— Говорят, в двух полицейских запустили усилителем.
Процесс создания легенды начался.
— Итак, насчет Каннингема, — без всяких переходов сказал Ребус.
Холмс подцепил ломтик помидора.
— Что насчет Каннингема?
— Что-нибудь выяснили?
— Не очень много, — снизошел Холмс. — Безработный почтальон Королевского почтового ведомства — и другой постоянной работы у него было. Мать души в нем не чаяла и все время давала деньги, на которые он и жил. Он вроде бы сочувствует экстремистам-лоялистам, но никаких сведений о членстве в Оранжистской ложе не имеется. Сын известного гангстера, хотя сам Билли об этом и не знал.
Холмс подумал секунду, решил, что больше ему сказать нечего, и вонзил вилку в нарезанную колбасу.
— Кроме того, у него найдены анархистские материалы, — сказала Кларк.
— Ну, это ничего не значит, — отмел ее соображение Холмс.
— Какие анархистские материалы? — спросил Ребус.
— У него в шкафу лежали кое-какие журналы, — объяснила Кларк. — Мягкое порно, футбольные программки, две книжки, посвященные выживанию в критических условиях. Мальчишки любят всякую такую дребедень — насмотрелись фильмов про Терминатора.
Ребус открыл было рот, но ничего не сказал.
— И тоненькая брошюрка под названием… — Она задумалась, вспоминая. — «Фактология плавучей анархии».
— Да это такое старье, — сказал Холмс. — Не имеет отношения к делу, сэр.
— Брошюра у нас здесь?
— Да, сэр, — сказала Шивон Кларк.
— Напечатано где-то на Оркнейских островах,[46] — сказал Холмс. — По-моему, на ней проставлена цена в дореформенных деньгах. Ей место в музее, а не в полицейском отделении.
— Брайан, — сказал Ребус, — весь этот жир, что ты ешь, ударяет тебе в голову. С каких это пор мы при расследовании убийства отказываемся от каких-то улик?
Он взял тоненький ломтик бекона с тарелки Холмса и положил себе в рот. Вкус восхитительный.
«Фактология плавучей анархии» представляла собой брошюрку из шести листов формата А4, сшитых посредине одной-единственной скрепкой, чтобы не разваливались. Текст был напечатан на допотопной машинке, заголовки написаны от руки. Никаких фотографий и рисунков. Цена на брошюрке была не в старых деньгах, а в новых пенсах — пять пенсов, если точно. На основании этого Ребус решил, что возраст брошюры — лет пятнадцать-двадцать. Даты не было, но надпись гласила: «Выпуск третий». По большому счету Брайан Холмс был прав: место этому старью в музее. Тексты были написаны в стиле, который можно было бы назвать «кельтский хиппи», и стиль этот был такой однообразный (как и орфографические ошибки), что не приходилось сомневаться: вся эта писанина вышла из-под пера одного индивида, имевшего доступ к копировальной машине наподобие старинного ротатора.
Что касается содержания, то националистические и индивидуалистические воззвания в одном абзаце сменялись вымученными философско-нравственными пассажами в другом. Упоминался анархо-синдикализм, а вместе с ним Бакунин, Рембо и Толстой. На взгляд Ребуса, такая печатная продукция не оправдала бы расходов на рекламу.
Например: «Дал Риаде[47] необходима новая идея, новые принципы, способные зажечь сердца ныне существующего и грядущего молодого поколения. Нам необходимо действие отдельной личности — действие без оглядки на ржавую правовую машину, церковь, государство.
Только свободный человек способен принимать самостоятельные решения о судьбах нации и сознательно претворять эти решения в жизнь. Сыновья и дочери Альбы[48] — это наше будущее, но мы тащим за собой груз прошлых ошибок, которые необходимо исправлять сейчас, в настоящем. Если вы бездействуете, помните: сегодня — первый день вашей борьбы. И запомните: инертность губительна».
Вот только вместо «реализовать» было написано «реалезовать», а вместо «инертность» — «энертность». Ребус положил брошюрку перед собой.
— Материальчик для психиатра, — пробормотал он.
Холмс и Кларк сидели по другую сторону его рабочего стола. Он заметил, что, пока он отсутствовал, его стол использовали как помойное ведро для оберток от сэндвичей и одноразовых чашечек из-под кофе. Он проигнорировал это и посмотрел на задник брошюрки. Там внизу обнаружился адрес: Забриски-хаус, Бриньян, Раузи, Оркнейские острова.
— Вот что я называю задворками, — сказал Ребус. — И смотрите: дом назван по «Забриски-Пойнт».[49]
— Это тоже на Оркнеях? — спросил Холмс.
— Это фильм такой.
Он ходил его смотреть сто лет назад ради музыки[50] шестидесятых. Содержание он почти забыл, разве что взрыв в конце остался в памяти. Он побарабанил пальцами по брошюрке.
— Я хочу узнать об этом побольше.
— Вы шутите, сэр? — спросил Холмс.
— Как это похоже на меня, — горько сказал Ребус. — Вечно шуточки да прибауточки.
Кларк повернулась к Холмсу:
— Кажется, это означает, что он серьезно.
— В стране слепых и одноглазый — король, — сказал Ребус. — И даже я вижу, что тут больше, чем ты способен видеть, Брайан.
Холмс нахмурился:
— Например, сэр?
— Например, место происхождения этой брошюрки, ее возраст. Какой это год? Семьдесят третий? Семьдесят четвертый? Но Билли Каннингем в семьдесят четвертом еще и не родился. Так что же она делает в его шкафу рядом с современными журнальчиками и футбольными программками? — Он выжидательно посмотрел на молодых коллег и насмешливо процитировал: — «Но те молчали…»[51]
Холмс насупился — это неприятное выражение появлялось у него на лице всякий раз, как Ребус устраивал ему выволочку. Но Кларк не растерялась:
— Мы добудем ответ. Нужно послать запрос в полицию Оркнейских островов, сэр, пусть проверят. Если, конечно, там есть полиция.
— Действуйте, — сказал Ребус.
10
«Как резиновый мячик вернусь я к тебе, — думал Ребус, ведя машину, — прискачу, как резиновый мяч».[52] Старший инспектор Килпатрик снова вызвал его на Феттс. В кармане у Ребуса лежала записка — Каролина Рэттрей просила встретиться с ней в здании старого парламента. Сообщение принял по телефону констебль из оперативного штаба. Ребус был заинтригован. Мысленно он видел Каролину Рэттрей такой, какой она была тем вечером, — вся холеная, разодетая, лишь по воле доктора Курта оказавшаяся в тупичке Мэри Кинг. Он видел ее сильное мужское лицо, нос с горбинкой и высокие скулы. Интересно, говорил ли ей что-нибудь про него Курт… Ребус определенно собирался выкроить время для встречи.
Килпатрик занимал выделенный из общего пространства кабинет в углу большой комнаты ОБОПа, больше ничем не перегороженной. Перед входом в кабинет сидели секретарь и делопроизводитель. Ребус никак не мог сообразить, кто из них кто. Оба были штатскими, оба сидели за мониторами компьютеров. Они создавали что-то вроде заслона между Килпатриком и всеми остальными, барьер, который нужно преодолеть, переходя из своего мира в его. Когда Ребус шел мимо, они обсуждали проблемы, стоящие перед ЮАР.
— Там будет, как в Уисте, — сказал один из них, и Ребус от неожиданности остановился и прислушался. — Норт-Уист — протестантский, а Саут-Уист — католический,[53] и они друг друга на дух не выносят.
Кабинет Килпатрика был довольно хлипок, стены — простые пластиковые перегородки, к тому же в верхней части прозрачные, так что, если стоишь, тебя от пояса и выше видно со всех сторон. Все это сооружение можно было разобрать за несколько минут — или разрушить парой-тройкой точно рассчитанных ударов. И тем не менее это был кабинет с дверью — и Килпатрик попросил Ребуса закрыть ее. Кабинет до некоторой степени обеспечивал звукоизоляцию. Тут были два стеллажа, карты и приклеенные к стенам распечатки, рядом висели два календаря, все еще открытые на июльских страничках. На столе в рамочке стояла фотография, с которой улыбались три щербатых мальчишки.
— Это ваши, сэр?
— Моего брата. Я не женат. — Килпатрик повернул фотографию, чтобы получше ее видеть. — Я стараюсь быть хорошим дядюшкой.
— Да, сэр.
Ребус сел. Рядом с ним уселся Кен Смайли, сложив скрещенные руки на коленях. Кожа у него на запястьях собралась в складки, как морда бладхаунда.
— Перехожу прямо к делу, Джон, — сказал Килпатрик. — У нас есть один человек, он работает под прикрытием водителя-дальнобойщика.
— Это имеет какое-то отношение к «Щиту», сэр?
Килпатрик кивнул:
— Именно он и услышал это название.
— И кто же он?
— Мой брат, — сказал Смайли. — Его зовут Кэлум.
Ребус намотал это на ус.
— Он похож на вас, Кен?
— Немного.
— Тогда, прошу прощения, он вполне может сойти за водилу-дальнобойщика.
В уголках рта Смайли появилось подобие улыбки.
— Сэр, — сказал Ребус, обращаясь к Килпатрику, — так вы, насколько я теперь понимаю, считаете, что убийство в тупичке Мэри Кинг все-таки имеет отношение к вооруженным формированиям?
Килпатрик улыбнулся:
— А почему, по-вашему, вы оказались здесь, Джон? Вы сразу же это поняли. У нас по делу Билли Каннингема работают три человека, пытаются выявить его дружков. По какой-то причине им пришлось убрать его, и я хочу знать, что это за причина.
— И я тоже, сэр. Если вас интересует Каннингем, потолкуйте сначала с человеком, который жил с ним в одной квартире.
— Мердок? Да, мы с ним общаемся.
— Нет, не Мердок. Его подружка. Я заезжал к ним, когда они сообщили о его исчезновении. Что-то такое было в ней, что меня насторожило. Как будто она умалчивала о чем-то, как будто притворялась.
— Я к ней присмотрюсь, — сказал Смайли.
— Она и ее дружок занимаются компьютерами. Как по-вашему, это может что-то значить?
— Я к ним присмотрюсь, — повторил Смайли.
Ребус не сомневался — присмотрится.
— Кен считает, что вам стоит познакомиться с Кэлумом.
Ребус пожал плечами:
— Возражений нет.
— Отлично, — сказал Килпатрик. — Тогда мы немного прокатимся.
Люди в большом кабинете смерили его странными взглядами, словно точно знали, о чем говорилось в закутке Килпатрика. Конечно знали. По их взглядам Ребус понял, что вызывает у них еще большую неприязнь, чем прежде. Даже Клейверхаус, который обычно хранил безразличный вид, ехидно ухмыльнулся.
Инспектор Блэквуд провел ладонью по лысой макушке, потом за ухом, как если бы пригладил непокорную прядь волос. Лысина его была точь-в-точь монашеская тонзура, и это его нервировало. В другой руке он держал телефонную трубку — слушал чей-то монолог. Он словно и не заметил проходящего мимо Ребуса.
За соседним столом сержант Ормистон выдавливал угри у себя на лбу.
— Ну и парочка, просто загляденье, — сказал Ребус.
Ормистон, судя по всему, не понял, о чем речь, но это была уже проблема Ормистона. А проблема Ребуса состояла в том, что Килпатрик все больше оказывал ему доверия, и Ребус никак не мог понять почему.
В Сайтхилле[54] множество складов, большинство из них неизвестно кому принадлежат. Один из них арендовал шотландский ОБОП, хотя сей факт не афишировался. Это был большой сборный ангар за высокой сеточной оградой с воротами на засове. По верху ограды и ворот тянулась колючая проволока, в будке у ворот сидел дежурный. Охранник открыл ворота, и они въехали внутрь.
— Мы арендовали это место почти что даром, — сказал Килпатрик. — Рынок сейчас переживает не лучшие времена. — Он улыбнулся. — Администрация даже предложила нам свою охрану, но мы решили обойтись собственными силами.
Килпатрик сидел сзади вместе с Ребусом, Смайли — за рулем. Баранка в его ручищах была как тарелочка фрисби. Но, как оказалось, водитель он был надежный — неторопливый и вежливый. Он даже мигалку включил, сворачивая на парковку, хотя здесь стояла всего-навсего одна машина в пяти местах от него. Когда они вышли, подвеска их «форда сиерры» облегченно вздохнула. Они стояли перед дверью обычного размера без всякой таблички. Справа находились двери побольше для погрузки товара. Неубранный мусор создавал впечатление заброшенности. Килпатрик вынул из кармана два ключа и отпер боковую дверь.
Внутри тоже склад как склад: никаких перегородок, одно открытое пространство с замасленным бетонным полом и пустыми упаковочными ящиками. Их приход потревожил голубя, сидевшего где-то наверху, он вспорхнул к потолку, а потом обосновался на одной из металлических балок, поддерживающих гофрированную крышу. Птица успела не раз отметиться на лобовом стекле стоящей здесь же фуры.
— Это к удаче, — сказал Ребус.
Впрочем, грузовик так или иначе был далеко не идеальной чистоты, весь в пыли и засохших шлепках грязи, — «форд» с регистрационными номерами Соединенного Королевства, имеющими буквенное обозначение «К».[55] Дверца кабины открылась, и оттуда выпрыгнул человек крупного сложения.
У него, в отличие от брата, не было усов, и выглядел он на год-другой моложе. Но он не улыбнулся, а когда заговорил, голос у него оказался высокий, срывающийся на фальцет.
— Вы, вероятно, Ребус.
Они обменялись рукопожатием. Теперь заговорил Килпатрик:
— Мы конфисковали этот контейнеровоз два месяца назад. Вернее, не мы, а Скотленд-Ярд. По доброте душевной они дали нам попользоваться.
Ребус забрался на подножку и заглянул через водительское окно внутрь. За сиденьем водителя красовался календарь с голыми девицами и вырванный из журнала цветной разворот с обтрепавшимися краями. Там было место для койки, на которой лежал свернутый и готовый к использованию спальный мешок. Кабина была побольше, чем некоторые дома на колесах, в которых Ребус когда-то проводил каникулы. Он спрыгнул с подножки.
Сзади донеслись какие-то звуки. Кэлум Смайли открывал дверцы контейнера. Когда Килпатрик и Ребус подошли к нему, братья Смайли уже распахнули дверцы и стояли внутри перед рядом деревянных ящиков.
— Мы позволили себе немного тут похозяйничать, — сказал Килпатрик, тоже залезая в контейнер. Ребус последовал за ним. — Это все было смонтировано под кузовом.
— Ложные топливные баки, — пояснил Кен Смайли. — Приварены и прикручены болтами вместе с нормальными.
— В Скотленд-Ярде прорезались автогеном к ним вот отсюда. — Килпатрик топнул ногой по полу. — И внутри нашли то, о чем сообщил их информатор.
Кэлум Смайли поднял крышку ящика, и Ребус увидел его содержимое. В ящике, завернутые в промасленное тряпье, лежали штук восемнадцать-двадцать АК-47. Ребус поднял один за сложенный металлический приклад. Он знал, как обращаться с оружием, хотя и не любил. Автоматы полегчали со времени его службы в армии, но не стали удобнее. А еще значительно увеличилась их убойная сила. Деревянная рукоятка была холодна, как ручка гроба.
— Мы не знаем точно, откуда они, — сказал Килпатрик. — И даже не знаем, куда их везли. Водитель ничего не сказал, как его ни пугали в Антитеррористическом отделе. Уперся — мол, сам знать ничего не знает о контрабанде и оговаривать никого не будет.
Ребус вернул автомат в ящик. Кэлум Смайли тут же наклонился и тряпкой стер оставленные им отпечатки пальцев.
— И что мы имеем? — спросил Ребус.
Ответил ему Кэлум Смайли:
— Когда водителя задержали, у него в кармане обнаружилась записка с телефонными номерами — два в Глазго, один в Эдинбурге. Все три — телефоны баров.
— Это может ничего не значить, — сказал Ребус.
— Или значить все, — заметил Кен Смайли.
— Понимаете, — добавил Кэлум, — хозяева баров могут быть его нанимателями или, наоборот, заказчиками, которым его наниматели делают поставки.
— Поэтому, — сказал Килпатрик, облокотясь об один из ящиков, — мы установили наблюдение за всеми тремя барами.
— В надежде на что?
В разговор опять вступил Кэлум:
— Особый отдел, задержав этот грузовик, сумел все сохранить в тайне. Никаких сообщений об этом никуда не утекло. А водителя упрятали куда-то — он пошел по антитеррористическим законам,[56] и на всякий случай еще припаяли ему несколько мелких правонарушений.
Ребус кивнул:
— Значит, его наниматели, или кто там они, не знают об аресте и конфискации? — (Кэлум тоже закивал.) — И могут начать нервничать? — Ребус с сомнением покачал головой. — Из вас вышел бы отличный снайпер.
— Это почему?
— Потому что это очень шаткая гипотеза. Чтобы с такого расстояния попасть в цель…
Братья Смайли довольно кисло восприняли его слова.
— Я краем уха слышал разговор, в котором упоминался «Щит», — сказал Кэлум.
— Да вы ведь понятия не имеете, что это такое, — возразил Ребус. — А кстати, о каком пабе, собственно, речь?
— «Делл».
Теперь пришла очередь Ребуса хмурить лоб.
— Рядом с кварталом Гарибальди?
— Именно.
— Там только что случились беспорядки.
— Да, я слышал.
Ребус повернулся к Килпатрику:
— Зачем вам нужен грузовик?
— На тот случай, если удастся сделать засаду.
— И сколько времени вы на это отводите?
Кэлум пожал плечами. Глаза у него были темны и тяжелы от нервных перегрузок и недосыпа. Он провел пятерней по растрепанным волосам, потом по небритому лицу.
— Я смотрю, вы как из отпуска вернулись, — сказал Ребус.
Он догадывался, что план, по всей вероятности, был составлен братьями Смайли. Они вели себя как его ярые сторонники. Роль Килпатрика в этой затее была не вполне ясна.
— Еще лучше, — ответил Кэлум.
— То есть?
— Мне, в этом моем отпуске, даже на открытки не нужно тратить силы.