Ладно, согласился его величество.
Вперед от команды Вавилона вышла группа судей: де Голль, Черчилль и Борис с Неем. Столько же выступило и от противника: Никита, Молот, Туполь и еще один, очень высокий, имя его пока было неизвестно. Черчилль и этот длинный назначены были верховными арбитрами, а остальные разбились на три пары и стали главными над отдельными видами программы.
И грянул бой.
Его величество приложился к бутылке разбавленного водой вина. Пусть думают, что он под воздействием алкоголя, а на самом деле вся поляна сканируется острым оком.
На что рассчитывал его величество в случае неизбежной победы? Что взять с нищих?
— Да, кстати, — поинтересовался по приказу царя Черчилль. — Где ваши ставки? Наши — вот, в корзинах на берегу, а ваши?
— В лесу, на том берегу, — сказал Жук, так звали их верховного арбитра.
Его величество усмехнулся: не ребенок, понимает, что ничего в лесу нет, иначе бы откуда такой голодный огонь в глазах колхозных атлетов? Задумали обмануть? Пусть. Вам же будет хуже. Его величество все рассчитал, его профессионалы одолеют, пусть и не с разгромным счетом, эту толпу дилетантов, те с позором убегут на свою территорию, под защиту вон тех выстроившихся вдоль ручья копий. Тогда его величество отдаст приказ — начать массовую установку пугал на берегах родных рисовых полей. Соседский крот отправится обратно на уже обожранные колхозные поля, и там, вокруг истерически работающей верфи, начнется настоящий голод. И тогда правитель Вавилона потребует себе мужчину и женщину: «Отдайте Петрония и Белокурую Жази, и я забуду все долги». Чем воевать и подвергаться неизвестности, Председатель слегка нарушит свои принципы. Но это оттянет крах его империи страха только на время. Вот когда от него побегут чины из администрации, это будет первым признаком настоящего конца. Его величество уже предложил Афранию провести тайные переговоры, например с Горби, на предмет закрепления за ним газовых месторождений Арктики и таджикского урана.
Бой грянул. Но первым делом колхозники опустошили малые подносы с фруктами, что были поставлены возле игровых столов. Его величество еще отхлебнул в ожидании довольно скорого и в общем–то предсказуемого результата. Странный он все–таки, этот господин Ефремов: такой рациональный, такой здравомыслящий в разговорах, а устроил себе хозяйственную модель со столь низким КПД. Едва ли три процента его колхозников трудятся непосредственно на выдалбливании найденного ствола, а все остальные пластаются на полях, чтобы в конце концов уничтожить плоды собственного труда, или следят за тем, чтобы кто не съел лишнего тайком от казны. Нет, об этом мы уже размышляли, хватит с этой глупости уже уделенного ей высокого внимания, не будем тратиться на повторное перемусоливание известных мыслей.
Да для этого и времени не было.
Подошел смущенный Черчилль и сообщил, что позиции на многих досках олимпийской партии вызывают определенные сомнения в окончательном успехе.
Его величество отставил бутылку и сел ровнее.
— То есть?
Оказалось, что если в шашечных и доминошных боях можно констатировать приблизительное равенство, то в поединках, построенных на азарте и удаче…
Одним словом, уже через какие–нибудь четверть часа колхозники похватали подносы с добычей и ликующей вереницей удалились по толстому бревну на свой красный берег.
— Как это могло случиться?! — спросил спокойным голосом, но с яростью в нем его величество.
И судьи, и игроки были удивлены и подавлены.
— Принесите сюда кости и карты.
Царю царей казалось, что он достаточно подстраховался, предложив, чтобы игральные инструменты были изготовлены по разные стороны Глиняного ручья в пропорции пятьдесят на пятьдесят.
Присмотревшись к принесенным картам и раскрошив в руках несколько глиняных кубиков для игры в кости, он все понял. Если соперник фальсифицирует пятьдесят процентов инструментов, ты не можешь рассчитывать больше чем на четверть положительных результатов. А это верный проигрыш. Откуда у дяди Саши эти уголовные навыки? Ну, глиняные кубики — это просто, смещаешь при помощи камешка центр тяжести и пользуйся. Маркировка карт — это же просто песня. Даже если бы его величеству пришло в голову осмотреть спортивные снаряды перед схваткой, мало шансов, что он разглядел бы подвох.
Жаль было не столько потерянных продуктов, сколько потерянного времени. Председатель своим шулерским приемом урвал несколько дней сытости для своего народа и отодвинул начало неизбежного конца. Что ж, подождем. Времени у нас не вечность, надо полагать. Будем в следующих ситуациях предусмотрительней. Обрадовало то, что столь откровенный атеист, стоящий на том, что всегда и во всем честен, потому что не может рассчитывать на высшее прощение и отвечает только перед самим собой за каждый шаг, скатился к самым мелким махинациям. Значит, дела его совсем плохи.
Эта же мысль и озаботила.
Видимо, приближаются какие–то важные события. Его величество и ждал их, и опасался.
Выйдя из состояния ступора, он крикнул:
— Афраний! Какие новости? Унесите меня отсюда!
Его величество понял, что сидит на своем троне посреди проигранной олимпиады как дурак и объект для хихиканья во враждебном лесу.
Начальник тайной службы подтвердил: да, работы на верфи, судя по некоторым признакам, подходят к концу.
Ну что ж, к концу так к концу. Так или иначе, столкновения не избежать.
Значит — что? Воруем Белоснежку.
Из–за чего началась Троянская война? Поводом послужило похищение Елены, причиной — жадность троянцев. Троя — ведь это, по сути, бандитская таможня, сама себя назначившая на главном хлебном маршруте Древнего мира. Необходимое для пропитания Греции зерно выращивалось в южном Причерноморье и ввозилось через узкий Босфор, а там Приам с сыновьями. Легче было выкурить их, чем платить грабительский сбор, тем более что они стали протягивать лапы за чужими красавицами. В моем случае, рассуждал Денис, причина и повод в наличии. Дорогой «хлеб» имеет место, осталось похитить красавицу.
И прямо сию минуту?
Что–то внутри сопротивлялось немедленному решению.
Трусость?
Пусть будет трусость. Война — все же большая неизвестность. Тем более иди пойми, какой будет здешняя война. Председатель не только упорен, но и коварен, как показала олимпиада.
А может, дать ему достроить лодку и нехай валит?!
Если уплывет, его царство голодной справедливости рухнет само собой. И отойдет Вавилону. Но на кой черт ему, несчастному и навек одинокому царю царей, еще одна толпа баранов?!
Попроситься на корабль к Председателю?
Да нет, царская мысль уже доходила до этого позорного порога, и хватит об этом! Его величество хлопнул себя по щекам: опомнись!
Должен быть какой–то выход.
Можно выкопать из–под воды катер, только кто его починит и наладит? Сам товарищ инженер решил за ним не лезть, так что уж…
Его величество отхлебнул вина, взъерошил каштановые кудри на голове, перекинулся на бороду. Он чувствовал, что находится совсем рядом с удачным и правильным решением этой теоремы.
Напрягся, потом еще сильнее — ничего путного!
Его величество обнаружил себя сидящим в высоком кресле перед дворцом и без стратегического плана действий в голове.
— Что вы на меня так смотрите?
Придворные, стоявшие полукругом перед напряженно мыслящим царем, потупились.
— Я что, разговаривал сейчас вслух?
Бунша и Черчилль кивнули.
— И часто я это делаю?
— Батюшка, вы ночью много говорите, когда пьяный, а теперь и днем.
Только этого не хватало.
— И что я такого рассказывал?
Бунша сообщил, что ночные разговоры царя очень нравятся подданным, из них ясно, что он не забывает о своих обещаниях, данных днем, записанных непонятными знаками на площадке за дворцом и запомненных Астериксом. Иногда в ночных речах царя мелькают имена и названия, многим знакомые, так что всем понятно: все сказанные слова держатся в голове правителя и никуда из нее не исчезают.
— Что ты имеешь в виду?
— «А я шепчу во сне, обалдевая: «Российская товарно–сырьевая»», — процитировал, помогая Бунше, Астерикс. Чаще всего: «А на карте города нет пока, вместо крыши белые облака». Особенно обнадеживающе звучат песни: «Гудят мартеновские печи, и день и ночь гудят они», «Садок вишневый каля хаты», «Стоят дворцы, стоят вокзалы»…
Понятно, усмехнулся царь, это воспринимается как перечисление банковских активов, они рассчитывают получить со временем все названное.
— А ходить в спящем виде я не пробовал?
— Не рассказывали, а сам не видел.
— Так, Помпадур, Афраний.
Они сделали шаг вперед.
— Мне нужна белокурая Жази.
Понятно, усмехнулся царь, это воспринимается как перечисление банковских активов, они рассчитывают получить со временем все названное.
— А ходить в спящем виде я не пробовал?
— Не рассказывали, а сам не видел.
— Так, Помпадур, Афраний.
Они сделали шаг вперед.
— Мне нужна белокурая Жази.
Они поняли, о ком речь.
— Мне плевать, как вы ее добудете. Ее не продают ни за какие деньги, прямо Лионель Месси, так что хотите — воруйте, хотите — по–другому, но я желаю, чтобы она была здесь. А теперь все вон!
И сразу же стал грызть себя своими собственными сомнениями.
Если вдуматься, он сделал шаг к войне.
Причем ведь получилось почти спонтанно. Думал–думал, взвешивал, и вдруг — девку мне белую! Вроде никак немедленность приказа не вытекала из логики рассуждения. Рассуждал о затяжке времени и — бах!
Не голый ли это каприз, ваше величество?
Когда белянка будет сидеть в загородном дворце между двумя магнолиями — его величество сам выбрал это место и утвердил список благовонных трав для мягкого гнездышка, — мы посмотрим, что предпримет временно удачливый враг.
Ведь есть простая хитрость — надвинутся копьеносцы, а он им: «Что, девушку хотите забрать? Так берите. Все равно цветок наслаждения уже сорван».
Царь царей отвратительно захихикал.
13
Как в глубине души его величество и предполагал, дело с доставкой белянки затянулось. И Афранию, и тем более белопушистому Помпадуру требовалось нечто сильно выходящее за пределы их характеров. Да, они сильно побуждены категорическим требованием царя царей, но что им делать со своей бесхребетностью и отсутствием всякой изобретательности! На Помпадуре не было лица. А начальник тайной стражи вообще был вне видимости.
А вот пугала заработали довольно быстро. Уже с ближайшим урожаем в Колхозии обнаружились проблемы. По докладам Афрания, переданным через невозмутимого де Голля, недобор по рису был страшный. Строительство входит в совсем уже последнюю фазу, а еды нет. Изгнанные из Вавилонии грызуны рвут в клочья планы на очередной урожай!
И настает день очередного заноса на гору.
Его величество, помимо всего прочего, занимал и простой, можно сказать, академический интерес: неужели и при таком раскладе верховный атеист Колхозии не пойдет на то, чтобы однократно нарушить дурацкое правило и накормить своих строителей перед последним штурмом? Ведь наблюдаются уже голодные обмороки.
Ну где он возьмет пайку?!
Председатель мог пойти путем мирного обмана подданных.
Он пошел другим путем.
Прибежал с докладом сам Афраний, стесняющийся отсутствия успехов в деле с белой дамой. Слишком важный был повод:
— Он собирается идти сюда и силой взять еду.
«Начинается!» — екнуло у его величества.
— Позови всех.
Все были неподалеку и вот уже внимают.
— Вы поняли, что нас ждет?
Стоят, молчат.
— Это война.
— Что такое война? — спросил де Голль, и было видно, что Черчилль хочет спросить то же самое.
Его величество не сразу сообразил, что ответить и как. Надо было заранее знать, что о войне у этих амеб представления быть не может.
— Люди Председателя придут сюда и заберут вашу еду. То есть мою, но которую я даю вам.
— Всю? — спросил Даву.
— Хороший вопрос, — кивнул ему царь царей, — вот именно что всю. Не часть, как думают тут некоторые, — взгляд невольно бросился в сторону Алексашки и маршалов.
— А может, отдать им часть? — вылез Бунша, от которого его величеству неприятнее всего было слышать рационализаторские предложения.
— Часть? — саркастически прищурился царь царей.
— Они возьмут часть и уйдут, — с надеждой в голосе, но без уверенности сказал Бунша.
Многим хотелось бы, чтобы было так, но они уже научились чувствовать настроение господина и чувствовали — такой ход мысли ему не понравится.
— У нас много всего, — отступая с неудачной, проигранной позиции, тихо сказал мажордом.
— У нас всего много, потому что мы никого, кроме себя, не кормим. Даже если мы им дадим, и много дадим, и они уйдут, они не насытятся навсегда. Они придут снова, и рано или поздно у нас самих ничего не останется.
Тишина стояла полная и неприятная. От своего мнения господа придворные уже отказались, а мнение его величества принять были еще не готовы.
— И не только еда, — пошел он в атаку, — они кое–что сделают с вашими женщинами…
— Что? — поинтересовалось сразу несколько маршалов, и царь царей тут же свернул это направление. Как ограничен все же круг пропагандистских средств при работе со столь откровенными дебилами!
— Они уже переходят переправу, — пришло донесение от Афрания.
— Вот, — его величество схватил за предплечье прибежавшего с ним мальчишку, — наши маленькие граждане показывают пример самоотдачи и нежелания покоряться врагу. Ты же не хочешь покориться врагу?
Не дав ему ответить неправильно, его величество велел разобрать копья и просто острые камни, что валяются внизу на складе. Можно и не острые. И гнать сюда всех мужиков с мотыгами и вообще с чем они сейчас в руках.
Царь царей был в отчаянии, он даже не догадывался о степени аморфности подчиненной ему массы. Да их вообще ни на какое групповое осмысленное действие не сколотить! Почему это Председатель раньше не пришел и не отобрал все из вавилонских закромов? Только одно может быть объяснение — он сам не мог никого ни на что подбить. Едва–едва выкраивал группку лично любопытных умельцев для долбежа падшего дерева. И только лютый голод сцементировал рать. Ждать, пока голод сделает что–то подобное и с его народом, его величество не мог.
— Они постояли на олимпийском стадионе, — продолжали приноситься ординарцы Афрания, — и теперь опять пошли.
— Идите и приведите всех мужиков!
— Они работают. Что мы им скажем? — вздохнул Астерикс.
Хорошо, что это был именно Астерикс, в голове его величества произошло шевеление мысли.
— Вы им скажете, что люди Председателя им завидуют и идут, чтобы уничтожить банковскую поляну.
Правитель Вавилона перегнулся через перила и ткнул пальцем вниз, на кусок утоптанной и испещренной палочными знаками земли.
До всех все сразу дошло.
Они заурчали и зароились, торопясь выбраться из общего строя для торопливого движения в поля за народом.
Через пару секунд никого уже не было ни на башне, ни возле.
Через какую–нибудь сотню–другую секунд у подножия стало скапливаться народное ополчение. Бегали глянуть, как там значки, многие даже помнили все очертания начертаний и могли воспроизвести их очень близко к оригиналу. Так попугай запоминает речь, усмехался его величество, только в данный момент это не важно.
— За мной!
Лес плохо сделанных копий, мотыг и кулаков взмыл над головами.
Жа–адность — вот основа вавилонского патриотизма. И это отлично, вы, господа, не римские республиканские крестьяне, вы наемники своей иррациональной жадности. И ладно, главное, что монеты, принимаемые вами к оплате, можно начеканить без счета.
Войско пополнялось по ходу движения к Глиняному ручью — сбегались разгоряченные жуткой новостью крестьяне с дальних хуторов. Женщины вели себя много спокойнее. Все правильно, сделал себе заметку его величество, он ведь главным образом одаривает хозяев семейств, хотя их как таковых тут и нет. Лично обязанных трону женщин не так много; кроме гаремных Терпсихор, вообще почти не найдешь. Надо было бы Параше что–нибудь послать с барского языка, да только вспоминать о ней неприятно. Если конфликт разрешится удачно — поломаем плохой гендерный принцип распределения даров.
Но это потом, потом!
По расчетам царя царей, они давно уже должны были встретиться с армией Председателя, миновали одну обширную поляну, другую — их нет. Не спешат? Обходят?
Выяснилось, что скорость движения армии вторжения сильно снизилась из–за тут же начавшихся продуктовых грабежей. Всего в каких–нибудь трехстах метрах от переправы они уже побросали копья и жуют ворованное.
Армию обожравшихся мародеров отразить легче, чем армию голодных волков.
— За мной! — воззвал царь царей, высоко поднимая чуть ли не единственное как следует сделанное копье во всем царстве.
Враг увидел приближение защитников еды. Там раздались свои бодрящие крики — что–то вроде: пока не поедим, не уйдем. И в этих заявлениях была своя сила и выстраданная правда.
Воины Вавилона стояли молча и насупленно, колхозники что–то рычали, сплевывая косточки.
Его величество пихал в спины маршалов: атакуйте!
Председатель работал криками и кулаками в своих тылах.
Царь царей решил действовать личным примером: вышел вперед, прекрасно понимая, что своим видом производит устрашающее впечатление — и шевелюра, и пасть, и копье!