Шла вторая половина дня. Время тянулось медленно. Чтобы солдаты не утомлялись раньше времени, Макрон разрешил им сесть на землю. Никакой деятельности поблизости от брода больше не наблюдалась, и вся эта картина выглядела просто идиллической.
Макрон улыбнулся, подумав, что Катону это бы наверняка понравилось. Живописные пейзажи и идиллическое спокойствие всегда трогали поэтическую натуру молодого человека. Макрон же просто отметил для себя тот факт, что солнце давно миновало зенит, падая под углом, лучи его еще ярче расцвечивали ландшафт и сверкали на глади воды. Все вроде бы дышало покоем, но, несмотря на это, в самом воздухе чувствовалось нарастающее напряжение, словно кто-то натягивал тросы спускового механизма катапульты. В том же напряжении пребывал и Макрон, стремившийся не упустить ни малейших признаков, ни звуков, свидетельствующих о приближении врага.
Примерно по прошествии получаса вдалеке на дороге обрисовалась мчавшаяся по направлению к броду крохотная фигурка. Лентулл еще не успел добежать до кромки воды, когда на гребень холма вылетел отряд всадников, которые тут же поскакали по склону вниз. Лентулл, оглянувшись через плечо, со всех ног припустил по мелководью.
– Держись левее! – закричал ему Макрон. – Левее!
Слышал его Лентулл или нет, но он вбежал в реку, промчался, взметая кучу брызг, некоторое расстояние, а потом вдруг с криком повалился вперед. Бойцы на острове охнули. Лентулл поднялся, выпрямился, и все увидели кровь, хлеставшую из раны на его бедре. Легионеры в ужасе взирали на раненого товарища, которого сзади, поднимая тучу брызг, уже настигали вражеские всадники. Лентулл оглянулся через плечо и из последних сил заковылял к острову. Бритты преследовали его осторожно, стараясь не наткнуться на колья, однако Лентулл терял слишком много крови и, как понимал Макрон, стремительно слабел. Еще несколько шагов, и колени его подогнулись, так что над водой был виден лишь его торс. Голова упала на грудь. Вражеские всадники придержали коней, глядя на римлянина, а потом, видимо, решив, что их вмешательство уже не требуется, вернулись на свой берег.
Некоторое время и те, и другие молча смотрели на Лентулла, голова которого бессильно болталась из стороны в сторону. От того места, где он находился, вниз по течению тянулась тонкая красная полоска. Наконец Лентулл медленно завалился набок и пропал из виду: тяжесть доспехов увлекла его тело под воду.
– Бедолага, – пробормотал кто-то.
– Разговорчики! – тут же рявкнул Макрон. – Всем молчать.
В напряженном, нервном молчании легионеры стали ждать появления главных сил неприятеля. Ждать пришлось недолго. Поначалу до их слуха донеслось приглушенное громыхание и топот, с каждым мгновением становившиеся все громче и отчетливее. Затем над вершиной холма, за который уходила дорога, словно сгустилась тень. Она стала дробиться и распадаться на отдельные силуэты – знамена, копья, шлемы, – пока наконец не стали различимы фигуры усеявших гребень холма людей. Глядя на авангард войска Каратака, уже преодолевший гребень, Макрон увидел, что вниз по склону к броду спускаются тысячи воинов. Он перевел взгляд на другой берег, пытаясь высмотреть хоть какие-то признаки когорты Максимия, но тщетно. По ту сторону спокойного русла Тамесис никого видно не было.
Глава 11
– Ты уверен, что Макрон действительно говорил о главных силах врага?
– Так точно, командир, – ответил гонец.
– Ладно, отправляйся к декуриону. – Максимий указал на отряд всадников, прикрывавший левый фланг. – Скажи ему, чтобы немедленно сообщил о вражеской колонне Веспасиану. Выполняй!
Гонец, отдав честь, поспешил к конным разведчикам, а Максимий созвал к себе центурионов. Они припустили бегом вдоль остановившейся колонны, и когда все, включая Катона, которому бежать было дальше всех, собрались, командир когорты сообщил им новость.
– Каратак движется именно к нашему броду. И у него преимущество во времени. Посмотрите туда.
Командир когорты указал за реку. Вдоль дальнего берега Тамесис тянулась туманная полоса, на которую Катон до сего момента не обращал внимания.
– А где Макрон? – спросил Туллий.
– У брода, проверяет оборонительные сооружения.
– Сооружения? Да он, похоже, собирается принять бой, – воскликнул Туллий, изумленно подняв брови.
– Ну что ж, именно такой приказ и был отдан когорте.
– Да, командир, но ведь это самоубийство.
– Будем надеяться, что нет, если мы успеем с ним соединиться…
Катон выступил вперед.
– Лучше бы нам поторопиться, командир.
– Это само собой, Катон. Центурионам разойтись по своим подразделениям. Выступаем форсированным маршем, с удвоенной скоростью. И ни в коем случае не отставать.
Командиры бегом поспешили к своим центуриям, после чего Максимий громовым голосом приказал когорте выступать в ускоренном темпе. Под ритмичный, дробный топот сапог колонна двинулась вперед. Краешком глаза Максимий приметил Макронова гонца, бегом возвращавшегося после разговора с разведчиками: один из них, припав к конской гриве и взметая пыль из-под копыт, уже пустился вскачь известить легата. Когда гонец подбежал к Максимию и замер в ожидании дальнейших приказаний, командир когорты оглядел бойца, оценивая его состояние, после чего спросил:
– Ты готов бежать обратно к Макрону?
– Так точно, командир, – не колеблясь, ответил боец, хотя и не успел отдышаться после недавнего бега.
Командир когорты понизил голос:
– Если он все еще там, у брода, скажи ему, что мы маршируем с максимальной скоростью и прибудем при первой возможности. Но если его там не окажется, тут же возвращайся и извести меня. Понял?
– Не окажется?.. – растерянно повторил легионер. – Командир, ты имеешь в виду…
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – рявкнул Максимий. – Вперед!
Гонец отдал честь и припустил по дороге в сторону брода. Максимий оглянулся через плечо, убедился, что все пять центурий движутся равномерно, быстрым шагом, и, набрав полные легкие воздуха, выкрикнул приказ перейти на медленный бег. На тренировках бойцам приходилось бегать в полном вооружении, и считалось, что подразделение способно поддерживать такой темп в течение часа. За это время легионеры должны добраться до Макрона. Будет ли у бойцов возможность перевести дух, или им придется броситься в бой не отдышавшись, прямо с марша, это уже другой вопрос. Хотя и немаловажный.
Замыкавшая колонну центурия Катона, не отставая, следовала за двигавшимися впереди. Над дорогой разносился быстрый топот сапог, ритмичное звяканье металла да хриплое дыхание отягощенных оружием и доспехами солдат.
Кое-где люди сбивались с шага, а потому то здесь, то там вдоль колонны раздавались громкие оклики восстанавливавших порядок центурионов и оптионов, не скупившихся на брань и грозивших самыми страшными наказаниями. Катон двигался чуть в стороне от своей центурии, держась примерно середины колонны.
– Шевелитесь, парни! – подбадривал он своих. – Жизнь Макрона зависит от нас. Не сбавлять темп!
На бегу Катон то и дело бросал взгляды на противоположный берег реки. Тучи поднятой пыли четко обозначали путь продвижения воинства Каратака, и хотя, конечно, основная масса варваров оставалась вне поля зрения, он по косвенным признакам понимал, что соотношение сил составит, пожалуй, пятьдесят к одному в пользу бриттов. Если Макрону придется отстаивать переправу в одиночку, на каждого его легионера придется по три сотни варваров. Эти подсчеты не оставляли Макрону никакой надежды.
Катон крепился как мог, но бег в такую жару в кольчуге, шлеме, со щитом и оружием выматывал очень быстро. Довольно скоро кровь застучала в его ушах, дыхание сделалось частым и прерывистым. Легкие горели: он чувствовал себя так, словно его грудь обмотана железными ремнями, которые стягиваются все туже и туже. Каждый мускул, каждое сухожилие принизывало болью. Накатила нестерпимая тошнота, желанию остановиться, опорожнить желудок и хоть чуточку отдышаться было почти невозможно сопротивляться. Держаться на ногах Катону помогала лишь боязнь опозориться перед своими солдатами да тот факт, что его другу Макрону грозила смертельная опасность. А потому, хотя уже каждый шаг давался ему с мукой, он превозмогал боль и усталость с той железной готовностью бороться до конца, которую успел впитать и усвоить за время службы в легионе.
Итак, он бежал, не сбавляя шага, ухитряясь не только сам выдерживать темп, но и хриплыми возгласами приободрять своих солдат. И тут неожиданно бежавший впереди него Фигул вдруг замедлил движение и поравнялся со своим центурионом.
– Ты почему… место покинул? – хрипло выдохнул Катон.
– А ты это слышал, командир?
– Слышал что?
– Вроде бы звучали рога. Боевые рога бриттов. Только что.
Катон попытался что-то припомнить, но нет: он определенно не слышал ничего, кроме звуков движущейся колонны.
Итак, он бежал, не сбавляя шага, ухитряясь не только сам выдерживать темп, но и хриплыми возгласами приободрять своих солдат. И тут неожиданно бежавший впереди него Фигул вдруг замедлил движение и поравнялся со своим центурионом.
– Ты почему… место покинул? – хрипло выдохнул Катон.
– А ты это слышал, командир?
– Слышал что?
– Вроде бы звучали рога. Боевые рога бриттов. Только что.
Катон попытался что-то припомнить, но нет: он определенно не слышал ничего, кроме звуков движущейся колонны.
– Ты уверен?
Фигул тоже заколебался, и на лице его появилось смущенное выражение: стыдно ведь, если он обратился к центуриону с докладом о том, что ему померещилось. Но в следующий миг лицо оптиона просветлело.
– Ну вот, снова. Теперь слышишь, командир?
– Тихо!
Катон остановился и прислушался. Сначала он только и услышал, что пульсацию крови в своих ушах да собственное тяжелое дыхание, но потом… да, далекий, но различимый отголосок: резкая, тягучая нота, одна из нестройного, сумбурного хора кельтских боевых рогов.
– Да, теперь слышу. Возвращайся на свое место.
Фигул припустил вперед, в голову центурии, Катон продолжил бег рядом с колонной. Сейчас они должны были находиться не так уж далеко от брода, не более чем в миле. Катон всмотрелся вперед. Река, обрамленная по обе стороны кустами и купами деревьев, изгибалась на север, благодаря чему открывалась небольшая перспектива северного берега. И там, между двумя небольшими возвышенностями, на расстоянии примерно в полмили, параллельно когорте двигалась плотная масса пехоты.
– Держать шаг! – крикнул Катон своим солдатам. – Уже недалеко. Держать шаг!
Он укрепил себя, выбросив из головы все мысли, кроме одной-единственной – достичь брода прежде, чем воинство Каратака успеет прорваться, и спасти Макрона с его центурией от полного уничтожения.
Когда снова зазвучал резкий, нестройный хор боевых рогов, Макрон вновь обернулся к северному берегу. Бритты с диким ревом устремлялись по дороге к броду, и их первые ряды уже вбегали на отмель, растревожив спокойно поблескивающую воду пенистым бурлением и фонтанами брызг.
– Сомкнуть ряды! – проревел Макрон, перекрывая шум. – Поднять щиты!
Легионеры по обе стороны от него сдвинулись плотнее и подняли щиты, образовав сплошную оборонительную линию. Римляне перехватили древки метательных копий в ожидании приказа обрушить смертоносный град на преодолевающего течение противника.
– Не напрягайтесь! – крикнул своим Макрон. – Сейчас эти ублюдки доберутся до наших кольев…
Первые ряды бриттов находились уже шагах в восьмидесяти, они рвались по мелководью вперед, подбадриваемые неистовым ревом своих товарищей, заполонивших весь берег реки позади. Неожиданно некоторые из бежавших впереди резко остановились, некоторые сложились пополам. Следовавших за ними это не остановило: они стремительно обогнули своих пострадавших соратников и в результате наткнулись на следующую серию кольев. Однако задние ряды продолжали напирать прямо на раненых, образовав на переправе спутанный клубок барахтающихся тел. Пострадавшие вопили от боли и ужаса, валившие валом сзади ревели от ярости и злобы, поскольку просто не понимали, что за причина воспрепятствовала их стремительному натиску. Задние ряды напирали на передние, буквально насаживая их на колья, и чем больше варваров устремлялось с берега на переправу, тем сильнее становились хаос и неразбериха.
– Славная получилась западня! – радостно воскликнул Макрон. – Лучше не придумаешь!
Легионеры по обе стороны от него вовсю гоготали, осыпая насмешками беспорядочно толкавшихся в воде напротив островка бриттов. Ликование нарушило целостность римского строя, но Макрон решил повременить со строгими приказами, дать своим людям насладиться мимолетным триумфом. Это способствует поднятию боевого духа, а уж он-то знал, что очень скоро его бойцам потребуются все их мужество и выдержка. Ибо следующий вражеский приступ неминуем.
Через некоторое время над шумом и криками на переправе возвысились звуки боевых рогов. Прозвучали три низкие ноты, и бритты, услышав этот сигнал, начали медленно отходить, скапливаясь толпами на берегу по обе стороны от дороги. Последними, ковыляя, возвращались на берег те бойцы из первых рядов атакующих, которым посчастливилось отделаться легкими ранами, но немало воинов так и остались в реке, проткнутые кольями или просто задавленные навалившейся на них сзади массой. Иные, споткнувшись, уже не смогли подняться и утонули, погребенные под телами своих же соратников. Почти все, оставшиеся в реке, были уже мертвы, и лишь немногие раненые еще пытались барахтаться в потоке ниже по течению, окрасившемся в цвет крови.
– Первая схватка в нашу пользу! – крикнул Макрон своим бойцам, и те ответили ему радостными воплями.
Когда эти возгласы стихли, Макрон оглянулся через плечо, и губы его сжались в тонкую линию, поскольку никаких признаков приближения когорты он, увы, так и не увидел. Если посланный им гонец не добрался до Максимия вовремя, чтобы тот успел прийти на помощь Третьей центурии, то очень скоро ему, Макрону, придется выбирать между бегством и сражением до последнего. Но даже если он предпочтет сразиться и вся его центурия поляжет у брода, он выиграет не так уж много времени для преследующей Каратака римской армии. Макрон не был склонен обманываться и прекрасно понимал, что его оборонительные заграждения на острове не задержат врага на столь долгое время, чтобы с тыла его успела настигнуть армия Плавта. Однако если он решит спасти центурию и прикажет солдатам отступить с переправы, ему может быть предъявлено обвинение в том, что это он позволил врагу избежать ловушки. Наказание за такое пренебрежение воинским долгом могло быть только одно – смерть. По всему получалось, что как ни поверни, а он, Макрон, уже, по сути, покойник.
Он пожал плечами, и губ его коснулась легкая, горестная улыбка. В конце концов, для армейской жизни эту ситуацию можно назвать типичной. Как часто ему приходилось оказываться перед дилеммой, благоприятного выхода из которой просто не было. Макрон искренне надеялся, что хотя бы в загробной жизни в отличие от нынешней ему не придется иметь дело со столь безысходными альтернативами.
Противник на том берегу вновь пришел в движение, и Макрон мигом выкинул из головы все мысли о будущем.
– Становись! – приказал он.
Небольшая группа вражеских воинов приблизилась к броду. На сей раз они не орали, не ревели и не валили валом к острову, на котором укрепились римляне. Нет, они продвигались медленно, осторожно, прощупывая дорогу перед собой. Макрон ожидал этого и не имел ничего против того, чтобы бритты потратили как можно больше времени на обнаружение препятствий, размещенных его бойцами по всему броду. Кроме того, у него в запасе имелись и еще кое-какие хитрости.
– Пращи к бою!
Пращников Макрон расставил по флангам своей центурии, причем возле каждого под рукой находилась кучка собранной заранее у реки гальки. Легионеры положили щиты и копья на землю, расступились, чтобы иметь пространство для раскручивания, и проверили кожаные мешочки на концах длинных ремней. Потом в эти мешочки легли камни, и воздух загудел, когда бойцы принялись раскручивать пращи над головами в ожидании приказа.
– Заряд – мечи!
Последовала серия щелчков, и навстречу двигавшемуся по мелководью противнику со свистом полетел сокрушительный град камней. Некоторые со стуком ударились о неприятельские щиты или просто попадали в воду, не причинив никому вреда, но немало зарядов достигло цели – проломили черепа или сокрушили кости.
– Отлично! – воскликнул Макрон. – Вольная стрельба!
Теперь пращники заряжали оружие, раскручивали его и выпускали камни каждый сам по себе, без особого приказа. Жужжание пращей сделалось постоянным, камни сыпались на неприятеля непрерывно. Но хотя вражеские воины и несли урон, обстрел, в силу малочисленности пращников, мог лишь замедлить их продвижение и работу по очистке речного дна от установленных римлянами препятствий. Каждого бойца, пораженного камнем из пращи, тут же заменял другой, благо на берегу реки их собралось великое множество и собиралось все больше. В свете вечернего солнца, в молчании, к берегу подтягивались все новые отряды пехоты, кавалерии, подкатывали боевые колесницы. Вся эта армада с нетерпением ждала, когда переправа будет расчищена.
Макрон, разумеется, внимательно следил за продвижением варваров и, когда они приблизились на расстояние броска копья, решил обрушить на них смертоносный дождь отточенных стальных наконечников. Однако максимального эффекта такой бросок достигал, если производился по плотной массе, а люди, расчищавшие речное дно, двигались порознь, на расстоянии один от другого. Обдумав ситуацию, Макрон решил поберечь метательные копья для отражения атаки, которая непременно последует после того, как бритты расчистят дно. Кроме того, по мере сокращения расстояния эффективность стрельбы пращников неуклонно возрастала: к удовлетворению центуриона, камни поражали варваров все чаще и чаще. По его оценкам, бойцы Третьей центурии уже вывели из строя более сотни врагов, в то время как потери римлян ограничивались несчастным Лентуллом.