– Демоны зловредны и могущественны. Призраки просто сбиты с толку – потеряны, уязвимы.
Миллер резко засунул руку в карман джинсовой куртки и вытащил вибрирующий мобильный. Проверив номер, он скинул звонок. Все это время он продолжал говорить, будто рассказывал об этом уже миллион раз.
– Призраки берут энергию из многих источников: свет, страх, грусть, мучения – все это дает духам силы, возвышает их. Но призраки не склонны к насилию.
У тебя-то демоны, прошептал писатель.
– Демоны – это олицетворение зла, и они преследуют людей, которые безрассудно пустили их в свою жизнь. Помните, что я говорил об антагонизме? Демоны появляются, когда чувствуют враждебность по отношению к себе, и основная их цель – ответить враждебностью на враждебность. Демоны очень злые.
– Вы должны мне помочь, – говорил я. – Вы должны помочь нам.
– Можете больше не убеждать меня, что вы напуганы, мистер Эллис, – сказал Миллер. – Я это и так вижу.
– Хорошо, хорошо, хорошо, но что теперь?
– Я приду к вам в дом, чтоб определить природу духов.
– А потом что? – с надеждой спросил я и только потом спохватился: – Спасибо.
– Если в вашем доме поселились демоны, а похоже, так и есть, тогда вас ждет битва.
– Почему?
– Потому что, чем бы это ни было, оно питается страхом. В общих страхах всех обитателей дома они черпают энергию. И, в зависимости от степени страха, духи способны нанести непоправимый ущерб.
– Почему это происходит со мной? Почему я?
– Похоже, что вас преследует посланник. – Миллер помолчал. – Ваш отец, Патрик Бэйтмен и тварь, которую вы придумали еще в детстве.
– Но что это за послание? Что он хочет мне сообщить?
– Это может быть целый ряд вещей.
Мир перестал существовать. Я уставился на Миллера и больше уже ничего не чувствовал. Исчезло все, кроме его голоса.
– Иногда духи становятся вами.
Миллер следил за моей реакцией. Но ее не последовало.
– Понимаете, мистер Эллис? Эти духи могут быть проекцией вашего внутреннего «я».
– Мне кажется… меня предостерегают…
– Кто?
– Мой… отец? Мне кажется, отец хочет что-то сообщить.
– Судя по тому, что вы рассказали, это очень даже вероятно.
– Но… что-то… как будто его останавливает… словно… – Я сбился с мысли.
Миллер помолчал.
– Кто принес в дом эту игрушку, мистер Эллис?
– Я, – прошептал я. – Я принес.
– А кто придумал Патрика Бэйтмена?
Шепотом:
– Я.
– А ту тварь в коридоре?
Снова шепотом:
– Тоже я.
Я вернулся к жизни, когда Миллер подпихнул мне по столу свой блокнот.
Он хотел, чтобы я кое-что там посмотрел.
Я увидел слово, написанное заглавными буквами: «TERBY».
И внизу то же слово задом наперед: «YBRET».
Почему, Брет?[35]
Я наконец смог вздохнуть.
– Когда ваш день рожденья, мистер Эллис?
– Седьмого марта.
Миллер постучал колпачком ручки внизу страницы.
Между цифрами Миллер провел линию.
Красными чернилами: «3/07 Эльсинор-лейн».
– Может, нам просто переехать? – Я задыхался. – Может, нам просто уехать из этого дома? – Я уже не мог сдерживаться. – Может, нам просто уехать в другой город?
Миллер взял меня за руку, чтоб успокоить.
– Мистер Эллис, в данном случае не думаю, что это поможет.
Я уже не мог дышать.
– Почему? Почему это не поможет?
– Потому что источником этих явлений может быть не только дом.
Я снова заплакал.
– Но если, если, но если источник не дом…
– Мистер Эллис…
Я слышал Миллера, но не видел его.
– Но если источник не дом… то что же тогда источник?
Миллер наконец сказал это:
– Вы.
27. Привидения
На мир опустились сумерки, зыбкий островок света плыл в бескрайней тьме, хотя был полдень, и мы ехали к дому на Эльсинор-лейн, я сидел в заднем углу переоборудованного микроавтобуса за двумя помощниками (насколько я понял, всего в штате было двенадцать человек, эти же со своими полубоксами вполне могли сойти за безымянных компьютерщиков из колледжа). Дейл, который вместо приветствия бросил: «Ну и синячина», был за рулем, Сэм копался в кейсе для компакт-дисков, и они спорили о каком-то недавнем фильме; два чувака едут на «предварительное исследование», оно же НОСО (начальное ознакомление с объектом), и обыденность их разговоров должна была успокаивающе напоминать, что дело, в сущности, плевое, так – очередное задание. Однако их разговор перекрывал голос Миллера – мы сидели, прижав колени к генератору, бок о бок, – рассказывавшего о последнем доме с привидениями, над которым потрудилась его команда: вдали от жилья призраки и демоны собирались на заброшенной скотобойне. Мне было плевать. Я хотел, чтоб все это закончилось как можно скорее. Я, как обычно, притворился, что это мне снится. Так было легче.
– Когда приступим? – спросил я Миллера, всплыв в закусочной «Дорси».
– Как можно скорее, – был ответ.
На улице, на гравийной парковке (гравий медленно покрывался ковром морского песка), Миллер сделал несколько телефонных звонков, а я наблюдал, как вдали поднимается еще одна пальмовая аллея. Он вернулся со мной в гостиницу, портье запарковал его микрик, и, поднимаясь в номер за ключами от дома, мы обсудили стоимость услуг. Если в доме нечисто и я захочу его нанять, я должен буду выписать чек на тридцать тысяч, и мне показалось, что это совсем недорого. Когда он спросил, имею ли я доступ к таким суммам, я со всей твердостью заверил его, что имею. Уставившись на пепельные следы – окружившие мою кровать в гостиничном номере (следы никуда не вели), пока я лишался человеческого достоинства в закусочной «Дорси», – я был готов согласиться на любые деньги, но, увидев серый отпечаток руки на подушке, чуть не разрыдался опять и сказал Миллеру, что не поеду с ним в тот дом, но он убедил меня, что, поскольку фокусом потусторонней активности являюсь именно я, без меня там никак. Я пытался что-то возразить и стал предлагать заплатить побольше, лишь бы не приближаться к этому дому, но Миллер уже выводил меня на улицу, где нас ждал микроавтобус побольше миллеровского, и когда я забрался в него, мир мой – уже потихоньку удалявшийся – вывернулся наизнанку. Миллер объяснял мне, для чего нужно столько оборудования, и я напрягал внимание, но не мог сосредоточиться ни на чем, кроме того факта, что мы движемся по направлению к дому. Здесь были инфракрасные цифровые камеры, и детекторы движения, и измерители электромагнитного поля (между собой они называли их ЭМПы); был также прибор под названием лазерный термометр. А также звукозаписывающая мини-система, которая подключалась к анализатору частот и передавала сигнал на ноутбук. Я задавал вопросы, тем самым стараясь успокоить себя, – но это был лишь способ притвориться, будто мы не катимся к ситуации, свидетелем которой писатель уже был и с вызывающей дрожь неопределенностью называл ее сложной. Разрозненные реплики Миллера эхом отдавались у меня в голове. Неопределенно на что-то указывая, я спрашивал:
– А это зачем?
– Это ЭМП, – доносилось до меня, – он отфильтровывает обычные электромагнитные колебания.
– Что вы имеете в виду? – вопрошал я как во сне.
– У компьютера, телевизора, телефона, даже у человеческого тела – у всех свои частоты, и они могут искажать нужные нам данные.
Голос Миллера, как резиновый мячик, прыгал по салону от стенки к стенке, то приближался, то отдалялся эхом.
– А это что? – указывал я на громоздкое приспособление, напоминавшее кондиционер-переросток.
– Гальванометр. Фиксирует потоки необъяснимой энергии.
Ну да. Конечно. Так и есть. Ты ж сам знаешь, Брет.
Я сидел сгорбившись и опять на грани срыва, а машина мягко входила в поворот с Бедфорд на Эльсинор.
Дом беззаботно купался в дневном свете, но даже днем казался зловещим.
От страха я нахмурился, но не мог отвести от него глаз.
– Приехали, – сказал один из парней.
Оба в охотку вышли из машины. Они уже выяснили для себя всевозможные подробности «ситуации» и были готовы покуролесить. Парни открыли задние двери и принялись в каком-то предпраздничном возбуждении разгружать свое добро.
Почти бессознательно я вышел из машины и поплыл к дому, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки.
Фасад был теперь того же цвета, что и боковая стена.
Писатель заставил меня обратить на это внимание. Сам я словно ослеп.
Смотри, сказал писатель, потрогай его.
Дерево стало штукатуркой.
Потому я и не мог войти в этот дом.
Я отошел.
Миллер присоединился ко мне на полянке за домом, где я то вышагивал, то стоял столбом. Дыхание полностью вышло из-под контроля. Во рту было сухо и бело от разжеванных таблеток клонопина.
– Вы будете под защитой, – пообещал Миллер.
– Об одержании речь не идет, – уверял он меня.
– Вам нужно пойти в дом, – мягко приказал он.
– Об одержании речь не идет, – уверял он меня.
– Вам нужно пойти в дом, – мягко приказал он.
– Почему? – взмолился я, – зачем?
– Потому что их цель – это вы. Потому что нам нужно найти источник потустороннего присутствия.
Им нужно вызвать духов.
А ты для них – наживка. Понял наконец, Брет?
Теперь мне даже выпить не хотелось: проглоти я алкоголь, меня бы мгновенно вытошнило.
Распространи эту мудрость по свету: хотите бросить пить? Переезжайте в дом с привидениями.
Миллер нетерпеливо направил меня к дому, потому что, пока с этим не разберемся, не будет мне покоя нигде. (Писатель подтолкнул меня в спину, напомнив про пепельный отпечаток руки на подушке.) Мой ответ:
– Если в доме что-то есть, не знаю, вынесу ли я.
Я поколебался, потом быстро заковылял ко входу.
Просунул ключ в замочную скважину.
Открыл дверь.
Вошел в фойе.
В доме было тихо.
Миллер стоял за мной.
– Где происходили основные явления? – спросили меня.
Трое мужчин ждали, когда я поведу их в коридор с мерцающими лампами, в захваченную нечистью спальню, в гостиную, которая теперь была гостиной на Вэлли-Виста; я резко втянул воздух, заметив, что темно-зеленое пятно на ковре все разрастается, и тут же отвернулся.
Миллер внимательно изучал сорванную с петель, обгрызенную дверь моего кабинета.
– Да, – сказал я, – было дело.
Пока Дейл и Сэм расставляли по дому различные приборы, я показал Миллеру видеоприложение.
Сам я был не в состоянии смотреть его еще раз, поэтому решил пройтись по дому. Я поднялся на второй этаж и заглянул в комнату Робби и Сары, после чего (очень осторожно, с порога) осмотрел нашу спальню.
Кровати во всех комнатах оставались незастеленными, и я облегченно вздохнул.
Никаких признаков присутствия Терби я не обнаружил, но это больше не имело значения.
В кабинете видеозапись подходила к концу.
Отец вглядывался в нас:
– Робби… Робби…
Миллер повернулся ко мне без слов. Запись не произвела на него впечатления.
– Необходимо вынуть из розеток все электроприборы, – только и сказал он.
– А может, просто выключить пробки?
– И это тоже.
Все оборудование подключат к привезенному с собой генератору, который затащили в фойе и поставили внизу лестницы.
Когда мы начали вытаскивать штепсели из розеток, все это сразу почувствовали. (Только я притворился, будто ничего не чувствую.) Воздушное давление ощутимо изменилось.
На нас навалилась тяжесть.
Когда заложило уши, я просто постарался не обращать внимания.
Но когда Сэм и Дейл засмеялись, и мне пришлось признать очевидное.
Отсоединив бытовую технику, Сэм и Дейл принялись подключать свои провода к генератору.
Инфракрасные видеокамеры и сверхчувствительные записывающие устройства укрепили на штативах.
Сэм будет следить за той, что стоит в коридоре наверху.
Дейл – за той, что установили в спальне.
А Миллер проследит за камерой в гостиной – с самым большим охватом, включая фойе и лестницу.
У каждого был измеритель электромагнитного поля – ЭМП.
Все шторы и жалюзи в доме были закрыты – я уже не спрашивал зачем, – и внутри дома заметно потемнело, но снаружи все же просачивалось достаточно света.
Как только Сэм и Дейл заняли позиции наверху, Миллер попросил меня выключить пробки.
Щит находился в коридоре, ведущем в гараж.
Я открыл его.
Вздохнул и вырубил электричество.
Я поторопился обратно к Миллеру и заметил, что так тихо в доме никогда еще не было.
Не успел я додумать, как все три ЭМПа запикали в унисон.
Судя по табло с мигающими красными цифрами, показания прибора подскочили с 0 до 100 чуть ли не меньше чем за секунду.
Камеры отреагировали мгновенно – зажужжали и стали выписывать круги на своих штативах.
– У нас тут отрыв, – радостно прокричал сверху один из парней.
Вдруг запикало еще сильнее.
Камеры, кружа, ловили фокус.
В гостиной затрещали запоры на двустворчатых, до пола, окнах.
Потрещав, окна распахнулись на улицу, и зеленые занавески всколыхнулись волнами, а день все ж таки был прохладный, ноябрьский.
Но потом они перестали надуваться.
А ведь еще вчера занавесок тут не было, заметил писатель. Не узнаешь? – спросил он. А ты вспомни.
Комнату пронизал порыв ветра, и по всему дому разнесся глухой звук удара.
Стук послышался снова.
Он пошел по стенам, а потом переметнулся на потолок над нами.
Сначала ЭМПы соперничали со стуком, но вскоре он заглушил их пиканье.
Я зажмурился, но писатель сказал, что с последним ударом стену гостиной, над кушеткой, расколола огромная трещина. (После писатель рассказывал мне, что я стоял по стойке «смирно» и кричал.) И – тишина.
Мониторы ЭМПов перестали пищать.
– Уау-у! – Это был кто-то из парней наверху.
Другой подхватил радостный крик.
Им весело – не впервой.
Мы с Миллером тяжело дышали.
Мне было плевать, кажусь я напуганным или нет.
– Ощущаю присутствие мужчины, – пробормотал Миллер, сканируя комнату.
– Лампочки замигали, Боб, – сообщил Сэм из коридора на втором этаже.
Мы посмотрели наверх и увидели отражение мигающих бра в большом окне возле верхней лестничной площадки.
Вдруг, как будто кто-то понял, что мы заметили, мигание резко прекратилось.
Миллер стоял напротив свежей пробоины в стене и не сводил с нее смиренных глаз.
– Сердитый мужчина… совсем потерялся и обозлился…
Я так боялся, что уже не чувствовал собственного тела. От меня остался только голос, который спрашивал:
– Что это значит? Что происходит? Что ему нужно? Почему он остановился?
Миллер сканировал потолок своим ЭМПом.
– Почему он остановился? – вопрошал я.
– Потому, – спокойно ответил Миллер, – что он знает: мы здесь.
Все это было частью хорошо разыгранного представления. Миллер хотел продемонстрировать непоколебимую уверенность в собственных силах, дать понять, что ситуация находится под контролем, но сквозь поглотивший меня страх проглядывал лучик здравомыслия, убеждавший меня, что, какая бы нечисть ни населяла этот дом, в итоге она всех нас уложит на лопатки. (В голове промелькнуло: ты сам живешь в этом доме, Брет.) – Потому что он знает, что мы здесь, – снова пробурчал Миллер. Он повернулся ко мне. – Потому что он любопытный.
Мы стали ждать и прождали, казалось, вечность.
В доме стало как будто темнее.
Наконец Миллер очнулся:
– Есть что-нибудь, Дейл?
– Все тихо пока, – отозвался сверху Дейл.
– Сэм?
Ответ Сэма прервало пиканье ЭМПов.
Тут же зажужжали и камеры.
И сразу послышался звук, от которого душа ушла в пятки еще глубже, чем от пиканья ЭМПов или от стука.
Послышалось пение.
По всему дому заиграла музыка.
Песня из прошлого, звучавшая с кассетника во время долгой поездки вдоль калифорнийского побережья в местечко под названием Пахаро-Дьюнс. …воспоминанья освещают памяти углы…
– А стереосистему мы отключили? – спрашивал я, крутясь на месте в полутьме.
…туманом и водой размытые воспоминанья…
– Да, конечно, мистер Эллис, – ответил Миллер, прислушиваясь к своему ЭМПу, словно тот направлял его, вел к цели.
…о том, какими были мы…
В одно мгновение в гостиной стало жарко. Теперь это была оранжерея, и запах Тихого океана медленно пробивался сквозь сырой и горячий воздух.
…разрозненные фотки и улыбки, что давно забыты…
Вдруг сверху послышалось:
– Здесь что-то есть. – Это был Сэм. – Только что материализовалось. – Пауза. – Боб, ты меня слышишь?
…улыбки, что дарили мы…
– Что там такое? – отозвался Миллер.
Голос Сэма прозвучал уже менее воодушевленно:
– Здесь… вроде бы человеческая фигура… скелет… он только что вышел из девчачьей комнаты…
На самом деле, сообщил мне писатель, Сэм ошибся. Тот вышел из комнаты Робби, ведь именно Робби, оказывается, и есть фокус потустороннего внимания.
А не ты, Брет.
А ты еще не понял?
Не все вертится вокруг тебя, пусть даже ты хотел бы так думать.
– Я его тоже вижу, – послышался голос Дейла.
– Где он сейчас находится? – спросил Миллер.
…таким, какими были мы…
– Он направляется к лестнице… собирается спуститься…
Внезапно их возбужденные крики сменились звуками, похожими на придушенные вопли ужаса.
– Святые небеса, – крикнул один из них, – что это за херня?
– Боб! – Это, похоже, был Сэм. – Боб, он спускается по лестнице.
Песня оборвалась на полуслове.
Мы с Миллером стояли перед лестницей, что вела сверху к фойе и прилегающей гостиной.
Послышались щелчки. (Я не стану доказывать истинность описываемых мною событий. Не хочу даже пытаться заставить вас в это поверить. Вы можете либо поверить мне, либо отвернуться. То же касается и некоторых событий, о которых речь дальше.) Я стал свидетелем этой сцены по одной только причине – все произошло очень быстро, и не отвернулся я в ту же секунду только потому, что он казался ненастоящим, как киношный реквизит – наряд, чтоб детишек пугать.