, принялась расстегивать пуговицы на плаще.
– Ну – что? Венец безбрачия, конечно! – Бабка обернулась, держа в руке восковую свечку. – Ты же за мужем пришла!
– А-а-а! – Галка деловито застегнулась и подтолкнула меня локтем. – Если венец, то это не с меня! Это вот с нее снимать надо!
– Я не хочу! – буркнула я.
– Надо, Федя, надо! – прошептала мне приятельница. – От тебя не убудет, я за все плачу, глядишь, еще и мужа на халяву себе оторвешь!
– Пятьсот рублей! – бухнув на стол ковшик с водицей, сказала, как припечатала, хозяйка.
Галка без задержки расплатилась. Затем последовало типичное сольное выступление артистки художественной самодеятельности кружка ветеранов и инвалидов, не впечатлившее меня ну нисколько! Галка же, напротив, сразу после завершения ритуала начала с любопытством оглядываться по сторонам, словно ожидая, что из сеней или из темного угла за печкой без задержки выпрыгнет мой суженый-ряженый. Выпрыгнула только тощая серая кошка, и я скептически хмыкнула:
– Ну и когда же мне обещанного мужа ждать?
– А и жди, – легко отговорилась бабка, вручая мне половинку тетрадного листа, исписанного крупными печатными буквами. – Вот тебе слова заветные, читай их каждое утро, помолясь да перекрестившись! Придет время, и будет тебе супруг!
– Бабушка, а у вас муж есть? – заерзала на трескучем диване Галка.
– А что ж ты думаешь? Был, и не один! – Заподозрив, что мы усомнились в ее профессионализме, обиделась ворожея. – Да я трех мужей до срока схоронила!
– Ух ты! – искренне восхитилась Галка, тоже уже почти дозревшая до идеи досрочных мужних похорон. – А кто же с вами остался? Или вы совсем одна тут живете?
– Зачем – совсем одна? – Бабка с прозрачным намеком убирала со стола. – Жиличка у меня есть, девочка молодая.
– Ну как же так? – хитрая Галка показательно расстроилась. – В доме есть молоденькая девочка, а калитку отпирать ходит старенькая бабушка! Вот молодежь пошла, совсем не уважают старших!
– Посмотреть бы в глаза ее бесстыжие! – сообразив, куда ветер дует, поддакнула я и огляделась, нет ли где фотографии молодой девочки.
Единственный женский портрет, украшающий стену над диваном, явно запечатлел саму хозяйку дома в бытность ее еще не бабушкой, а Девушкой-ягой. Зато за стеклом обшарпанного буфета обнаружился тетрадный листок, на котором крупными печатными буквами было написано: «Наталья Силина, ПТУ-33» – и два телефонных номера. Я записала их на бабкиной бумажке рядом с «заветными словами».
– Так ведь нет ее сейчас, Наташки-то! – заступилась за свою квартирантку бабка. – Она только к вечеру приезжает, а днем в городе учится да работает.
– Знаем мы эти работы, – поднимаясь, проворчала помрачневшая Галка. – Спасибо, бабушка! Провожать нас не надо, мы и сами дорогу найдем.
Естественно, пошли мы с ней не к калитке, а к флигелю на заднем дворе. В отсутствие жилички на двери домика красовался амбарный замок, а окно было закрыто деревянными ставнями, но распахнуть их ничего не стоило – достаточно оказалось повернуть щеколду. Солнечный свет залил маленькую комнату с выбеленными известью стенами, на одной из которых, прямо напротив окна, висела большая цветная фотография.
Это оказался портретный снимок молодой девушки с короткой стрижкой. Лицо у нее симпатичное, но заурядное, а вот волосы необыкновенные – ослепительно-рыжие, как морковка. Насыщенный цвет прически подчеркивали фантазийные серьги в виде зеленых бабочек. Девчонка на фото выглядела дерзкой и яркой. Оценив соперницу, Галка ахнула и схватилась за сердце. Я сочувственно похлопала ее по плечу:
– Галь, ты раньше времени ничего не придумывай, с этой девочкой еще ничего не ясно. А тебя Валера любит.
– То-то и оно! – непонятно прошептала Галка.
Думая ее порадовать, я отдала соседке листок с телефонами Натальи Силиной из тридцать третьего ПТУ, но Галку не проняло и это. На обратном пути в город она сидела, отвернувшись к окошку, и угрюмо молчала. На лестничной площадке мы без слов разошлись по своим квартирам, но не успела я, как собиралась, залезть под душ, как в дверь постучали. Я открыла и увидела на пороге Галку. На лице у нее было выражение отчаяния, в руке – бутылка текилы.
– Надо поговорить! – показав бутылку, мрачно сказала соседка и проследовала мимо меня на кухню.
Ясно было, что обсуждать мы собираемся отнюдь не вкусовые качества мексиканской огненной воды, однако я молча достала из шкафчика рюмки. Галка презрительно фыркнула, убрала их на место и поставила на стол чайные чашки.
– У-у-у-у! – протянула я, оценив размах предстоящего загула. – Неужели все настолько плохо?
– Ты даже не представляешь, насколько! – соседка нескупо разлила по чашкам обманчиво невинную желтую жидкость. – На вот, посмотри!
Она вытянула из кармана халата фотокарточку и протянула мне.
– Узнаешь?
– Откуда она у тебя? – удивилась я.
В первый момент мне показалось, что я снова вижу портрет рыжей жилички Бабы-яги. Волосы у девушки на снимке были оранжевые, стрижка та же самая, в ушах – незабываемые изумрудные бабочки… Однако, присмотревшись, я уловила отчетливое сходство и ахнула:
– Галка! Это кто – ты?!
Соседка глубоко кивнула и затянулась сигаретой так, что щеки провалились ямами:
– Я! Мне здесь двадцать, и я только-только познакомилась с Валеркой.
– Но ты же не рыжая! Ты шатенка!
– Я крашеная! – рявкнула Галка. – Мне сорок два, седины полно, да и не нравилось мне никогда быть красной, как морковка. Это Валерка от рыжих-бесстыжих всегда был без ума, я-то думала, это у него прошло, ан нет. Надо же, нашел себе вторую любовь, точную копию первой!
– Почему сразу – любовь, может, у него к ней платонические чувства? – сказала я глупость, в которую сама не верила. – Такая ностальгия по молодости?
– Ностальгия – это я понимаю, – Галка набулькала себе текилы и выпила ее залпом. – Ностальгия – это нормально. А только в платоническую любовь я, Танька, не верю! Ты сюда смотри!
Она постучала ногтем по фотографии.
– Сережки видишь?
– Такие же, как у той девушки!
– Не такие же! – Галка помотала головой. – Те самые! Мои собственные! Ты знаешь, у меня разных бирюлек больше, чем в ювелирном магазине, и эти серьги я давно не надевала – прическа у меня теперь неподходящая. Так что валялись сережки в шкатулке с украшениями, валялись… А сейчас я посмотрела – нет их там! Выходит, Валерка, сволочь, подарил мои серьги своей новой пассии! Похоже это на платонические взаимоотношения?
– Не похоже, – вынужденно признала я и от огорчения тоже хлебнула текилы.
Галка отодвинула в сторону чашку и аккуратно приложилась лбом о стол:
– Я дура! Не надо мне было слушаться Маринку!
– Какую еще Маринку?
– Парикмахершу мою! – Галка подняла голову. – Несколько месяцев назад Валерка вдруг заговорил о том, какая красивая у меня была прическа в молодости. И с таким, знаешь, восторгом говорил… Я и подумала: сделаю любимому мужу приятное. Пошла в парикмахерскую, показала мастерице свою фотографию допотопных студенческих лет и попросила перекрасить меня и подстричь по образцу. А она, парикмахерша моя, уперлась и ни в какую! Вам, говорит, Галина Дмитриевна, давно не двадцать, и цвет лица у вас уже не тот, чтобы оранжевые лохмы носить, да и волосы резать жалко, потом заново отпустить проблематично будет. Я и сдалась, осталась при своих полудлинных каштановых. А Валерка, видать, не зря те рыжие лохмы с трепетом вспоминал. Не иначе, он уже тогда закрутил с этой своей рыжей-бесстыжей!
– Ну, может, и закрутил, – сдалась я. – Так ведь это наверняка ненадолго! Валерке за сорок, девчонке вдвое меньше, что у них может быть общего?
– Дети! – веско сказала Галка и отбила свои слова новым ударом головой об стол. – У них вполне могут быть общие дети! А ты понимаешь, как Валерка хочет детей? Ты же знаешь нашу историю!
Страдалица многозначительно замолчала, и лицо у нее сделалось безжизненное, как маска. Я испугалась, что она снова отключится у меня дома, и опять возникнет проблема с ночлегом.
– Галя, хватить пить и плакать! – по возможности твердо (язык уже заплетался) сказала я. – Вставай, я отведу тебя домой!
Чудесным образом нам удалось переместиться с моей кухни в соседкину спальню, и там Галка рухнула, как подстреленная. Я понадеялась, что Валера вернется домой поздно, будить спящую супругу не станет и таким образом не нарвется на пьяный дебош.
Сама я заснула под какой-то дурацкий телесериал о жизни большой разветвленной латиноамериканской семьи. Его сюжет породил в моей стремительно тяжелеющей голове некие мысли, но проследить за их ходом я не смогла: алкогольные пары заполнили мозговые извилины, как желтый туман, и свели видимость к нулю. Тем не менее даже во сне я помнила о том, что Галка оформила мне больничный на три дня и торопиться утром на работу не нужно. Поэтому я спала до десяти часов, а могла бы и до полудня, если бы не помешали Галкины крики: «Соня, вставай!»
– Я Таня, – ворчливо сообщила я соседке, впустив ее в квартиру.
– Я знаю! – отмахнулась она. – Живо собирайся!
– Куда на этот раз? – зевнула я.
– Голубков брать, тепленькими! – хищно оскалилась Галина. – Валерку с его рыжей прелестницей! Они сейчас в «Мегаполисе».
– Откуда ты знаешь?
– Отсюда! – Соседка потрясла мобильником. – Я ему позвонила, а в трубке рекламная песенка слышна: «Упс! Упс! Ля-ля-ля-ля!» Ее все время крутят в «Упс-кафе» на втором этаже.
– А почему ты решила, что Валера в этом кафе с девушкой?
– Потому что ей я тоже позвонила, только разговаривать не стала, притворилась, что ошиблась номером! И, пока она алекала, как дурочка, я послушала ту же песенку про «упс»! Давай живее, пока они там!
Я не люблю спешки, но в случае необходимости могу быть живее всех живых, так что из дома мы выскочили всего через три минуты, а в «Мегаполис» влетели через четверть часа – Галка подгоняла таксиста так, что на трассе «Формулы-1» он был бы в лидерах.
Выехав на второй этаж на гребне скоростного эскалатора, мы сразу же увидели за столиком «Упс-кафе» рыжую подружку Валеры! Сам неверный муж Пеньков сидел к нам спиной, и это было его большой стратегической ошибкой. Галка, оценив диспозицию, зарычала, в три прыжка подскочила к столику и с размаху огрела супруга по спине сумкой с металлическими накладками. Валера взвыл, его подружка взвизгнула, официантка стала звать охрану, но все эти звуки перекрыла Галкина ругань. Вместе с подоспевшим охранником мы провели подвижную игру «А ну-ка, разними!» и оттащили озверевшую ревнивицу от объекта приложения ее кулаков и сумки. Тогда Галка разрыдалась, а я объяснила охраннику и официантке:
– Извините, пожалуйста, это не просто дебош, а большая семейная драма: видите, жена застала мужа с любовницей!
– Я не любовница! – неожиданно возмутилась рыжая.
– Да? А кто же ты?! – мгновенно окрысилась Галка.
– Галя, сядь! – громовым голосом потребовал Валера. – Я сейчас все тебе объясню! Извини, что не сделал этого раньше – опасался за твое здоровье.
– За свое опасайся! – пробурчала Галка.
– Наташа мне никакая не любовница. Она моя дочь! – выпалил Валера.
Брови мои прилипли к линии роста волос, вынудив рот широко открыться. Галка застыла, как городничий в немой сцене «Ревизора».
– Вернее, она наша с тобой общая дочка! – сообщил жене Валера, правильно расценив всеобщее молчание как поощрение к продолжению.
Галка молчала, и он повернулся ко мне:
– Тань, ты знаешь нашу историю? Галина тебе рассказывала?
– Раз двадцать, – пробормотала я и процитировала максимально близко к первоисточнику: – Вы так хотели стать родителями, что не стали слушать медиков, которые обещали Галке крайне проблемную беременность с непредсказуемым результатом. Вы ждали девочку, хотели назвать ее Наташей, но доктора оказались правы в своих худших прогнозах. В родах Галина едва не погибла, а девочка родилась мертвой.
– Она выжила! – торжествующе возразил Валера. И тут же сник. – Но нам об этом не сказали. Галина долго была в плохом состоянии, я от горя и беспокойства едва не помешался… А сотрудники роддома оказались непорядочными людьми! Представь, они отдали нашу крошку богатой бездетной паре!
– Мексиканский сериал, – пробормотала я.
Валера помотал головой:
– Жизнь бывает круче любых сериалов! Приемные родители Наташеньки вскоре погибли в автокатастрофе, наша девочка попала в детский дом и выросла там вовсе без родителей, в чужом городе! А двадцать лет спустя – ты представь, какое чудо! – она приехала из своего Тихошевска в краевой центр, чтобы найти работу. Увидела в витрине моего магазина объявление «Требуется продавец-консультант, обаятельная молодая девушка приятной наружности», зашла предложить свои услуги, и менеджер привел ее ко мне!
– А дальше? – я уже попала под обаяние мексиканской драмы.
– Я очень удивился, когда увидел рыжую девушку, похожую на мою жену в юности. Но когда я узнал, что ее зовут Наташей! И когда увидел год рождения в паспорте! ТОТ САМЫЙ ГОД! – Валера задохнулся и жадно припал к стакану с минералкой.
– Только год?
Оцепеневшая Галка все молчала, и я вклинилась в паузу с логичным вопросом:
– А как же день рождения?
– Дата немного отличается, приемные родители зарегистрировали ребенка почти на месяц позже.
– Вот! – рыжая Наташа ожила и проворно достала из сумочки паспорт.
Галина по-прежнему удачно имитировала соляной столп, поэтому положенный на стол документ взяла я. Машинально пролистала, почитала записи:
– Наталья Николаевна Силина?
– Отчество и фамилия по приемному отцу, – объяснил Валера. – Зато имя у девочки то самое, которое выбрали мы с Галиной! Наверное, сотрудники роддома сказали им, что настоящая мать хотела назвать дочку Наташей.
Валера утер кулаком невидимую слезинку.
– Они были хорошими людьми – приемные родители Наташеньки, царство им небесное. Они не скрывали от девочки, что она им не родная, но уверили, что ее настоящая мама умерла в родах.