– Что за Никитина? – спросил Масленников.
– Не обращайте внимания, Александр Васильевич, – сказал Слава. – Чиновница то ли пропала, то ли нет, это не официально. Просто у Сережи новый клиент, и он пытается навязать нам свою работу.
– Слава, я свидетель того, что он секундой раньше вызвался делать твою, извини. И вообще: может, нам не стоит делить работу на свою и чужую? Нам, троим?
– Так он вас и собрался в первую очередь подключить! – воскликнул Слава. – И не сомневается, что у него это выйдет! Наглость его – за гранью.
– Собираешься? – весело спросил у Сергея Масленников.
– Там такая драматичная история… – элегически начал Сергей.
Глава 19
Андреас привез от приятеля для тети Тани щенка бордоского дога. Выпустил его у нее во дворе, щенок потопал толстыми лапами и уставился на нее круглыми глазами под складками на золотистом лбу.
– Это кто? – изумленно спросила она.
– Собака. Я же обещал: бордоский дог.
– Никогда бы не подумала, что это собака.
– А кто это, по-вашему?
– Зверь заморский! – решительно ответила соседка.
– Ну, оно где-то так и есть. Он выведен во Франции в восемнадцатом веке.
– Ой. А сколько ж ему?
– Этому – три месяца. Это его предки жили в восемнадцатом веке.
– Ужас, – сказала тетя Таня.
– Он вам не нравится?
– Я не знаю, – честно сказала она. – Где у него нос?
– Вот. Нормальный, короткий нос. Но если не нравится, могу пса обратно отвезти.
– Неудобно, – протянула тетя Таня. – Такой, ты говоришь, важный щенок, и сразу обратно… Нет, я присмотрюсь, можно?
– Конечно. Вот приданое. Лежак, поводок, корм, ну много всего, по ходу разберетесь. Как с ним обращаться, покажу вечером. Сейчас мне в школу надо. Ребята ждут.
Андреас передал соседке объемную сумку, вышел со двора, сел в машину и поехал к новому помещению своей школы. Издалека увидел: там что-то происходит. Все ребята стояли во дворе, с ними какие-то мужики, у забора – полицейская машина. Андреас припарковался и почти бегом бросился во двор. Ребята возбужденно говорили что-то следователю Иванову, который стоял у входной двери, наклеивая на нее очередную бумажку: «опечатано». Рядом стоял его сотрудник, он время от времени произносил матерные комментарии и пытался оттеснить мальчиков.
– Эй! – крикнул Андреас. – Что происходит с моей арендованной недвижимостью?
– Происходит то, – повернулся к нему Иванов, – что никто вам не разрешал опять открывать какую-то школу. Вы – пока подозреваемый в поджоге и, возможно, убийстве.
– Ни фига се! – сказал кто-то из ребят.
– Да что вы говорите! – удивился Андреас. – Вы о том убийстве, которое вы вообще не считаете убийством, точнее, никакой женщины якобы не было, дело не заведено, экспертизы нет, возможно, и самого тела уже нет, – вы об этом?
– Я что – перед кем-то отчитываться должен? – возбудился Иванов.
– А что – не должны? Ни перед кем? Или перед кем-то должны? Что это вы нацепили на дверь? Снимите, пожалуйста, сами, поскольку я теперь точно буду жаловаться всерьез.
– Испугал, да? – Иванов подтолкнул локтем своего сотрудника, давая знак к веселью. Они оба ненатурально захохотали.
Это исчерпало последнюю каплю терпения Саши Павлова. Он бросился к двери и стал сдирать бумажку. Дальше для Андреаса все было как во сне. Сквозь пелену ярости он видел, как Иванов разворачивает мальчика и кулаком бьет его по лицу. Еще и еще. Этот дебил был явно не в состоянии себя контролировать. Помощник придерживает Сашу, потом подсекает, и они оба бьют лежащего мальчика ногами… Другие ребята застыли, мертвая тишина, а потом… Андреас смотрит на свои окровавленные кулаки и лежащих у его ног полицейских.
– Ну ты, падла, заплатишь, – прохрипел Иванов, вставая на четвереньки и выплевывая с кровью несколько зубов. – Ох, ты заплатишь… Вставай, Сеня, я вызываю наряд.
Он встал, достал пистолет, подошел к Андреасу и занес руку для удара рукояткой по лицу.
– Стоять! Стрелять буду! – раздался голос рядом с Андреасом. Петр Силин держал на мушке своего «вальтера» голову Иванова.
– Ничего себе, – опустил руку тот. – Преступная группа? Вооруженный налет? Нам повезло.
– Андреас, – сказал Силин. – Не мешай ему. Пусть вызывает подмогу. Мы поедем в отделение. У них хватит ума бойню среди ребят устроить. Это кто, кстати?
– Это наш районный следователь, о котором я вам говорил, – ответил Андреас. – Майор Иванов.
– А я полковник запаса, майор. – Силин достал документы. – Не советую зарываться. Мы поедем с вами, и все будет в установленном законом порядке. За избиение несовершеннолетнего пацана придется ответить.
Иванов уже звонил. Машина с нарядом приехала через пять минут. Автоматчики выскочили, заломили руки Андреасу и Силину, потащили их в машину.
– Ребята! – крикнул Андреас. – Быстро по домам. Все будет нормально.
В машине он спросил командира:
– Как вы-то здесь оказались?
– Заехал к тебе спросить, как дела. Тебя нет, соседка вышла, сказала, что ты сюда поехал. Ты только не горячись больше. Я позвоню зятю в МВД, никогда его ни о чем не просил, но сейчас…
– Заберите у них телефоны, – отдал распоряжение Иванов. – Полковники нашлись!
Когда их вывели из машины и затолкали в «обезьянник», Андреас был весь в напряжении. Закрытый, некормленый Урсус, нет телефона, тетя Таня рано ложится. А вокруг была суета. Врачи снимали побои со следователей, все бегали с бумажками, составляли акты, все отделение подписывалось как свидетели.
– Андреас Илларионович, – вдруг раздалось рядом. За решеткой стоял Саша Павлов. – Я тут. Я скажу все, как было. У меня вообще глаз не открывается. И дышать больно.
– Ты как сюда попал?
– Обыкновенно. По коридору. У них нет никого на входе.
– Так. Тихо. Ничего не надо никому говорить. Быстро набери номер телефона, который я скажу, и уходи отсюда. Позвони, скажи этой тете, чтоб забрала Урсуса, ключ под ступенькой. Покажешь ей, когда она приедет. А сам – быстро отсюда! Мы справимся.
Саша набрал номер и выбежал. Силин сказал тихо:
– Дело заводят по серьезке. Зубы у него выбитые посчитали и синяки. Сейчас умножат на три… Эх, зря ты. Да, собственно, я тоже в него целился. Попали. Надо как-то позвонить.
Андреас успокоился, дав Саше телефон Оксаны. Даже подумал о том, что и сейчас поступил бы так же. Он и здесь с Ивановым справится, хотя на нем наручники. Прошло часа два-три. К Иванову в кабинет прошел юрист, наверное, чтобы помочь ему набрать максимальное количество статей для обвинения.
– Добрый всем вечер! – вдруг раздался приятный баритон. – Какие люди в Голливуде!
Андреас похлопал глазами, поскольку не поверил им. В коридоре за решеткой стояли Сергей Кольцов, Оксана, высокий и явно очень непростой человек, за ними скромно входили мужчины в обычных джинсах и куртках.
– Прошу провести нас к следователю, который задержал этих людей, – сказал первому же сотруднику Кольцов. – Вот наши документы. Я – консультант Генеральной прокуратуры, это – Александр Васильевич Масленников, которого, вероятно, все узнали, – эксперт по особо важным экспертизам. Эти люди – с нами. Отдел по расследованию убийств.
– Чего? – переспросил полицейский.
– Того, – охотно ответил Кольцов. Он с интересом разглядывал появившегося в коридоре следователя Иванова. – Видок у вас, конечно, – сочувственно сказал он ему. – Я так понял, вы – Иванов? Я представляю интересы этих задержанных. Прошу показать мне материалы, объясняющие задержание. Нет, по вашему лицу мы, конечно, понимаем, что это был не произвол. Просто хотелось бы представить себе полную картину. Что было до того…
– У меня другое дело, – сухо сказал Масленников. – Мы приехали за телом найденной вами при пожаре местной спортивной школы женщины. Вот запрос, дело будет заведено особым отделом по расследованию убийств, поскольку убийство – одна из версий.
– Это кто ж вам… – начал Иванов.
– Препятствовать нам бесполезно, – не меняя тона, сказал Масленников. – Комиссия, которая расследует вашу попытку сокрытия преступления, ждет труп и документы.
– И адвокаты отца несовершеннолетнего Александра Павлова, который сейчас едет на обследование, тоже ждут документы, – заявил Сергей. – Я удивляюсь, – повернулся он к эксперту, – каким местом надо думать, чтобы при исполнении, при полном дворе свидетелей изувечить ребенка?
– Я поучаствую в обследовании мальчика, – заметил Масленников. – Ребята, возьмите, пожалуйста, отпечатки пальцев и ботинок этих следователей. Если будут сопротивляться, снимите с их телефонов, папок, пола под столами.
Иванов отпустил Силина и Андреаса под подписку о невыезде. Сам остался разбираться с людьми и бумагами. Произошедшее повергло его в тихую панику. А они еще про какую-то комиссию, отпечатки…
На улице Силин деликатно отвернулся, когда Оксана бросилась на шею Андреасу. «Как люди странно устроены, – подумал он. – Такие серьезные дела, а у них – любовь-морковь».
Иванов отпустил Силина и Андреаса под подписку о невыезде. Сам остался разбираться с людьми и бумагами. Произошедшее повергло его в тихую панику. А они еще про какую-то комиссию, отпечатки…
На улице Силин деликатно отвернулся, когда Оксана бросилась на шею Андреасу. «Как люди странно устроены, – подумал он. – Такие серьезные дела, а у них – любовь-морковь».
Глава 20
Елена Васильевна круглосуточно ловила по всем каналам репортажи с конкурса красоты, в котором участвовала Аня. Она записывала их на диск, без конца пересматривала, всякий раз ее трясло от волнения, она уже поняла, что Аня самая лучшая, и гордилась ею. Она страшно боялась… В том, что это очередная Анина рискованная затея, сомнений не было. «Ба» понимала, что Аня пошла на это из-за ее болезни. Иногда показывали зрительный зал, в него Елена Васильевна вглядывалась с ужасом. Там сидят бандиты целыми рядами!
– Господи! – Елена Васильевна подходила к иконе и крестилась. – Сделай так, чтобы она проиграла. Чтобы ей не достались деньги, из-за которых ее просто убьют.
Аня иногда звонила.
– Ба, ты как?
– Нормально. А ты?
– Я – лучше всех, ты что, не смотришь?
– Смотрю… Лучше всех, – говорила Елена Васильевна и подолгу плакала после каждого разговора. У нее нет никого, кроме этой девочки, которая постоянно ходит по краю беды.
И вот – финал! Аня стоит с краешку, скромно, без улыбки, на ней простое черное платье, она в нем уже несколько раз выходила. Елена Васильевна смотрит на трех девушек, ярко накрашенных, расфуфыренных, самодовольно улыбающихся и посылающих в зал воздушные поцелуи. «Ты услышал меня, Господи, – шепчет она. – Эти точно знают, что они победили. Аня скоро приедет!»
Что это? Не может быть! Объявлено первое место: «Анна Сергеева, Тульская область». Дальше все как в тумане. Сверкающая драгоценными камнями корона у Ани на голове, цветы, подарки, какие-то награды. «Мисс очарование», «Мисс пресса» и прочий бред. Это действительно какой-то бред. Елене Васильевна казалось, что она сошла с ума.
Телефон зазвонил ночью.
– Ба, мне нужно еще задержаться. Ну, всякие благотворительные визиты, то да се… Неважно. Я буду сообщать. Главное: тебе на счет упадут сто тысяч баксов. Если тебя вдруг найдут, говори правду: ты мне никакая не бабушка, я просто – чужой человек, решила пожертвовать приз на борьбу с раком. Я так и журналистам говорю, твою фамилию называю.
– Анечка, – Елена Васильевна с трудом справляется с голосом: он срывается, пропадает. – Аня, дорогая моя, умоляю ради всего святого, ради моей жизни, если она тебе дорога, – откажись от всего этого. Ну послушай меня, поверь, ты поймешь потом, что я права…
– Ладно, ба. Я устала, спать хочу. Перестань глупости говорить. Между прочим, корона, которую на меня напялили, вообще миллион баксов стоит. Они ее забрали, спрятали. Марго сказала: «Так надо». Я говорю: «Кому надо, если это мое?» Ну, в общем, жулики чертовы.
– Аня, я не знаю, как тебя убедить. Какая Марго, какая корона? Уезжай! Возвращайся домой.
– Жди, – сказала Аня. – Я скоро!
Через три дня поздним утром раздался звонок в дверь. Елена Васильевна бросилась открывать, уверенная, что это Аня… И остановилась в недоумении. На пороге стоял совершенно незнакомый человек, стройный, красивый, голубоглазый, приветливый.
– Вы – Елена Васильевна Панова? – спросил он.
– Да. А вы – журналист?
– Не совсем. Я – частный детектив Сергей Кольцов. Нам необходимо поговорить об Анне Сергеевой. Разрешите войти?
– Что случилось с Аней? – закричала Елена Васильевна.
– Ничего. С ней ничего плохого не случилось. Наоборот: она победила в конкурсе красоты, пожертвовала приз на борьбу с онкологией, в частности вашей, и поехала в турне.
Сергей прошел в чистую бедную комнату деревенского дома, сел на стул, который заскрипел под ним.
– Елена Васильевна, посидите, пожалуйста, со мной. Не нервничайте. У вас действительно рак?
– Да! Конечно! Вы что, решили, будто Аня обманывает? Но мне не нужны эти деньги. Мы откажемся. Я говорила, что у нас от них будет только беда. Она просто упрямая.
– А почему надо отказываться от приза? Аня выиграла его в честной борьбе. Я сам видел. Говорил с владелицей конкурса, которая высоко оценила шансы Ани. Кстати, Аня взяла у вас деньги?
– Все наши деньги. Остались от продажи ее комнаты. Восемьсот пятьдесят тысяч.
– Понятно. Неплохое вложение. Вы получите ее денежный приз. Надеюсь, он вам поможет. У меня совсем другие вопросы, к сожалению, достаточно болезненные. Дело в том, что Аня является подозреваемой в деле об убийстве. Я помогаю следствию.
– Что?.. Боже мой, в каком деле, о каком убийстве вы говорите, что делать, как я ей могу помочь?
– Только правдой. Вы же не бабушка ей и вообще не родственница на самом деле? Почему вы живете вместе?
Часть третья
Глава 1
Пришло лето, как долгожданный, но непостоянный гость. Если не поймаешь его за хвост – уйдет по-английски, как будто и не было. Оксана из-за своей напряженной трудовой жизни с детства не ждала ничего конкретного от лета: например, отдыха, путешествий, новых знакомств и веселья. Она тайно ждала от него счастья. Своего особенного счастья, предвестником которого были нежность солнечных лучей, запах цветов, голубое небо… Сейчас, пережив конвульсии весны, она поняла: ей нужны большие перемены для того, чтобы жизнь не повисла желтым осенним листком. Но что? Но как? В том-то и дело, что вопрос один – как. Что – понятно. Ее семья и отношения с Андреасом перестали быть разными полюсами. Первое эйфорическое представление о том, что одно другому не мешает, оказалось заблуждением. Оксана полностью зависела от Юрия, главным образом потому, что ее родные стали жить совсем по-другому. Никаких проблем с сиделкой для дедушки, с дорогими клиниками. Катя учится в элитном колледже, занимается сразу в нескольких не менее элитных студиях, на ее наряды уходит гораздо больше денег, чем на одежду самой Оксаны. Оксане, как говорится, замуж не выходить. Ей бы… Ох, знать бы, что ей делать.
Юрий уехал на работу. В его графике ничего не изменилось. Секс на рассвете, досыпание, потом пробежка, душ, завтрак, дела… Замечает ли он, что Оксана во время близости теперь всегда закрывает глаза? Она надеется, что нет. Как не замечает и более существенных ее проблем. Ее тело не подчиняется ее воле. Оно не хочет открываться для мужа, как это положено по представлениям самой Оксаны. Ведь она считает Юрия близким человеком. И влюбленному мужу не скажешь: «А давай ты мне будешь как брат…»
Оксана села, подняла с тигра бледно-розовую ночную рубашку из тонкого шелка, точь-в-точь – лепесток розы, скользнула в нее, вышла на открытую террасу. Какая красота! И вроде бы покой, и все прочно… Воздух был таким сладким, таким пряным и чувственным, что она… Она по привычке последнего времени подавила в себе желание позвонить Андреасу. Потом. Сейчас надо начинать свой день. У них – разные дни. Вот так. После душа она посмотрела на себя как на постороннего человека. Она изменилась. На куклу больше не похожа. Вера считает, что ее портит морщинка между бровями, что она не следит за губами – они должны быть приоткрыты, легкая полуулыбка, уголки всегда подняты вверх… Вера считает, что у нее бывает тяжелый взгляд: «Тебе это не идет. Такая хорошенькая женщина, а взгляд как у Кашпировского, прости меня, Господи». Насчет Кашпировского это она завернула, конечно, но не как у Барби точно. Одно это хорошо. Все остальное – не очень. Когда Оксана пытается разобраться в том, что с ней происходит, ей на помощь всегда приходит Цветаева, любимый поэт. «Сколько темной и грозной тоски в голове моей светловолосой», – шепчет Оксана. Действительно тоска? Если – да, то у нее она только грозная. Должна прорваться громом и дождем. Но может, все не так серьезно? Может: «Я уже заболеваю летом, еле выздоровев от зимы»? Да, наверное. Чего только не случилось с ними со всеми за последнее время.
Оксана пришла на кухню, улыбнулась Вере и удивилась: завтрак был детский. Фруктовый салат, взбитые сливки над клубничным желе, шоколадное пирожное.
– У нас что, праздник?
– Да, День защиты детей, – сказала Вера. – Но тут, извини, остатки. Дело в том, что мне ночью позвонила Алла Кондрашова. Говорила странные вещи, хотя была, как мне кажется, трезвой. Я пригласила ее утром прийти на завтрак с Маринкой. Встала в четыре, приготовила всего такого. Еще с собой дала.
– Так они приходили?
– Да, конечно. Она все время заговаривала о Николае, о следствии. Я ее прерывала. Зачем ребенку это слушать? Да и мне незачем.
– Она вечером звонила Юре. Мы уже спать легли. Я кое-что слышала, мне кажется, следствие ее очень волнует. Странно волнует. Какие-то претензии, она считает, что к ней не так относятся. То есть она как будто меньше всего хочет, чтобы убийцу нашли. Или ее это уже не интересует. Знаешь, как бывает: мужа, мол, не вернешь.