Александр откинулся на спинку стула, и его голубые глаза, такие холодные и жестокие лишь секунду назад, вдруг потеплели, когда он с жалостью посмотрел на Сару.
– Да, действительно бедняжка Сара, – мягко заметил он. – Боюсь, тебя обвели вокруг пальца. Твои деньги безвозвратно потеряны. Мне тебя искренне жаль, но теперь уже ничего не поделаешь.
– А… А… Александр, – заикаясь, пробормотала Сара. – Я н… не…
– Помолчи, дорогая. Позволь мне говорить. Он – коварный тип и может заманить тебя в ловушку. Джонатан с ненавистью посмотрел на кузена.
– Ты просто ублюдок!
– Довольно! – Александр резко встал со стула. – Не смей называть меня ублюдком!
– Что, заело? – злорадно хохотнул Джонатан. – Правда глаза колет? И к твоей сестрице это тоже относится. Не забывай, что не чья-нибудь, а именно ваша матушка спит с кем ни попадя.
– Ты уволен! – вскричал Александр в ярости.
– Ты не можешь уволить меня. – Джонатан откинул голову и залился смехом. – Я держатель акций и…
– Количество твоих акций за последнее время значительно сократилось, – перебил его Александр уже гораздо более спокойным тоном, полностью овладев собой. – Ровно на семь процентов. – Он открыл верхнюю папку, вытащил оттуда акции и помахал ими перед носом Джонатана. – Я их только недавно выкупил, в прошлую пятницу. Ровно четыре миллиона – во столько обошлось «Харт энтерпрайзиз» выкупить твой заклад у финансовой компании, которая кредитовала тебя. Но тем не менее я рад, что мне удалось вернуть наши акции назад.
Джонатан побледнел как полотно. Он непонимающе уставился на Александра. Впервые в жизни он не находил слов для ответа. На какой-то миг ему показалось, что всему пришел конец, а затем с презрительной усмешкой он воскликнул:
– Я по-прежнему владею девятью процентами этой компании. Следовательно, ты не имеешь права уволить меня. По существующим правилам нельзя выставить за дверь держателя акций.
– Бабушка установила такой порядок в 1968 году, когда она написала завещание и разделила свои сто процентов между нами четырьмя. Однако до дня своей смерти она оставалась единственной владелицей всего пакета и, следовательно, всей компании. В качестве полновластной хозяйки «Харт энтерпрайзиз» Эмма Харт могла поступать по своему усмотрению, как тебе хорошо известно. И поэтому перед отъездом в Австралию бабушка изменила все наши внутренние законы. Фактически она произвела структурную перестройку и велела подготовить новый Устав. Согласно ему я в качестве управляющего, председателя правления и держателя основного пакета акций могу делать практически все, что захочу. Я обладаю почти неограниченными полномочиями. Я могу выкупить акции у акционера, если он согласен. Я могу принимать людей на работу. И увольнять их. – Александр облокотился руками на стол и обжег Джонатана взглядом. – И поэтому я увольняю тебя. – Он обратил взор мимо Джонатана, на Сару. – Ты тоже уволена. Ты вела себя столь же бесчестно, как и Джонатан.
Сара не могла вымолвить ни слова. Казалось, она окаменела на своем стуле.
– Чушь собачья. Мы еще во всем разберемся, – взревел Джонатан. – Отсюда я сразу же направлюсь к Джону Кроуфорду. И Сара тоже пойдет со мной. Есть еще…
– Всенепременно повидайся с ним, – отрезал Александр и бросил стопку акций на стол. Он засунул руки в карманы брюк и принялся раскачиваться на каблуках. – Он с готовностью подтвердит мои слова. Кстати, он так и так хотел с тобой побеседовать. Джон присутствовал на моих двух встречах с руководством «Вкладов и Займов», и его несколько обеспокоил вопрос о процентах, которые ты им должен. Они – подозрительные типы, Джонатан. Лучше тебе им заплатить, и побыстрее.
Джонатан открыл было рот, но ничего не сказал, лишь в бессильной ярости смотрел на кузена.
Сара немного отошла от потрясения и бросилась к столу.
– Но я же ничего не сделала со своими акциями, – со слезами на глазах взмолилась она. – Я не сделала ничего плохого. Почему ты увольняешь меня?
– Потому что ты совершила дурной поступок. Ты вкладывала деньги в компанию – непосредственного конкурента отдела недвижимости «Харт энтерпрайзиз». Ты вела себя нелояльно. Ты такая же предательница, как Джонатан. Прости, но, как я уже сказал, я не могу простить такого.
– Но я люблю мою «Леди Гамильтон», – всхлипнула она и затряслась в рыданиях.
– Тебе следовало подумать об этом, когда ты вступала в сговор со своим безответственным кузеном, – ровным голосом ответил Александр, нимало не смягчившись при виде ее слез. – И одному Создателю известно, зачем ты так поступила.
Внезапно Джонатан потерял контроль над собой и зашелся в истерике.
– Ты у меня еще попляшешь, негодяй! – Он развернулся на каблуках и погрозил кулаком Поле. – И ты тоже, сука!
– Пошел вон! – Александр сделал шаг по направлению к Джонатану. – Не дожидайся, пока я сам не схвачу тебя за шкирку и не вышвырну за дверь.
Пола вскочила на ноги и, подбежав к Александру, успокаивающим жестом положила руку ему на плечо.
Она смотрела на Джонатана и Сару, стараясь подавить охватившие все ее существо презрение и возмущение. Спокойным голосом она произнесла:
– Как вы могли? Как вы только могли так поступить по отношению к ней? К той, кто столько вам всего дал, кто всегда проявлял к вам щедрость и доброту? Задолго до смерти она начала подозревать тебя, Джонатан. А в последнее время и тебя тоже, Сара. Однако, не имея твердых доказательств, не стала ничего против вас предпринимать. Она не отняла у вас ваши фонды, не потребовала назад акции «Харт энтерпрайзиз», столь великодушно подаренные вам. – Пола осуждающе покачала головой. – Вы оба олицетворяете все то, что бабушка ненавидела и презирала… Вы предатели, хитрецы, бесчестные люди, обманщики и лжецы.
Никто не произнес ни звука. Дикая ненависть исказила черты Джонатана, а Сара, казалось, вот-вот упадет в обморок.
Пола продолжала, и в ее голосе появились новые нотки спокойной, но твердой решимости:
– Боюсь, я не так великодушна, как Эмма Харт. Она терпеливо отнеслась к предательству ваших отцов. Но я вас терпеть не собираюсь. Мне осталось сказать только одно… отныне вас никто не ждет на наших семейных собраниях. Запомните раз и навсегда.
Услышав слова отлучения, бледная и дрожащая Сара забилась в истерике. Она повернулась к Джонатану и закричала:
– Ты, ты во всем виноват! Мне не следовало тебя слушать. Я потеряла не только деньги, но еще и отдел «Леди Гамильтон», и даже семью. – Продолжать она не смогла из-за рыданий.
Джонатан не обратил на нее ни малейшего внимания. Он шагнул по направлению к Поле. Глаза его метали молнии, на лице застыла маска ненависти.
– Ты мне за все заплатишь. Пола Фарли. Мы с Себастьяном отомстим тебе!
Наконец Александр потерял терпение. Он ринулся вперед, мимо Полы, грубо схватил Джонатана за руку и поволок к двери.
– Убери от меня свои грязные лапы, мерзавец. И не думай, что тебе нечего бояться. Не забывай, что я тебе сказал. Я отомщу и тебе тоже, Баркстоун. Даже если для этого потребуется вся моя жизнь.
Джонатан пинком распахнул дверь и выбежал прочь.
Сара подбежала к Александру, все еще стоявшему около дверей.
– Что же мне теперь делать? – завыла она, размазывая слезы по щекам.
– Не знаю, Сара, – ответил Александр холодным и спокойным голосом. – Правда не знаю.
Она беспомощно посмотрела на него, затем перевела взгляд на Полу и на Эмили. Их отчужденный вид яснее слов сказал ей, что мольбы тут бесполезны. Призывая проклятия на голову Джонатана, она нашла свою сумочку и быстрым шагом покинула кабинет, безуспешно борясь со слезами.
Александр вернулся на свое место за столом и потянулся за сигаретами. Зажигая спичку, он заметил, как сильно дрожат у него руки, но не удивился.
– Довольно неприятная сцена, – наконец произнес он. – Но не хуже, чем я ожидал. Должен признаться, у меня возникло такое чувство, что Сара влипла в историю, сама того не подозревая.
– Да, – согласилась Пола и села на стул с другой стороны стола. Она обернулась и посмотрела на Эмили. – В какой-то миг я даже пожалела ее, но жалость прошла, когда я подумала о бабушке и обо всем хорошем, что она для них сделала.
– А я вот ничуть не сочувствую Cape! – возмущенно воскликнула Эмили. – Она получила по заслугам. Что же касается Джонатана – ну какой же он мерзкий тип!
– Он попробует доставить нам неприятности, но у него ничего не получится, – объявил Александр. – Как бы он ни старался, – у него силенок ни на что не хватит. За его угрозами ничего не стоит. – Александр ухмыльнулся. – Я глазам своим не поверил, когда он погрозил тебе кулаком – ну прямо как злодей в викторианской пьесе.
Пола засмеялась нервным смехом.
– Я понимаю тебя, Сэнди. Но, с другой стороны, не думаю, что нам следует так легкомысленно отмахиваться от Джонатана. Ведь где-то за его спиной маячит фигура Себастьяна Кросса, моего злейшего врага, а уж он-то сможет толкнуть его на что угодно. Как я уже не раз повторяла, я готова ждать от Кросса любой низости.
Пола засмеялась нервным смехом.
– Я понимаю тебя, Сэнди. Но, с другой стороны, не думаю, что нам следует так легкомысленно отмахиваться от Джонатана. Ведь где-то за его спиной маячит фигура Себастьяна Кросса, моего злейшего врага, а уж он-то сможет толкнуть его на что угодно. Как я уже не раз повторяла, я готова ждать от Кросса любой низости.
Александр задумчиво посмотрел на нее.
Эмили быстро подошла к Поле.
– Честное слово, Александр, Пола права. Джонатан Эйнсли, Сара Лаудер и Себастьян Кросс еще не сказали своего последнего слова. Вот увидишь.
Глава 23
Наступило пятое января 1971 года – день, на который Пола запланировала серьезный разговор с Джимом. Ее родители и Филип три дня назад вернулись в Лондон после рождественских праздников, проведенных в Пеннистоун-Ройял. А оттуда все трое уехали кататься на лыжах в Шамони.
Рождество прошло на удивление спокойно. Но без Эммы праздник казался грустным и неполным. Она всегда находилась в центре событий, и в ее отсутствие все складывалось как-то не так.
Пола старалась изо всех сил ради детей и своих родителей, про себя считала часы, оставшиеся до пятого января. Однако сегодня утром Джим вдруг взял да и умчался на работу, прежде чем она смогла сказать ему хоть слово.
Вдруг до ушей Полы донеслось шуршание шин по гравиевой дорожке. Она развернулась на стуле, вскочила на ноги, подошла к окну и посмотрела на улицу. Яркая лампочка над дверью освещала «Остин-Мартин» Джима.
Взгляд Полы упал на торчащие из заднего окошка машины горные лыжи. Она вдохнула воздух и вся напряглась. Так вот почему он так опоздал – сперва он заехал в Лонг-Медоу за лыжным снаряжением. Значит, Джим все-таки решил отправиться в Шамони.
«Теперь или никогда», – сказала про себя Пола и опрометью бросилась вон из библиотеки. Оказавшись в Каменном зале, она принялась ждать мужа, пытаясь подавить волнение.
Через минуту в помещение вошел Джим и направился к лестнице в противоположном углу зала.
– Я здесь, Джим, – позвала Пола. Он вздрогнул, повернулся и неуверенно посмотрел на жену.
– Ты можешь уделить мне несколько минут? – спросила она, стараясь не выдать голосом обуревавших ее чувств, чтобы не насторожить и не спугнуть собеседника.
– Конечно. Я только хотел переодеться. У меня сегодня выдался довольно-таки суматошный день, – объявил он, направляясь к Поле. – На удивление много дел для субботы.
«Ничего удивительного, – подумала она, отступив на шаг и пошире открывая дверь. – Ты разбирался с накопившимися делами, готовясь неожиданно уехать». Но вслух она не сказала ничего.
Джим прошмыгнул мимо жены в библиотеку, не поцеловав ее и не сделав вообще никакого дружелюбного жеста. Напряженность отношений между ними в последнее время переросла в холодность.
Пола решительно захлопнула дверь. Сперва у нее даже мелькнула мысль закрыть ее на ключ, но потом она передумала и последовала за мужем к камину.
Она уселась в кресло с подголовником и взглянула на него, стоявшего у огня.
– Обед поспеет только к восьми. У тебя достаточно времени. Устраивайся поудобнее. Поболтаем немного.
Джим бросил на нее настороженный взгляд, но тем не менее сел в другое кресло, достал сигареты и закурил. Несколько секунд он молча пускал дым, глядя в огонь. Затем спросил:
– Как у тебя прошел день?
– Замечательно. Я провела его с детьми. На ленч приезжала Эмили и осталась со мной до вечера. Уинстон отправился на футбол.
Джим промолчал.
Очень тихим голосом Пола произнесла:
– Так ты все-таки едешь в Шамони?
– Да. – Он не глядел в ее сторону.
– Когда? Джим кашлянул:
– Я собирался в Лондон сегодня вечером, часов в десять-одиннадцать. На дорогах почти никого не будет. Тогда я смогу успеть на первый завтрашний рейс на Женеву.
Кровь ударила в голову Поле, но она справилась с собой, зная, что ничего не добьется, если не сохранит самообладания и выведет мужа из себя.
– Пожалуйста, не уезжай, Джим, – попросила она. – По крайней мере, еще несколько дней.
– Но почему? – Наконец-то он повернул голову и направил на нее взгляд своих серебристо-серых глаз. Светлые брови вскинулись в изумлении. – Ведь ты же собиралась в Нью-Йорк.
– Да, но не раньше восьмого или девятого. Когда ты вернулся из Канады, я сказала тебе, что хочу обсудить с тобой наши проблемы, но ты предложил отложить разговор, так как подходило Рождество и мы ждали гостей. Ты пообещал, что не уедешь в Шамони, пока мы не разберемся в наших проблемах.
– Это твои проблемы, а не мои.
– Наши.
– Осмелюсь не согласиться. Если в нашей семейной жизни и возникли сложности, то создала их ты.
Больше года уже ты накликаешь беды и настаиваешь, что у нас якобы то не так, это не так. К тому же именно ты, а не я, покинула… супружеское ложе. Ты, и только ты, ответственна за сложившуюся неприятную ситуацию. – Он улыбнулся уголком рта, внимательно глядя на нее. – Из-за тебя у нас неполноценный брак, но тем не менее я готов мириться с существующим положением.
– У нас вообще нет никакого брака. Он невесело засмеялся:
– У нас двое детей, и я намерен ради них жить с тобой под одной крышей. Им нужны мы оба. Кстати, о крыше. Когда я вернусь из Шамони, мы все переберемся назад в Лонг-Медоу. Там мой дом, и мои дети должны расти там.
Пола в ужасе уставилась на него:
– Ты же отлично знаешь, что бабушка хотела…
– Здесь не твой дом, – прервал он ее. – Он принадлежит твоей матери.
– Тебе прекрасно известно, что мои родители живут в Лондоне, чтобы папа мог ходить в контору каждый день.
– Это их проблемы.
– Бабушка не хотела, чтобы Пеннистоун-Ройял стоял по полгода необитаемым. Всегда подразумевалось, что я стану проводить здесь много времени, а мои родители – по возможности приезжать сюда на выходные, а также на лето и на праздники.
– Я твердо намерен вернуться в Лонг-Медоу Вместе с детьми, – быстро добавил он. – Буду очень рад, если и ты к нам присоединишься. Конечно, я не могу тебя заставить . – Он замолчал, пожал плечами. – Решай сама.
Пола смотрела на него, прикусив нижнюю губу.
– Джим, я хочу развестись с тобой.
– А я – нет, – холодно ответил он. – Я никогда не соглашусь на развод. Никогда. Более того, тебе следует знать, что, если ты решишься на такой шаг, я стану бороться за Лорна и Тессу. Мои дети должны жить со мной.
– Детям нужна мать, – начала она, покачав головой, – тебе ли этого не знать. Естественно, ты сможешь их видеть когда угодно. Я никогда не стану прятать их от тебя. Навещай их в любое время, и я позволю тебе забирать их с собой тоже.
Джим злобно улыбнулся:
– Ты восхитительна. Знаешь, я никогда не видел такой уникальной в своем эгоизме женщины. Тебе нужно абсолютно все, верно? Свободу делать что угодно, жить там, где тебе нравится, да еще и иметь детей под боком. – Его глаза стали ледяными. – Может, ты хочешь отнять у меня еще и работу?
Пола резко вдохнула воздух.
– Как ты мог такое подумать? Конечно же, нет! Перед смертью бабушка продлила твой контракт, и твоя работа останется у тебя навсегда. К тому же у тебя есть акции новой компании.
– Ах да, – протянул он задумчиво. – Новая компания. Мне весьма понравился Торонто… симпатичный город. Возможно, я переберусь туда на несколько лет. В декабре у меня мелькнула такая мысль. Я с удовольствием возглавил бы газету «Торонто кентинел». Естественно, детей я возьму с собой.
– Нет! – воскликнула она, побелев от гнева и отчаяния.
– Да, – подтвердил он. – Но все зависит от тебя, Пола. Если ты станешь настаивать на своей глупой идее насчет развода, если ты разобьешь мою семью, я поселюсь в Торонто, и я твердо намерен жить там вместе с моими детьми.
– Они не только твои, но и мои.
– Верно. А ты – моя жена. – Тут он смягчил тон и посмотрел на нее более теплым взглядом. – Мы – семья, Пола. Ты нужна нам – детям, мне. – Он взял ее за руку. – Почему бы тебе не перестать заниматься ерундой? Оставь свои глупые и ни на чем не основанные претензии ко мне и постарайся спасти наш брак. Я, со своей стороны, готов приложить все усилия! – Он крепче сжал ее пальцы, наклонился поближе и добавил воркующим голосом:
– И не надо ничего откладывать на потом, дорогая. Давай поднимемся наверх и займемся любовью. Я докажу тебе, что все то непонимание, о котором ты бесконечно твердишь, существует только в твоем воображении. Возвращайся в мою постель, в мои объятия.
Она не осмелилась сказать ни слова в ответ.
Воцарилась долгая, неловкая тишина.
Наконец Джим пробормотал:
– Ну, хорошо, значит, не сегодня. Жаль. Послушай: поскольку я уезжаю в Шамони, а ты собралась в Нью-Йорк, давай до конца месяца каждый из нас, пока мы в разлуке, определится для себя. А потом когда через несколько недель мы вернемся домой, то начнем все сначала. Переедем в Лонг-Медоу и заживем по-новому, построим лучшую, чем прежде, семью.