— Он просто замечательный, — мягко сказал Джо.
— Она, — поправил его Хью. — Ребенок — девочка. А теперь, Барбара, если ты…
Он замолчал. Дальнейшее произошло слишком быстро. Ребенок начал задыхаться. Хью схватил его, повернул головкой вниз, сунул палец в рот младенцу и извлек оттуда комок слизи. Отдав ребенка Барбаре, он снова принялся щупать пуповину и только тут заметил, что Карен в опасном состоянии.
С кошмарной мыслью о том, что ему следовало бы быть вдвое более сильным, он взял один из шнурков и узлом перевязал пуповину около животика ребенка, пытаясь унять дрожь в руках. Затем он начал завязывать второй шнурок и понял, что этого уже не нужно: Карен внезапно исторгла послед, и началось кровотечение. Она застонала.
Одним движением скальпеля Хью перерезал пуповину, бросил Барбаре: «Закрой ее пластырем» и повернулся, чтобы заняться матерью.
Кровь текла из нее ручьем. Лицо посерело, и она, казалось, уже потеряла сознание. Было бесполезно накладывать швы на разрез и последовавшие за ним разрывы: Хью видел, что Кровь шла изнутри. Пытаясь остановить ее, он сделал тампон из последней оставшейся марли и крикнул Джо и Дьюку, чтобы те принесли бандаж и холодный компресс.
Через мучительно долгий, как ему показалось, промежуток времени компресс и бандаж были на месте, а марля подкреплена целым ворохом стерильных гигиенических салфеток. Хью поднял глаза, взглянул на лицо Карен и тут же с панической поспешностью стал пытаться нащупать ее пульс.
Карен скончалась через семь минут после рождения дочери.
Глава девятая
Кэтрин Джозефин пережила свою мать на день. Хью окрестил ее этим именем и каплей воды через час после того, как умерла Карен. Было ясно, что и девочка долго не протянет. У нее оказалось что-то не в порядке с дыханием.
Один раз, когда малышка стала задыхаться, Барбара вернула ее к жизни, прижавшись ртом к ее ротику и высосав из него что-то, что тут же с отвращением сплюнула. Некоторое время после этого малышка Джоди как будто чувствовала себя лучше.
Но Хью понимал, что это только отсрочка. Он не представлял себе, каким образом им удастся сохранить девочку живой достаточно длительное время — целых два месяца — до тех пор, пока Барбара не сможет кормить ее. У них в запасе остались только две банки сухого молока.
Тем не менее они старались сделать все возможное.
Грейс припомнила состав смеси: сухое молоко, кипяченая вода и немного сладкого сиропа. У них, правда, не из чего было кормить девочку. Отсутствовала даже соска. Осиротевший ребенок был вещью, которой Хью никак не мог предвидеть. Теперь, задним числом, рождение младенца казалось ему одним из самых вероятных событий, и он клял себя за то, что не предусмотрел такой возможности. Поэтому он дал себе клятву приложить все силы к тому, чтобы дочь Карен осталась жива.
Пластиковая капельница оказалась наиболее похожим на соску предметом. Ничего лучшего найти не удалось. С ее помощью они попытались дать малютке смесь, стараясь нажимать на бока капельницы в такт сосательным движениям ребенка.
Из этой затеи мало что получалось. Малютка Джоди по-прежнему дышала с трудом и начинала задыхаться каждый раз, когда они пытались покормить ее. На то, что бы прочистить ей горлышко и дать возможность оправиться, они потратили почти столько же усилий, как и на. то, чтобы покормить ее. Казалось, она просто не хочет брать в рот грубую подделку, а если они старались кормить ее насильно, она тут же начинала задыхаться. Дважды Грейс удавалось скормить ей почти унцию смеси. И оба раза она срыгивала ее. Барбаре и Хью не удалось даже этого.
На следующее утро Хью проснулся от крика Грейс. Ребенок задохнулся и умер.
В тот страшный день, когда борьба за жизнь новорожденной еще продолжалась, Дьюк и Джо выкопали могилу высоко на склоне холма, на лужайке. Могила получилась глубокой, кроме того, они запаслись кучей булыжников. Оба боялись, что медведи или койоты могут разрыть могилу.
Когда работа была закончена, Джо с усилием спросил:
— Как мы будем делать гроб?
Дьюк вздохнул и вытер пот со лба.
— Джо, гроб нам не осилить.
— Но мы просто должны сделать его.
— Конечно, можно нарубить деревьев, расколоть их и получить немного досок — как мы и делали, например для кухонного стола. Но сколько времени это у нас займет? Джо, погода стоит жаркая. Карен не может столько ждать.
— Тогда мы должны разобрать что-нибудь. Кровать, например, или книжные полки.
— Проще всего — шкаф для одежды.
— Ладно, не будем откладывать.
— Джо, любая вещь, из которой можно сделать гроб, находится в доме. Неужели ты думаешь, что Хью разрешит нам сейчас войти туда и начать ломать, колотить, прибивать? Он просто убьет того, кто разбудит ребенка или отвлечет в то время, когда его с таким трудом пытаются покормить. Если раньше не убьют Барбара или мать. Нет, Джо. Придется нам обойтись без гроба.
Они принесли почти весь запас кирпичей, выложили нечто вроде ящика на дне могилы, выстлав его изнутри навесом, под которым обедали, и сделали из тонких стволов крышку, чтобы ящик можно было закрыть. Хотя все это выглядело довольно жалко, они почувствовали нечто вроде удовлетворения.
На следующее утро в этой могиле были похоронены мать и дочь.
Опускали их вниз Джо и Дьюк. Последний настоял на том, чтобы отец не вмешивался и занялся лучше дома Грейс и Барбарой. Дьюк вообще предпочел бы справиться со всем сам, но без помощника, к сожалению, обойтись было трудно.
Когда Дьюк предложил не отпускать Грейс на похороны, Хью отрицательно покачал головой.
— Нельзя лишать мать возможности в последний раз проститься с дочерью. Я не могу препятствовать ей в этом.
Не мог препятствовать ей и Дьюк. К тому времени, когда Джо отправился звать остальных, его сестра и племянница мирно покоились, аккуратно прикрытые тканью. Не осталось ни единого следа тех усилий, которых потребовало помещение их сюда: ни осыпавшейся земли, ни обломков отвалившейся кладки. Лицо Карен выражало абсолютное спокойствие, а дочурка покоилась у нее на груди, как будто задремав.
Дьюк коснулся края кирпичной стенки, наклонился и прошептал:
— Прощай, сестричка. Прости меня за все.
Затем он прикрыл ей лицо и осторожно вылез из могилы. По склону холма поднималась небольшая процессия. Хью поддерживал под руку жену, Джо помогал Барбаре. За убежищем на флагштоке колыхался приспущенный флаг.
Подойдя к могиле, они встали так, что Хью оказался у изголовья, по правую руку от него стояла жена, по левую — сын. Барбара и Джо расположились с противоположной стороны. К облегчению Дьюка, никто не попросил приоткрыть лица усопших, да и мать воспринимала происходящее как будто спокойно.
Хью вынул из кармана небольшую черную книжечку и раскрыл ее на заложенном заранее места.
— Я есть суть, и я есть жизнь… Ничто не принесли мы в сей мир, и посему ничто не в силах наших взять из него. Господь дал, и Господь же взял… — читал он.
Грейс всхлипнула, и колени у нее начали подгибаться. Хью вложил книгу в руки Дьюка и поддержал супругу.
— Продолжай, сынок.
— Отведи ее назад, отец!
— Нет-нет, я должна остаться, — совершенно убито пробормотала Грейс.
— Читай, Дьюк. Я отметил нужные места.
— …он копит богатства и не может знать, кто унаследует их.
Поелику я вчуже с тобой, и только странник я в этом мире,
какими были отцы и деды наши.
О, удели мне хоть малую толику, чтобы мог я вновь обрести силы мои…
Человек, от женщины рожденный, обречен лишь на быстротечное бытие, и полон несчастий краткий путь его земной…
В руки Господа всемогущего нашего предаем мы душу сестры нашей — сестер наших — и предаем тела их земле. Землю — земле, прах — праху и тлен — тлену…
Дьюк остановился и бросил в могилу маленький комок земли. Затем он снова заглянул в книгу, закрыл ее и сказал вдруг:
— Давайте помолимся.
Они отвели Грейс обратно в дом и уложили в постель. Джо и Дьюк вернулись, чтобы засыпать могилу землей. Хью, решив, что жена его теперь отдохнет, принялся снимать нагар со свечей в задней комнате. Грейс открыла глаза.
— Хьюберт…
— Что, Грейс?
— Я ведь говорила тебе. Я предупреждала. Но ты не хотел меня слушать.
— О чем ты, Грейс?
— Я ведь говорила тебе, что ей нужен доктор. Но ты не вызвал его. Ты оказался слишком гордым. Ты принес мою дочь в жертву собственной гордыне. Дитя мое… Ты убил ее.
— Грейс, но здесь же нет докторов. Ты прекрасно это знаешь.
— Настоящий мужчина на твоем месте не стал бы искать оправданий!
— Грейс, прошу тебя. Дать тебе чего-нибудь? Милтаун, например? А может, сделать укол?
— Нет, нет! — пронзительно вскрикнула она. — Именно так ты и помешал мне в тот раз вызвать врача. Теперь тебе никогда не удастся обвести меня вокруг пальца с помощью лекарств. Не прикасайся больше ко мне никогда. Убийца!
— Хорошо, Грейс, — он повернулся и вышел.
Барбара сидела у двери, обхватив голову руками. Хью сказал:
— Барбара, приспущенный флаг нужно снова поднять. Я пойду и сам сделаю это.
— Так скоро, Хью?
— Да. Жизнь продолжается.
Глава десятая
Жизнь продолжалась. Дьюк охотился и помогал Джо заниматься сельским хозяйством. Больше обычного трудился Хью. Грейс тоже работала. Качество приготовленных ею блюд улучшалось день ото дня, как и ее аппетит. Она растолстела и никогда больше не обвиняла мужа в смерти дочери.
Грейс вообще игнорировала его. Когда нужно было что-то обсудить, она разговаривала с Дьюком. Она перестала посещать и проводимые Хью службы.
Как-то в последний месяц беременности Барбары Дьюк остался один на один с отцом.
— Отец, ты однажды обронил, что любой из нас может уйти, когда захочет.
Хью был удивлен.
— Да.
— Ты, кажется, говорил, что выделишь уходящему равную долю имущества. Боеприпасы, инструменты и так далее.
— Все, что есть. Фирма гарантирует. Дьюк, неужели ты хочешь уйти?
— Да… и не я один. Уйти хочет мать. Именно она настаивает на этом. У меня тоже есть мотивы, но основная причина в ней.
— М-м-м… Что ж, давай обсудим твои мотивы. Может быть, ты недоволен моим руководством? Так я с радостью уступлю свое место. Я абсолютно уверен, что смогу уговорить Джо и Барбару согласиться с этим, так что у тебя будет единодушное одобрение, — он вздохнул. — Я устал нести эту ношу.
Дьюк покачал головой:
— Не в том дело, папа. Я вовсе не хочу становиться боссом, да и справляешься ты прекрасно. Не могу сказать, чтобы мне понравилось, как ты вначале все взял в свои руки. Но самое главное — результаты, а результатов ты добился отличных. Лучше давай не будем обсуждать мое решение. Могу только сказать, что с тобой лично это никак не связано… и я бы ни за что не ушел, если на уходе не зациклилась бы мать. Она непременно хочет отделиться. А я не могу отпустить ее одну.
— Ты не знаешь, почему Грейс хочет покинуть нас?
Дьюк заколебался:
— Отец, по-моему, это не имеет значения. Она решила окончательно и бесповоротно. Я без конца твержу, что не смогу устроить ей такую же безопасную и удобную жизнь, как здесь. Но в этом вопросе она настоящий кремень.
Хью взвесил его слова.
— Дьюк, если твоя мать так считает, я не собираюсь отговаривать ее. Я уже давно истратил последние крохи влияния на нее. Но у меня есть две идеи. Может быть, какая-нибудь из них покажется тебе приемлемой…
— Вряд ли.
— Выслушай сначала. Ты знаешь, что у нас есть медные трубки — часть из них мы использовали при оборудовании кухни. Но кроме них я припас еще кое-что для изготовления самогонного аппарата. Я приобрел в свое время все необходимое, чтобы в случае войны иметь возможность торговать спиртным, которое было бы чистым золотом в любом примитивном послевоенном обществе. Я не построил аппарат по известным нам обоим причинам. Но я могу соорудить его. И я знаю, как гнать самогон, — он слегка улыбнулся. — Это не кабинетное знание. На юге Тихого океана во время службы я гнал самогон; командир закрывал на это глаза. Тогда-то я и узнал, как из зерна, картошки, да почти из чего угодно, гнать спиртное. Дьюк, возможно, твоя мать была бы счастлива, если бы всегда имела выпивку.
— Но она же сопьется до смерти!
— Дьюк, Дьюк… Если это доставляет ей такое удовольствие, нравственно ли запрещать ей пить? Ради чего ей жить? Раньше она любила смотреть телевизор, бывать в гостях; она могла целый день провести в парикмахерской, затем пойти в кино, в гости и выпить там немного с подругой. Вот в чем был смысл ее жизни, Дьюк. А где теперь все это? Ушло безвозвратно. И только то, что я предлагаю, немного скрасило бы ее существование. Кто ты такой, чтобы указывать своей матери, спиваться ей до смерти или нет?
— Отец, дело не в этом!
— Так в чем же?
— Ну, ты знаешь, я не одобряю… не одобрял, что мать слишком много пьет. Но я бы, наверное, теперь смирился с этим. Если ты построишь аппарат, мы, возможно, будем твоими покупателями. Но уйти все равно уйдем, так как самогон не решает проблемы.
— Что же, остается второе предложение: уйду я, а не она. Только вот… — Хью нахмурился. — Дьюк, скажи ей, что я уйду, как только Барбара родит. Не могу же я покинуть ее в таком положении. Но ты можешь заверить Грейс…
— Отец, это тоже не решит проблемы!
— Тогда я не понимаю…
— О Господи! Ну да ладно. Дело-то как раз в Барбаре. Она… Короче говоря, мать ополчилась на нее. Совершенно не может ее терпеть с тех пор, как умерла Карен. Она сказала мне: «Дьюк, эта женщина не будет рожать ребенка в моем доме! Своего выродка! Я этого не потерплю. Скажи отцу, что он должен выставить ее отсюда» — вот ее собственные слова.
— Боже мой!
— Именно. Я пытался урезонить мать. Я без конца повторял, что Барбара не может уйти. Я объяснил это с разных сторон. Я сказал, что нет никаких шансов, чтобы ты вообще когда-нибудь выгнал Барбару. А что касается того, чтобы заставить ее уйти сейчас или даже просто отпустить ее, так это столь же невозможно, как если бы ты выгнал Карен. Я сказал ей, что и я сам настроен так же и что если все-таки у тебя хватит подлости совершить такое (допустим чисто теоретически), то я и Джо будем с оружием в руках защищать Барбару. Но ты, конечно, на такое свинство не способен.
— Спасибо и на этом.
— Мои слова решили исход дела. Мать верит мне, когда я высказываюсь начистоту. Поэтому она решила, что уйдет сама. Я не могу удержать ее. Она уходит. А я иду, чтобы заботиться о ней.
Хью потер виски.
— Да, действительно, ситуация никогда не бывает столь плохой, чтобы ее нельзя было сделать еще хуже. Дьюк, но ведь даже вместе с тобой идти ей некуда.
— Не совсем так, отец.
— То есть?
— Все можно устроить, если ты согласишься нам помочь. Помнишь пещеру у начала каньона Коллинза, ну, ту, которую еще собирались превратить в туристический аттракцион? Так вот, она все еще существует. Или ее двойник, точнее сказать. Я охотился в той стороне еще в первую неделю нашего пребывания здесь. Каньон выглядел таким знакомым, что я поднялся наверх и нашел пещеру. Ты знаешь, отец, в ней вполне можно жить и обороняться.
— А вход? А дверь?
— Никаких проблем, если ты отдашь стальной щит, который загораживал вход в туннель.
— Конечно, о чем речь!
— В пещере есть небольшое отверстие, которое решает проблему дыма. По ней протекает ручей, не пересохший до сих пор, несмотря на жуткую жару. Одним словом, отец, пещера не менее комфортабельна, чем наше убежище. Она нуждается только в небольшой отделке.
— Тогда сдаюсь. Можешь брать почти все, что захочешь. Постельные принадлежности, кухонную утварь. Вашу долю консервов. Спички, оружие, боеприпасы. Составь список, а я потом помогу тебе все перенести.
Дьюк покраснел так, что стало заметно даже сквозь загар.
— Отец, ты знаешь, кое-что уже там…
— Вот как? Ты считал, что я окажусь мелким скрягой?
— Э… я не говорю о последнем периоде. Я припрятал там кое-какие вещи еще в первые дни нашего пребывания здесь. Помнишь… ну, в общем, у нас с тобой произошла та стычка… а после нее ты назначил меня главным хранителем. Это навело меня на мысль, и я после этого неделю или две не выходил из дома нена-груженным, стараясь уйти, когда меня никто не видит.
— Попросту воровал.
— Я бы так не сказал. Я никогда не брал больше одной шестой наших запасов… и только самые необходимые вещи. Спички, патроны. То ружье, которое ты никак не мог найти. Одно одеяло.
Нож. Немного провизии. Несколько свечей. Дело в том, что… Поставь себя на мое место. Постоянно существовала угроза того, что ты рассердишься на меня и нам придется драться — причем один из нас непременно будет убит, как ты мне тогда заявил, — или я буду вынужден бежать сломя голову, не имея возможности ничего взять с собой. Я решил не вступать в борьбу с тобой. Поэтому мне пришлось заняться кое-какими приготовлениями. Но я ничего не крал: ты же сам сказал, что я могу взять свою долю. Одно твое слово — и я тут же принесу все обратно.
Хью Фарнхэм задумчиво поковырял мозоль, затем взглянул на сына.
— Иногда для человека украсть — значит выжить, не так ли? Я хотел бы узнать только одну вещь. Дьюк, среди продуктов, которые ты унес, были банки с молоком!
— Ни единой. Отец, неужели ты думаешь, что если бы там было молоко, я не принес бы его назад, когда умирала Карен?
— Да, прости. Зря я это спросил.
— Это я зря не утащил несколько банок. Тогда бы их не истратили.