Год черной собаки - Игорь Подколзин 17 стр.


Эдерс умиротворенно улыбался. На вздувшемся после обильной еды животе на рубашке расстегнулась пуговка. Уваров исподлобья наблюдал за кружившимися в танце. Мартин перекладывал на тарелки из большого блюда розовато-оранжевых усатых омаров, источавших укропно-лавровый дух.

- Вы взгляните-ка на них? - Доктор толкнул физика локтем. - Идиллия. Они светятся изнутри. Эх, любовь, любовь...

- Только и делаю, что смотрю, - ответил Уваров.

- И как впечатление?

- Сдается мне - им очень и очень хорошо.

- Господи! Хорошо! - передразнил Эдерс и оттопырил нижнюю губу. - Да они сейчас у черта на куличках. В волшебной и благоухающей розами стране. Они и нас-то, наверное, не замечают. Где уж, любовь эгоистична.

- Истинная любовь всегда благородна и великодушна, - словно продекламировал Уваров и участливо осведомился: - Вы выпили?

- Я вообще враг спиртного и презираю тех, кто алкоголем создает иллюзорную благость. Просто, скажу откровенно, завидно. Да-да. Завидую до боли в сердце. Захотелось отчаянно обнять любимую и так же плавно плыть под ласковую мелодию. Чтобы душу обволакивали покой и радость.

- Понимаю вас, - вздохнул Уваров и обнял его круглые плечи. - Мне бы тоже хотелось быть далеко-далеко, как им.

- У вас все впереди. Еще будете. И любовь придет.

- Ее я не уберег и, видно, никогда не смогу забыть прошлое. - Он убрал руку. - Как жаль, что люди не научились двигать время вспять. Как жаль.

- Ничего, - ответил успокаивающе доктор. - Рано или поздно разум обретет власть и над временем. Будем терпеливы и оптимистичны.

- Другого и не остается. Во всяком случае, теперь. - Он покосился на Эдерса, спросил доверительно: - А у вас, доктор, нет возлюбленной?

- Нет, - ответил доктор, покачав головой.

- Что так?

- Я, как модно сейчас выражаться, консерватор. Ценю в мужчинах мужество, а в женщинах женственность. Увы и ах, но то и другое идет на убыль.

- Что вы имеете в виду?

- Мне отвратительны вульгарные размалеванные девицы с короткими прическами, словно они только что освободились из тюрьмы или вышли из лечебницы умалишенных. Да еще с сигаретами в зубах.

- Какой-то юморист изрек: целовать курящую женщину все равно что лобызать пепельницу.

- Верно сказал, - кивнул Эдерс. - Но не менее брезгливо я отношусь и к молодым людям с немытыми завитыми патлами до плеч, в туфлях на высоких каблуках - только не хватает, чтобы еще губы красили - эдаким развинченным и вихляющимся субъектам. Вид их наводит на мерзкие ассоциации...

- А вы моралист и противник моды.

- Просто нормальный человек, мода здесь ни при чем. Не сочтите за хвастовство, у меня хороший вкус. Мне порой очень жаль этих девчонок, которые забыли о свойственной юным девушкам и особенно их украшающей стыдливости и гордости.

- Отчасти разделяю ваши взгляды, но не отголоски ли это снобизма и ханжества? Не слишком ли мы категоричны, требовательны?

- Я не сноб и далеко не ханжа, те, кому они позволяют так бесцеремонно себя обнимать, неприлично ругаться при них, их-то и не уважают. Не смотрят как на будущих жен.

- Правильно, - кивнул Уваров, - у этих бедняжек, как сказал один поэт, "есть с кем спать, а просыпаться не с кем". Сплошная голая физиология, никакого духовного общения. О каком же уважении может идти речь? Жалко мне их, очень жалко.

- А я на любимую смотрю всегда глазами будущего мужа.

- Трудно с вами не согласиться. Мне их тоже жалко. Неужели сами не понимают? Но когда поймут - поезд ушел...

Расходились за полночь. Широкие окна поблескивали темно-синей чернотой, словно занавешенные бархатом, усыпанным крупными красными звездами. В наступившей гулкой тишине затихли шаги. В кустах за верандой переливчато затрещали цикады.

Свет в комнате Грега не горел. На полу распластались, отраженные лунным сиянием, рамы оконного переплета. В углах таинственно витали лиловые тени. Где-то у выхода в лоджию что-то шелестело. То ли змея, то ли ящерица.

Фрэнк сидел на кровати, охватив колени руками, положив на них гудящую от мыслей голову. Его терзали разноречивые чувства. Под сердцем ныла щемящая боль. "Вот так и приходит отрезвление: размечтался, старик, девушке всего восемнадцать. Зачем я ей нужен, молодой и красивой? С ее стороны - это жалость и благодарность. Надо отринуть подобную блажь. Ничего хорошего от этих встреч ждать не приходится, только лишние терзания и разочарования".

Из коридора тихо постучали.

- Да, войдите. - Грег вскинул голову.

Дверь отворилась, на пороге стоял Мартин. Спросил еле слышно:

- Мечтаете в потемках? Свет не зажечь?

- Не стоит. Проходите садитесь. Не спится?

Мартин сел в кресло против кровати:

- Что пишет вдова Кребса?

- Все нормально, Мартин. - Грег вздохнул. - Думаю, когда возвратимся, закончим работу, станем жить вместе. Они и мы с вами. Стива усыновлю.

- А мисс Юта?

- Что Юта? - Грег вздрогнул, кольнуло в сердце.

- Куда ее денем? Вы же любите друг друга, зачем обманываться.

- Откуда вы взяли? - возразил неуверенно.

- Бросьте, Фрэнк. Я не слепой. Не выдумывайте сложностей. Я вижу: она к вам неравнодушна, если не больше. Мне кажется, она вас любит.

- Не путайте любовь с чувством уважения, благодарности и... чисто человеческой жалости.

- А чего вас жалеть? Ну уважение, благодарность ладно. Это свойственно честным людям, а она именно такая. Но при чем жалость? Вы что, урод, убогий или нищий? Она же вам нравится?

- Она всем нравится. Я уже обжегся один раз, Мартин, вы знаете, крепко обжегся. До сих пор не пришел в себя, сжимает сердце и саднит душу. Вы спросили, нравится ли она мне? Да. Очень. Я ее люблю. Но это не имеет значения, боюсь вновь потерять, вдруг все повторится, как с Джин. Будет нелегко перебороть чувство, но что поделаешь - переживу.

- Жаль, Миша спит, - засмеялся Мартин.

- При чем здесь Миша?

- Он мне приводил хорошую русскую пословицу: "Обжегся на молоке, дуешь на воду". О'Нейли нужно давно забыть и никогда не вспоминать - я вам говорил, она была плохим человеком. Вы извините, Фрэнк, что вмешиваюсь, однако мне кажется, вам пора обзавестись семьей. Лучшей жены, чем мисс Юта, не сыскать, поверьте мне, не мучайтесь - решайте.

- А что же вы сами не женились?

- Я другое дело. - Негр глубоко вздохнул. - Светлой памяти шеф, Эдуард Бартлет, говаривал - семья большая ответственность. Прежде чем ей обзаводиться, подумай - не наплодишь ли несчастных, не станут ли впоследствии упрекать тебя дети, что не смог дать им хотя бы то, что необходимо для нормальной жизни. Если уж такие, как он, - белые, умные, образованные и богатые метались в сомнениях, то что говорить обо мне, черном, неученом и бедном? Остался бобылем - все никому не в тягость.

- Ваше богатство, Мартин, не купишь за деньги. Вы мудры, добры и благородны. А людей на черных и белых разделяют лишь злобные маньяки фашисты.

- От этого нам не легче, а достоинства мои не имеют спроса в нашем мире. Кому это надо?

- Всем, Мартин. Всем, мой дорогой друг.

- Подумайте все-таки о семье, Фрэнк.

- Моя семья - это мать, Стив и вы.

- Это совсем не то. - Он встал. - Не отталкивайте мисс Юту. Не считайте, что ее чувства лишь признательность за помощь в тяжелую минуту. Нет. Я-то вижу, меня не проведешь. Она очень порядочная девушка. И вы ей нужны, какой есть. Мне сдается, она вас любила и раньше. Подумайте, Фрэнк, чтобы потом не пенять на судьбу. Да и жестоко с вашей стороны, не нанесите травму ее сердцу, не забывайте и о ней. Спокойной ночи. - Он вышел.

"А чего тут думать, - размышлял Грег, раздеваясь, - как будто я решаю? Все не так просто, как кажется Мартину, последнее слово не за мной. Не хватало еще, чтобы на мои сентиментальные излияния и признания она расхохоталась в лицо. - За эту мысль стало стыдно. - Ну зачем так, она же этого не заслужила. Ох, господи".

Он лег, закинув руки за голову и уставился в потолок, словно на нем хотел прочесть ответ на мучающие мысли.

Тягуче заскрипела дверь.

Грег приподнялся на локтях.

На пороге, озаренная струящимся сквозь окна голубовато-серебристым светом луны, виднелась фигура девушки.

- Юта? - воскликнул Грег.

Девушка не ответила. Маленькими нерешительными шажками, осторожно ступая, приблизилась к кровати и опустилась на ее край. Нежный запах духов, казалось, проник Грегу в самое сердце. Юта наклонилась над ним и дрожащим голосом прошептала:

- Я люблю вас, Фрэнк.

Что-то горячее капнуло ему на щеку.

- Не надо. Юта. Милая, родная, не надо. Вы будете страшно жалеть об этом, я не хочу.

- Я люблю вас, - повторила девушка. - Не прогоняйте меня. - Она опустила голову и заплакала.

- Это порыв, Юта. Вы пожалеете, разочаруетесь. Вы... - Он обнял ее вздрагивающие плечи.

- Нет! Нет! - вскрикнула она и выпрямилась. - Я ни о чем никогда не пожалею.

- Юта, одумайтесь, не нужно.

- Нет!..

Не помня себя от счастья, Грег обнял ее...

Снаружи коттеджа над древнейшей пустыней, как и миллионы лет назад, в черно-синей бездонной глубине неба помаргивали розоватые звезды. Почти на линии горизонта, залитый лунным светом, брел караван верблюдов...

12. НЕОЖИДАННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Кондиционер испортился. Он не жужжал шмелем, как обычно, и не гудел подобно ветру в трубе, а нудно и тягуче, словно зубная боль, ныл. Сквозь окна разбрызгивались солнечные лучи. Отражаясь от гладких циновок на полу, они желтыми зайчиками роились на белом потолке, отпугивая в углы сереньких ящериц-мухоловок. Из озонаторов тянуло свежестью недавно прошедшей грозы.

Грег лежал на кровати. Тихонько, с надрывом, постанывал. Тыльной стороной ладони прикрывал глаза - свет вызывал в голове тупую боль.

В кресле у окна, вытянув ноги, изобразив на лице выражение патера, читающего прихожанам душеспасительную проповедь, сидел доктор.

- Я как-то советовал вам, Фрэнк Грег, не употреблять это гадкое поило спиртное, - лицо Эдерса сделалось постным. - Весьма сожалею, что мои благие призывы оказались в полном смысле гласом человека, вопиющего в пустыне.

- Вы советовали не пить с горя, - пролепетал Грег, - а я употребил по необходимости. В силу обстоятельств.

- Какая разница? - Доктор поджал губы. - Пьяницы всегда находят оправдание своему пагубному пристрастию к алкоголю. Неужели вы не понимаете - это удел примитивных личностей, недостойных звания мыслящего человека. Берите пример с Уварова: сказал баста и ни грамма. Удивляюсь. Может быть, вы просто не в силах взять себя в руки?

- В силах. Но мне вчера понадобилось изобразить пьяного, чтобы выяснить намерения одного субъекта. Изобразить, понимаете? Может быть, слегка перестарался и излишне натурально вошел в образ, но я привык все делать добросовестно. Так сказать, от души.

- Для этого достаточно прополоскать рот наиболее пахучим из напитков. Ну, вермутом, что ли, а не-накачиваться до положения риз.

- Я больше не буду, - жалобно промямлил Грег.

- Скажите, пожалуйста, он больше не будет, - доктор всплеснул ладонями, - как трогательно и наивно. Словно малыш шалунишка: нашкодил и просит не лишать его сладкого. Я вам не верю, вы слабовольный и бесхарактерный человек.

В коридоре послышался голос Уварова. Физик напевал какой-то игривый мотивчик. Распахнулась дверь.

- Доброе утро! - Он остановился на пороге, взглянул с сочувствием на Фрэнка.

- Мутит? Потрескивает головенка? Да-а, и глазенки как у кролика-альбиноса. Вам бы сейчас огуречного рассола.

- Вы понимаете, Миша, - Эдерс скосил глаза на кровать, - уже не говоря о нравственной стороне, он не желает считаться с тем, что организм еще не окреп после экспериментов. Кто знает, какие могут возникнуть последствия. Судя по поведению вчера, он на пути превращения в нашего волосатого пращура, в какого-то первобытного питекантропа.

- Питекантропы не пили, - буркнул Грег.

- Вот и будете первым пьющим, забулдыгой неандертальцем, кроманьонцем или еще кем.

- Поднимайтесь, Грег. - Уваров подошел к кровати и взлохматил Фрэнку волосы. - Я попрошу Мартина сварить кофе покрепче - это вас взбодрит. Вставайте, - он подмигнул и направился к двери.

- Ы-ы-ы. - Грег сел, опустил ноги на пол и затряс головой. - Чтобы я еще хоть раз...

- Не давайте никаких клятв. Не кощунствуйте. Я вам не верю. Посмотрела бы на вас мисс Юта. Она с таким пьянчужкой и разговаривать-то не станет. Стыд и позор.

- Если она меня любит и я ей дорог, то снизойдет... - Грег заглянул под кровать, ища туфли.

- В таком омерзительном виде вы никому не дороги. Фу, какое безобразие. В общем, я умываю руки. Ваш нелепый и жалкий вид не вызывает даже сострадания. Да-да, сострадания. Ни на йоту. Знаете, что вы мне напоминаете?

- Что?

- Мокрую, старую, облезлую шляпу после дождя.

- Я больше не буду, доктор, - опять заискивающе повторил Грег. Заверяю, как перед богом. "Это же была необходимость.

- Хорошо. - Эдерс встал. - Но в последний раз. Спускайтесь вниз, вам действительно следует подкрепиться.

В холле за столом Уваров что-то оживленно рассказывал Мартину, помогал мимикой и жестами. Оба покатывались от хохота.

- О чем речь? - Доктор сдвинул брови, сел и указал Грегу на стул рядом.

- Миша поведал о своих наблюдениях за оленями в Канаде, - ответил негр. - Он туда ездил по делам.

- И что же смешного вытворяют эти животные? - Эдерс налил Грегу кофе и повернулся к Уварову.

- Понимаете, доктор, - начал тот, - я даже не представлял. Оказывается, олень не в пример лошади очень несообразителен. На водопой его гоняют все лето по одной и той же тропинке. В какой-то момент, не помню, то ли по причине среза рогов или еще почему, но некоторое время ему нельзя пить. Тогда пастух ставит поперек тропинки жердь на двух тоненьких подставочках. Олень доходит до нее, смотрит - путь закрыт, поворачивается и идет обратно. Вы представляете, он не додумывается обойти жердь стороной. До того глуп.

- Мне кажется - это не глупость, а дисциплинированность, - возразил Эдерс. - Он видит запрет, как знак на пути автомобилиста, и подчиняется ему безоговорочно. Мне остается сожалеть, что некоторые люди не обладают логикой оленя. Я бы поставил кое-кому перекладину на пути к бару, пусть поворачивает и направляется куда положено.

- Но я-то додумаюсь ее обойти, - вставил Грег, - вашу жердь.

- Судя по ответу, вы намерены продолжать в том же духе, хотя несколько минут назад клялись в обратном?

Грег молчал, помешивая ложечкой кофе.

- Что же вы молчите, как Валаамов осел! - вскипел доктор. - Извините за резкость.

Неожиданно Уваров громко захохотал.

- Ваш смех, Миша, неуместен и неприличен, - скривился Эдерс, - этим вы поддерживаете слабость Фрэнка, как бы пассивно одобряете - это нечестно и непорядочно.

- Простите, милый доктор, но мой смех не имеет к Фрэнку и его слабостям никакого отношения. - Уваров продолжал смеяться, вытирая выступившие слезы.

- Что ж, смех без причин? Тогда вам бы следовало обратиться к...

- Да нет же, доктор. Он имел отношение к вам, вернее, вашему сравнению.

- И что в нем смешного? - Эдерс насупился.

- Дело в том, что у прорицателя Валаама никогда не было осла. У него имелась ослица. И отличалась она не тем, что молчала, а как раз наоборот, вопреки сородичам, вдруг заговорила человеческим языком. Вы же, наверное, имели в виду буриданова осла, сравнение с этим животным приписывают французскому философу-схоласту Жану Буридану, как пример парадокса абсолютного детерминизма в учении о воле: осел, помещенный на равном расстоянии меж двух одинаковых охапок сена, должен умереть от голода, ибо не сможет решить, какую из них предпочесть.

- А откуда это знаете, вы же безбожник?

- Изучал научный атеизм, интересовался Библией.

- Меня не трогают сейчас ваши библейские и философские притчи. Я мог кое-что перепутать - суть не в этом. Я пекусь о здоровье Фрэнка и удивляюсь, что близкие ему люди так легко относятся к столь пагубной привычке. Вы не представляете по некомпетентности, к каким трагическим последствиям это приведет и не только его, но его жену, их будущих детей, не исключено - внуков. Вместо того, чтобы трубить тревогу и спасать его, вы легкомысленно посмеиваетесь и сводите на нет мои воздействия.

- Полно вам, - умиротворяюще произнес Мартин. - Ему нужно было вчера выглядеть пьяным. Очевидно, увлекся и переборщил, убеждая в своем состоянии соглядатаев.

- Да что в конце концов за тайны мадридского двора! - вскричал Эдерс. В чем дело? Кто-то слоняется вокруг, что-то вынюхивает, может, собирается нас прирезать, как ягнят, а мы в неведении! Эдак накроют мешком и уволокут, а ты и знать ничего не знаешь! Просветите нас наконец?

- Сейчас, сейчас. - Грег нетерпеливо потряс, ладонью. - О вас же заботились. Не хотели пока тревожить и портить самочувствие.

- Нет уж, сделайте одолжение. Испортите. Нам весьма не безразлично, что творится вокруг.

- Несколько недель назад Мартин заметил за нами слежку.

- Слежку? Боже мой, только этого не хватало. - Доктор вытаращил глаза и вытянул губы трубочкой. - Значит, слежку?

- Самую настоящую. Один тип интересовался моей скромной персоной: человеком без кисти и глаза. Мы договорились с Мартином: как тот снова объявится, он меня сразу предупредит. Вчера этот субъект дал о себе знать...

После завтрака, когда Грег сидел в своей комнате, вбежал взволнованный и запыхавшийся Мартин. На коротком носу поблескивали мелкие капельки.

- Этот... Рыжий... появился. - Он перевел дыхание. - Агента я предупредил - быстро договорились. А с этим сейчас беседовал. Наплел ему сорок бочек арестантов, как вы мне поручали.

- Как он отреагировал?

Негр пожал плечами.

- Никак. Хмыкнул недовольно. Будто я виноват, что вас тут нет. Затрудняюсь сказать, поверил или нет.

- Где он? - Фрэнк вскочил.

- На шоссе. Кажется, что-то испортилось в его машине. Вон посмотрите, белый "рено" у обочины. - Он подвел Грега к окну и слегка отодвинул штору.

У шоссе приткнулся "рено" цвета "белая ночь" с поднятой крышкой капота. Наполовину закрытый ею, в моторе копошился мужчина.

- Та-ак. Ступайте к себе, я им займусь.

Назад Дальше