Тем временем техник, эксперт и фотограф занимались своим делом, ни на кого не обращая внимания. Им довелось повидать и не такое, хотя убиенные жертвы нечасто звонят в полицию.
Бежан довольно быстро пришел в себя. Проще всего было предположить, что кто-то устроил дурацкий розыгрыш, если так, то шутнику теперь не позавидуешь. Где он находится, известно — в квартире шестьдесят один. Всерьез разозлившийся Бежан был настроен поскорее разобраться с весельчаком. Инспектор отпустил патруль, убедился, что у черного хода караулит его человек, проверил, что поделывает сержант Забуй, — тот сторожил двери подозрительной квартиры, и только потом Бежан перевел дух.
— Ты вообще-то разглядел, кто там копался" ключом в замке? — спросил он Роберта.
— Нет. Я в комоде рылся. Забуй был в прихожей, а Новицкий в кухне.
Бежан вызвал техника Новицкого.
— Ты разглядел того типа в дверях?
— Не совсем. Промелькнули штаны, вроде бы брюки, одна рука в темном рукаве и четверть морды. И что-то рыжее на голове.
— Так мужик это был или баба?
— А холера его знает. Могло быть и так, и этак. Но если мужик, то метр в кепке на коньках, разве что мальчишка.
— А в лифте? Когда он влетел в лифт?
— Двери уже закрывались, — заметил Роберт. — На голове что-то рыжее, факт. Это и мне в глаза бросилось. И как будто в руках какой-то баул волок. Но точно не скажу, потому что промелькнуло все очень быстро, как молния.
— В сообщении говорилось, что ограбленная гражданка вернулась из поездки, значит, с багажом. Неужели кто-то ради розыгрыша станет носиться с тяжеленной сумкой? Только если этот кто-то до жути нас не любит. Меня, тебя, пана Вжещака…
— Меня все любят! — обиделся судмедэксперт. — Я симпатичный и уже столько лет ни одной девушке не изменил!
— Ну, может быть, Новицкого или Драля…
— А почему не Забуя? — оскорбился фотограф Драль.
— Угомонись, я просто рассуждаю. Да еще у этого.., у этой были ключи. Ну хорошо, занимайтесь своим дело. Роберт, пошли наверх, и, если нам не откроют, ей-богу, я двери выломаю!
Какая там дверь?
— Обычная, не металлическая, дверь как дверь…
***
Аперитив нам нравился все больше и больше, на закуску Мариоля сервировала плавленый сырок, после чего принялась причитать. Интересно, что там делается у меня внизу? Меня обокрали до нитки или только частично?
— У тебя там что-нибудь ценное есть?
— Компьютер, — начала перечислять я. — Черт с ним, с содержимым, диск с важными файлами я таскаю с собой, но денег на новый агрегат мне жалко. Коллекция полудрагоценных камней и обычных булыжников, местами отшлифованных. Они ни черта не стоят, но я их люблю.
Книжки, косметика, семь пустых кошелечков, украшения есть, бижутерия, но красивая.., они за это ни фига не выручат.
— Так им и надо! — с чувством глубокого удовлетворения вздохнула Мариоля.
— Старая меховая куртка, швы на ней разъехались. Если ее украдут, я очень обрадуюсь, ты ведь знаешь, как оно бывает: надеть нельзя, а выкинуть жаль. Ну еще радио, такое маленькое. — , не помню, что еще. Только бытовая утварь, а какая им, черт побери, корысть от шариковых ручек, стаканов и старых полотенец? Совсем они, что ли, с головой не дружат, не могли побогаче квартиру обокрасть?
— Может, они ошиблись?
— Ну и поделом. Налей мне еще немножко, стыдно оставлять такую капельку на дне бутылки.
Деньги у меня в банке, а чеки с собой. Вот завтра и куплю пару бутылок, такое надо отметить: ведь я в живых осталась!
— Это просто провидение Господне, что ты сразу удрала и не пробовала с ними драться! — воскликнула набожная Мариоля.
Я не успела ей ответить, что еще не до такой степени рехнулась, как в дверь позвонили. Позвонили обычно, не нагло, скорее даже как-то робко. так что Мариоля, ни секунды не задумываясь, пошла открывать. Даже не спросила, кто это там заявился. Наверное, сказались полбутылки белого рейнского.
На пороге стояли два чужих типа, которые представились быстрее, чем я успела их рассмотреть:
— Инспектор Эдвард Бежан и комиссар Роберт Гурский. Пожалуйста, вот наши удостоверения.
Я так и подскочила от радости:
— Какое счастье! Панове, что там творится в моей квартире? Вы поймали этих мерзавцев?
Они успели меня обокрасть? Все разгромили?
Компьютер забрали или он остался?
— Минуточку, проше пани, — ласково сказал инспектор. — Это вы сообщили об ограблении?
— Конечно, я! Это ведь моя квартира. Так скажите мне сразу, что они украли, а что переломали?!
— Минуточку. Никто ничего не украл…
От счастья у меня подкосились ноги, и я снова рухнула на табуретку у Мариолиного стола.
— Но не могли бы вы показать ваши документы? Лучше всего — паспорт.
Да ради бога, за такие сногсшибательные новости я могу им показать все что угодно!
Я поспешно вытряхнула из сумочки кучу хлама. Паспорт, заграничный паспорт, водительское удостоверение, документы на автомобиль, кредитные карточки, чеки, уведомления из банка, какие-то квитанции, счет из гостиницы, служебное удостоверение, даже пропуск на заседания Сейма. Кажется, там же валялись все чеки за бензин, которым я заправлялась по дороге, и список вещей, отданных в прачечную. Свидетельства о рождении, о браке и о разводе я в сумочке, увы, не носила.
Полицейские едва сдерживали нетерпение.
В первую очередь они набросились на все, что с фотографиями, тщательно сравнивая каждую с моей физиономией. Я искренне пожалела, что на фотографии в паспорте я похожа на чучело, но с этим теперь ничего не поделаешь.
— Вас действительно зовут Барбара Борковская? — спросил инспектор карим-то потусторонним голосом. — Урожденная Мямля? Дочь Густава и Алины?
— Урожденной Квятковской, — машинально вырвалось у меня. — Девичью фамилию бабушки я тоже знаю. Хотите, скажу? Войтыцкая.
И второй бабушки — Герцен. София Герцен.
У каждого человека всегда по две бабушки, тут уж ничего не попишешь.
— У вас есть доказательства?
— Что за вопрос! Конечно! Только давайте спустимся вниз, домой. У меня есть даже бабулины фотографии, можете их посмотреть, коль скоро ничего не украли. А что, при ограблении всегда требуются фото бабушек пострадавшей?
Если хотите, у меня есть фотографии и прадедушек, но, к сожалению, только двух. Прадедушек и прабабушек у меня по четыре штуки — как у всех.
Честное слово, я от всего сердца готова была предоставить им все, что они попросят. За те скоротечные мгновения, прошедшие между бегством из собственной квартиры и первой рюмкой рислинга, я успела пережить утрату всего своего добра во главе с компьютером, подсчитать потери и даже их оплакать. В то, что у меня ничего не украли, я поверила сразу, и меня охватило райское блаженство. Боже мой, хоть разок судьбе не удалось шваркнуть меня мордой об стол!
Инспектор и комиссар долго пялились в мои документы, стояли совершенно неподвижно, точно окаменели. У меня даже появилось ощущение, что сам факт моего существования как-то не очень понравился им.
— Панове, — деликатно начала я, — у меня юридическое образование…
Инспектор тотчас оживился:
— У вас есть диплом?
— Естественно. Тремя этажами ниже. А также справки со всех мест работы поочередно, приказ о назначении меня прокурором, доказательства незаслуженной компрометации… А что, скомпрометированного прокурора можно грабить? Я кодекс знаю, там такой статьи нет.
— Э-э.., не в этом дело… Все указывает на то, что вы — Барбара Борковская, проживающая по этому адресу… А есть у вас квитанции по квартплате, может, акт купли-продажи квартиры…
— Причем нотариально заверенный, — сухо ответила я, все это начинало мне не нравиться. — А что, у вас имеются сомнения, что это я и что я тут живу? Что происходит? Обычно для доказательства достаточно общегражданского паспорта с печатью о прописке. Панове, прошу прощения, но я не слепая и не придурковатая, прекрасно вижу, что вы сомневаетесь в самом факте моего существования. Сколько свидетелей мне нужно представить? И вообще, в чем дело?
Инспектор долго молчал, а комиссар таращился на него бессмысленным взглядом. Было ясно как день, что тут что-то очень крепко не так.
Наконец инспектор ожил и вздохнул:
— Вы, слава богу, юрист. Может, это облегчит дело. Если бы вы смогли перейти с нами на профессиональный уровень, я был бы вам очень благодарен.
— Полагаю, что смогу, — ответила я помягче. Странность происходящего настолько заинтриговала меня, что даже полбутылки рислинга выветрились из головы. — Так что давайте, выкладывайте все прямо.
— Прямо так прямо. Так вот, позавчера, двое суток тому назад, считая от сей минуты, Барбара Борковская, проживающая по этому адресу, была убита выстрелом из пистолета на территории коттеджного поселка Вилянов. В данный момент Барбара Борковская лежит в морге. В то же самое время Барбара Борковская стоит передо мной живая и здоровая. Вы удивляетесь, что я несколько сбит с толку?
— Ну я же говорил, что их две! — выкрикнул молодой комиссар.
Эх, молодо-зелено, простим ему эту порывистость.
— А откуда вы знаете, что это была я? — 1 спросила я потусторонним голосом, замечательно повторив интонации инспектора.
— Паспорт, прописка.., вы не заявляли об утере паспорта, я проверял.
Я секунду помолчала. Профессиональный уровень есть профессиональный уровень.
— Особ, которых зовут Барбара Борковская, в нашей стране вагон и маленькая тележка.
Подделать штамп о прописке — это пустяк даже для дилетанта. Вы провели опознание тела? Покойницу кто-нибудь опознавал?
— Нет, еще нет. Опознание мы отложили на завтра, брат покойной…
— Господи помилуй, Влодек! Не делайте глупостей, не пугайте моего брата! А тем более родителей! Я жива, вы что, до сих пор этого не заметили? Вот я вас шандарахну пустой бутылкой в темечко, тогда вас проймет! Черт побери, прошу прощения…
Я опомнилась. Бутылкой по темечку — это не вполне профессиональный уровень.
С немалым усилием я снова вошла в роль прокурора.
— Вы исходили исключительно из паспорта и штампа о прописке? Без опознания тела?
— Это на самом деле серьезная ошибка с нашей стороны. Но есть все данные о том, что Барбара Борковская, журналистка, условилась о встрече на месте преступления, приехала туда и была убита.
— Как?
— Одним выстрелом, прямо в сердце, сзади.
— Там кто-нибудь живет?
— Территория и обстоятельства очень способствовали такому убийству. Оружие не нашли, возможно, оно было с глушителем.
— С кем она договорилась о встрече?
— С Иоанной Хмелевской, писательницей.
— И что говорит Хмелевская?
— Что журналистка была наглая и мерзкая, взяла ее за горло, клянчила интервью, невзирая на явное нежелание писательницы, к тому же опоздала…
Вот теперь мне сделалось плохо…
***
Все началось два года назад, может даже раньше, но я ничего не замечала и ни о чем не догадывалась.
— В чем ты была вчера после обеда? — внезапно спросил меня муж сентябрьским вечером, когда мы загнали деток в постель и сидели за чаем.
— Да в том же, в чем утром, — изумилась я. — Ив том же, в чем сегодня. У меня не слишком много нарядов, ты не заметил?
Муж отмолчался. Он сидел какой-то нахохлившийся, явно не в своей тарелке, поглядывая то на меня, но на дуршлаг на стене за моей спиной.
Чай мы пили на кухне. Мне не хотелось бегать, накрывая стол в гостиной, широким раздвижным столом мы пользовались, только когда ели вместе с детьми. Время от времени приходилось проверять, умеют ли они управляться с ножом и вилкой.
Обычно дети ужинали раньше, а мы чаевничали позже. Это были мои самые любимые минуты — тишины и покоя. На сей раз с покоем явно дело не ладилось.
— А что случилось? Я плохо выглядела?
— Я знаю, что по дороге домой ты заезжала на Мокотовскую, — продолжал муж, не отвечая на мой вопрос. — Обязательно нужно было заезжать?
Ни на какую Мокотовскую по дороге домой я не заезжала, мне там нечего было делать, да и вообще не по дороге. В этот день я возвращалась из Краковского Предместья, из окружной прокуратуры, куда моталась по делам. Дела затянулись, потом я торопилась, еле-еле пробилась на Mapшалковскую и ехала прямо, никуда не сворачивая.
Откуда ему в голову пришла такая странная идея?
— Да меня там вообще не было. Зачем мне туда ехать? Кто это выдумал?
Муж укоризненно посмотрел на дуршлаг.
— Тебя видели. Поэтому я спросил, в чем ты была. Кроме того… Можно было вести себя тактичней…
Я ничегошеньки не понимала, но даже не встревожилась. Какая-то глупость, кто-то ошибся. Кретин.., или кретинка. Скорее уж кретин мужского пола, он-то как раз и не заметит, кто во что одет, а баба все высмотрит. Одета я была в обычный простой костюм, темно-серый. Юбка, пиджак, бежевая блузка. Мой стандартный служебный наряд, отлично подходящий для осени.
Стоп, а косыночка? Такая тоненькая, в черно-серо-бежевую полосочку. Купила я ее на лотке, это не редкость.
— А как я себя вела? — спросила я.
— Ты сама лучше знаешь, — с отвращением ответил муж, сосредоточившись на дуршлаге.
Я, похоже, не заслуживала даже взгляда.
— То-то и оно, что не знаю. Ты уверен, что это была я?
— Совершенно. Тебя подробно описали, именно так, как ты выглядела. Не говоря уж о том, что ты громко и чин по чину представилась: прокурор Барбара Борковская. Уж этого могла бы не делать, хотя бы ради нас.
— Значит, я совсем потеряла голову, — беспечно ответила я. — Не понимаю, откуда у тебя такие своеобразные сведения. Неужели всерьез думаешь, что это была я? Просто чушь какая-то.
Муж наконец-то оторвал взор от дуршлага, мрачно посмотрел на меня и быстро перевел взгляд на стакан с чаем. Конечно, я прекрасно знала, что благоверный всегда считал меня способной на что угодно, но даже мое «что угодно» должно иметь свои границы. Принародные вопли о том, что я-де прокурор, слишком выходят за эти границы. Я пожала плечами: наверняка у него затмение в мозгах, потом пройдет. И переключилась на другую тему. Как раз в то время я вела несколько трудных и очень неприятных дел, совещание в окружной прокуратуре тоже радости не добавило, и вообще я жутко устала. А надо было еще ознакомиться с материалами дела.
Недели через две-три, тоже вечером, зазвонил телефон и бабский голос заявил:
— А пани хоть знает, что ее муженек с этой шулькой загулял, там у них роман, как в бразильском сериале, а вам хоть бы хны?
После чего в трубке что-то зашелестело, словно кто-то рядом возбужденно зашептал, пытаясь вырвать у доброжелательницы из рук трубку, и телефон замолчал. Вместо того чтобы переживать, я занялась хозяйством. Накормила ужином детей, выдраила кухню, приготовила обед на завтра.
Мужа дома не было, он мог в это время гулять хоть с белой медведицей, но я не поверила ни единому слову. Люди постоянно используют телефон для дурацких розыгрышей. Мужу я даже словечком не обмолвилась, потому что немедленно забыла об этом дебильном доносе. Анонимок и угроз мне и на работе хватало.
Следующий странный сигнал поступил как раз с работы.
Стояла поздняя осень, и я перешла на темно-серое теплое пальто. В тот день под пальто был официальный наряд: синий костюм типа «шанель» со светлой водолазкой. Шарфики и косыночки я меняла постоянно, а костюмов у меня было всего два. Фривольные рюшечки и яркие цвета я считала совершенно неподходящими при допросах свидетелей и подозреваемых, и уж тем более в суде.
— Ну ты зажигала позавчера! — съехидничал Яцусь, мой коллега-прокурор, человек талантливый, но несколько легкомысленный и очень бестактный, — Понеслась прямо с работы, даже переодеться не подумала! Ах, как затягивает коварная трясина светской жизни…
Я не поняла, о чем это он. Позавчера вечером я переписывала обоснование приговора, а в стиральной машине тем временем кувыркались одежки моих детей. Может, это и называется «зажигала», потому что я натолкала в машину слишком много барахла и носилась потом по квартире, не зная, где это все развесить. Недосохшее тряпье до сих пор лежало в тазах.
— У тебя с головой не в порядке или как? — вежливо осведомилась я. — Ты о чем говоришь?
— Не отрицай, передо мной можешь не притворяться. Но почему только в баре «Тайфун»?
— Что в баре «Тайфун»?
— Так ведь это же такой шалман! Факт, знакомых там нечасто встретишь, но случается.
— Может быть, — согласилась я. — И что в этом шалмане «Тайфун»?
— Как это — что? Насколько я понимаю, ты там активно расслаблялась.
— Я?
— Не я же. Меня там позавчера не было.
А вот вчера вечером зашел — искать свидетеля.
Свидетель интересовал меня куда больше, чем расслабуха в шалмане, потому что дела друг друга мы знали и временами шли на взаимовыручку.
— Которого?
— Этого лысого, Стемпняка.
— Нашел?
— Бог милостив, нашел! Я чувствовал себя таким дураком: слишком рано его отпустил, а он растворился в тумане, сама понимаешь…
— Надо в другой раз задержать на сорок восемь часов. Он же врет как по нотам!
— Да надо, надо, только я его отпустил, почему и получил при случае красочный рассказ о твоем взрывном темпераменте. Здорово же ты до сих пор маскировалась!
— Хочешь, я на тебя в суд подам за клевету?
— С ума сошла? Ты, прокурор, подашь на кого-нибудь в суд?!
Я опомнилась.
— Нет, ни за что!
— Ну вот, сама видишь. И свидетелей у тебя нет.
— Хорошо, я не подам на тебя в суд, но расскажи мне как следует, в чем дело, — попросила я. — Мне интересно стало. Откуда я взялась в баре «Тайфун»?
— И мне это показалось странным, — признался Яцусь. — Но внимание ты привлекла к себе будь здоров! И нечего отрицать, тебя барменша описала во всех подробностях. Ты и сейчас так же одета, только финтифлюшка на шее у тебя тогда была другая. Она говорила о белом в синий горошек, а тут я вижу голубой, если я не дальтоник.