Макрон помедлил, поразмыслил, и кое-что встревожило его еще больше: а не случится ли так, что Максимий, осознав все слабости и достоинства молодого центуриона, решит сознательно этим воспользоваться?
Макрон прочистил горло и заговорил, как ему хотелось верить, с беззаботной уверенностью:
– Конечно, командир, по существу, он еще мальчишка. Но военному делу учится быстро, я сам тому свидетель. И он не трус.
– Мальчишка, – фыркнул Максимий. – Я бы на том и кончил.
Остальные центурионы рассмеялись, и Макрону пришлось улыбнуться за компанию с ними. Если он хотел попытаться расположить Максимия к самому молодому центуриону когорты, вряд ли стоило раздражать командира.
– Он, пожалуй, чересчур чувствительный, командир, – с улыбкой добавил Макрон. – Сам понимаешь, в этом возрасте они все такие.
– Прекрасно понимаю. Именно поэтому, как мне кажется, в щенячьем возрасте даже умниц и храбрецов не стоит назначать на командные должности. Им недостает характера, ты не находишь?
– По большей части это так, командир.
– А в данном случае?
Макрон помедлил, поразмыслил, потом кивнул:
– Думаю, это общее правило. Я бы и помыслить не мог о том, чтобы стать центурионом в возрасте Катона.
– Вот и я тоже, – промолвил Максимий, прищелкнув языком. – И по этой причине я сомневаюсь в том, что из такого молодого командира может выйти толк…
– Но Катон – это особый случай.
Максимий пожал плечами, отвернулся и устремил взгляд вдоль дороги.
– Скоро увидим.
Пыль в конце колонны висела в воздухе так густо, что забивала носы и рты, мешая дышать. Во ртах пересохло, всех мучила жажда, и неудивительно, что постепенно Шестая центурия начала отставать – разрыв между ее головой и хвостом Пятой центурии заметно увеличился. Прибыв к подразделению, Катон незамедлительно приказал подтянуться, ускорить шаг и восстановить интервал. Естественно, это распоряжение никого не обрадовало и было встречено глухим ворчанием.
– Молчать! – рявкнул Катон. – Никаких разговоров в строю! Оптион, доложишь мне имя каждого, кто откроет рот на марше.
– Есть, командир! – четко откликнулся Фигул.
Остановившись у обочины, Катон внимательно наблюдал за тем, как проходили мимо бойцы его центурии. Он уже достаточно поднаторел в армейской жизни, чтобы отличить хорошего легионера от плохого, ветерана от новобранца, воина крепкого и здорового от слабого, а то и хворого. Вне всякого сомнения, вся его центурия для похода годилась: нескончаемая безжалостная муштра и суровая походная жизнь быстро отбраковывали непригодных. Не менее внимательно Катон отслеживал состояние воинского снаряжения, беря на заметку каждого, кто старался поддерживать доспехи и амуницию в наилучшем состоянии. Не оставались без внимания и те, состояние оружия и доспехов которых оставляло желать лучшего. По окончании марша этих легионеров ожидало весьма неприятное общение с Фигулом. Хочется верить, что несколько изнурительных нарядов наставят их на истинный путь. Ну а если нет, дело может дойти и до порки.
Когда колонна промаршировала вперед, Катон задержался, желая удостовериться, что строй выровнялся, и лишь после этого ускорил шаг, догоняя подразделение. Увиденное его в принципе устроило. Нет, конечно, как и в любом подразделении, в центурии имелись несколько явных оболтусов, но большинство производили впечатление хороших солдат, дисциплинированных и старательных. В сложившейся ситуации Катона более всего волновало то, что он так и не постиг духа своей центурии, коллективного умонастроения бойцов. Лица, созерцаемые им с обочины, решительно ничего не выражали, и даже никаких звуков, способных показать настрой, больше не раздавалось – ведь он же сам только что настрого запретил разговоры в строю. Приказ соблюдался неукоснительно, хотя, кажется, оставил впечатление молчаливой обиды. Катон задумался было о том, не отменить ли приказ, ведь разговоры на марше всегда позволяют узнать о людях больше. Но, с другой стороны, что это за командир, если он то и дело меняет приказы: это явное свидетельство нерешительности и неуверенности в себе. Нет уж, пусть лучше они некоторое время молча негодуют. Во всяком случае, это поспособствует закреплению за ним образа командира требовательного и решительного, ревнителя суровой дисциплины.
Нет уж, в его подразделении дисциплина будет идеальной, без малейших послаблений. Он еще покажет этому самодуру Максимию…
В глубине души Катон понимал, в чем причина его непреклонной строгости к своим солдатам: он невольно переносил на них свой бессильный гнев против командира когорты, и это понимание неизбежно вызывало в нем чувство вины и презрения к себе. Ведь если вдуматься, велика ли, по сути, разница между Максимием, всячески изводящим Катона, и самим Катоном, точно так же срывающим раздражение на собственных подчиненных?
И получалось, как ни больно было это признать, что Максимий-то, по большому счету, прав. Он, Катон, надулся, а восемь десятков ни в чем не повинных людей должны отдуваться из-за его мальчишеской обиды. И пока он не преодолеет в себе эту юношескую чувствительность, она будет постоянно сказываться на его бойцах. А ведь для того, чтобы противостоять свирепой ярости диких орд Каратака, эти люди должны доверять ему безоговорочно.
Вскоре после полудня дорога свернула к холму, на вершине которого темнела свежая земля недавно возведенного вала с вбитым поверх него частоколом. Над обоими воротами цитадели и по углам укрепления высились прочно сколоченные бревенчатые башни. В дрожавшем от жары воздухе само сооружение казалось мерцающим, зато сразу за холмом была отчетливо видна манившая истомившихся жаждой, пропотевших и запыленных легионеров словно источающая прохладу и свежесть лента реки Тамесис. Катону казалось, что он давно уже не видел более умиротворяющего и безмятежного пейзажа, но это не заставило его забыть о том, что именно здесь, на берегу реки, очень скоро разразится жестокая битва. Эти приветливые воды окрасятся человеческой кровью, а на берегу под палящим солнцем будут громоздиться мертвые тела.
По приближении когорты на валах и башнях не произошло никакого движения. Создавалось впечатление, будто часовые, утомившись нести караул, решили поискать себе убежище от жары где-то во внутренних помещениях. А потом внимание Катона привлекли медленно кружившие над фортом птицы – очевидно, какая-то местная разновидность стервятников. Кроме них да нескольких стремительно метавшихся вверх и вниз стрижей, других птиц видно не было.
Когорта уже приблизилась к форту на расстояние полета стрелы, а крепость так и не подавала признаков жизни. Центурион Максимий остановил колонну и выслал вперед, к аванпосту, конных разведчиков. Застучали копыта, конный отряд устремился по пологому подъему к передним воротам.
– Командиры, ко мне!
Катон, позвякивая оружием, устремился бегом к голове колонны, минуя ряды притихших легионеров. Запыхавшись и утирая пот со лба, он присоединился к остальным возле Максимия.
– Что-то тут не так, – пробормотал вполголоса Феликс.
Максимий медленно повернулся к нему:
– Правда? Ты действительно так думаешь?
– Ну… – замялся Феликс, – похоже на то, командир. Или там что-то случилось, или у них самый никчемный караул, какой только можно себе представить. Если так, то этих бездельников живьем зажарить мало.
Максимий кивнул.
– Хм, спасибо за интересную и исчерпывающую оценку ситуации. Весьма поучительно… По мне, так и последнему идиоту ясно – там что-то случилось.
Феликс попытался было пролепетать что-то в оправдание, но заткнулся, уставился под ноги и принялся рассеянно скрести землю носком сапога. Остальные центурионы обратили взоры к холму и следили за приближением разведчиков к воротам. И тут одна из створ начала медленно приоткрываться.
– Командир!
– Вижу, Антоний.
Из тени ворот на солнце выбежал крупный черный пес из тех охотничьих собак, с которыми батавы не расставались даже на войне. Увидев всадников, он замер, а потом резко развернулся и стремглав помчался вниз по склону в противоположном направлении. Несколько мгновений центурионы непроизвольно следили за его прыжками, пока зверь не пропал из виду.
– Командир, что это там? – спросил Катон, указывая в сторону ворот.
Их створы, остававшиеся приоткрытыми на дюйм, сейчас распахивались, выступая из теней. Что-то прицепилось к ним с внутренней стороны.
– Ох, дерьмо! – выдохнул центурион Феликс.
Ответа на вопрос не последовало. Он был уже слишком очевиден, и на несколько мгновений все буквально онемели. То было тело человека, приколоченное к створке ворот гвоздями, вбитыми в ладони. Он был раздет догола, а живот его вспорот так, что наружу вывалились красно-серые поблескивавшие внутренности.
Глава 8
– Командир, что это там? – спросил Катон, указывая в сторону ворот.
Их створы, остававшиеся приоткрытыми на дюйм, сейчас распахивались, выступая из теней. Что-то прицепилось к ним с внутренней стороны.
– Ох, дерьмо! – выдохнул центурион Феликс.
Ответа на вопрос не последовало. Он был уже слишком очевиден, и на несколько мгновений все буквально онемели. То было тело человека, приколоченное к створке ворот гвоздями, вбитыми в ладони. Он был раздет догола, а живот его вспорот так, что наружу вывалились красно-серые поблескивавшие внутренности.
Глава 8
– Когорта! – воскликнул, резко развернувшись, центурион Максимий. – Боевое построение! Сомкнуть ряды!
Легионеры принялись формировать сплошную стену поднятых щитов, а своих центурионов Максимий отослал к их подразделениям. Тем временем разведчики поднялись по склону, и декурион в сопровождении троих своих всадников осторожно подъехал к воротам. Помедлив мгновение возле трупа, они исчезли внутри как раз к тому времени, когда Катон подбежал к стоявшему во главе Шестой центурии Фигулу.
– Что там такое, командир?
– У тебя что, оптион, глаз нет? – буркнул Катон. – Смотри сам.
Фигул прикрыл глаза ладонью от солнца и воззрился в сторону ворот. Услышав позади приглушенный, встревоженный ропот, Катон гневно обернулся через плечо и рявкнул:
– Молчать!
Однако от него не укрылось, что один солдат, не удержавшись, сказал что-то соседу. Резко развернувшись, центурион шагнул к нему и, тыча пальцем ему в грудь, требовательно произнес:
– Ты. Да, да – ты нарушитель приказа. Как тебя зовут?
– Тит Велий, командир.
– Так какого же долбаного хрена ты, Тит Велий, позволяешь себе распускать язык в строю после того, как был отдан приказ молчать?
Катон смотрел прямо в глаза легионеру, который был лишь чуточку пониже центуриона ростом, но зато несколькими годами старше и гораздо более крепкого телосложения. На своего центуриона он смотрел без всякого выражения.
– Не слышу ответа!
– Мне просто показалось, что у нас неприятности, командир. Вот и все.
Он на миг встретился с Катоном взглядом и тут же снова уставился прямо перед собой с отрешенным видом.
– Оптион! – выкрикнул Катон, ноздри которого раздувались от гнева.
– Я здесь, командир! – доложил торопливо подбежавший Фигул.
– Проследи, чтобы Велий понес наказание. Десять дней чистки нужников.
– Будет исполнено, командир.
Катон отступил на шаг и оглядел строй.
– Это для начала. Следующий любитель поболтать в строю будет разгребать дерьмо двадцать дней.
С этими словами Катон отвернулся от солдат и снова устремил взгляд в сторону форта. Ворота так и оставались открытыми, прибитый к ним человек был неподвижен. Крепость не подавала ни малейших признаков жизни. Пугающую неподвижность нарушали лишь медленно кружившие над валами вороны. Молодой центурион внимательно оглядел окрестности, но вокруг было пусто. Ни батавов, ни врагов, ни единого туземца.
Наконец после показавшегося бесконечным ожидания из тени надвратной башни выехал декурион с разведчиками. Не теряя времени, всадники припустили рысью к Максимию, который сам от нетерпения сделал несколько шагов им навстречу. Что и понятно – его не могла не волновать судьба гарнизона.
– Ну?
Декурион выглядел потрясенным.
– Они все мертвы, командир.
– Все? Весь гарнизон?
– Полагаю, да, командир. Точного подсчета я, конечно, не производил, но там более сотни мертвых тел. И, похоже, мало кому из них посчастливилось умереть быстрой смертью.
Некоторое время Максимий хмуро молчал, но потом встряхнулся и отдал приказ:
– Декурион, собери своих разведчиков. Отыщи следы тех, кто это сделал. Когда выяснишь, куда они удалились, доложишь мне.
Отдав честь, декурион развернул коня, поскакал к своим солдатам и, построив их, довел до сведения приказ командира когорты. Тем временем Максимий направился прямиком к мертвой цитадели и первым вошел в ворота.
Кавалеристы галопом ускакали на север на поиски врага, а когорта так и осталась стоять неподвижно под палящим солнцем, с беспокойством дожидаясь возвращения командира. Времени прошло немало, по прикидкам Катона, около четверти часа, и в конце концов он нетерпеливо хлопнул себя по бедру.
– Думаешь, с ним там что-нибудь случилось, командир? – осторожно поинтересовался Фигул.
– Надеюсь, что нет. Но лучше бы ему вернуться поскорее. Мы не можем позволить себе терять время. Он сам получил на сей счет приказы.
– Может, кто-нибудь сходит, проверит, все ли с ним ладно?
Катон устремил взор вдоль колонны, высматривая других центурионов. Макрон встретил его взгляд и потряс рукой в воздухе, выказывая раздражение.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Катон. – Нужно, чтобы кто-то его нашел. Оставайся здесь.
Сопровождаемый удивленными взглядами Феликса и Антония, Катон бегом припустил вперед и остановился рядом с Макроном.
– Время, на хрен, уходит! – бушевал Макрон.
– Знаю. Нам следовало двигаться, а не торчать здесь столбами.
– Но сначала следовало получить в крепости шанцевый инструмент.
– Значит, надо забрать его и двигать к броду. Должен же кто-то занять там позицию…
Пока Макрон скреб подбородок, обдумывая сложившуюся ситуацию, к ним подошел центурион Туллий. Обветренное лицо видавшего виды воина выражало тревогу.
– Что, по-твоему, нам следует делать?
Макрон воззрился на Туллия с удивлением. Как старший по положению после Максимия, Туллий должен был сам принимать решения, а не спрашивать совета или интересоваться чьим-то мнением.
Однако заслуженный ветеран смотрел на более молодых командиров с надеждой и ждал, чтобы они высказались.
– Кому-то нужно будет пойти туда, – помолчав, промолвил Катон.
– Но он приказал нам оставаться с нашими центуриями.
– Послушай, – встрял Макрон, – мы не можем позволить себе проторчать тут до конца этого хренова дня. Нам приказано занять брод. Кто-то должен добраться до Максимия. И не теряя времени, его и так уже потеряно больше, чем можно.
– Может, ты и прав. Но кто?
– Да какая разница? – фыркнул Макрон. – Вот ты возьми да сходи.
– Я? – Туллия эта идея явно не воодушевила. Он покачал головой. – Нет, я лучше останусь с когортой. Вдруг это ловушка – нельзя допустить, чтобы когорта лишилась и командира, и старшего из центурионов. Вот что, Катон, отправляйся ты. Тебе всяко сподручней.
Не вступая в пререкания и не позволив себе выказать ни малейших признаков неудовольствия, молодой центурион повернулся в сторону укрепления и припустил бегом вверх по склону. Почти в то же самое мгновение в воротах показалась фигура Максимия, шагавшего вниз, в противоположном направлении. Завидев собравшихся центурионов, он побагровел от гнева. Командиры вытянулись в струнку.
– Это еще что такое? Кто разрешил вам покинуть свои подразделения?
– Но, командир, мы беспокоились о твоей безопасности, – попытался оправдаться Катон.
– Кроме того, – резонно указал Макрон, – мы выбиваемся из графика, командир. К настоящему времени нам следовало уже занять позиции у брода.
Резко развернувшись, Максимий ткнул его пальцем в грудь и злобно отчеканил:
– Не смей указывать мне, как исполнять свои обязанности, центурион.
– Но, командир, я только хотел напомнить…
– Молчать! – выпалил Максимий прямо в лицо Макрону. Несколько секунд два командира мерились взглядами, тогда как окружающие смотрели на них с беспокойным удивлением.
Разрядил обстановку Катон.
– Хм… командир? – промолвил он, прокашлявшись.
– Что?
– Там кто-нибудь выжил?
– Никто.
– И никаких следов центуриона Порция?
При звуке имени своего друга Максимий вздрогнул.
– О, с ним все в порядке. Собственно, я и задержался, потому что его искал.
– Не понимаю.
– Он не понимает – может, прикажешь мне написать картину? Одно скажу: попадись мне в руки ублюдки, которые это устроили, я клянусь своей фамилией, что смерть их будет долгой и мучительной.
Издалека донесся топот копыт, и все взоры обратились к склону, по которому скакали разведчики. Один из них осадил коня возле группы центурионов, основательно обдав их грязью, соскочил на землю и, тяжело дыша, отсалютовал Максимию.
– Докладывай!
– Командир, мы их нашли.
Кавалерист указал большим пальцем за плечо, на север, в направлении Тамесиса.
– Они там, в паре миль отсюда. Пешие. Движутся на запад, вдоль берега.
– Сколько их? – спросил Катон.
– Три, может быть, четыре сотни, командир.
Максимий одарил Катона убийственным взглядом, после чего указал разведчику:
– Ты докладываешь мне, парень.
– Так точно, командир, – растерялся кавалерист. – Есть, командир. Виноват.
Командир когорты сурово кивнул:
– Ладно. Мы их перехватим. Возвращайся к своему декуриону. Продолжайте следить за ними. О любом изменении маршрута докладывать мне. Приказ ясен?