– Милая, ты навлечешь когда-нибудь беду!.. Как можно вот так заговаривать с мужчинами?
– Вот так можно, – возразила девушка. – Я же видела по этим артанам, что они… не жестокие. А если жестокие, то лишь к мужчинам. Я из таких веревки вью! Но что делать, мама? Он сказал, и я ему верю, что артане нам не страшны.
Женщина вздохнула:
– Он прав. Нам приходится страшиться своих же слуг. Слишком долго и слишком беспечно мы их… втаптывали в грязь.
– Теперь они втопчут нас, – договорила девушка. Мать промолчала. Обе понимали, что их ждет до того, как их втопчут в грязь.
А Придона конь неутомимо нес по скользящей в сторону Куябы земле, копыта победно звенели, Придон покачивался в седле, погруженный в сладкие грезы, губы шевелились, а глаза невидяще смотрели в пространство. Справа и слева фыркали-переговаривались кони, переходили на рысь, иногда даже в галоп, снова шли шагом, иногда в уши прорывался грохот копыт, рев скота, а глаза выхватывали среди зеленой листвы уныло вытянутые трупы повешенных, но чаще он слышал совсем другие голоса, а в черепе звучала другая музыка.
Однажды Аснерд ухватил его за плечо, встряхнул грубо.
– Придон, не спи! Недобрые вести.
Он с огромным усилием вынырнул из сладостного мира, где он строил свое Зачарованное Тцарство, самое лучшее и правильное, где все счастливы…
– Что случилось?
– Князь Вишневич по прозвищу Железный Зуб спешно собирает войско. Это как раз на пути, он загородит дорогу.
Придон спросил непонимающе:
– Ну и что? Они все загораживают.
– Это властелин всей Срединной Куявии, его богатства не перечесть, а городов у него больше, чем в другом княжестве сел. Мы собирались пройти без боев…
Подъехал Вяземайт, лицо было красное от гнева, в серебряных волосах бегали, щелкая, синие искры. Глаза блестели, как гневные звезды.
– Проклятая чернь! – прорычал он. – Если бы она не сжигала имения князя, с ним бы договорились. А сейчас ему от артан вреда больше, чем от Тулея. Может быть, все же сделаем крюк и обойдем его земли?
Придон нахмурился, его тело в этом мире, надо жить и действовать в этом, и он спросил жестко и резко:
– Чтобы ударил нам в спину?
– Это же куяв, – возразил Вяземайт.
– Вот-вот, потому и ударит!
– Это же куяв, – повторил Вяземайт. – Он будет только рад, что мы пойдем жечь и разорять его соседа.
– Нет, – отрезал Придон. – Мы пришли не только ради добычи! Артане мы или нет?
Вяземайт вздохнул, грудь вздулась, задержал дыхание на долгое мгновенье, затем так же медленно опустилась.
– Да, – ответил он уже другим голосом. – Мы – артане. И нас… очень много.
* * *Придон велел разбить лагерь, чтобы собрать отставшие войска в одно место, и тут же на берегу небольшой речушки, чтобы было где брать воду и купать коней, вырос городок. Еще вчера здесь по нетоптаной человеком траве бегали козы, прыскали зайцы, проносился табун диких коней, спокойно проходило стадо величавых туров, могучие кабаны дрались с медведями, не пропуская их через свою лежанку, а сейчас на десятки верст только неопрятные серо-зеленые шалаши, среди которых совсем редко, словно диковинные цветы, виднеются цветные шатры военачальников.
Небо застилал дым, издали казалось, что здесь начинается пожар, на самом же деле в шалашах очаги простые: ямка, не всегда даже огороженная камнями, дым выходит через все дыры в крыше, потому и крыши всегда черные, закопченные, и редкое облако дыма, что не успевает рассеяться, ибо в темных шалашах всегда что-то либо варится, жарится, либо просто горят каганцы, разгоняя полумрак.
Сразу в этот город приехали купцы из Вантита, как они только узнают о новых городах, колдовство, не иначе. Придон видел быстрые сгорбленные фигуры, что шныряли от одного шалаша к другому, явно скупают награбленные дорогие вещи, ткани, а заодно подбирают и брошенные на произвол кожу, пеньку, воск…
Из таких вот, возникающих на неделю или месяц, городов вантийские купцы вывозят дорогие ткани, ларцы искусной работы, изделия из золота и слоновой кости, черепаховые гребни, перья жар-птицы, редкой работы брошки, заколки, пряжки и все-все, что артанские удальцы привозят из набегов, кроме оружия, которое продавали только своим или меняли на что-нибудь среди своих.
Кроме того, здесь торговали простым полотном, сушеной и вяленой рыбой, седлами, попонами, уздечками и подпругами, вареньем, что вантийцы не покупали, ибо везти далеко, а у себя дома цена такая же.
В шатре у Придона собрались военачальники. Аснерд заспорил с Вяземайтом, тот уверял, что Вишневич не сумеет собрать армию достаточно быстро, чтобы дать ощутимый отпор. Правда, Срединная Куявия населена очень густо, под рукой Вишневича видимо-невидимо городов и крепостей, где крупные воинские отряды. Собрать их в кулак не так уж и долго, но все-таки Вяземайт доказывал, что можно не дать армии собраться в одно место.
– Не успеем, – сказал Аснерд с досадой. – Из-за обозов ползем, как улитки осенью. С одной конницей взяли бы их в постелях.
– Да, – согласился Вяземайт, – если бы они везде открывали перед тобой ворота.
– Да, – сказал и Аснерд очень серьезно, – трусы, верно? Нет чтобы открыть и выйти навстречу…
Вяземайт посмотрел подозрительно, но по виду Аснерда не сказать, когда шутит, когда говорит серьезно. В Куявии раньше были две громадные армии, обе находились на противоположных концах страны: одна прикрывала горные перевалы со стороны Вантита, другая – оттянувшись чуть в глубину, была готова встретить вторжение со стороны Славии или Артании. Потом скупые куявы решили, что держать две армии – слишком, одну распустили, ведь и так у местных князей свои армии, в состоянии отразить любой набег собственными силами. Ну, а если уж артане или еще кто прорвется в глубь земель, там их встретит сильнейшая армия. С Артанией был мир, потому армия Одера больше охраняла дороги со стороны Славии, это дало возможность Придону пройти по Куявии и сжечь немало городов, прежде чем состоялась решающая битва с Одером, но вторую армию даже он так быстро не ждал.
Войско куявского князя Годлава, то ли выслуживаясь перед новыми хозяевами, то ли что-то выгадывая по куявской хитрости для себя, вторглось во владения Вишневича и подвергло их ужасающему разгрому. Вишневич осатанел, по его приказам тяжелая армия быстро стягивалась из городов и гарнизонов в один кулак, рушила мосты, делала на узких лесных дорогах засады, а на единственной широкой и прямой дороге к Куябе Вишневич выставил тяжеловооруженную конницу.
Поздно ночью Придон вернулся в свой шатер, оттуда как будто и не выходили два десятка высших военачальников. На походном столике Аснерд расстелил карту, все стукались головами, спорили хриплыми сорванными голосами. Воздух в шатре был пропитан раздражением и злостью.
Придон снял через голову перевязь и швырнул вместе с топором на лавку. В голове гудело от усталости. Ему поднесли бодрящий сок гартника, он жадно осушил весь кувшин, глаза оруженосца восторженно расширились. Аснерд помахал рукой:
– Придон, Вишневич сумел собрать уже всю армию!.. Теперь его передовые части на расстоянии двух конных переходов. Уже завтра можем узреть его заставы.
– Состав? – потребовал Придон.
Расступились, пропуская к столу. Аснерд указал пальцем место на карте, а Вяземайт поставил туда бронзовую фигурку толстого куявского божка.
– Вот, – сказал Аснерд, – в это место сбора прут, как стадо свиней, отсюда… Состав, какой состав у куявов? Либо войско хреновое, это когда куявы, либо войско добротное, а это значит, что укреплено наемными частями. А у Вишневича две трети – наемники!
Кто-то присвистнул озабоченно. Наемники – это не толстые трусливые куявы. С наемниками они уже дрались, когда раздавили войско Одера, а у Вишневича людей вчетверо больше. И армия вооружена еще лучше, ибо охраняет подступы к столице,
Придон сказал резко:
– Но это – последняя армия куявов!
Аснерд хмыкнул:
– Как у нас… мы – последние. Нет-нет, я не призываю отступить, хоть мы и так уже столько захватили земель, что наши имена войдут в песни… Давайте думать, как их разбить так, чтобы у нас хватило людей и для похода на Куябу.
– На Куябу, – повторил кто-то зачарованно. – Неужели нам это суждено?
Придон со стуком опустил на карту кулак.
– Нам ничего не суждено!.. Суждено только слабым, для артан же Творец оставил свободу решений. Если поступим, как надлежит артанам, мы будем в Куябе.
Щецин склонился над картой:
– Тогда не будем медлить.
* * *Придон, хмурый и настороженный, в сопровождении Аснерда, Вяземайта и дюжины военачальников объезжал передовые отряды, которым первым принять удар панцирной конницы или же, что вернее, самим удариться о ее железную стену.
Несколько человек гарцевали на конях, кто-то боролся, с десяток самых умелых выясняли, кто из них первый по метанию топоров в цель, выбрав толстый дуб в полусотне шагов, но большинство просто лежали, подложив под головы седла, переговаривались сдержанно, отдыхали после долгого перехода, копили силы для схватки.
Несколько человек гарцевали на конях, кто-то боролся, с десяток самых умелых выясняли, кто из них первый по метанию топоров в цель, выбрав толстый дуб в полусотне шагов, но большинство просто лежали, подложив под головы седла, переговаривались сдержанно, отдыхали после долгого перехода, копили силы для схватки.
Один из воинов приподнялся на локте, глаза устремлены в пространство, Придон видел, как губы зашевелились, глаза расширились, заняли пол-лица, из них пошел свет. Лицо, и без того молодое, стало совсем детским, восторженным.
Придон вскинул руку, за ним послушно остановились. Воин даже не заметил приблизившихся вождей, встал на колени, лицо светилось изнутри, в глазах удивление и восторг, а губы двигались все чаще, Придон даже различал отдельные слова, невнятные, скомканные, но срывающиеся с губ и улетающие прочь, как толстые шмели.
Все ждали, воин наконец затих, осел и тут только, опомнившись, заметил всадников. Вскочил на ноги, весь красный от стыда и растерянности, Придон спросил тихо:
– Что ты видел?..
– Я… – пролепетал воин, – я… я ничего не видел!
– Но ты говорил, – сказал Придон негромко, – ты говорил с кем-то. С богами?.. Или это они говорили через тебя?.. Что они говорили?
Воин растерялся еще больше, лицо стало багровым, на лбу выступили мелкие капельки пота. Развел руками, сказал жалким голосом:
– Через простых воинов боги не говорят, великий Придон!.. Я всего лишь слышал свою Туки, это дочь нашего деревенского кузнеца… Когда я садился на коня, она стояла рядом и держала мне стремя. Когда я поехал в твой стан, она бежала рядом и обещала ждать, ждать вечно… И вот сейчас, перед этой битвой, я очень ясно услышал, как она выходит на околицу и поет песню артанки, что ждет своего героя с победной войны.
За спиной Придона тихонько ругнулся сквозь зубы Вяземайт. Воин смотрел на Придона смущенными и радостными глазами счастливого человека, которого любят, которого ждут, которому обещают хранить верность и которому ее хранят.
Придон сказал сдавленным голосом:
– Да, я понимаю. Это больше, чем если бы боги.
Он тронул коня, понуждая ступить вперед, а Вяземайт спросил у молодого парня:
– Как именно она пела?.. Какие слова ты услышал?
– Она вышла, – послушно ответил воин, – на берег, на высокий берег… Я слышал, как она запела, сравнивая меня со степным орлом, что бережет честь и славу Артании… Она просила ветер донести до меня ее песню, ее слова, ее клятву ждать меня вечно… ждать вечно!.. И чтоб я знал, что она будет мне верна… верна вечно…
Плечи Вяземайта слегка обвисли. Он отвел взгляд от чистого лица воина, освещенного любовью, как неземным светом, что был до создания мира и будет после него, догнал Придона, некоторое время ехал рядом, молчаливый и угрюмый, потом кивнул Аснерду:
– Ты не мог бы… ну как-то присмотреть за тем, услышавшим?.. А то эти молодые дураки всегда лезут впереди всех!..
Аснерд вскинул брови, раздумывал. Подъехал Меклен, спросил с жизнерадостным удивлением:
– А что случилось? Это хорошо, когда молодые рвутся в бой!
Вяземайт смолчал, Аснерд скривился, каменные губы разомкнулись с усилием, слова выкатились нехотя, тяжелые, как валуны:
– Он сегодня слышал, как его… ну, та, что ждет, пела… обещала его ждать, хранить верность…
Меклен сразу посерьезнел, понизил голос и оглянулся.
– Да, жалко парня.
– Пусть бы кто из старых волков присмотрел за ним, – сказал Аснерд тяжело. – Вдруг да как-то обойдем судьбу?
Меклен сказал, подумав:
– А что, если отослать его в обоз? Придумать какое-то важное поручение?
– Как? Перед боем?
– Да придумаем что-нибудь. Мол, срочно надо осмотреть ремни на катапультах…
Аснерд сказал с сомнением:
– Перед таким боем? Когда все здесь скорее всего полягут? И каждый человек важен… Впрочем, тем более мы должны сберечь обоз с катапультами. Лады! Я щас накорябаю что-нибудь, а ты вели ему быстро собрать коня в дорогу. А то одно дело, когда не знаешь, что тебя ждет, а когда вот так… в лоб…
Глава 19
Передовые отряды донесли Вишневичу, что артанская орда уже близко, сосредотачивается для удара, но удалось отыскать удобное место и для куявского войска: широкие клинья леса закроют фланги, за спиной куявов окажется река, что не позволит легкой коннице этих дикарей быстро зайти со спины.
Вишневич выехал вперед, осмотрел, одобрил. Войско подтягивалось еще сутки, но, когда пыль заклубилась за громадной нестройной ордой варваров, войска уже заняли позиции и были готовы встретить дерзких. Артане не решились напасть с ходу, что совсем непохоже на этих дикарей, ничего не понимающих ни в стратегии, ни в тактике.
Вишневич поднялся на небольшой холм, с ним десяток полководцев и сотня охраны, наблюдал с холодным презрением. Один из его полководцев, Шалам, подозвал молодого начальника охраны, шепнул, тот радостно засмеялся, вскочил на коня. Его унесло, словно сухой лист, подхваченный ветром.
– Куда ты его? – спросил Вишневич с подозрением. – Шалам, ты рискуешь.
– Пусть посмотрит, – объяснил Шалам. – Пока еще никому не удалось выбить его из седла.
– Посмотрит или ввяжется в двобой?
– Посмотрит, насколько прославленные артане хороши на самом деле.
Надар, сын Шалама, один из лучших двобойцев Куявии, поскакал прямо к стану артан. Дозорные всполошились, он проскакал перед ними, быстрый и сверкающий, захохотал, они успели увидеть только, как огромный конь развернулся на скаку и понес всадника обратно к войску.
– У них добротное воинство, – доложил он отцу, Вишневич внимательно слушал тоже. – Хорошее вооружение… для артан. Но с нашим не сравнить! Хоть мы и не любим воевать, но толк в оружии знаем. Можно напасть сразу, пока не успели окопаться.
– Артане не окапываются, – объяснил Шалам. – Они полагают, что крепость не в стенах и защитных валах, а в собственной доблести.
– Правильно считают, – крикнул Надар. – Так нападем? Или хотя бы я покажу свою удаль и мощь в поединке?
Шалам не успел ответить, вмешался Вишневич:
– Первый поединок – лицо всей армии. Опасно, если вдруг рухнешь с седла. Все упадут духом. Мол, плохое предзнаменование… Лучше для поединка выставить неизвестного бойца. У нас немало молодых богатырей, которые еще не стяжали сланы. Такой вылетит из седла – позор не падет на нас, а если такое с витязем, уже известным отвагой и крепостью рук…
Шаламу не понравились такие речи, сказал заносчиво:
– Княже, достойные ли речи о моем сыне?.. Твоем троюродном племяннике?.. Надар, надевай свои лучшие доспехи! Покажи этим дикарям, что быть в составе войск Куявии – вовсе но значит быть трусами и слабыми!
Надар понесся как стрела, из лагеря артан за ним наблюдали с тревогой. Всадник огромен, конь под ним как гора, но лицо молодое, бесстрашное, такой всегда неутомим и яростен в бою, стараясь выказать себя перед своими в самом лучшем виде.
– Кто выйдет на поединок со мной? – прокричал он. – Я, Надар, сын великого Шалама, вызываю любого из вас на бой любым оружием!
Он поднял коня на дыбы, тот заржал, передние копыта помесили воздух. Устрашенные артане молча оценили огромные, как тарелки, копыта жеребца, толстые ноги, обвитые такими же толстыми жилами.
Щецин в бессилии огляделся по сторонам. Придон с основным войском сместился влево, Аснерд ведет сейчас десятитысячный отряд по берегу реки, охватывая Вишневича с фланга, это в десяти верстах справа, уже не догнать, с ним Волин, Ральсвик, Меклен и другие сильнейшие богатыри.
– Кто чувствует в себе достаточно сил? – спросил он вполголоса. – Кто сможет?
Он прошел лагерь из конца в конец, но никто не откликнулся, а Надар красиво гарцевал между двумя войсками, швырял в воздух огромную булаву, ловил на полном скаку, бросал на землю, а потом, разогнав коня, на полном галопе подхватывал ее, молниеносно свесившись с седла.
Из глубины раздался спокойный голос:
– Я.
Раздвинув воинов, словно стебли травы, вышел грузный седой Герць, постаревший в боях, погрузневший, но все еще могучий, как десять быков, неустрашимый.
Щецин вспыхнул, кулаки стиснулись сами, он чувствовал, как на глаза от досады навернулись слезы.
– Доблестный Герць, – сказал он наконец вежливо, – последние десяток… а то и два десятка лет тебя знают как мудрейшего походного вождя. Ты всегда знаешь, как построить войско, как ударить, как победить меньшим числом. И хотя ты с упорством молодого дурня все еще бьешься в первых рядах, но не тебе состязаться с молодым львом, что только-только вошел в полную силу!.. В нем все кипит, посмотри. Он бросает булаву, стараясь достать ею солнце!..
Воины забормотали, заговорили, поддерживая Щецина. Герць покачал головой.
– Никто не минует смерти, как никто из нас не миновал рождения. Но если с рождением уже ничего не сделать, то из всех смертей можно выбрать!.. Разве кто-то смог живым попасть в небесный дворец за пиршественный стол? Я знаю, когда-то придет и мой смертный час… Одни умирают в постели, окруженные лекарями, другие – красиво в седле на горячем коне, на виду у всех!.. Если такое случится со мной, ваши сердца загорятся отвагой и мщением. Так что я все делаю верно, друзья мои.