Адольф Гитлер в категорической форме потребовал от немецких моряков, чтобы ни один транспортный корабль конвоя не пришел в Мурманск. В тот момент, когда немецкая армия терпела уже третье катастрофическое поражение за эту зиму, Третьему Рейху отчаянно была нужна пусть символическая, но громкая и полная победа.
Тем более что этот двенадцатый конвой очень слабо напоминал своего тезку из нашей реальности. Транспортных судов было почти вдвое больше – аж двадцать семь единиц вместо шестнадцати, – а вот силы эскорта, под предлогом отсутствия серьезной угрозы со стороны крупных немецких надводных кораблей, были Британским адмиралтейством значительно урезаны. Они состояли из корветов ПЛО, тральщиков, а также ближнего крейсерского прикрытия в составе легкого крейсера «Кения» и шести эсминцев: «Ашанти», «Эскимо», «Пенджаб», «Фьюри», «Эхо» и «Эклипс». Дальний эскорт отсутствовал полностью, так что в охранение конвоя не были включены ни линкоры, ни тяжелые крейсера, ни авианосцы.
После смерти Черчилля и Лиссабонского морского побоища британское командование, и ранее не блиставшее талантами, стало относиться к своим союзническим обязанностям совсем уж формально. В воздухе вновь запахло вечными британскими интересами, будь они неладны.
Дело было еще и в том, что двенадцатый конвой почти на две трети был заполнен не ленд-лизом, а грузами, закупленными СССР в Америке за золото. Промышленное и научное оборудование, высокоточные станки, производственные линии. Причем интересы советских торговых представителей были настолько разнообразны, что по общему списку закупаемого оборудования было почти невозможно установить конечную цель программы. Естественно, понятен смысл покупки «на корню» полного комплекта оборудования для завода по производству легких дизельных двигателей мощностью 350-400 лошадиных сил. Сейчас в Ярославле взятые в плен под Сталино и Ворошиловградом (Донецком и Луганском) немцы, несмотря на зиму, ускоренными темпами закладывали котлованы и заливали фундаменты под будущие цеха. К тому моменту, когда из Мурманска прибудут первые станки, там все должно быть готово к монтажу.
Конечно, американским партнерам пока было неизвестно, что как раз дизелями такой мощности должны была оснащаться вся линейка легкой техники: БМП-42, САУ-122, ПТСАУ-100, ЗСУ-4х23, ЗСУ-2х37, МТЛБ и КШМ. А это почти две трети всей планируемой гусеничной техники РККА. Кроме того, в дальнейшем на базе этой платформы планировалось создать большое количество гражданской техники различного, в том числе и двойного, назначения. По этой причине, купив один готовый комплект оборудования, советское торгпредство заказало еще два с поставкой летом и осенью 1942 года. Большой стране нужно будет много моторов. И это только моторы, и только дизельные.
Кроме промышленного оборудования, авиационного бензина, артиллерийского пороха, взрывчатки, недавно разработанных радиовзрывателей к 127-мм зенитным снарядам и авиационного алюминия, на кораблях двенадцатого конвоя в Мурманск направлялись грузовики «Студебеккер» и полугусеничные бронетранспортеры М3А1, которыми по просьбе советского правительства в поставках по ленд-лизу были заменены танки М3А3 «Ли». Также для доукомплектования авиации Северного Флота СССР должен был получить от США по ленд-лизу девяносто пять истребителей Белл Р-39 «Аэрокобра» и столько же бомбардировщиков-торпедоносцев А-20 «Бостон».
Учитывая все вышеперечисленное, можно было бы сказать, что ровно с той же силой, с какой германское командование желало утопить двенадцатый и последующий конвои, руководство СССР ставило перед командованием Северного Флота, а в частности перед контр-адмиралом Головко, задачу прямо противоположного свойства. Не должен быть потоплен или поврежден ни один корабль, а все грузы в целости и сохранности должны были быть доставлены в Мурманск и Архангельск.
Для обеспечения безопасности Арктических конвоев директивой Ставки предписывалось в полном объеме использовать возможности эскадры особого назначения. В связи с этим 6-го марта покинула свой причал ДЭПЛ «Алроса», направившаяся в район Киркенеса. Вслед за ней в просторы Баренцева и Норвежского морей ушла и АПЛ «Северодвинск», несколькими днями ранее доставившая в Мурманск группу американских атомщиков.
В ночь с 6-го на 7-е марта на аэродроме Ваенга совершил промежуточную посадку для дозаправки один Су-33 с подвешенным разведывательным оборудованием. В его задачи входил облет норвежского побережья и окончательное прояснение дислокации сил противника. Рано утром 7-го марта свои причалы оставила и группа надводных кораблей, во главе с ракетным крейсером «Москва» направившаяся в Баренцево море вслед за караваном QP-9, вышедшим из Мурманска.
В кильватер вслед за «Москвой» шли «Североморск», «Ярослав Мудрый», «Сметливый». Лидеры «Харьков» и «Ташкент» возглавляли группу из шести эсминцев. Пять эсминцев были «семерками» новой предвоенной постройки: «Грозный», «Громкий», «Гремящий», «Стремительный», «Сокрушительный». Шестым был старичок «Урицкий», в «девичестве» – «Забияка», балтийский «новик», сражавшийся с германцами еще под Моонзундом. План советского командования по завоеванию господства в Северных морях получил кодовое название «операция Антарес».
– Ну, что ж, «мальчики Деница», – сказал при выходе в море о германских подводниках командир «Североморска», капитан 1-го ранга Перов. – Это вам не безобразничать у берегов Флориды. Лежать вам теперь на дне в железных гробах. Как говорится – кто не спрятался – мы не виноваты.
Фишки были расставлены, ставки сделаны, большая игра началась. Победитель в ней получал все.
09 марта 1942 года, полдень. РСФСР, г. Невель.Длинный и худой как палка генерал танковых войск Иоахим Лемельзен с отчаяньем издали смотрел на забитую немецкими воинскими эшелонами станцию Невель-1. Его штабной поезд отогнали в лес на полукольцевую ветку, и вышедший размять ноги генерал получил возможность без помех подумать о дальнейших планах.
В этой проклятой России все пошло наперекосяк, и теперь кадровый прусский офицер находился в состоянии близком к отчаянию. Да, он прошел от начала до конца всю Первую мировую войну, участвовал в Польской компании в должности командира 5-й танковой дивизии, громил французов и англичан в сороковом году.
На Восточном фронте 47-й моторизованный корпус, которым командовал тогда еще генерал артиллерии Лемельзен, находился с самого первого дня. В составе 2-й танковой группы Гудериана он форсировал Сан, сражался с большевистскими танковыми армадами в приграничных сражениях, брал Минск, Бобруйск, Смоленск. А потом, повернув в сторону Киева, помог этим бездельникам из группы армий «Юг» разгромить полчища Буденного. Это были славные денечки…
Потом лето кончилось, опали пожелтевшие листья, и Россия явила пришельцам всю свою мерзкую сущность. Холодные дожди превратили в непроходимые болота дороги, в которых по самые оси вязли немецкие грузовики. Корпус барахтался в грязи под Брянском. Моторесурс техники стремительно таял, и к боевым потерям добавились многочисленные технические, из-за поломок техники, не выдерживающей эксплуатацию в варварских русских условиях. Не хватало всего: запчастей, горючего, теплого обмундирования и многого другого. Германия была не готова к так любимой русскими войне «на износ».
Но все это были лишь цветочки. Ударили лютые морозы, и как раз в тот момент, когда вермахт попытался совершить последний отчаянный рывок к Москве. Наверное, в этот раз ефрейтор, ранее считавшийся непогрешимым, все же ошибся. Холод и метели останавливали немецких солдат не хуже русских укреплений. Хотя были и сами укрепления, спешно возведенные во время распутицы, и неизвестно откуда переброшенные резервы, и ярость большевистских фанатиков, сражавшихся до последнего патрона.
Русские больше не сдавались тысячами в плен, как это было в Белоруссии. Они дрались, словно дьяволы, бросались на танки с гранатами и коктейлями Молотова в руках. В этих боях 47-й корпус таял, как кусок сахара в стакане кипятка. Но надежда на победу Германии еще жила. Казалось, еще одно, последнее усилие, еще один рывок, и победоносные части немецкой армии ворвутся в Москву.
Жуков ударил 4 декабря, точно подловив момент кризиса наступления. И вермахт покатился от стен Москвы на запад. На горизонте замаячила тень погибшей Великой армии Наполеона. 47-му корпусу повезло – он находился на дальнем фланге русского наступления и смог отступить в относительном порядке.
Другие отделались не столь легко. Соседи из 24-го моторизованного корпуса под Тулой были разгромлены, потеряли большую часть техники, и вскоре они убудут в Рейх на переформирование. Заводы работают, танки выпускаются, еще несколько месяцев, и потери будут восполнены.
Другие отделались не столь легко. Соседи из 24-го моторизованного корпуса под Тулой были разгромлены, потеряли большую часть техники, и вскоре они убудут в Рейх на переформирование. Заводы работают, танки выпускаются, еще несколько месяцев, и потери будут восполнены.
Тогда, празднуя новый 1942-й год, еще никто не знал, что наступление под Москвой – это только увертюра в задуманной Сталиным большой и грозной симфонии. Массированные десанты русских в Крыму опрокинули прежнюю уверенность в том, что худшее уже позади. Каким-то образом, буквально за одну-две ночи, русские смогли уничтожить прямо на аэродромах сначала 4-й авиакорпус люфтваффе, а потом почти весь 4-й воздушный флот. Лишившись поддержки с воздуха, армия Манштейна полегла под натиском русских десантов, освободивших Крым – «непотопляемый авианосец» на Черном море.
К середине января 1942 года командованию вермахта показалось, что вражеское наступление выдохлось. Но это было далеко не так. Русские имели на этот счет особое мнение. Их механизированная кампфгруппа вдруг вырвалась на оперативный простор, по пути легко разгромив численно превосходящие силы вермахта, спешно собранные для того, чтобы под командованием опального «Быстроходного Гейнца» вернуть Крым. Вернули… Гудериан и Клейст в плену, Гот пропал без вести, русские освободили Донбасс, установив сухопутное сообщение с Крымом, а фон Бок спешно перенес свою ставку из Полтавы в Кривой Рог.
Дальше было еще веселее. Умники в Цоссене почему-то решили, что после побед на юге большевики постараются еще дальше отодвинуть фронт от Москвы, и ударят на Вязьму-Смоленск. Возможно, этому способствовали вопли избиваемого в Ржевском котле Моделя, которого русские молотили всем подряд, вплоть до поставленной на железнодорожные платформы артиллерии чуть ли не линкорных калибров.
Правда, с точки зрения генерала Ламельзена, у этого решения был несомненный плюс. Его 47-й корпус пополнили боевой техникой и личным составом, снабдили запасными частями, новыми моторами, и уже к концу февраля он вновь представлял собой грозную силу. Хотя не все было так радужно, ведь чуть больше половины танков его корпуса были средние Pz Kpfw III и Pz Kpfw IV. Остальные были легкими: Pz Kpfw II и чешские Pz Kpfw 38(t). И на этих консервных банках танкисты должны были выходить против русских КВ? Хотя удалось убедить некоторых твердолобых в том, что ему необходимо заменить пехотные 7,5 сантиметровые пушки на батареи штурмовые орудия Stug III, более пристойные для моторизованного соединения. Тем более что с кумулятивными снарядами они могли сражаться и с новыми русскими танками. Впрочем, уже дошли слухи о появлении у противника быстроходного сверхтяжелого танка с двенадцатисантиметровой пушкой и непробиваемой броней. Они вгоняли в панику немецких танковых генералов.
Сосредоточенный у Рославля 47-й моторизованный корпус со дня на день ожидал начала русского наступления и приказа о контрударе. Впрочем, и тут умники из Цоссена и Абвер оказались в дерьме. Русские ударили в указанные в разведданных сроки, только не на Смоленск, а сначала два раза на Петербург, потом на Старую Руссу и Псков. А потом снова на Петербург… Ранее обобранная до нитки в пользу московского направления и для затыкания дыр на юге, группа армий «Север» крякнула и развалилась на части.
Когда вечером 2-го марта генерал Ламельзен получил приказ грузить свои танки в эшелоны, еще теплилась надежда на то, что удастся деблокировать окруженную 18-ю армию. От Рославля до Дедовичей, которые были назначены в качестве станции выгрузки, более семисот километров по железным дорогам через Смоленск, Бобруйск и Невель. Для перевозки корпуса вместе со всем тыловым хозяйством потребуется более полутора тысяч вагонов и не менее недели времени. Если гнать танки своим ходом, то расстояние увеличится до тысячи километров, а сам марш займет две недели. Всё это сожрет весь моторесурс техники, только что прошедшей капремонт. Нет, никакой альтернативы железной дороге не было. Надо было только решить, что отправлять в первую очередь.
Недолго думая генерал Ламельзен выделил в передовую кампфгруппу разведывательные батальоны обеих дивизий на «двойках», танковые роты на «тройках» и «четверках», все три батареи «штугов» и первые батальоны мотопехотных полков, посаженные на бронетранспортеры. Кроме того было необходимо взять с собой обоз, запас боеприпасов, продовольствия и топлива из расчета ведения боев в течение двух недель. Всё остальное железнодорожники должны были подвезти по мере возврата в Рославль порожняка. Командовать остающимися в Рославле частями, а также руководить погрузкой второй волны, был назначен начальник штаба корпуса полковник Генштаба Рудольф Бамлер.
Сейчас, когда стало понятно, что спасать под Петербургом уже фактически некого, передовая кампфгруппа во главе с генералом Лемельзеном плотно застряла в этом проклятом Невеле.
С самого начала все пошло не так. Перевозимый по железной дороге корпус неожиданно подвергся нападениям лесных бандитов. Диверсии, обстрелы, подрывы путей, мелкие пакости вроде песка, насыпанного в вагонные буксы. За Витебском два эшелона были пущены под откос, а место крушения обстреляно из пулеметов и снайперских винтовок. Попытка преследования бандитов завела солдат в глубокие, незамерзающие даже самой лютой зимой болота. И немало истинных арийцев упокоилось там навечно. По счастью, тогда пострадала только пехота со своими бронетранспортерами, но еще никто не знал, что те происшествия были только вестниками большого несчастья, вроде полуночного крика баньши.
В Невеле эшелоны корпуса встали – большевистские бандиты взорвали мост через одну из многочисленных речушек. Мост начали ремонтировать, но тут был подорван еще один, а затем еще. Невель – край лесов, озер, рек, болот, где местные чувствовали себя как дома. И даже составленным из всякой прибалтийской сволочи айнзацкомандам в кишащий партизанами и советскими парашютистами лес лучше не соваться.
Генерал Ламельзен начинал нервничать. Приближение весны грозило сделать местность абсолютно непроходимой до мая-июня, и тем самым сорвать планируемую операцию. Каждый день задержки работал на большевиков, давая им подтянуть резервы, укрепить позиции, подвести боеприпасы и еще лучше изготовиться к обороне. Кроме того, пользуясь слабостью того, что осталось от 16-й армии, русские совершили рейд на Дедовичи, сожгли станцию, взорвали водокачку, уничтожили стрелки и специальным устройством поломали шпалы на всех станционных путях.
Тем временем на станциях Невель-1 и Невель-2 накапливались прибывающие один за другим эшелоны, в том числе с топливом и боеприпасами. Эшелонами была забита даже соединяющая обе станции полуторакилометровая ветка.
Кампфгруппа была уже почти в сборе, но до назначенной станции выгрузки оставалось еще почти двести километров. Несмотря на это генерал уже подумывал о том, чтобы осуществить выгрузку здесь, а дальше гнать технику уже своим ходом. Тем более что сообщение о взрыве мостов в направлении Полоцка, Витебска и Великих Лук вызывало острое, почти физическое предчувствие ловушки, готовой захлопнуться в любой момент. Вся эта возня с взорванными мостами неспроста. Но что им смогут сделать русские вдали от фронта. Пусть люфтваффе последние два месяца было в глубоком нокауте, но у русских с авиацией тоже очень плохо, Невель хорошо прикрыт зенитной артиллерией, и бояться налетов отдельных русских самолетов совершенно не следовало.
Внезапно, будто в ответ на его мысли, раздался гул множества авиационных моторов. Судя по звуку, это были русские самолеты, и шли они где-то на заоблачной высоте. Гул нарастал. Казалось, он шел сразу со всех сторон. На станции забегали расчеты зениток, приводя к бою свои 20-ти, 37-ми и 88-ми миллиметровые орудия.
Но все было бесполезно. То, что генерал Ламельзен увидел в следующие несколько минут, он запомнил на всю жизнь. Внезапно, с ужасным грохотом, прямо над ним одна за другой пронеслись две тройки стреловидных самолетов. Секунда-другая, и позиции открыто стоящих зенитных орудий вскипели сотнями разрывов мелких осколочных бомб. Не успел генерал отвести глаза от творящегося на земле ужаса, как, пробив облака, над его головой появились большие русские четырехмоторные бомбардировщики и вывалили вниз крупные цилиндрические бомбы, которые, взрываясь, разметали вокруг себя жидкий огонь.
Как завороженный генерал смотрел на новую Содом и Гоморру, на пылающие танки, на разлетающиеся со стоящих на платформах грузовых машин горящие бочки с бензином, на охваченных пламенем немецких солдат, с дикими криками катающихся по земле. После того как отбомбилась первая волна русских самолетов, огонь зениток прекратился. Лишь было слышно, как рвались в огне снаряды и патроны.
Вслед за первой волной русских самолетов пришла вторая. На этот раз бомбили двухмоторные самолеты. Они уже не заливали огнем все подряд, а прицельно бомбили то, что чудом уцелело. Досталось и штабному поезду. Но главным было то, что большая часть корпуса, включавшая в себя 180 танков T-III, 30 танков T-IV, 120 танков T-II, 30 самоходок Stug-III, и почти 200 бронетранспортеров, а также почти три тысячи солдат и офицеров, была уничтожена полностью.