Взвилось изрядно — на поляне расцвело ревущее пламя, небо затянуло копотным вонючим дымом, и только поджигатели вышли за опушку, как позади грохнуло дуплетом на всю округу так, что, сорвавшись в воздух, пернатые рванули во все стороны на бреющем.
«Салют павшим героям». Обломав травинку, Шалаевский сунул ее между зубов и, заметив только что вылупившийся из-под мха боровичок, крепенький, еще цвета кофе с молоком, внезапно остановился:
— Петя, смотри, какой красавец, его сырым сожрать можно. Давай, может, пообщаемся с природой? Костерок запалим, грибков пожарим, а? На веточке…
— Запалили уже, — кивнул тот на едва различимый за деревьями столб дыма и, нахмурившись, сплюнул. — Мясо, блин, на ребрышках… И вообще, брат, хватит нам землю носом рыть, по лесам шастать. Теперь, с такими бабками, можно поинтересней чего придумать. Есть одна тема…
СЛУЖЕБНОЕ ДОНЕСЕНИЕ
За период… криминогенная обстановка в городе характеризуется усилением активности ОПГ, возглавляемой объектом "К". Основным направлением ее деятельности является изготовление и сбыт синтетических наркосодержащих веществ. Причем имеются проверенные данные о причастности ОПГ к фактам убийства конкурентов, а также к силовому прессингу на не желающих сотрудничать наркопартнеров.
Так, вор в законе Чалый был кастрирован на собственной яхте, подвешен за ноги на мачте и отпущен в плавание на виду у большого скопления зрителей. У преступного авторитета по кличке Жид была вырезана печень, после чего на глазах его подельников ее скормили бродячей собаке. Законник Сява был изнасилован лыжной палкой (по существу, посажен на кол), что привело к смерти от внутреннего кровоизлияния. Процесс был заснят на видео, и запись отправлена жене покойного. Крупный наркоделец Рыжий, будучи накормлен лангетом из собственной ягодицы, сразу же прекратил конкурентную борьбу и ныне проживает за границей.
Таким образом, происходит быстрая монополизация рынка синтетических наркотиков, что, в свою очередь, ведет к усиленному развитию ОПГ, которая, по непроверенным косвенным данным, обладает значительными денежными средствами, имеет устойчивые связи в МВД и властных структурах, а также развитую агентурную сеть, разведку, контрразведку и аналитическое подразделение. Уже в настоящее время ее статус достаточно высок, чтобы с ней считались преступные сообщества Москвы и регионов. Этому в немалой степени способствует и личный авторитет объекта "К", который характеризуется исключительной жестокостью, цинизмом и пренебрежением к человеческой жизни, о чем говорят нижеследующие эпизоды его преступной деятельности.
Так, во время встречи с лидерами тульской ОПГ он устроил драку и собственноручно зарезал Пашу Брянского, вора в законе, вместе с двумя телохранителями. Не поделив с чеченами рынок сбыта, он в упор расстрелял Мусу Дзалаева, крупного авторитета, отрезал голову и, начинив ее взрывчаткой, послал подельникам покойного. От взрыва погибло восемь человек, почти все руководство ОПГ. Когда УНОН прикрыл одну из фабрик объекта "К", машину с арестованными «кустарями» взорвали из гранатомета, а наутро отвечавший за операцию начальник отдела был найден мертвым. Смерть наступила от передозировки наркотика.
Согласно агентурным разработкам, словесному портрету и фотороботу, объект "К" идентифицируется как майор подразделения «Дзета» Пятого управления ГРУ Шалаевский Лаврентий Павлович, объявленный в розыск по пределу, то есть подлежащий уничтожению на месте.
Учитывая все вышеизложенное, полагаю:
1. По своим психофизическим данным и социальному статусу объект "К" полностью подходит для участия в программе «Восток — Запад».
2. Созданную им наркоструктуру было бы полезно использовать в рамках этой же программы как дополнительный источник финансирования. Васнецов.
Резолюция начальства: в компьютер не заносить.
Васнецову к исполнению.
— Если вопрос назрел, его надо решать, и решать в корне. — Усмехнувшись, Шалаевский подмигнул Петруччио и, съехав с надувного матраса в воду, двинул кролем к плавучему бару, на котором среди залежей фруктов и батареи бутылок затерялась сотовая труба. — Тем паче что вопрос этот половой.
Они уже давно предавались водным процедурам — исходили потом в русской парной, мокли в пузырящейся неге джакузи и теперь, потягивая коньячок, плавали, как дерьмо в проруби, по подсвеченной изнутри глади бассейна. Да, хорошую баню задвинул Шалаевский в своем трехэтажном дворце, что высится за бетонными стенами на самом берегу лесного озера!
Итак, программа-минимум была — справить половую нуждишку, а если брать по-крупному, по максимуму, как говорили большевики, то очень хотелось накопить побольше деньжонок, завязать с наркотой и свалить куда-нибудь к чертовой матери. Не важно куда, лишь бы отсюда подальше, от отечества любимого…
— Ну, кого изволите? — Шалаевский легко выбрался из бассейна и, плюхнувшись голым задом в шезлонг, глянул на Петруччио: — К кому лежит ваша душа и на кого стоит ваш член?
— Ты, брат, поэт, куда там Бродскому. — Тот хватанул коньячку и, скушав виноградину, плюнул косточкой прямо в бассейн. — Мне все равно, один фиг, дешевка, порево.
— Ну не скажи, Люська, к примеру, трахается очень даже. — Шалаевский сделал похабный жест и, набрав номер, оскалился. — Меринда? Чем занимаешься, рыжая? А-а, сама с собой, тоже хорошо, полезно для здоровья. Может, лучше «карусель» закрутим? Нет, сладкая, одной тебя нам мало, прихвати подружек парочку. Да, чтоб были без фокусов, трехпрограммные. Только Настю эту с подиума не надо — прошлый раз о ее лобок чуть не порезался, пусть в рационе жирность повышает. Ладно, не скули, будет тебе за бензин компенсация, давай не спи, а то сперма на уши давит.
Отключился, подмигнул Петруччио:
— Будут через час, можешь разминаться. — И позвонил «вратарю», бойцу на входе: — Глот, приедет красный «сто-девяностый», пропусти и лакшовкам скажи, пусть двигают прямо в баню.
— Есть, босс. — Отставной старлей-афганец, ухмыльнувшись, трубку повесил, а Шалаевский плюхнулся в бассейн и, пронырнув до бара, махнул рукой:
— Греби сюда, давай-ка вмажем в унисон… Вмазали, повторили, зажевав мангустаном, налили по новой и перевели дух, только услышав цоканье каблучков по мозаичной плитке.
— Физкульт-привет, водоплавающие. Не надоело еще у жопу мочить?
На краю бассейна шикарно раскорячилась незнакомая скважина, две другие светились ляжками чуть поодаль, и Шалаевский пьяно осклабился:
— А Меринда где? Рыжая…
— У ней приступ месячных. — Одна из телок вдруг раскатилась хохотом и, паскудно приплясывая, принялась задирать подол. — А я разве хуже? Посмотри, какая есть у меня штучка. — Она вдруг склонилась к Шалаевскому, и последнее, что он увидел, был электропарализатор в ее руке.
Две иглоподобные стрелки вонзились ему в грудь, и напряжение в пятьдесят киловольт напрочь вышибло из него хмель и остатки сознания… Пришел в себя Шалаевский от невыносимой головной боли. Казалось, что в мозгах засела раскаленная заноза, и, крепко зажмурившись, он хотел было прижать ладони к вискам, но не получилось — руки были связаны.
«Что за хреновина?» Он через силу открыл глаза и сразу понял, что сидит в кресле, с заклеенным ртом и стреноженными конечностями, беспомощный, как парализованный импотент. С потолка лился люминесцентный свет, он отражался от выложенных кафелем стен и оттеняя бледность щек Петруччио, расположившегося в связанном виде напротив.
— Ну что, купальщик, оклемался?
Шалаевский с трудом повернул голову и увидел осанистого человека в белом халате.
— Тогда послушай, только внимательно, потому что разговор этот первый и последний. — Он подошел ближе, и в воздухе запахло хорошим парфюмом. — Моя фамилия Шагаев, по званию я генерал-полковник федеральной безопасности, по должности начальник управления. Это чтобы понятно было, с кем имеешь дело. Ну а кто ты, тоже не секрет — бывший майор подразделения «Дзета» Шалаевский, на которого повешен «сторожевик» с красной меткой, то бишь расстрел на месте. Плюс криминальные художества за последние два года, так что жизнь твоя не стоит и гроша ломаного.
Он изобразил подобие улыбки и, взявшись за спинку кресла, подкатил его к зарешеченному, с двойными стеклами окну.
— Вон то серое здание видишь? Это морг. Ты вообще-то находишься в спецбольнице бывшего управления по защите конституционного строя, раньше их называли психушками. Так вот, по идее у тебя есть два пути — или прямиком в это серое здание невостребованным трупом, или к дружкам твоим из ГРУ. Уж не знаю, что они там с тобой сделают: может, «куклу», может, выпотрошат заживо. — Он внезапно весело рассмеялся и, содрав с губ пленного скотч, резко развернул каталку. — Что тебе больше нравится, майор?
— А на хрена тогда разговоры разговаривать, генерал? — Череп у Шалаевского раскалывался на куски, и, ощущая в душе муторную пустоту, он проглотил горький комок в горле. «Сколько ж мы выжрали с Петруччио, раз такой отходняк?»
— Правильно, для тебя есть еще и третий путь. — Человек в халате щелкнул зажигалкой, выкурив наполовину, сунул сигарету в пепельницу и, выдохнув дым, опустился в кресло. — Быть хорошим мальчиком и держаться ко мне поближе. А чтобы не оставалось иллюзий, позволю себе эксперимент.
Он вытащил нечто напоминающее горошину и положил в пластмассовое блюдце.
— Это контейнер с быстродействующим ядом, снабженный микрозарядом с дистанционным подрывом, а вот это, — генерал извлек похожую на мыльницу коробочку и одним движением сломал предохранительный кронштейн, фиксировавший тумблер, — дистанционный взрыватель. Нажимаем на кнопку…
Раздался треск, будто раскололи орех, и из разломившейся надвое горошины в блюдце вытекла капелька бесцветной жидкости.
— Яд чрезвычайно силен и способен проникать сквозь кожные покровы. Внимательно смотри. — Генерал выщелкнул сигарету из пачки и, осторожно смочив отравой фильтр, дотронулся им до губы Петруччио. — Твой дружок нам не подходит, пусть послужит науке.
Глаза того мгновенно выкатились из орбит, тело дернулось и сразу же застыло судорожно выгнувшимся обмочившимся трупом.
— Ну ты и сволочь… — От ярости Щалаевский мог только хрипеть, и, остро ощутив свою беспомощность, он громко застонал сквозь стиснутые зубы. — Тогда и меня замочи, а иначе, падла, тебе не жить…
— Ты все правильно понимаешь, майор. — Генерал поднес к блюдцу зажигалку, и половинки контейнера исчезли в пламени. — Ведь кого раньше называли сволочью? Бурлаков, добывающих свой хлеб в поте лица своего. Вот я и тяну свою лямку как могу. А что касаемо моей личности, то, боюсь, она тебе не по зубам. Дело в том, Лаврентий Павлович, что теперь у тебя в черепе сидит такой же контейнер с ядом. Простенькая операция, но голова, наверное, болит, ты уж извини. Так что если будешь себя плохо вести, я или кто-нибудь другой нажмет кнопочку, и будешь таким же. — Глянув на мертвого Петруччио, он показал белые, наверное очень острые, зубы и, внезапно сделавшись серьезным, глубоко заглянул Шала-евскому в зрачки: — Ты жив, пока мне это надо. Будет не надо, сдохнешь. Стоит только нажать кнопку…
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
Как ни крути, а все-таки человек — венец мироздания, даже если у него не откручивается секретка на колесе.
Ухватив зубило чуть ли не зубами, Снегирев вытащил его из покрышки и, приставив острие к бастующей гайке, взялся за правку. Двух ударов по касательной оказалось достаточно — секретка, слава труду, подалась, и, поменяв угробленное колесо на запасное, он что было сил погнал «мышастую» по Славе: «Давай, моя девочка, давай».
Девочка дала — с ревом пронеслась над Сортировочной, стремительно форсировала Неву и, выбравшись на правый берег, полетела стрелой вдоль Дальневосточного мимо Веселого поселка к улице Коллонтай. Дальше были сплошные проспекты — Большевиков, Новаторов и, слава Богу, Косыгина.
«Вот эта улица, вот этот дом». Наконец Снегирев загнал «мышастую» в боковой проезд, объезжая детский садик, сделал круг по двору и, запарковавшись неподалеку от помойки, потянулся за биноклем. «И кого мы имеем?» Совсем недалеко от арки он увидел знакомый «фольксваген-гольф», чуть поодаль на детской площадке стояла «семьсот сороковая», значит, все находились на месте и наверняка уже вцепились друг другу в глотки.
«Угораздило тебя, Людмила Ивановна». Глянув на зашторенные окна ведерниковской обители, Снегирев начал собираться и, экипировавшись по полной программе, двинулся вдоль зарослей боярышника к дому. «Поцелуй меня в щечку впалую, почитай мне на ночь „Землю малую“». Через раскрытую форточку на первом этаже доносились громкие звуки гульбища; где-то неподалеку вонюче газовала на мо — киках молодежь, а из кустов в детском саду слышалось заунывно-патриотическое под гитару:
«Как сыр — со слезой». Снегирев вошел в подъезд и, поднявшись на третий этаж, прислушался: «Глазки, глазки, голубые глазки, ласки, ласки…» Из квартиры Ведерникова не доносилось никаких подозрительных звуков, но это ничего не значило — внутри работали профессионалы.
«Ну а вот так?» — Вставив в уши головные телефоны. Скунс приложил к двери микрофон-стетоскоп и сразу же услышал, помимо песни веселой, скрип паркета под мужскими ногами. Знакомый до боли звук шагов приближался, и не раздумывая киллер вытащил ПСС — бесшумный ствол, пробивающий с расстояния в двадцать пять метров двухмиллиметровый стальной лист. Ловкие пальцы между тем неслышно отодвинули ригеля, дверь медленно открылась, и сразу же раздались два хлопка — не громче, чем при стрельбе из пневматической винтовки.
Возникший на пороге очкарик из «фольксваген-гольфа» выронил ствол, коротко вскрикнув, схватился за колено и от удара пистолетным дулом опрокинулся навзничь, звучно приложившись черепом о пол в прихожей.
— Группироваться надо при падении. — Прикрыв за собой дверь. Скунс безжалостно прострелил упавшему здоровое плечо и, чтобы уже не отвлекаться потом, раздробил заодно вторую ногу. — Лежи тихо, думай о смысле жизни.
А чтобы лежалось спокойнее, ударом ноги сломал очкарику челюсть — вдребезги, раздробив лицевые кости на мелкие, не собрать, осколки и, ласково улыбнувшись, направился в комнату. И сразу убедился, что чудеса бывают только в сказках — на полу, уткнув лицо в кровавую лужу, лежала полуодетая Заболоцкая. Когда вломились непрошеные гости, она, судя по всему, собиралась в ванную и от удара в темя упала замертво, крепко зажав в руках полотенце. Неподалеку от нее, с разрывной пулей в животе, стонал в забытьи Колун, его мордастому напарнику повезло чуть больше — он уже остывал, а вот господина Ведерникова что-то не было видно. Он отыскался в ванной — еще теплым, обезображенным пытками трупом, и, глянув на его растерзанное мужское хозяйство, Скунс поспешил в прихожую к раненому.
— Ты еще не истек кровью, искатель сокровищ? Тогда давай поговорим.
Собственно, разговора не получилось. Коротко тявкнул ПСС, посылая острую калибра семь шестьдесят две пулю очкарику между ног, тот судорожно забился и даже не заметил, как Скунс изъял у него массивный, странного вида портсигар.
— Бросай курить, вставай на лыжи, и ты избавишься от грыжи…
Белому Палачу, однако, было не до лыжного спорта. Он лежал в луже собственной крови у самой двери в сортир и медленно уходил из жизни-в муках, на глазах у врага, беспомощный и безответный, как все его бесчисленные жертвы.
— Ладно уж, считай себя коммунистом… — Мечтать 6 смерти врага, как всегда, оказалось много приятнее, нежели воочию ее наблюдать. Скунсу быстро наскучило смотреть на предсмертные трепыхания, и, поставив точку ударом пальца под кадык, он вернулся в комнату.
«Фашист пролетел». Пол покрывали кровавые разводы, шкаф, за которым виднелся открытый потайной сейф, был сплошь в мозгах Колунова напарника, а сам Колун раскинулся с блюдцеобразной дырой в животе и что-то невнятно бормотал.
— Это тебе не пьяных мужиков отоваривать. — Усмехнувшись, Скунс вытащил шприц-тюбик и вколол его лежащему в бедро. — Попался специалист, и вот пожалуйста — в брюхе амбразура.
Он пощупал раненому пульс, всадил еще дозу и, глянув на часы, закатил пару-тройку пощечин:
— Не мякни, поговорить надо.
Наконец Колун открыл глаза и, застонав, перевел взгляд с люстры на склонившегося к нему человека:
— Ты… кто?
— Хрен в пальто. — Скунс недобро прищурился. — Деваха одна пропала, не знаешь, где поискать?
— Больно как. — Колун с трудом разлепил запекшиеся губы и скривился в подобии ухмылки: — Отпусти, брат… чтобы сразу… Телка твоя скорее всего в «мясном цеху» парится…
— Не понял. — Скунс нахмурился и, вытащив шприц-тюбик, поднес его к глазам раненого: — Помнишь, что это такое? «Блаженная смерть». Говори толком, и будет твоя. Какой такой «мясной цех»?
— Институт… болезней мозга… бывшая комитетская «тройка». Программа «Восток — Запад»… — Колун закрыл глаза, и по его лицу пробежала судорога. — Все там, и бабы, и наркота. У Шагаева спроси, если сможешь…
Внезапно он хрипло рассмеялся и, охнув, сразу же скорчился в новом приступе боли.
— А я ведь тебя узнал… не по роже… по зенкам… Черножопые на Серебряном Берегу про тебя целый фильм сняли, в архиве хранят. Ты там в фас и в профиль… с электродами в дырке чуть поменьше моей… а потом в яме с дерьмом прохлаждаешься… Так что нас всех поимели… И тебя, и меня, и телку твою… родина-мать трахает всех подряд…