Впервые они были наедине. И друг мой от радости напился.
Очнулся голый на полу. Женщина презрительно сказала:
— Мало того, что он не стоял. Он у тебя даже не лежал. Он валялся.
* * *Это было после разоблачения культа личности. Из лагерей вернулось множество писателей. В том числе уже немолодая Галина Серебрякова. Ей довелось выступать на одной литературной конференции. По ходу выступления она расстегнула кофту, демонстрируя следы тюремных истязаний. В ответ на что циничный Симонов заметил:
— Вот если бы это проделала Ахмадулина…
Впоследствии Серебрякова написала толстую книгу про Маркса. Осталась верна коммунистическим идеалам.
С Ахмадулиной все не так просто.
* * *У режиссера Климова был номенклатурный папа. Член ЦК. О Климове говорили:
— Хорошо быть левым, когда есть поддержка справа…
* * *Ольга Форш перелистывала жалобную книгу. Обнаружила такую запись: «В каше то и дело попадаются лесные насекомые. Недавно встретился мне за ужином жук-короед».
— Как вы думаете, — спросила Форш, — это жалоба или благодарность?
* * *Это было в семидесятые годы. Булату Окуджаве исполнилось 50 лет. Он пребывал в немилости. «Литературная газета» его не поздравила.
Я решил отправить незнакомому поэту телеграмму. Придумал нестандартный текст, а именно: «Будь здоров, школяр!» Так называлась одна его ранняя повесть.
Через год мне удалось познакомиться с Окуджавой. И я напомнил ему о телеграмме. Я был уверен, что ее нестандартная форма запомнилась поэту.
Выяснилось, что Окуджава получил в юбилейные дни более ста телеграмм. Восемьдесят пять из них гласили: «Будь здоров, школяр!»
* * *Министр культуры Фурцева беседовала с Рихтером. Стала жаловаться ему на Ростроповича:
— Почему у Ростроповича на даче живет этот кошмарный Солженицын?! Безобразие!
— Действительно, — поддакнул Рихтер, — безобразие! У них же тесно. Пускай Солженицын живет у меня…
* * *Как-то мне довелось беседовать со Шкловским. В ответ на мои идейные претензии Шкловский заметил:
— Да, я не говорю читателям всей правды. И не потому, что боюсь. Я старый человек. У меня было три инфаркта. Мне нечего бояться. Однако я действительно не говорю всей правды. Потому что это бессмысленно…
И затем он произнес дословно следующее:
— Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки…
* * *Молодого Евтушенко представили Ахматовой. Евтушенко был в модном свитере и заграничном пиджаке. В нагрудном кармане поблескивала авторучка.
Ахматова спросила:
— А где ваша зубная щетка?
* * *Мой двоюродный брат Илья Костаков руководил небольшим танцевальным ансамблем. Играл в ресторане «Олень». Однажды зашли мы туда с приятелем. Сели обедать.
В антракте Илья подсел к нам и говорит:
— Завидую я вам, ребята. Едите, пьете, ухаживаете за женщинами, и для вас это радость. А для меня — суровые трудовые будни!
* * *Знаменитому артисту Константину Васильевичу Скоробогатову дали орден Ленина. В Пушкинском театре было торжественное собрание. Затем — банкет. Все произносили здравицы и тосты.
Скоробогатов тоже произнес речь. Он сказал:
— Вот как интересно получается. Сначала дали орден Николаю Константиновичу Черкасову. Затем — Николаю Константиновичу Симонову. И наконец мне, Константину Васильевичу Скоробогатову…
Он помолчал и добавил:
— Уж не в Константине ли тут дело?
* * *Писатель Уксусов:
«Над городом поблескивает шпиль Адмиралтейства. Он увенчан фигурой ангела НАТУРАЛЬНОЙ величины».
* * *
У того же автора:
«Коза закричала нечеловеческим голосом…»
* * *Два плаката на автостраде с интервалом в километр. Первый:
«Догоним и перегоним Америку…»
Второй:
«В узком месте не обгоняй!»
* * *Голявкин часто наведывался в рюмочную у Исаакиевского собора. Звонил оттуда жене. Жена его спрашивала:
— Где ты находишься?
— Да так, у Исаакиевского собора.
Однажды жена не выдержала:
— Что ты делаешь у Исаакиевского собора?! Подумаешь — Монферран!
* * *Панфилов был генеральным директором объединения «ЛОМО». Слыл человеком грубым, резким, но отзывчивым. Рабочие часто обращались к нему с просьбами и жалобами. И вот он получает конверт. Достает оттуда лист наждачной бумаги. На обратной стороне заявление — прошу, мол, дать квартиру. И подпись — «рабочий Фоменко».
Панфилов вызвал этого рабочего. Спрашивает:
— Что это за фокусы?
— Да вот, нужна квартира. Пятый год на очереди.
— Причем тут наждак?
— А я решил — обычную бумагу директор в туалете на гвоздь повесит…
Говорят, Панфилов дал ему квартиру. А заявление продемонстрировал на бюро обкома.
* * *Цуриков, парень огромного роста, ухаживал в гостях за миниатюрной девицей. Шаблинский увещевал его:
— Не смей! Это плохо кончится!
— А что такое?
— Ты кончишь, она лопнет.
* * *Этот случай произошел зимой в окрестностях Караганды. Терпел аварию огромный пассажирский самолет. В результате спасся единственный человек. Он как-то ловко распахнул пальто и спланировал. Повис на сосновых ветках. Затем упал в глубокий сугроб. Короче, выжил.
Его фото поместила всесоюзная газета. Через сутки в редакцию явилась женщина. Она кричала:
— Где этот подлец?! У меня от него четверо детей! Я его двенадцатый год разыскиваю с исполнительным листом!
Ей дали телефон и адрес. Она тут же села звонить в милицию.
* * *В Ленинград приехал Марк Шагал. Его повели в театр имени Горького. Там его увидел в зале художник Ковенчук.
Он быстро нарисовал Шагала. В антракте подошел к нему и говорит:
— Этот шарж на вас, Марк Захарович.
Шагал в ответ:
— Не похоже.
Ковенчук:
— А вы поправьте.
Шагал подумал, улыбнулся и ответил:
— Это вам будет слишком дорого стоить.
* * *Драматург Альшиц сидел в лагере. Ухаживал за женщиной из лагадминистрации в чине майора. Готовил вместе с ней какое-то представление. Репетировали они до поздней ночи.
Весь лагерь следил как продвигаются его дела. И вот наступила решающая фаза. Это должно было случиться вечером. Все ждали.
Альшиц явился в барак позже обычного. Ему дали закурить, вскипятили чайник. Потом зэки сели вокруг и говорят:
— Ну, рассказывай.
Альшиц помедлил и голосом опытного рассказчика начал:
— Значит так. Расстегиваю я на гражданине майоре китель…
* * *Как известно, все меняется. Помню, работал я в молодости учеником камнереза (Комбинат ДПИ). И старые работяги мне говорили:
— Сбегай за водкой. Купи бутылок шесть. Останется мелочь — возьми чего-то на закуску. Может, копченой трески. Или еще какого-нибудь говна.
Проходит лет десять. Иду я по улице. Вижу — очередь. Причем от угла Невского и Рубинштейна до самой Фонтанки. Спрашиваю — что, мол, дают?
В ответ раздается:
— Как что? Треску горячего копчения!
* * *У футболиста Ерофеева была жена. Звали ее Нонна. Они часто ссорились. Поговаривали, что Нонна ему изменяет.
Наказывал он жену своеобразно. А именно — ставил ее в дверях. Клал перед собой мяч. А затем разбегался и наносил по жене штрафной удар. Чаще всего Нонна падала без сознания.
* * *Шло какое-то ученое заседание. Выступал Макогоненко. Бялый перебил его:
— Долго не кончать — преимущество мужчины! Мужчины, а не оратора!
* * *Юрий Олеша подписывал договор с филармонией. Договор был составлен традиционно:
«Юрий Карлович Олеша, именуемый в дальнейшем «автор»… Московская государственная филармония, именуемая в дальнейшем «заказчик»… Заключают настоящий договор в том, что автор обязуется…» И так далее.
Олеша сказал:
— Меня такая форма не устраивает.
— Что именно вас не устраивает?
— Меня не устраивает такая форма: «Юрий Карлович Олеша, именуемый в дальнейшем «автор».
— А как же вы хотите?
— Я хочу по-другому.
— Ну так как же?
— Я хочу так: «Юрий Карлович Олеша, именуемый в дальнейшем — «Юра».
* * *Году в тридцать шестом, если не ошибаюсь, умер Ильф. Через некоторое время Петрову дали орден Ленина. По этому случаю была организована вечеринка. Присутствовал Юрий Олеша. Он много выпил и держался несколько по-хамски. Петров обратился к нему:
— Юра! Как ты можешь оскорблять людей?!
— Юра! Как ты можешь оскорблять людей?!
В ответ прозвучало:
— А как ты можешь носить орден покойника?!
* * *Моя тетка встретила писателя Косцинского. Он был пьян и небрит. Тетка сказала:
— Кирилл! Как тебе не стыдно?!
Косцинский приосанился и ответил:
— Советская власть не заслужила, чтобы я брился!
* * *Шла как-то раз моя тетка по улице. Встретила Зощенко. Для писателя уже наступили тяжелые времена. Зощенко, отвернувшись, быстро прошел мимо.
Тетка догнала его и спрашивает:
— Отчего вы со мной не поздоровались?
Зощенко ответил:
— Извините, я помогаю друзьям не здороваться со мной.
* * *Николай Тихонов был редактором альманаха. Тетка моя была секретарем этого издания. Тихонов попросил ее взять у Бориса Корнилова стихи. Корнилов дать стихи отказался.
— Клал я на вашего Тихонова с прибором, — заявил он.
Тетка вернулась и сообщает главному редактору:
— Корнилов стихов не дает. Клал, говорит, я на вас с ПРОБОРОМ.
— С прибором, — раздраженно исправил Тихонов, — с прибором. Неужели трудно запомнить?!
* * *В двадцатые годы моя покойная тетка была начинающим редактором. И вот она как-то раз бежала по лестнице. И, представьте, неожиданно ударилась головой в живот Алексея Толстого.
— Ого, — сказал Толстой, — а если бы здесь находился глаз?!
* * *Умер Алексей Толстой. Коллеги собрались на похороны. Моя тетка спросила писателя Чумандрина:
— Миша, вы идете на похороны Толстого?
Чумандрин ответил:
— Я так прикинул. Допустим, умер не Толстой, а я, Чумандрин. Явился бы Толстой на мои похороны? Вряд ли. Вот и я не пойду.
* * *Писатель Чумандрин страдал запорами. В своей уборной он повесил транспарант:
«Трудно — не означает: невозможно!»
* * *Мейлах работал в ленинградском Доме кино. Вернее, подрабатывал. Занимался синхронным переводом. И вот как-то раз он переводил американский фильм. Действие там переносилось из Америки во Францию. И обратно. Причем в картине была использована несложная эмблема. А именно, если герои оказывались в Париже, то мелькала Эйфелева башня. А если в Нью-Йорке, то Бруклинский мост. Каждый раз добросовестный Мейлах произносит:
— Нью-Йорк… Париж… Нью-Йорк… Париж…
Наконец это показалось ему утомительным и глупым. Мейлах замолчал.
И тут в зале раздался голос с кавказским акцентом:
— Какая там следующая остановка?
Мейлах слегка растерялся и говорит:
— Нью-Йорк.
Тот же голос произнес:
— Стоп! Я выхожу.
* * *У одного знаменитого режиссера был инфаркт. Слегка оправившись, режиссер вновь начал ухаживать за молодыми женщинами. Одна из них деликатно спросила:
— Разве вам ЭТО можно?
Режиссер ответил:
— Можно… Но плавно…
* * *У Хрущева был верный соратник Подгорный. Когда-то он был нашим президентом. Через месяц после снятия все его забыли. Хотя формально он много лет был главой правительства.
Впрочем, речь не об этом. В 63 году он посетил легендарный крейсер «Аврора». Долго его осматривал. Беседовал с экипажем. Оставил запись в книге почетных гостей. Написал дословно следующее:
«Посетил боевой корабль. Произвел неизгладимое впечатление!»
* * *Одного нашего знакомого спросили:
— Что ты больше любишь водку или спирт?
Тот ответил:
— Ой, даже не знаю. И то и другое настолько вкусно!..
* * *Академик Козырев сидел лет десять. Обвиняли его в попытке угнать реку Волгу. То есть буквально угнать из России — на Запад.
Козырев потом рассказывал:
— Я уже был тогда грамотным физиком. Поэтому, когда сформулировали обвинение, я рассмеялся. Зато, когда объявили приговор, мне было не до смеха.
* * *По Ленинградскому телевидению демонстрировался боксерский матч. Негр, черный как вакса, дрался с белокурым поляком. Диктор пояснил:
— Негритянского боксера вы можете отличить по светло-голубой полоске на трусах.
* * *Борис Раевский сочинил повесть из дореволюционной жизни. В ней была такая фраза (речь шла о горничной):
«… Чудесные светлые локоны выбивались из-под ее кружевного ФАРТУКА…»
* * *Псевдонимы: Михаил Юрьевич Вермутов, Шолохов-Алейхем.
* * *В Тбилиси проходила конференция на тему «Оптимизм советской литературы». Было множество выступающих. В том числе — Наровчатов, который говорил про оптимизм советской литературы. Вслед за ним поднялся на трибуну грузинский литературовед Кемоклидзе:
— Вопрос предыдущему оратору.
— Пожалуйста.
— Я относительно Байрона. Он был молодой?
— Что? — удивился Наровчатов. — Байрон? Джордж Байрон? Да, он погиб сравнительно молодым человеком. А что?
— Ничего особенного. Еще один вопрос про Байрона. Он был красивый?
— Кто, Байрон? Да, Байрон, как известно, обладал весьма эффектной наружностью. А что? В чем дело?
— Да, так. Еще один вопрос. Он был зажиточный?
— Кто, Байрон? Ну, разумеется. Он был лорд. У него был замок. Он был вполне зажиточный. И даже богатый. Это общеизвестно.
— И последний вопрос. Он был талантливый?
— Байрон? Джордж Байрон? Байрон — величайший поэт Англии! Я не понимаю в чем дело?!
— Сейчас поймешь. Вот смотри. Джордж Байрон! Он был молодой, красивый, богатый и талантливый. Он был — пессимист! А ты — старый, нищий, уродливый и бездарный! И ты — оптимист!
* * *В Ленинграде есть комиссия по работе с молодыми авторами. Вызвали на заседание этой комиссии моего приятеля и спрашивают:
— Как вам помочь? Что нужно сделать? Что нужно сделать в первую очередь?
Приятель ответил грассируя:
— В пегвую очегедь? Отгезать мосты, захватить телефон и почтамт!..
Члены комиссии вздрогнули и переглянулись.
* * *Марамзин говорил:
— Если дать рукописи Брежневу, он скажет:
«Мне-то нравится. А вот что подумают наверху?!.»
* * *У меня был родственник — Аптекман. И вот он тяжело заболел. Его увозила в больницу «скорая помощь». Он сказал врачу:
— Доктор, вы фронтовик?
— Да, я фронтовик.
— Могу я о чем-то спросить вас как фронтовик фронтовика?
— Конечно.
— Долго ли я пролежу в больнице?
Врач ответил:
— При благоприятном стечении обстоятельств — месяц.
— А при неблагоприятном, — спросил Аптекман, — как я догадываюсь, значительно меньше?
* * *У директора Ленфильма Киселева был излюбленный собирательный образ. А именно — Дунька Распердяева. Если директор был недоволен кем-то из сотрудников Ленфильма, он говорил:
— Ты ведешь себя как Дунька Распердяева…
Или:
— Монтаж плохой. Дунька Распердяева и та смонтировала бы лучше…
Или:
— На кого рассчитан фильм? На Дуньку Распердяеву?!.
И так далее…
Как-то раз на Ленфильм приехала Фурцева. Шло собрание в актовом зале. Киселев произносил речь. В этой речи были нотки самокритики. В частности, директор сказал:
— У нас еще много пустых, бессодержательных картин. Например, «Человек ниоткуда». Можно подумать, что его снимала Дунька…
И тут директор запнулся. В президиуме сидит министр культуры Фурцева. Звучит не очень-то прилично. Кроме всего прочего — дама. И тут вдруг — Дунька Распердяева. Звучит не очень-то прилично.
Киселев решил смягчить формулировку.
— Можно подумать, что его снимала Дунька… Раздолбаева, — закончил он.
И тут долетел из рядов чей-то бесхитростный возглас:
— А что, товарищ Киселев, никак Дунька Распердяева замуж вышла?!
* * *Случилось это в Пушкинских Горах. Шел я мимо почтового отделения. Слышу женский голос — барышня разговаривает по междугородному телефону:
— Клара! Ты меня слышишь?! Ехать не советую! Тут абсолютно нет мужиков! Многие девушки уезжают так и не отдохнув!
* * *Указ:
«За успехи в деле многократного награждения товарища Брежнева орденом Ленина наградить орден Ленина — орденом Ленина!»
* * *Самое большое несчастье моей жизни — гибель Анны Карениной!
Часть вторая. Соло на IBM (Нью-Йорк. 1979–1990)
Бегаю по инстанциям. Собираю документы. На каком-то этапе попадается мне абсолютно бестолковая старуха. Кого-то временно замещает. Об эмиграции слышит впервые. Брезгливый испуг на лице.
Я ей что-то объясняю, втолковываю. Ссылаюсь на правила ОВИРа.
ОВИР, мол, требует, ОВИР настаивает. ОВИР считает целесообразным… Наконец получаю требуемую бумагу. Выхожу на лестницу. Перечитываю. Все по форме. Традиционный канцелярский финал: