Я отклоняюсь, рискую потерять тебя уважаемый читатель, но это инстинкт, не знаю, закончу ли я когда-нибудь эту книгу, хронику фактов и жестов, которые имели значение двадцать лет тому назад… тридцать лет… но где же место для сегодняшних фактов?… Все люди моего круга уехали, за исключением нескольких подонков, которые ничего не знают, мельтешат, спорят по пустякам, перепрыгивают из одной газеты-однодневки в другую, от премии Коньяк к Гаргарину, от Эйхманн-Рилепс к Секу-Маррану… назвать это жизнью трудно, особенно в моем случае, когда я чувствую, что Мойры готовы перерезать нить моей жизни, как будто забавляются… да! игрушечки! Но это не мешает тому, чего вы ждете от меня, а я, вместо того чтобы вести репортаж, больше не знаю, где нахожусь… ах, да!.. Мы уже приступили к кофе… и я собрался рискнуть, подняться и посмотреть на эти поля… вот! Только бросить взгляд… та же равнина… несколько вспаханных участков… ни пожаров… ни развалин… конечно, это может однажды случиться, но они еще не пострадали… ни железнодорожные пути… этот поезд идет по сплошному очарованию… Копенгаген через час, приблизительно… офицер Красного Креста, конечно, не придет к нам… я предчувствую… благосклонность, которую он к нам проявил, может дорого ему обойтись… погрузить нас и наших малышей! Ему придется объясняться, а там, наверняка, полно сволочей среди его начальничков, в Швеции… «нейтралы», этим все сказано… словом, мы воспользовались… наш «Красный Крест» – он был великолепен… всегда есть маленький шанс, среди страшных бедствий, очень хрупкий… я видел в Аблоне, совсем еще малышом… наводнение, вы знаете, в 1910-м, вам стоило только коснуться кормовым веслом берега или камней, и вас несло по реке… хоп! И вы оказывались в Шуази, вертящийся волчок среди бурлящей пены… килем вверх!.. Вам крышка!..
Ах, ладно!.. Ладно!.. Я еще смотрю… все та же равнина… может быть, мы остановимся… это будет Роскильд… их Шамбор… Шамбор весь в развалинах!.. Этой стране не хватает камней… и не только камней… всего!.. Мошенники уже много веков извлекают из этого прибыль, макрель и сардины, репу и артишоки!.. Как бы я не потерял вас по пути, наши малыши пристроились, а вы? Если я собью вас с толку, что станете делать?… Не может быть и речи!.. Роскильд – Копенгаген, на этой скорости через полчаса… наш поезд проезжает Роскильд, не подавая сигнала… будет ночь, когда мы прибудем… тем лучше! Темнота благоприятствует лицам, одетым в лохмотья… следует признаться, брезент и веревки… есть накидки, которые нас выручают… но глядя на себя при свете, понимаешь, в каком плачевном мы виде… вот! Вот! Поезд сбавляет скорость… и почти сразу же… остановка! Время говорить всем «до свидания!» Нашей милой кухарке… и – хоп!.. Две мои трости, и – на платформу!.. Я вижу вокзал, они все с повязками, как и во Франции, «гражданской обороны», все фонари синие… быть может, их бомбили?… Или предосторожность?… О, долго ждать не приходится, кто-то появляется тут же… меня уже выследили… другой офицер Красного Креста… он подходит к нам: «Здравствуйте, доктор!.. Хорошо доехали?… И вас, мадам, прошу принять уверение в моем глубочайшем почтении!..» – это датчанин, судя по акценту… по оборотам речи. Но какая странная униформа!.. Петлицы и нашивки на мундире, аксельбанты… кокетливое украшение в опереточном стиле… не место и не время болтать… он здесь с какой-то целью?… Он должен проследить, чтобы мы избежали неприятностей… я возражаю ему… замечаю, что никто не выходит из этого поезда… значит, эта остановка только ради нас?… Поезд должен проследовать дальше, в порт, для погрузки в Мальме… я знаю… словом, выходит, остановка здесь только для нас троих. Лили, меня, Бебера… наши маленькие кретины устроены, мы их больше не интересуем, они стали шведами, слюнявые, немые, глухие… я часто думаю теперь о них, тридцать лет спустя, живы ли они, стали ли взрослыми… может быть, они уже не пускают слюни, хорошо слышат, идеально воспитаны… старикам не на что надеяться, не правда ли? Но малыши, все-таки… мы их оставляли там маленькими детьми… особенно после Сартрувиля… я задаю себе вопрос по поводу Сартрувиля, что же стало с маленькой Стефани! Она не то, что они, здоровенькая крепышка, ей было только восемь дней, я принес ее в больницу в Иссудуне, там произошла трагедия, о которой она никогда не узнает, вокруг нее все было разрушено, весь квартал, бомбовый удар, дом в огне, она в своей колыбели, и никого! Мы вернулись за нею, чтобы отвезти ее в Сартрувиль, в мэрию, она была в отличном состоянии… я спрашиваю себя, кем она могла стать?… О наших слюнявчиках, о семнадцати инфантильных кретинах мы так никогда и не получили никаких известий… сейчас они, может быть, олимпийские чемпионы по горным лыжам?… По тяжелой атлетике?… Нечего смеяться, с малышами все возможно… со стариками – ничего… наконец мы здесь, на этом перроне с нашим новым «Красным Крестом»… довольно странно, должен признаться… и прежде всего, как он узнал, что мы приехали, кто его предупредил?… Такой же фокус, как в Германии, где мы никогда не могли оказаться где-либо, даже скрытые налетом сажи, в туннелях или под бомбовым водопадом, без того чтобы какой-нибудь остгот тут же не вмешался в разговор, я его и различал-то с трудом, этого типа, который всего лишь намеревался нам помочь… ну и, прежде всего, куда же мы направимся?… Я любопытен!.. «У вас тревоги каждую ночь?» Он отвечает: нет!.. Я этого не понимаю, он лжет, через две колеи, под синим светом два… три отряда землекопов… которые роют-трамбуют… как в Ульме… и в Ростоке… я хочу увидеть эту строительную площадку, я любопытен, и я таки вижу ее!.. Рабочие освещены ацетиленовыми горелками… вижу, они очень худые и у всех скверные физиономии… они не молоды, все до синевы бледны и потрепаны… я думаю: «немцы забирают у них все!» Как в Париже… да, конечно, это очевидно, но гораздо позже я убедился, когда фрицы уже ушли, что у этих всегда такой вид, когда на улице 15°… 20° ниже нуля, и что они очень плохо одеты, чуть ли не голые… у них такой вид, словно они долгие годы провели в тюрьме… и это не пустая болтовня… но, не странно ли… весь перрон в нашем распоряжении… Лили, я, Бебер… и не менее странный «Красный Крест»… он датчанин, он сказал нам, что знает французский и английский, он спрашивает, куда я собираюсь отправиться… в Копенгаген?… И говорит, что может нас принять, предоставит в наше распоряжение целый этаж… о! ля-ля! Нет! Премного обязаны!.. Гостиница «Англетер»! Именно туда! Никуда больше! Не будет ли он так любезен нас проводить?… Он приехал на машине… замечательно!.. Две минуты… Vesterbrogade!.. И вот мы уже там!.. Самая насыщенная магазинами улица, похожая на улицу Сент-Катерин в Бордо… и Гранд-Пляс, большая площадь… Konges Ny Tow, снова-таки напоминает Бордо… большая провинция… нужна адаптация, это жизнь, о которой мы уже начисто забыли! Не только потому, что это провинция, а потому, что улицы выглядят по-довоенному, с тротуарами, витрины нормальные, нет развалин, картинка городской жизни, которую, казалось нам, мы уже никогда не увидим… мы здесь иностранцы, нам здесь нечего делать… опасно даже просто находиться на этих улицах, как в прежние времена… настоящие шоссе, тротуары, витрины… будет не так здорово, когда на улицах появится народ, когда настанет день… и вот вы уже на Гранд-Пляс… Konges Ny Tow, статуя короля посередине, на коне, Кристиан, думаю, IV… на другой стороне площади – театр… как в Бордо, тот же стиль, но менее удачная архитектура… о, однако лучше, чем Шатле!.. Прямо перед нами – дорога, перспектива самая живописная, маленький порт, очень колоритный, с одной стороны крошечные домишки, их много, это похоже на старинную улицу Бутери, с ее сутенерами и старыми сводницами, проститутками, девочками и мальчиками… потом причал для почтовых пароходов дальней связи… вы думаете: и все это почти у дверей отеля… это удовольствие для туристов… на мой вкус, гораздо привлекательней, чем улица Лапп или ночной Гарлем… я знаю, что говорю, это известные мне факты, хорошо известные, в смысле места, ситуации, привилегии, я наблюдал в течение двух лет, а не одного дня, выгрузку всякого отребья после ночных облав под высокими сводами западной тюрьмы Vesterfangsel, каждую ночь два-три воронка, сутенеры и проститутки, клиенты и их жены, бездельники, наркоманы и пьяницы в обнимку… их направляли на «обработку», не могу вам это описать! «Силовой массаж» до полной отключки! Крик и вопли стояли такие, что свод содрогался, а витражи чуть не лопались… даже закованные в кандалы, как я, осужденные на смерть, ждали этого момента, своего единственного развлечения, «обработки» после облав, этой вакханалии воплей и рева… всегда примерно около трех часов… Kloken tre! Ny hawn, этот уголок порта, причал всех мыслимых и немыслимых пороков, как раз перед отелем «Англетер»… вы скажете: мы отклоняемся!.. Нет!.. Я отлично знаю, где мы находимся, на вокзале… на платформе… с этим невероятным «Красным Крестом»… речь о том, чтобы не допустить оплошность…
– Отель «Англетер», будьте любезны!
Я мог бы назвать другие адреса… но Боже упаси!.. Уходим с перрона вокзала, до этих «pas perdus»[70] изрядный подъем, тяжелый особенно для меня… ступая осторожно, ступенька за ступенькой, я размышляю… что я буду делать в отеле «Англетер»? Интересно, какую мину они скорчат?… Я должен был сильно измениться… когда-то портье хорошо меня знал… без сомнения, все они из «резистанс», Сопротивления… и конечно, они нас «сдадут»… немедленно… не знаю только кому?… Дьяволу, Королю, Посольству, Папе, кому смогут!.. Бог ведает, как мы привыкли!.. Пусть они меня не считают дураком, не ославляют, не угрожают мне… я себя чувствую странно, по правде говоря, со времени «Путешествия» я установил между нами дистанцию, я заставил себя возненавидеть, и ненавижу все сильнее и исступленней, и оказалось всего-то и надо, так это не быть любезным ни с кем, за исключением Ахилла, с которым я общаюсь достаточно мило… со времени его «столетнего юбилея»…
Лишь бы я не потерял тебя, мой читатель! Вернемся к нашим датчанам! Вы заметили, я уверен, что они никогда не воюют, снабжение – это все… и тех и других… в конце концов они, будьте уверены, сделают свой выбор в пользу победителя, и игра сделана!.. Тогда все в порядке, ставка оправдана, слава победителю! Добро пожаловать, господа туристы! А мы уже здесь, мы приехали не вовремя, в общем, в качестве пролога… перед вторым актом трагедии… однако же, надо выбрать линию поведения!.. Надо! Но какую?… Счастливые туристы вновь обрели Данию? То, что там происходит, нас не касается ни в коей мере?… Мы здесь, чтобы восхищаться, и особенно их «Сопротивлением на цветной кинопленке, прокомментированным… подкованным сапогом…» тевтонской орды, доказанным сейчас, с пеной у рта… конечно, то же, что и везде, но была здесь какая-то несообразность, потому что все они были немцами, особенно король Кристиан, я бы сказал, урожденный Глюксбург, Гессе, Гольштейн, абсолютный бош… будучи в их тюрьмах, и не так уж мало, где со мной обращались хуже некуда, на дне помойной ямы, я всегда спрашивал себя, не по приказу ли самого Гиммлера… вы мне заявите: сомнительно!.. Согласен… бывало и похуже, намного хуже, невероятно… и все это ничто, по сравнению с тем, что вы еще увидите… обратите внимание, например, на эту миленькую идиллию между вашей горничной, белой, и вашим почтальоном, черным… кровь победившая, кровь доминирующая!.. Ставки сделаны!.. Оставьте этим фразерам, главам государств, монополию на Пустоту и на Пафос, их охранникам – на узду и на трубы, прекратите барабанный бой! Я мог бы рассказать о триумфальном желтом нашествии! Это то, о чем наши пэры не говорят никогда, поглощенные пустопорожней болтовней… белая кровь проигрывает!.. И вот мы уже в Бразилии!.. На Амазонке!.. В Туркестане!.. Авиация, ракеты на Луну – всего лишь вопли горлопанов, клоунада…
К 2000 году больше не останется белых, незачем бить себя в грудь… я согласен! Я объявляю вам об этом в общих чертах, несколькими словами… вернемся к нашим баранам! Я обратил ваше внимание, со времени кирпича и Ганновера я впутываюсь во все… я обнаруживаю, что я – как могу, из чувства долга и непроизвольно – в общем, совсем, как на войне… я хочу сказать, на войне той, прежней, на которой все делали по-настоящему, и немедленно, а не по принципу «говорят»… все это нас больше не касается, место янычарам, абсолютно расистским болтунам, феллага[71]… вьетнамским бойцам, стопроцентным головорезам… они и есть Власть, процветание банков и возвращение к хорошим манерам, ушлая молодежь помогает старикам нести их тяжкое бремя… ну как же! Ну как же! Я с трудом сдерживаюсь, вам знакомы мои приступы смеха, это удар в висок, в Ганновере… висок… кирпич… я стараюсь не быть рассеянным!.. Я не хочу больше смеяться…
Не правда ли, вы были вместе с нами, в гостинице «Англетер», в автомобиле этого субъекта… он говорит сквозь зубы… я отвечаю… я отвечаю: «Отель «Англетер!» Пускай он доставит нас туда! И никуда больше! Хватит! Хватит водить нас за нос!.. О, я знаю дорогу! Vesterbro эта улица… gade… затем Radhusplatz – но мне кажется, что у них «тревога»… однако не слышно воя сирен… и в небе… ни рокота, ни прожекторов… ничто не мигает в окнах… дома и дороги, мне кажется, не пострадали… большой магазин «Иллюм» предстает в своем прежнем виде, забит товарами, замечаю подвенечные платья… и спортивные костюмы… быть может, это лишь витрина?… Если этот тип не обманывает нас, везет именно туда, куда я сказал, то это уже рядом… ну да! Так оно и есть!.. Konges Ny Tow… королевский театр в глубине, направо… светло, полнолуние, но недостаточно светло, чтобы наслаждаться в полной мере… истинно прекрасные места – большая редкость, их можно пересчитать по пальцам, одно, два… в Париже… столько же в Риме… ну ладно, вы увидите это позже… все-таки лунного света недостаточно… в центре, я знаю, король из бронзы, на коне, один из ихних Кристианов… все туристические агентства знают, какой именно… и вот мы на месте… Отель «Лнглетер»!.. Четверо носильщиков стоят на подхвате… отличное обслуживание, скажу я вам… но у нас нет никакого багажа…
– Наш багаж скоро прибудет…
Я предупреждаю… давненько мы живем без всякого багажа… портье за стойкой предлагает мне заполнить анкету, он, кажется, не удивлен, увидев меня, ни о чем не спрашивает, никаких подробностей… я тоже ему ничего не сообщаю… я вижу, что все, в общем-то, согласны играть в эту игру: то, что происходит с другими, не существует для нас… нас встречают молча… годится! Не буди лихо!.. Я знаю, что этот портье говорит по-французски, я сюда часто приезжал… конечно же, он меня узнал, даже если я и не слишком хорошо выгляжу… о, мы согласны, разговоры не нужны!.. Коридорный ведет нас в нашу комнату, он идет впереди с ключами… огромная, роскошная, с двумя кроватями… я открываю окно… три окна… они выходят на террасу… на все это великолепие, Neiham напротив, маленький порт, я вам о нем говорил, очень театральный, множество баров и кафе, машины возле подъездов, скамейки для бродяг вдоль всей набережной, так сказать, до большого фарватера и пристане… все это в духе Сен-Винсента, в прежнем Гавре… в баре те же посетители, изрядно под хмельком, моряки торгового и военного флотов, пестрая людская смесь, увлеченные туристы, велосипедисты, пожиратели дерьма… все те, кто нажирается под завязку к трем… четырем часам утра… время обострения хронических болезней… не сомневайтесь, я знаю, о чем говорю… ну да! Еще бы!.. По крайней мере, есть один фокус, который туристам не показывают, прибытие полицейских машин облавы… надо видеть эту суматоху!.. Это комплексное мордобитие… и все это вопит и стенает! Можно сказать, еженощно в сезон… два-три набитых автобуса… в которых «отрезвляют» мордобоем! Вы знаете, а может нет, тюрьма здесь высокая, просторная и очень гулкая, как кафедральный собор… не хватает только органа… а вот и он, черт возьми!.. Еще один воронок!.. Получите!.. Я, который провел два года в заключении в корпусе К тюрьмы Vesterfangsel, я вас не разыгрываю… прежде всего там все земляки, правда – только в тюрьме, снаружи – одна болтовня, салонные слюни, вне камеры все бесплатно, никто ни за что не платит… нужен был Храм, чтобы благородные узнали, чего они стоят… Москва, Америка, Карпентрас, все одно и то же… проведите там двадцать четыре часа в тюрьме, и вы узнаете больше, чем за двадцать лет туристом, который возвращается большим девственником, чем был прежде… я говорю вам об этом, я себе позволяю, и о том и о другом, обо всем понемножку… без строгого порядка, очень бегло!.. Мне только что исполнилось шестьдесят семь лет, моя шагреневая кожа порядком ссохлась, я должен был бы уже давно откинуть копыта, все делал для этого… ваши аплодисменты!.. Я твердил себе: мне наскучил этот мир, хороший повод отстать от меня, так нет же!.. Время от времени телефонный звонок, какой-нибудь любопытствующий…
– Не вы ли когда-то писали то… или это… под именем Селин?
Я молча кладу трубку… Пусть Ахилл занимается ими, у него «Плеяда», а «Плеяда» создана для… печатания «мощей», для «миронтонов»[72] исчезнувших авторов…
Нас там только трое в живых, я вам их уже называл: Крутой, Коротышка и я сам, который не желает отвечать на вопросы… представьте из всей «Плеяды» – трое живых! Все остальные уже покойники… самый компактный из надгробных памятников… в этом вы можете узреть порок Ахилла, в сто семь лет[73] он еще изобретает трюки… как он их называет: «контракты»…
Опять я отклоняюсь от темы! О, непоправимые опустошения!.. Молодость болтает глупости, старость переливает из пустого в порожнее… выкручивайтесь!.. Мы стоим в этой комнате, такой высокой и просторной, с тремя окнами на террасу… царит ночь… я шепчу ей: – Лили, послушай!
Она меня слушает… она согласна со мной, да, эта комната утыкана жучками… и наверняка, в отверстиях стен тоже… у нас там кое-что под Бебером, в его сумке… я вам об этом еще не говорил… ничего противозаконного, но это никого не касается, вы поймете почему… микрофоны, я все думаю, для кого? Для фрицев?… Датчан?… Для тех и других, конечно! И для всех остальных! Здесь, чувствую, кроется вероломство, к которому я еще не привык… а должен был бы привыкнуть… я положил два года жизни на его изучение и вышел из этого лицея вполне просвещенным… могу сказать: весьма!.. Я слышу по радио, сколько им стоит в Тель-Авиве принять своих бравых братьев-евреев, которые ринулись туда отовсюду, от Патагонии до Аляски, от Монтрей до Кейптауна, все гонимые, изнемогающие, труженики заводов, полей, банков, молота и серпа… они уже изнемогают в Тель-Авиве, стараясь принять всех своих рассеянных по миру братьев! Комитеты радушной встречи, слезы ручьями, пучки азалии, дары природы, хоровое пение, поцелуи… дерьмо! Если бы то же самое не происходило и сейчас… «Ах, какой ты гнусный!.. Покажись, чтобы мы тебя прикончили!» Родственники, друзья, судьи, палачи, пусть все за тебя возьмутся! И смелее!.. «Тебя еще заставят заплатить за возвращение! За то, что боши тебя не прикончили! Проклятый!..» С вас сдирают остатки плоти, что еще болтается на костях… все, что Комитет «Истинные французы» может для вас… я знаю, что говорю… я утверждаю, что страна Израиль является подлинной родиной рассеянных по всему миру, а вот моя – это свалка гниющей падали… слово добровольца-новобранца, искалеченного на 75 процентов, награжденного военной медалью и прочее… а еще, если вы мне позволите, я добавлю – писателя, первоклассного стилиста, доказательство? я вхожу в «Плеяду» на равных с Лафонтеном, Клеменом Mapo, дю Белле и Рабле! И Ронсаром!.. Надо ли говорить, меня несколько успокаивает тот факт, что через два, три столетия мне удастся выдержать экзамен…