— Думаю, лиходеи должны выказать интерес. По словам Зевки, их атаман — парень рисковый. Тем более, сам же говоришь — такой куш.
— Скажи еще, что товар на складе долго держать не будут, перегрузят на какой-то корабль, а еще добавь, что владелец склада хочет заменить всех охранников, служек и прочих. Дескать — не очень надежны, эвон, ограбление проворонили! Допустили! Пусть и мало взяли, но это дела не меняет. Ясно?
Аргип кивнул.
— Как будешь говорить об усилении охраны, — продолжал инструкцию Алексей. — Напирай на то, что обычным путем — с налета — ничего не получиться, что нужно что-то придумать…
— Подкоп? — неуверенно предложил юноша.
Старший тавулялрий кивнул:
— Вот именно, что подкоп! Но помни… это не ты должен преложить, а кто-то из них, пусть Зевка… Сладишь?
— Постараюсь.
— Вот-вот, постарайся… — Лешка вдруг усмехнулся. — Филимон велел передать — как сделаешь дело, ставим тебя на должность младшего тавуллярия, без всякого там стажерства и всего прочего..
Напарник сглотнул слюну и улыбнулся. Хорошая у него была улыбка, отрытая такая, широкая.
Обнадежив напарника, Алексей быстро зашагал домой. На этот раз нужно было брать всю шайку, всех тех, кто попадется в сеть — больше тянуть было нечего, до и позволить бандитам поживиться немалыми ценностями никто не собирался. Старая лиса протокуратор Филимон Гротас — как и Алексей, и все прочие — вполне допускал, что на ограбление склада пойдет не вся банда, а лишь ее часть — но, часть самая действенная, боевая. Взять — или истребить — этих, и лиходеи утихнут, хотя бы на время, а за это самое время нужно будет постараться отыскать все разбойничье охвостье, оставшееся на свободе. А для этой цели неплохо бы, как и предполагали раньше, внедрить в шайку Аргипа. Внедрить… Значит, надо дать кому-то бежать… Бежать не одному — с Аргипом… Сложное дело, но вполне может выгореть. Впрочем, если и не выгорит — так можно будет что-нибудь другое придумать.
Дня через три после этой беседы, погруженный в думы, старший тавуллярий сыскного секрета эпарха Алексей Пафлагон, невольно ускоряя шаг, шел к теплу семейного очага. Семейного, семейного — уж можно было так и сказать, прямо…
Уже поднимаясь по лестнице к себе, на третий этаж, Алексей услыхал раздающийся сверху смех, и даже не смех, а откровенный хохот, довольно громкий и, как почему-то сразу показалось Лешке, нахальный. Мужской! И кто бы это мог так смеяться в его жилище? Неужели, хозяин дома заглянул за квартирной платой… так еще, вроде, не время?
Ха!
Едва ступив на порог, Алексей распахнул объятия:
— Владос! Черт рыжий! Рад, что ты, наконец, заглянул, дружище. Сколько ж мы не виделись?
— Месяца три-четыре — точно!
Что и сказать, длинный, рыжеволосый с такой же рыжей бородкой и черными цыганистыми глазами, Владос Костадинос в последнее время не слишком-то часто навещал своих старых друзей — Лешку и Ксанфию, но вот, наконец, вырвался, объявился.
— Как дела, рыжий? Как жизнь? Чем сейчас занимаешься?
Владос подмигнул, засмеялся:
— Да так, всем понемногу. Занес вот вам путевые документы и деньги — корабль-то мы на паях покупали.
Алексей довольно потер руки:
— Вот уж, признаться, не ожидал, что твоя покупка принесет нам хоть какую-то прибыль.
— А вот ведь принесла! — словно бы возражая ему, воскликнула Ксанфия, да так, что можно было подумать, будто бы это и не она в прошлом году обещала поколотить Владоса за эту «никчемную покупку».
— «Святой Николай» — славное судно! — прихлебывая из высокого стеклянного кубка вино, не преминул похвалиться Владос. — Пусть это не быстроходная марсиьяна, а всего лишь грузовая скафа, тем не менее, «Святой Николай» весьма вместителен и, благодаря небольшой осадке, может заходить в такие места, куда иным кораблям вход заказан. Кстати, наше судно не далее как вчера вернулось из Мореи с лесом. Отличные сосновые бревна! Я их уже заранее продал секрету ремонта городских улиц и… гм-гм… некоему частному лицу — уж больно упрашивал.
— Ай-ай-ай! — Алексей шутливо погрозил пальцем приятелю. — Нарушаете имперские законы, господин Костадинос! Продаете стратегический товар частным лицам.
— Ну, я ведь немножко, — округлив глаза, якобы в ужасе, отстранился Владос. — Тем более, за очень приличную цену. Да, говорят, ты теперь старший тавуллярий? Поздравляю — далеко шагаешь, и — главное — быстро. Ксанфия, ты не соблаговолишь ли плеснуть мне еще не много вина?
— Хоть весь кувшин, друг мой, хоть весь кувшин. Кстати, ты уже успел присмотреть новый груз?
— Пока нет, — гость улыбнулся. — Но я шепнул кое-кому в гавани, что отдаю судно во фрахт на строго определенное время, не больше трех-четырех дней, в крайнем случае — на неделю.
— И правильно, — согласилась Ксанфия. — Чего кораблю зря простаивать? Что, уже нашлись желающие?.
Гость захохотал:
— Конечно, нашлись, а как вы думали?! Некий господин Алос Навкратос уже зафрахтовал судно на ближайший четверг.
— Всего на один день? — удивилась Ксанфия. — И что, это стоит хороших денег?
— Конечно, стоит, милая Ксанфия! — убежденно воскликнул Владос. — Конечно, стоит. Тем более, это будет ночной рейс, что не так-то просто, но у меня хороший шкипер. Очень хорошие шкипер! Божиться, что каждую щель в Мраморном море знает.
— Так ты доверяешь ему корабль?
— Ну, неужели сам буду шататься по морю?
Владос выпил еще и со смехом предложил попеть песен. Ксанфия тут же принесла из спальни лютню, взяла аккорд и умильно посмотрела на жениха:
— Лекса, а ну-ка спой! Ту самую склавинскую песню, которую ты всегда поешь, когда выпьешь…
Лешка прищурил глаза:
— Очень хотите?
— Спой, Лекса, спой!
— Ну, ладно, уговорили… Ксанфия, музыку помнишь?
— А как же!
— Тогда начали… И…
Снова брошен в окна лунный свет…
Прикрыв глаза, Лешка пел старую песню знаменитой российской группы…
Глава 3 Лето 1443 г. Константинополь. Четверг
…«Ария», любимой Лешкиной группы.
Закончив петь, Алексей выхлестал целый бокал, кивнул Ксанфии, и затянул снова, теперь уже другую песню. Вернее — другие. Он спел и «Свободу» и «Прощай, Норфолк!» и «Улицу Роз», пел, не чувствуя усталости и не ощущая, как текут по щекам слезы. Хотя, конечно, Ксанфия была не Маврин, или Холстинин с Дубининым, а сам Алексей — не Кипелов и не Беркут, но он пел не голосом, пел душой…
Пел и невольно вспоминал прошлую жизнь. Ту… И воспоминания проходили клипами, под песни, под музыку «Арии», и было даже не ясно теперь — было ль это, иль не было…
Детский дом, абитура на факультете социальных наук, колхоз, вернее АОЗТ, куда по старой память приехал подработать в конце лета. Застрявший в болоте трактор, торговка спиртом бабка Федотиха… Гроза. И провал. И — отряд работорговцев татар.
Лешка — Алексей Смирнов — так до конца и не понял, как оно так вышло, что он, человек начала двадцать первого века, вдруг оказался в веке пятнадцатом, точнее — почтив его середине. Чудеса или просто — непознанное еще научное явление. Какой-нибудь темпоральный провал. Татары продали его в рабство, в Крым, откуда он бежал вместе с Владосом, бежал в Константинополь — родной город нового друга, который — не сразу, постепенно, стал родным и для него, Лешки. И все же парень поначалу дела все, чтобы вернуться обратно, в свое время, к привычной жизни, и добился таки своего, вернулся. И, как оказалось, зря. Ведь там по прежнему продолжал существовать тот самый юноша, Лешка Смирнов, словно ничего и не случилось, словно и не проваливался он никуда, не пропадал. Короче, Лешка Византиец — Пафлагон, как его прозвали в Константинополе — в своем прежнем времени оказался лишним, мало того, само его существование там угрожало жизни двух человек — пронзенного татарской стрелой и вдруг оказавшегося живым малолетнего Вовки и… и — Алексея Смирнова, по прозвищу «Леха-Практикант». Его! Лешка даже познакомился… гм-гм… с самим собой, выходит? И решил — убираться обратно, тем более, там, в далеком — и таком родном — пятнадцатом веке его ждали друзья, город, ставший родным, и любимая девушка — Ксанфия, нынешняя невеста и — Лешка очень на то надеялся — будущая жена. Ну, в общем-то, пока все и шло к свадьбе. Любимая, работа, друзья, уважение людей — всего этого Лешка достиг здесь, в Константинополе, достиг сам, чем мог законно гордиться. Одно отравляло жизнь — Лешка точно знал, что в мае 1453 года великий город падет под ударами турок. И хотел бы сделать все, чтобы этого не случилось. Время было — как-никак почти десять лет — и за это время, не такое уж и большое, нужно было что-то совершить, что-то придумать. Ну, а для начала стать тем, с кем вынуждены будут считаться власть предержащие.
Лешка помнил, как вернулся обратно, с помощью все той же бабки Федотихи и Черного болота. Бабка помогла ему вернуться с условием — ежегодно (а, если будет такая возможность, то и чаще) оставлять в условленном месте на Черном болоте драгоценности: золото, самоцветы и прочее. Пробираясь на новую родину, Алексей нашел одну девчонку в Брянске, которой помог бежать в Верховские княжества — поближе к тому самому болоту — и поручил ей выполнять все условия бабки Федотихи, естественно, ничего не объясняя. Девчонка была ему сильно обязана и согласилась, только вот, как узнать, выполняла ли? Да и не до того сейчас был. Хотелось бы, конечно, верить, что выполняла, но, как говориться — все в руках Божьих…
Допев, наконец, последнюю песню, Лешка устало откинулся на софу. Уже давно стемнело, и гостя оставили ночевать, чему он и не сопротивлялся, а сразу уснул, бормоча что-то насчет ближайшего четверга и корабельного фрахта.
Лешка тоже смежил глаза, но все же заснуть ему так и не удалось — едва задремав, он проснулся от щекотливого прикосновения нежных рук Ксанфии.
В четверг! Бандиты решили брать склад в четверг! К этому времени, как пояснил на секретной встрече Аргип, подкоп уже должен был быть готов. По просьбе Зевки юноша нарисовал для разбойников внутренний план склада, и буквально в тот же день получил через того же Зевку инструкции, согласно которым Аргип должен быть готовым помочь им уже в ближайший четверг. Владелец склада хотел поначалу и вовсе выгнать внутренних сторожей, включая и смотрителя за котами, как полностью не оправдавших оказанного им доверия, однако, после тайной и вдумчивой беседы с протокуратором Филимоном Гротасом, изменил свое мнение и милостиво согласился оставить «этих придурков».
Куда бандиты могут вывести подземный ход?
Лешка, Иоанн и Панкратий целый вечер решали сей кроссворд под руководством начальника. Получалось — куда угодно: можно к сиреневым кустам, можно — в сторону городских ворот — к платанам, а можно и к ручью.
— Я бы к ручью вывел! — азартно доказывал Иоанн. — Сами смотрите — там обрыв, колючий кустарник, травища по пояс…
— Все так, но к ручью не подъехать возам! — тут же парировал Панкратий. — Как же они будут тащить награбленное — на себе? Нет уж, тут и одним осликом не отделаешься.
— Не одним, так стадом, — Иоанн не собирался сдаваться. — Зачем им возы, когда добычу можно просто навьючить…
— Навьючить… — задумчиво повторил Алексей. В голову его вдруг пришла одна мысль, пришла вот только что, сейчас, после всех слов приятелей.
— А зачем навьючивать? — старший тавуллярий обвел притихших коллег немного насмешливым взглядом. — Зачем вообще возы? Лодка! Баркас! Нагрузил, отплыл — и, пожалуйста, причалил, где тебе удобней.
— Молодец, Алексий! — покачав головой, похвалил начальник. — Верная мысль насчет лодки. Я б, к примеру, точно так и сделал… А вот по поводу того, где им удобнее пристать — тут тоже подумать надо. Панкратий, не в службу, а в дружбу, сбегай к господину Златосу, попроси схему южных гаваней, у них в отделе, всяко, должна быть.
Кивнув, Панкратий молча встал и исчез за дверью.
— Да, — подкрутив усы, продолжал Филимон. — Баркас баркасом, но и за всеми остальными направлениями тоже нужно присматривать. Вот вы тут говорили — куда удобнее вывести подкоп… Однако, я полагаю, что рассуждать нужно по иному — не куда, а откуда! Они ведь снаружи копать будут, а вовсе не изнутри.
Лешка с Иоанном одновременно хлопнули себя по лбам:
— А ведь верно!
— Значит, разбойников можно будет засечь еще на стадии подготовки подкопа! Землю ведь нужно выносить, куда-то выкидывать…
— Или вывозить.
— Да-да, или вывозить.
Протокуратор ухмыльнулся в усы:
— Сегодня у нас какой день? Вторник?
— Да, вторник с утра был.
— Вот завтра и глянем что там такого нового появилось, у склада… Сами только там мордами не сверкайте — пошлите агентов.
— Само собой.
Тут как раз вернулся и Панкратий с пергаментной схемой. Положил пергамент на стол, уселся, пожаловался, утирая со лба пот:
— Ух, и человек же этот Хрисанф Злотос — как таких чертей еще земля носит?
— А что такое? — заинтересовались парни.
— Все выспрашивал, зачем, мол, вам схема, да что там мы там замыслили, да и вообще, все порты — это его территория и нечего туда соваться. Пришлось вашим именем пригрозить, господин протокуратор.
Филимон хохотнул:
— Ну и правильно. И так, что мы тут имеем?
Надо отдать должное Хрисанфу Злотосу, схема оказалось очень подробной и заняла почти весь стол. Это ж сколько кожи пошло на сей пергамент? Небось, целый теленок, а то и два! Можно было бы и дешевой бумагою обойтись, так нет — надо же выпендриться!
Лешка, как и все остальные, с любопытством рассматривал схему, включавшую в себя все южное побережье Мраморного моря, в черте города, разумеется, от Золотых ворот на западе и до дворца Юстиниана на востоке.
— Что ж, давайте разбираться, — начальник задумчиво подпер кулаком подбородок. Начнем с запада… Что здесь имеем? А ничего — совершенно прямую линию, нет, вот, почти напротив церкви Иоанна Студита есть какая-то бухточка. Пристать там баркасу, наверное, можно, но вот — незаметно ли?
— Напротив форума Аркадия тоже такое же местечко, — внимательно вглядываясь в схему, подсказал Алексей. И ворота рядом — можно все награбленное сразу в город увезти.
— Ага, и поделиться со стражниками! — хохотнул Иоанн.
— Ну, уж это-то они решат, я думаю.
Лешка поднял глаза на начальника:
— А что, если предупредить всю береговую стражу начет четверга… вернее, ночи с четверга на пятницу?
— Обязательно предупредим, — кивнул Филимон. — На берегу никуда они от нас не денутся. И все же…
Оперативный совещание было прервано бесцеремонным стуком, и тут же, не дожидаясь ответа, в дверь заглянула усмехающаяся физиономия Хрисанфа Златоса:
— Рад вас приветствовать, господин протокуратор. И вас, парни, также. Все колдуете? А, между прочим, схему-то мне верните, поздно уже. Я бы не просил, но господин старший протокуратор Маврикий, знаете ли, издал строжайший приказ, чтобы все секретные документы никуда из…
— Знаю, знаю, — тут же прервал его Филимон Гротас. — Ты обожди немного, Хрисанф, возвратим мы тебе твою схему, не беспокойся… Вот лучше садись, да скажи-ка: если б тебе нужно было что-то вывезти на баркасе, скажем, из гавани Феодосия в город, ты бы где высадился?
— Днем или ночью? — было видно, что Хрисанф тоже задумался.
— Скажем так — раненько, к утру.
— К утру… А груз велик?
— Достаточен.
— Тогда — в гавани Юлиана, тут и думать нечего, — расхохотался господин Злотос. — Там всяких баркасов полно, и ваш бы укрылся. Потом перегрузили бы все на телегу, свезли на ипподром — сами знаете, что там теперь делается, целый лес вырос! Чаща! Что хочешь спрятать можно.
— Или — в развалинах, — тихонько протянул Алексей. — Их там тоже вполне достаточно.
— Ну, — снова хохотнул Злотос, — Я же о том и говорю!
— Значит, гавань Юлиана, — негромко повторил Филимон Гротас. — Все слышали? Гавань Юлиана — под особый контроль!
Подкоп, такое впечатление, вовсе не рыли! По крайней мере, именно так докладывали агенты, посланные Алексеем посмотреть, что происходит у склада. Божились, что не заметили ничего подозрительного — вот весь с них толк! В конце концов, Лешка решил наплевать на инструкции начальства, а что делать? Переоделся в дешевое платье, напялил на голову широкополую шляпу из старой соломы, перекрестился на видневшуюся в голубой дымке Святую Софию, да пошлепал в Феодосийскую гавань. Идти-то было всего ничего — по широкой улице вдоль ручья, все прямо, прямо, потом — через широкий проспект, тянувшийся вдоль всей южной стены, и вот они — ворота, вот она — синяя гладь Мраморного моря, вот она — гавань.
Конечно, здесь было не столь много кораблей, как в бухте Золотой Рог, но все же хватало — и не только рыбацких суденышек, но и стремительных грузо-пассажирских нефов, и крутобоких вместительных скаф.
Теплое море разбивалось о волноломы пенными шипящими брызгами, лизало черные камни причалов, у которых покачивались зарифленные канатами суда. По приставным сходням сновали туда-сюда портовые грузчики, ругались, хохотали, шутили, громко покрикивая на мешавшихся под ногами зевак:
— А ну, поберегись! Поберегись!
Пахло морем — соленой водой, только что выловленной рыбой, водорослями, йодом, еще чем-то таким, что невозможно было описать. Лешка, Алексей Смирнов, выросший в насквозь сухопутном городке, и ныне проживая в Константинополе, никогда не скрывал — как ему нравится этот запах! Вот и сейчас он с наслаждением вдыхал его, широко раздувая ноздри, осторожно перешагивая через снующих под ногами котов — непременных спутников константинопольских мальчишек, лихо забрасывающих удилища с волноломов.