Дэвид Митчелл Простые смертные
David Mitchell
BONE CLOCKS
Copyright © David Mitchell, 2014. This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency LLC.
© Тогоева И., перевод на русский язык, 2015
© Издание на русском языке, оформление, ООО «Издательствво «Э», 2015
В плену страстей
1984 год
30 июня
Я резко раздернула шторы на окне спальни и прямо перед собой увидела исстрадавшееся от жажды небо, широкую реку и множество всевозможных судов и суденышек, но все это заслоняли воспоминания о шоколадных глазах Винни, о струйке пенистого шампуня, стекавшей у него по спине, о каплях пота у него на плечах, о его лукавой усмешке; и стоило мне все это себе представить, как я разом поглупела, и, господи, как же все-таки жаль, что я проснулась утром в своей дурацкой спальне, а не в квартире Винни на Пикок-стрит! Вчера вечером слова сами срывались у меня с языка: «Боже мой, Вин, а ведь я действительно тебя люблю! По-настоящему люблю!», а Винни, выдыхая облачка дыма, говорил ужасно похоже на принца Чарльза: «Следует отметить, и мне очень приятно проводить время с вами, Холли Сайкс». И мне это казалось ужасно смешным, и я хохотала, как сумасшедшая. Хотя, если честно, меня чуточку задело, что он так и не сказал: «Я тоже тебя люблю». Впрочем, все бойфренды, как известно, ведут себя довольно глупо, желая скрыть всякие нежные чувства, это вы в любом журнале прочтете. Жаль, что прямо сейчас нельзя ему позвонить! Хорошо бы изобрели такие телефоны, с помощью которых можно было бы поговорить с кем хочешь откуда хочешь и в любое время. Винни сейчас наверняка уже оседлал свой мотоцикл «Нортон» и покатил на работу в Рочестер, надев свою кожаную куртку, на которой серебряными заклепками выбито «LED ZEP». Вот в сентябре мне наконец исполнится шестнадцать, и тогда он сможет и меня прокатить на своем «Нортоне».
Кто-то внизу с силой захлопнул дверцу буфета.
Мама. Больше никто у нас в семье не осмелился бы так хлопать дверью.
А что, если она обо всем узнала? – раздался у меня в душе неуверенный голосок.
Нет. Мы с Винни вели себя очень осторожно. Даже чересчур.
У нее просто климакс, у мамы. В том-то все и дело.
Я поставила на LP-вертушку группы «Talking Heads» и опустила иглу; эта долгоиграющая пластинка называется «Fear of Music», Винни купил ее мне на вторую субботу после нашего знакомства в музыкальном магазине «Меджик Бас Рекордз». Пластинка просто потрясающая. Особенно мне нравятся «Heaven» и «Memories Can’t Wait», но вообще-то, в этой подборке ни одной слабой вещи. Винни ездил в Нью-Йорк и был на концерте «Talking Heads». А приятель Винни, Дэн, который там служит в охране, сумел в перерыве даже за кулисы его провести, и Винни собственными глазами увидел самого Дэвида Бирна и всю его команду. Если он на будущий год снова туда поедет, то возьмет меня с собой. Я оделась, осматривая каждый синяк, свидетельство нашей бурной страсти, и размышляя, что хорошо было бы и сегодня вечером пойти к Винни, но сегодня он, к сожалению, занят: едет в Дувр на встречу с приятелями. Мужчины терпеть не могут, когда женщины начинают проявлять ревность, и я каждый раз притворяюсь, будто ни капельки его не ревную. Моя лучшая подруга Стелла тоже уехала – в Лондон, порыться в секонд-хенде на Камден-маркет. А меня мама не пустила – сказала, что мне еще рановато ездить в Лондон без взрослых. И вместо меня Стелла взяла с собой Эли Джессоп. Значит, сегодня мне светит самое большее обслуживание посетителей в баре. Ну что ж, зато заработаю свои законные три фунта карманных денег, тоже неплохо. Потом еще нужно хоть немного позаниматься – на следующей неделе уже экзамены. А впрочем, чтобы получить аттестат «О»[1], можно сдать хоть пустые листы и сказать этой школе, куда ей надо засунуть и теорему Пифагора, и «Повелителя мух», и жизненный цикл червей. Запросто!
Вот именно. Я запросто могу так поступить.
* * *Когда я спустилась вниз, на кухне все дышало холодом, как в Антарктиде.
– Доброе утро, – сказала я, но только Жако поднял голову и посмотрел на меня с подоконника, где он вечно сидит и рисует.
Шэрон валялась в гостиной на диване и смотрела какой-то мультфильм. Папа в холле разговаривал с парнем из доставки – напротив нашего паба как раз разворачивался грузовик пивоваренного завода. Мама для чего-то мелко-мелко крошила на доске яблоки и делала вид, что меня не слышит. В таких случаях мне обычно полагалось спросить: «В чем дело, мам? Что я такого сделала?», только на фиг мне нужны эти детские игры. Она же наверняка заметила, как поздно я вчера вернулась. Вот пусть сама на эту тему и заговаривает. Я насыпала в плошку хлопьев «Витабикс», залила их молоком и поставила на стол. Мать с грохотом накрыла сковороду крышкой и подошла ко мне.
– Так. Ну и что ты скажешь в свое оправдание?
– Да, мам, с добрым утром. Сегодня тоже будет жара.
– Что ты намерена сказать в свое оправдание, юная леди?
Если не знаешь, что сказать, притворись невинной овечкой.
– А что говорить-то? И насчет чего? Можно поточнее?
Она тут же уставилась на меня, не мигая, как змея.
– Ты в котором часу домой вернулась?
– Ну ладно-ладно, ну чуточку опоздала, ну извини.
– Два часа – это не «чуточку». Где ты была?
Я продолжала безмятежно жевать «Витабикс».
– У Стеллы. Забыла на часы посмотреть.
– Вот как? Очень странно. Очень и очень странно. Дело в том, что я в десять часов звонила матери Стеллы, хотела выяснить, где тебя черти носят, и догадайся, что она мне ответила? Сказала, что ты ушла, когда и восьми еще не было. Так кто из вас врет, Холли? Ты или она?
Вот вляпалась!
– Ну и что? Я, когда ушла от Стеллы, решила еще немного прогуляться.
– И куда же завела тебя твоя прогулка?
Четко выговаривая каждое слово, я сказала:
– На берег реки. Устраивает?
– И куда же ты двинулась по берегу реки – верх по течению или вниз?
Я старательно выдержала паузу, потом спросила:
– А что, это так уж важно?
Из телевизора доносились какие-то взрывы и вопли мультипликационных героев. Мама сердито крикнула сестренке:
– Выключи это немедленно, Шэрон! И уходи отсюда. И дверь за собой закрой.
– Это несправедливо! – возмутилась Шэрон. – Ты Холли ругаешь, а я что, виновата? Пусть Холли отсюда уходит!
– Быстро, Шэрон. И ты тоже, Жако. Мне нужно… – Но Жако уже и след простыл. Когда наконец убралась и Шэрон, мама предприняла новую атаку: – Значит, ты отправилась на «прогулку» совсем одна?
Откуда это отвратительное ощущение, что она хочет вывести меня из себя?
– Да.
– И далеко ты забрела, гуляя в полном одиночестве?
– Я что, должна назвать расстояние в милях? Или лучше в километрах?
– А может, твоя «прогулка» привела тебя прямиком на Пикок-стрит? Где живет некий тип по имени Винсент Костелло? – На кухне точно вихрь взметнулся. За окном на том берегу реки, в Эссексе, я заметила крошечную фигурку с конечностями-палочками – какой-то мужчина снимал с парома свой мотоцикл. – Что, все слова растеряла? Ну, давай я тебе подскажу, напомню: вчера в десять часов вечера ты опускала там жалюзи, стоя на подоконнике в одной майке, а больше, по сути дела, на тебе ничего и не было.
Да, я действительно спускалась, чтобы купить Винни пиво. Да, я действительно опускала жалюзи на том окне, что выходит на улицу. Да, кто-то действительно проходил мимо. «Расслабься, – сказала я себе. – Неужели этот единственный незнакомец, мельком глянувший на наши окна, так сразу меня и узнал? Мама просто рассчитывает, что я сломаюсь. Но я и не подумаю».
– В тебе пропадает роскошная барменша, мам. Ты бы отлично выслеживала наркоманов и сдавала их в MI5[2].
Мама бросила на меня классический гневный взгляд Кэт Сайкс – в нем слились отвращение, презрение и гнев.
– Сколько ему лет?
Теперь уже я упрямо сложила руки на груди.
– Не твое дело.
Мать прищурилась:
– По всей вероятности, двадцать четыре.
– Раз ты и так знаешь, зачем же спрашивать?
– Потому что подобные отношения двадцатичетырехлетнего мужчины и пятнадцатилетней школьницы – это преступление. За это его запросто можно посадить.
– Мне уже в сентябре исполнится шестнадцать. А у полиции Кента, по-моему, найдется рыбка и покрупнее, чтоб бросить на сковородку. И вообще, я уже достаточно взрослая, сама могу решать, с кем мне иметь «подобные отношения», а с кем не иметь!
Мать вытащила сигарету из красной пачки «Мальборо» и закурила. Мне тоже до смерти хотелось курить.
– Когда я все расскажу твоему отцу, он же с этого Костелло кожу заживо сдерет.
Ну, это фигушки: папе, как и всем хозяевам пабов, и впрямь порой приходится выпроваживать из бара разных упившихся до чертиков и разбуянившихся «артистов», только он совсем не тот человек, который способен содрать с кого-то живьем кожу.
– Брендану, между прочим, тоже было пятнадцать, когда он бегал на свидания с Мэнди Фрай, – сказала я. – И если ты думаешь, что они просто гуляли, держась за ручки, то очень ошибаешься. Хотя я что-то не помню, чтобы ты ему хоть раз сказала, что его за это «запросто можно посадить».
Мать посмотрела на меня и произнесла четко, почти по слогам, точно разговаривая со слабоумной:
– Мальчики – это – совершенно – другое – дело.
Я презрительно фыркнула: да ладно тебе, мам!
– Значит так, Холли, запомни: ты будешь встречаться с этим… торговцем автомобилями только через мой труп.
– Ты ошибаешься, мам! Я, черт побери, буду с ним встречаться! Я буду встречаться с кем захочу!
– Теперь у нас в доме будут новые правила. – Мама устало загасила недокуренную сигарету. – Я буду сама отвозить тебя в школу и привозить обратно. И из дому ты одна больше не выйдешь – только со мной, с отцом, с Бренданом или Рут. А если я хоть одним глазком еще раз замечу поблизости этого охотника за младенцами, то немедленно заявлю в полицию и потребую привлечь его к уголовной ответственности – да, я это сделаю, помоги мне господи! И еще – еще — я позвоню к нему на работу и расскажу, что он соблазняет малолетних школьниц.
Огромные жирные секунды тянулись на редкость медленно, и я прямо-таки чувствовала, как проникают в меня злые мамины слова.
Глаза у меня уже начинало пощипывать, но я знала, что ни в коем случае не позволю себе доставить этой миссис Гитлер удовольствие видеть, как я реву.
– У нас не Саудовская Аравия! Ты не имеешь права запирать меня в доме!
– Живешь под нашей крышей – подчиняйся нашим правилам. Когда я была в твоем возрасте…
– Да, да, да! И у тебя было двадцать братьев, и тридцать сестер, и сорок бабушек-дедушек, и пятьдесят акров картофельных полей, которые нужно было вскапывать, потому что такова была жизнь в вашей старой гребаной Ойрландии, черт бы ее побрал! Но здесь-то Англия, мама, Англия! И на дворе 80-е, и если уж жизнь была так прекрасна в вашем гребаном Западном Корке, в этом вонючем болоте, то какого же черта ты вообще приехала в…
Хлоп! Она со всего маху врезала мне по левой щеке.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга; я вся дрожала от потрясения, а мама… в таком гневе я ее еще никогда не видела. А еще до нее, похоже, начало доходить, что она собственными руками разрушила отношения с дочерью и восстановить их будет уже невозможно. Я встала и, не говоря ни слова, с видом победительницы вышла из комнаты.
* * *Я совсем немножко поплакала, но скорей от шока, чем от обиды, потом перестала плакать и подошла к зеркалу. Глаза, конечно, слегка припухли, но, если чуточку подвести, заметно не будет. Теперь еще немножко помады, капельку румян… В общем, сойдет. И девушка в зеркале – точнее, молодая женщина с коротко подстриженными черными волосами, в майке с надписью «Quadrophenia» и в черных джинсах – сказала мне: «А у меня для тебя новости: ты сегодня переезжаешь к Винни». Я начала было перечислять причины, которые не позволят мне так поступить, и умолкла, чувствуя, как кружится от волнения голова, и одновременно испытывая какое-то странное спокойствие. «Да, – согласилась я, – а еще я бросаю школу. Вот прямо сию минуту». Все равно скоро летние каникулы, подумала я, так что школьный инспектор и пукнуть не успеет, а в сентябре мне уже стукнет шестнадцать, так что инспектору и учителям нашей общеобразовательной школы «Уиндмилл-Хилл» придется молчать в тряпочку. Господи, неужели у меня действительно духу хватит?
Хватит. Ну, тогда пакуй вещи! Что с собой-то брать? А то, что в рюкзак влезет. Трусы, бюстгальтеры, майки, куртку-косуху, косметичку, банку из-под бульонных кубиков «Оксо» с моими браслетами и ожерельями. Еще не забыть зубную щетку и пакет с тампонами – менструация у меня немного запаздывает и может начаться в любую минуту. Деньги. Я посмотрела, сколько у меня в кошельке: 13 фунтов 85 пенсов купюрами и мелочью. Еще у меня есть 80 фунтов на тайном счете в банке. Вряд ли Винни заставит меня платить за жилье, а на следующей неделе я уже и работу себе найду. Можно, например, работать бебиситтером, или на рынке, или официанткой – да всегда можно придумать, как заработать несколько фунтов. А вот что делать с коллекцией дисков? Я же не могу прямо сейчас перетащить их все на Пикок-стрит. Зато мама вполне способна отнести их в магазин «Оксфам»[3] с глаз долой. В общем, пришлось взять только «Fear of Music». Я аккуратно завернула пластинку в косуху и пристроила в рюкзаке так, чтоб не повредить. А остальные диски на время спрятала в тайник под специально расшатанными досками пола, но когда я уже снова накрывала это место ковром, то испытала, наверно, самый сильный испуг в жизни, заметив, что в дверях стоит мой брат Жако и внимательно за мной наблюдает. Он все еще был в пижаме с надписью «Thunderbirds»[4] и в шлепанцах.
– Мистер, как вы меня напугали! Просто чуть сердце не выскочило!
– Ты уходишь. – У Жако всегда был какой-то потусторонний голос.
– Да, но это между нами. И не волнуйся, я ухожу недалеко.
– Я тебе сувенир сделал. Чтобы ты меня помнила.
Жако вручил мне картонный круг – тщательно распрямленную крышку от коробки из-под сыра «Дейрили» – с изображенным на нем лабиринтом. Мой братишка просто помешан на лабиринтах; их полно в книжках серии «Драконы и драконство», которыми они с Шэрон так увлекаются. Лабиринт, который подарил мне Жако, на самом деле был довольно незамысловат, во всяком случае, сам Жако умел придумывать и куда более сложные. Этот состоял всего из восьми или девяти концентрических кругов, соединенных проходами.
– Возьми, – сказал мне Жако. – Это дьявольский лабиринт.
– Мне он вовсе не кажется таким уж страшным.
– «Дьявольский» значит «сатанинский», сестра.
– И что же в нем такого сатанинского? Объясни.
– Тьма неотступно следует за тобой, когда ты идешь по этому лабиринту, и если она тебя коснется, ты просто перестанешь существовать. Так что один неверный поворот, ведущий в тупик, – и тебе конец. Вот почему ты должна выучить все повороты лабиринта наизусть.
Господи, только спятившего брата мне и не хватало!
– Ладно, выучу. Спасибо тебе, Жако. Слушай, мне еще нужно кое-что…
Жако крепко сжал мое запястье.
– Выучи этот лабиринт, Холли. И извини своего спятившего брата. Пожалуйста.
Мне вдруг стало слегка не по себе.
– Мистер, вы ведете себя как-то очень странно…
– Дай слово, что запомнишь наизусть все повороты и переходы этого лабиринта, чтобы в случае необходимости смогла бы найти путь даже в темноте. Пожалуйста!
У всех моих друзей младшие братья помешаны на комиксах и играх типа «Scalextrick» или «Top Trumps», почему же только у меня младший братишка мастерит лабиринты и употребляет выражения «в случае необходимости» и «дьявольский»? Господи, а вдруг он окажется геем? Как же он тогда выживет в нашем Грейвзенде? Я ласково взъерошила ему волосы.
– Ладно, даю слово, что непременно выучу твой лабиринт наизусть. – И после этих слов Жако вдруг крепко-крепко меня обнял, и это было совсем уж странно, потому что Жако обниматься-целоваться совсем не любит. – Эй, что это ты? Я ведь совсем недалеко… Ты меня поймешь, когда станешь постарше, и потом я…
– Ты переезжаешь к своему бойфренду.
Теперь я уже ничему не удивлялась, так что покорно призналась:
– Да.
– Береги себя, Холли.
– Винни очень хороший, Жако! И как только мама немного привыкнет к новой ситуации, мы с тобой снова будем часто видеться. Ну вот, например, мы же часто видимся с Бренданом с тех пор, как он женился на Рут, верно?
Но Жако молча засунул картонку с нарисованным на ней лабиринтом поглубже в мой рюкзак, еще раз печально взглянул на меня и исчез.
* * *Мама появилась на лестничной площадке с корзиной, полной ковриков из бара, которые нужно было вытряхнуть. Вид у нее был такой, словно она попалась мне навстречу случайно, а вовсе не сидела в засаде.
– Я не шучу, Холли. Из дому тебе выходить запрещено. Немедленно вернись наверх. На следующей неделе экзамены. Тебе давно пора сесть и подумать о своем будущем.
Я до боли стиснула лестничные перила.
– Ты, кажется, сказала: «Живешь под нашей крышей – подчиняйся нашим правилам»? Что ж, прекрасно. Мне не нужны ни твои правила, ни твоя крыша, ни твои подзатыльники, которые ты мне отвешиваешь, стоит тебе самой потерять какую-нибудь тряпку. Ведь ты же не перестанешь так себя вести, верно?
У матери как-то странно исказилось лицо, и мне показалось, что она вот-вот скажет какие-то правильные слова, и мы наконец поговорим по душам. Но нет, она просто вцепилась в мой рюкзак, гнусно усмехнулась, словно никак не может поверить, до чего глупа ее дочь, и заявила: