Она плакала, понимая, что ждет напрасно. Вне ее тела он погибнет, как предупреждал доктор Стокстилл. А виноват Попрыгунчик, это он обрек Билла на верную смерть.
«Я ведь просила, не шуми. Ты не послушался, и вот результат».
Эди задрала голову. В чернильном небе мелькнули неясные очертания шарика, за которым волочилось что-то вроде длинного хвоста. А может, ей вообще показалось…
Она осталась одна.
«Как жить дальше? Все кончилось…» Зажмурившись, девочка, спотыкаясь, шла обратно домой, в постель. Живот слегка побаливал, как после операции.
«Почему, ну почему ты не захотел сидеть тихо! Тогда бы он нас не услышал. Говорила же я, говорила!»
Паря в атмосфере, Билл Келлер толком ничего не видел и не слышал, зато чувствовал деревья, животных, а еще — странное давление. Неведомая сила влекла его вверх, но он помнил заготовленную пародию и произнес ее вслух. На холодном воздухе голос получался писклявым.
«Это дело поправимое. Дубль два!»
— За свои грехи ты заплатил страшную цену, — повторил он, на сей раз как следует. Отголоски слов приятной музыкой зазвучали в ушах.
Наконец, давление исчезло. Билл взмыл в облака, а после камнем упал вниз. В опасной близости до земли выровнялся и вновь полетел к звездам. Ныряя и кувыркаясь в воздухе, он очутился прямо над хибарой фока.
— Такова воля божья, — пропищал он. — Я со всей ответственностью заявляю, что пора прекратить испытания ядерной бомбы. Надо срочно написать президенту Кеннеди.
«Кто такой президент Кеннеди? Человек, наверное».
Билл вглядывался в сумеречные дубы, надеясь обнаружить таинственного Кеннеди, но видел лишь зверей и букашек. Бесшумно взмахивая пестро-коричневыми крыльями, из рощи появилась большая птица со страшным клювом и глазами-плошками. Билл испуганно завопил, когда птица взяла курс прямо на него.
При виде добычи из страшного клюва вырвался леденящий кровь крик.
— Вы все немедленно пишите письма протеста! — верещал Билл, рассекая холодный ночной воздух.
Немигающие глаза птицы не оставляли его ни на секунду.
Последовала стремительная атака, лязгнул страшный клюв, и Билл Келлер, слепой и глухой, попал внутрь совы. Да, недолго он наслаждался ушами и глазами…
Громко ухая, сова кружила над кронами дубов.
— Слышишь меня? — позвал Билл.
Может, слышит, а может, и нет. Обычная глупая птица, чего от нее требовать. Каково будет жить здесь? Приспособится ли он? Пока непривычно. Из соседей — дохлые мыши и какая-то неугомонная тварь, которая помирать не желает, и елозит, и елозит. Сове хоть бы хны — как летала, так и летает…
— Ниже, — приказал он сове, глазами-плошками различая кроны дубов и чуть ли не каждый листик — настолько хорошим было зрение. Среди миллионов неподвижных и несъедобных объектов шевельнулся один подвижный и съедобный. Ничего не подозревая, он полз своим путем и вскоре выбрался из-под спасительного свода деревьев.
Всего через секунду он пал жертвой страшного клюва. Сова полетела дальше.
«Господи, неужели ей мало? Так будет продолжаться всю ночь, по кругу. Из радостей только купание под дождем и глубокий, затяжной сон».
— Фергюссон запрещает подчиненным употреблять алкоголь. Это противоречит его религиозным убеждениям, — произнес вдруг Билл. — Попрыгунчик, а откуда свет? От бога? Значит, Библия не врет?
Сова громко заухала.
Тысячи мертвых жаждали его внимания. Билл слушал, повторял и выбирал самое интересное.
— Эй ты, маленький уродец, оставайся здесь. Мы сейчас ниже уровня земли, поэтому бомба нас не заденет. Люди наверху погибнут. Расчисть-ка ты пока место. Для них.
Испуганно забив крыльями, сова устремилась ввысь в надежде избавиться от неприятного соседа, а тот как ни в чем не бывало продолжал выбирать и слушать.
— Давай вниз, — снова велел он.
В поле зрения опять возникла хибара Попрыгунчика. Сова сделала круг и вернулась, хотя явно не по своей воле.
— Теперь ближе! Воот, — протянул Билл, когда дистанция между птицей и постройкой сократилась. — Стой, где стоишь, тупое ничтожество.
Неимоверным усилием птице все же удалось отрыгнуть неприятного попутчика. Он полетел вниз, стараясь поймать воздушные струи, пока не воткнулся в чернозем.
Избавленная от его присутствия сова ликующе поспешила прочь.
— Да будет человеческое сострадание свидетелем происходящему. — Лежа в заросшей травой канавке, Билл цитировал проповедь, на которой довелось побывать Попрыгунчику с отцом. — Мы сами сотворили это и теперь пожинаем плоды своего греха.
Лишившись совиных глаз, он практически ослеп. Мир погрузился во мрак. В непроглядной тьме угадывались лишь смутные очертания деревьев.
На фоне ночного неба вырисовывался силуэт домишки фока.
Совсем рядом!
— Пусти меня, пусти! — Он кубарем катался по траве, взметая сухие листья.
Заслышав его, какой-то зверек испуганно метнулся в сторону.
— Пусти меня обратно, — причитал Билл, — иначе я погибну. Эди, ну где же ты?
Фокомелус единственный, кто есть поблизости. Не теряя времени, Билл покатился к домику.
Рано утром доктор Стокстилл заглянул в жилище Попрыгунчика, чтобы через передатчик попробовать связаться с тяжело больным Уолтом Дэнждерфилдом. Как ни странно, в окнах горел свет, передатчик вовсю гудел. Совершенно сбитый с толку, доктор постучал в дверь.
На пороге появился фок и настороженно уставился на визитера.
— Хочу попытаться еще раз. — Несмотря на всю тщетность предыдущих попыток, доктор не сдавался. — Не против?
— Конечно нет, сэр.
— Дэнджерфилд не умер?
— Нет, сэр, иначе я бы знал. — Попрыгунчик откатился с порога, пропуская гостя. — Должно быть, как всегда на орбите.
— Все нормально? — нахмурился Стокстилл. — Похоже, ты за ночь ни разу не прилег.
— Так и есть, — кивнул фок, — овладевал разными навыками. — Он сделал круг на тележке. — Непростое это дело.
Попрыгунчик кружил по комнате, напрочь позабыв о докторе. На очередном вираже тележка врезалась в стол.
— Извините, я нечаянно.
— Ты сегодня какой-то другой, — заметил доктор.
— Я Билл Келлер, Попрыгунчик вон там. — Фок ткнул механическим протезом в угол, где валялся сморщенный шарик, по виду и диаметру напоминающий пончик, только с зияющей дырой рта посередине. Поднимая шарик, Стокстилл уловил в нем сходство с человеческим лицом.
— До вчерашнего дня это был я, — объяснил фок, — но мне удалось застать Харрингтона врасплох и переселиться. Он, конечно, сопротивлялся, но страх лишил его сил, поэтому я выиграл. Делал имитацию за имитацией. Та, что проповедь, его добила.
Стокстилл молча разглядывал сморщенное существо.
— Умеете обращаться с передатчиком, доктор? Я пытаюсь понять, и никак. Зато научился включать и выключать свет. С самой ночи развлекаюсь.
— Я ведь говорил, что он не выживет, — произнес, наконец, Стокстилл.
— Он протянул без тела целый час, — хвастливо сообщил фок. — Нет, вру. На десять минут его приютила сова. Это считается?
— Извините, мне надо работать. Дэнждерфилд совсем плохой.
— Да-да. Хотите, я его возьму? — Попрыгунчик раскрыл ладонь, чтобы доктор положил гомункулуса. — Внутри у совы мне вообще не понравилось, а вот смотреть через ее глаза — очень.
— У сов прекрасное зрение, редко кому выпадает шанс взглянуть на мир ее глазами, — задумчиво протянул Стокстилл, подвигая передатчик поближе. — Уже решил, чем займешься теперь?
— В первую очередь приспособлюсь к новому телу. Тяжеловато оно. Я ведь привык парить… Зато протезы — это вещь! Хочешь, трогай ими, хочешь — бери. — Он с гордостью продемонстрировал пару навыков. — А сейчас надо разыскать Эди и сказать, что со мной все в порядке.
— Уолт Дэнджерфилд, — заговорил доктор в микрофон, — это Стокстилл, врач из Вест-Марина. Слышите меня? Ответьте!
Не дождавшись ответа, он повторил попытку.
— Ну, я пойду поищу Эди? — робко спросил фок.
— Да, конечно. — Стокстилл провел ладонью по лбу и как можно мягче произнес: — Веди себя осторожней, не факт, что сможешь еще раз переселиться…
— Поверьте, я больше не хочу переселяться. Меня и так все устраивает. Впервые принадлежу сам себе, — закончил фок с улыбкой.
— Уолт Дэнджерфилд, — доктор опять надавил на кнопку микрофона. — Слышите меня?
Тишина. Неужели все напрасно? Стоит ли тогда продолжать?
Фок носился по комнате, словно огромный, попавший в ловушку жук.
— А я могу теперь пойти в школу?
— Да, — буркнул Стокстилл.
— В принципе, я и так много чего знаю, потому что сидел с Эди на занятиях. Мистер Барнс — замечательный учитель. Хочу к нему в класс. Интересно, что скажет мама?
— Мама? — Стокстилл не сразу понял, что речь идет о Бонни Келлер. Действительно, любопытно взглянуть на ее реакцию. Настал час расплаты за многочисленные любовные похождения.
— Мама? — Стокстилл не сразу понял, что речь идет о Бонни Келлер. Действительно, любопытно взглянуть на ее реакцию. Настал час расплаты за многочисленные любовные похождения.
Он включил микрофон и снова обратился к Дэнджерфилду.
— Я бы хотел поговорить с твоей дочкой после занятий, — Барнс повернулся к Бонни. — По-моему, она обо всем знает.
— Откуда? — Бонни взволнованно села и принялась застегивать пуговки на блузке, параллельно думая, что Барнс не идет ни в какое с равнение с Эндрю Гиллом. Тот всегда занимался с ней любовью без утайки, специально выбирал места, где в любой момент кто-то мог пройти мимо. И всякий раз секс был раскованный, почти на грани, без соплей и сюсюканья…
А не послать ли их всех — Барнса, Джорджа и придурковатую доченьку — к черту, а самой вернуться к Эндрю? Начать официально жить с ним, вопреки законам общества. Какое-никакое, а развлечение.
— Если трахаться больше не будем, пошли в Форрестер-Холл. Хочу послушать вечерний эфир.
— С удовольствием, — отозвался Барнс, — а по пути поищем съедобные грибы.
— Это шутка? — скривилась Бонни.
— Нет, я серьезно.
— Откуда ты вообще такой взялся, мальчик? Неужели ты переехал сюда из Орегона только ради того, чтобы учить противных сопляков и бродить по лесам?
— Меня вполне устраивает, — пожал плечами Барнс. — Сроду так хорошо не жил, а главное — тебя встретил.
Бонни угрюмо встала с земли, сунула руки в карманы плаща и быстро зашагала по тропинке. Барнс семенил следом, пытаясь не отставать.
— Я намерен остаться в Вест-Марине. Здесь заканчивается мой путь. Что касается безобразного поведения твоей дочки… — нахохлился он.
— Нормальное у нее было поведение, — огрызнулась Бонни. — Просто у тебя совесть нечиста, вот и мерещится. Пошли скорее, иначе пропустим, как Дэнджерфилд философствует.
— Гляди, лисичка! — Барнс наклонился сорвать гриб. — Редкая вкуснятина. Значит, где-то есть еще. Надо проверить. Если повезет, вечером приготовлю вам с Джорджем рагу.
Вздохнув, Бонни закурила «Золотую марку» производства Эндрю Гилла и медленно побрела по дороге, мимо высоких дубов и заросших травой дюн.
1987
Перевод А.Петрушина
Встреча состоится вчера (Your Appointment Will Be Yesterday)
Солнце светило в окно, механический голос пронзительно вещал:
— Вставай, Лерер, подъем, подъем! Настало время показать, на что ты способен. Нильс Лерер важная птица, его имя у всех на устах! Большой человек, большой талант, большая работа… Ну как, проснулся?
— Угу. — Лерер сел в постели, прихлопнул крикливый будильник, кивнул молчаливым стенам. — Доброе утро, выспался на славу, чего и всем желаю.
Он встал с кровати и неохотно побрел к гардеробу за грязной одеждой, лениво перебирая в голове ворох накопившихся дел. Пора уже прижать к стенке Людвига Энга: сколько можно откладывать на вчера? Поставить, наконец, автора перед фактом: его книжка, изданная-переизданная, осталась во всем мире в одном-единственном экземпляре, и теперь Энг должен сделать то, что не сделает за него никто. Как он поведет себя? Некоторые создатели пытаются увильнуть от своих обязанностей. Впрочем, это уже проблема Агентства.
Сбросив пижамную куртку, Лерер натянул красную рубашку, мятую и засаленную. В поисках подходящих брюк пришлось покопаться в корзине с грязным бельем.
А вот и упаковка щетины.
«Прокатиться бы на трамвае через все Западные США, — думал он, шлепая в ванную, — вот был бы класс!» Умывшись, намылился клейкой пеной, вскрыл пакет и привычно налепил щетину на подбородок и щеки.
Теперь только фекум переварить, и можно на трамвай. Вставив трубку, Лерер втянул солидную мужскую порцию, просматривая спортивную колонку в «Сан-Франциско кроникл», удовлетворенно вздохнул и пошел на кухню, где расставил грязную посуду и принялся отрыгивать пищу: суп, бараньи котлеты, зеленый горошек, синий марсианский мох под яичным соусом, горячий кофе — то и дело оглядываясь на окно, не подсматривает ли кто. Упаковал продукты, рассовал по полкам буфета и холодильника… Восемь тридцать, до начала работы четверть часа. Бежать ни к чему, Второй отдел Национальной публичной библиотеки никуда не денется.
Чтобы пробиться в руководство Второго отдела, понадобились годы труда, зато теперь никакой рутины, не надо возиться с ликвидацией тысяч одинаковых копий. Строго говоря, искоренение вообще его не касается, этим занимаются мелкие библиотечные сошки, чей удел — черная работа. Тем не менее приходится лично убеждать разношерстных создателей, недовольных предписаниями Агентства и не желающих зачищать последний машинописный экземпляр, с которым непонятным образом связано их имя. Лишь в Агентстве знают, к примеру, почему именно Энг отвечает за книгу «КАК Я СОБРАЛ СВОББЛ У СЕБЯ В ГАРАЖЕ В СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ ИЗ ПРЕДМЕТОВ ДОМАШНЕГО ОБИХОДА».
Лерер досматривал газету, размышляя о важности своей работы. Когда Энг сделает свое дело, во всем мире не останется ни одного своббла, разве что мошенники из САМ припрячут парочку. Уже сейчас, хотя рукопись еще цела, трудно припомнить, зачем нужен своббл и на что похож. Маленький, большой? Квадратный, круглый? Хм… Лерер опустил газету, задумчиво потирая лоб. Когда машинописный текст превратится в стопку писчей бумаги, моток красящей ленты и пачку копирки, никто больше не сможет вспомнить ни книгу, ни механизм, который она описывала.
Хотя возиться Энгу не меньше чем до начала года — стирать текст строку за строкой, слово за словом. Последняя копия — это не куча печатных томов, с которыми все просто… зато в качестве компенсации за долгую кропотливую работу ему выпишут по-настоящему солидный счет — тысяч на двадцать пять посткредитов. Искоренив книгу о свобблах, Энг станет бедняком, так что задачка…
Трубка стоявшего под рукой телефона соскочила на стол, из нее донесся резкий визгливый голос:
— Пока, Нильс. — Звонила женщина.
Лерер приложил трубку к уху.
— Пока.
— Нильс, я люблю тебя! — страстно выдохнула Чариз Макфадден. — А ты меня любишь?
— Да, я тоже тебя люблю. Когда мы виделись в последний раз? Надеюсь, скоро. Скажи, что скоро!
— Скорее всего, сегодня вечером, после работы. Хочу познакомить тебя кое с кем. Автор, почти неизвестный, мечтает официально искоренить диссертацию на тему, хи-хи… психогенные причины смерти от удара метеорита! Ты же работаешь во Втором отделе…
— Скажи, пускай искореняет сам.
— Так же совсем не престижно! — взмолилась Чариз. — Теория на самом деле сумасшедшая, просто бредовая. Этот парень, Ланс Арбетнот…
— Как?
Имя почти убеждало — но не совсем. Таких прошений каждый день приходило навалом, и все без исключения от нелепых чудаков с нелепыми именами и нелепыми теориями. Он слишком давно работал во Втором отделе, чтобы так легко попасться на удочку. Тем не менее разобраться надо, иначе он просто не может — так уж устроен. Лерер вздохнул.
— Ура, ты вздыхаешь! — радостно взвизгнула Чариз.
— Если только он не из САМ.
— Ну… вообще-то как раз оттуда, — смутилась она. — Похоже, его выставили, вот он здесь и появился.
Ну и что, подумал Лерер. Пускай Арбетнот не разделяет воинственных убеждений элиты Свободной Афро-Муниципии, пускай он слишком умеренный для Бардов — правителей республики, слепленной из бывших Теннесси, Кентукки, Арканзаса и Миссури, однако, так или иначе, все они там фанатики. Пока не встретишься лицом к лицу, не поймешь, да и то… Барды, пришедшие с Востока, ухитрились навесить чадру на столько лиц, что теперь ничьих мотивов и намерений не разобрать.
— А еще, — продолжала щебетать Чариз, — Арбетнот лично знал Анарха Пика еще взрослым, до его печального детства.
— Печального! — фыркнул Лерер. — Туда ему и дорога.
Мир не знал большего сумасброда и придурка, чем этот Пик. Не хватало еще якшаться с приверженцем впавшего в детство Анарха. Лерер поморщился, вспоминая библиотечные материалы о мятежах, массовых погромах и убийствах, когда взошла звезда Себастьяна Пика, способного юриста и блестящего оратора — религиозного фанатика, увлекшего за собой несчетные толпы и охватившего своим влиянием всю планету, хотя действовал он по большей части в пределах САМ.
— Побойся бога, — укоризненно произнесла Чариз.
— Мне надо работать, — сухо ответил Лерер. — Позвоню тебе в обеденный перерыв, а пока наведу справки об этом Арбетноте и тогда решу, что делать с его бредовой теорией о психогенных причинах смерти от метеорита. Привет!
Он повесил трубку и встал из-за стола, с удовлетворением ощущая затхлый запах от своей одежды. Может, сегодняшний день не так уж и плох — несмотря на Чариз и ученого-психа, ее новое увлечение. Однако в глубине души таилось сомнение.