Когда солнце стало садиться, Беата предложила подать приготовленный Марией ужин. Они продолжали разговаривать, держась за руки и не спеша в постель. Антуан не хотел торопить Беату, сознавая, какой это огромный для нее шаг. Он желал бы, чтобы в эту ночь она не испытывала ни боли, ни страха. У них впереди еще много времени, и они не торопились познать друг друга. Правда, и есть они не могли, так что ужин остался нетронутым.
Шампанское мало-помалу возымело свое действие. Они снова поцеловались, и неожиданная страсть овладела ими. Охваченные желанием, они не могли больше сдерживаться. Этого момента оба ждали одиннадцать месяцев. Сегодня первое июля. А встретились они в августе прошлого года! Казалось, с того столкновения на озере прошла целая жизнь! И вот теперь они муж и жена. Все, о чем они мечтали с того первого момента, стало реальностью.
Не обращая внимания на боль в искалеченной руке, Антуан сумел подхватить Беату и отнести в спальню, расположенную рядом с комнатой Вальтера и Марии. Осторожно положил ее на постель и стал медленно раздевать. Он опасался, что Беата чересчур застенчива, чтобы позволить ему увидеть ее обнаженной, но она, похоже, не испытывала перед ним ни стыда, ни страха, и уже через несколько минут платье висело на спинке единственного стула, а Антуан неумело снимал тонкое белье из атласа и кружев, сшитое Беатой несколько месяцев назад и привезенное с собой.
Взглянув на обнаженную девушку, Антуан задохнулся. Настоящая фарфоровая куколка!
Он стал целовать ее, но Беата, чуть отстранив Антуана, принялась дрожащими пальцами раздевать его. Она плохо сознавала, что делает и чего ожидает от него. У нее было весьма смутное представление о том, что происходит между мужчиной и женщиной, да и эти скудные сведения были почерпнуты от Бригитты, при этом Беата была куда менее сведущей, чем младшая сестра, которая значительно больше интересовалась тем, что происходит или должно происходить между представителями противоположных полов. На стороне же Беаты были только невинность и любовь к Антуану, но, когда он овладел ею, она нашла в его ласках страсть и блаженство, о которых и не мечтала. Он был нежным и любящим с ней, и после они долго лежали обнявшись и Антуан осторожно обводил кончиком пальца ее совершенные формы. Они опять разговаривали, потом снова любили друг друга, и на этот раз все было еще лучше.
В полночь, безумно проголодавшись, они съели все, что приготовила им Мария. Антуан уверял, что никогда еще не был так голоден, и Беата, поправляя халатик, свадебный подарок Марии, счастливо смеялась. Они сидели в кухне Цуберов в халатах, надетых на голое тело, и Антуан, жадно целуя жену, спустил мешковатое одеяние с ее плеч и в который раз восхитился хрупкой красотой. Оба не могли поверить своему счастью. И за всю брачную ночь они не испытали и тени разочарования.
Обгладывая цыплячью косточку, Беата вопросительно взглянула на мужа:
— Как по-твоему, сегодня мы зачали ребенка? Полагаю, это делается именно так, если только нет какого-то особенного способа, которого ты мне не показал.
Она неожиданно почувствовала себя очень взрослой после всех обнаруженных ею тайн, и Антуан улыбнулся в ответ.
— Все возможно. А ты хочешь этого, Беата? Не слишком ли рано?
— А если мы решим, что рано, тогда как? — полюбопытствовала она.
— Если желаешь подождать, действительно есть способы, которыми мы можем воспользоваться, начиная с сегодняшней ночи, чтобы не допустить слишком быстрого течения событий.
Если Беата не хочет сразу забеременеть, он готов подождать, чтобы ей угодить. Больше всего на свете Антуан желал ей счастья. Все, что угодно, лишь бы Беата была довольна.
— Я не хочу ждать, — с нежностью проговорила Беата, потянувшись к Антуану, чтобы поцеловать его. — Я мечтаю иметь от тебя ребенка.
— В таком случае посмотрим, что можно сделать для этого.
Они уже приложили немало усилий в этом направлении и сейчас, вымыв и убрав посуду, выпили шампанского из почти опустевшей бутылки, а затем Антуан снова унес ее в постель и стал ласкать. Для обоих это была идеальная брачная ночь. И когда над Альпами взошло солнце, Беата по-детски вздохнула и уснула в объятиях Антуана, твердо зная, что любит его еще больше, чем несколько часов назад.
Глава 5
День свадьбы Антуана и Беаты остался волшебным воспоминанием не только для них, но и для всех, кто стал свидетелем столь радостного события. Ее подвенечное платье стало предметом обсуждения в деревне на несколько последующих месяцев. Мария помогла Беате завернуть его в тонкую бумагу и уложить в коробку. Беата даже засушила несколько цветков из свадебного букета и спрятала в ту же коробку. После долгих раздумий она все же решилась написать матери и сестре. Бригитта сейчас уже наверняка уехала в Берлин, и Беате очень хотелось описать ей свою чудесную свадьбу и высказать сестре, как сильно она ее любит. Кроме того, она просто должна была сообщить матери, что жива, здорова, очень переживает, что покинула дом при таких ужасных обстоятельствах, но по-прежнему думает о ней и очень скучает.
Ровно через две недели оба письма Беаты вернулись нераспечатанными. На конверте, адресованном Бригитте, стоял черный штамп: «адресат неизвестен». Очевидно, Бригитта, даже живя своей семьей, опасалась выступить против воли отца. Зато на письме матери аккуратным почерком отца была выведена просьба вернуть отправителю. Это означало, что они не желают иметь с ней никаких контактов.
Два дня Беата молча давилась слезами, прежде чем признаться во всем Антуану.
— Рана еще слишком свежа, — спокойно объяснил он. — Дай им время. Через несколько месяцев попробуешь написать снова. К тому времени все утихнет.
Сам Антуан был уверен, что все образуется. Своим родителям он не писал: слишком обозлила его занятая ими позиция. И у него не было ни малейшего желания общаться с братом. Но он был старше Беаты и куда самостоятельнее.
— Ты не знаешь моего отца, — жалобно всхлипнула Беата. — Он никогда меня не простит. На прощание он сказал, что вместе с мамой будет сидеть шиву по мне.
Она объяснила Антуану, что это поминальное бдение по мертвым, чем крайне его шокировала.
— Я просто хотела рассказать маме и Бригитте о свадьбе и заверить, что я по-прежнему их люблю.
Беата ни за что не посмела бы написать отцу, но даже женщины ее семьи не желали с ней знаться: они слишком уважали Якоба и слишком боялись перечить ему. Только она одна на это осмелилась. И теперь убедилась: отец никогда ее не простит. Но может, остальные не будут столь жестоки?
Антуан из кожи вон лез, чтобы утешить жену, и каждую ночь они, как и полагается новобрачным, занимались любовью. При этом они делали все возможное, чтобы не побеспокоить Цуберов, но дом был слишком тесным, и уже через полтора месяца после свадьбы Мария услышала, как Беату рвет в ванной.
— Ты не заболела? — встревожено спросила она через дверь. Мужчины ушли на рассвете, оставив женщин одних. Беата уже собиралась идти на дойку, когда ее скрутила волна тошноты такой силы, что прошло минут десять, прежде чем она, позеленевшая и измученная, вошла в кухню.
— Простите. Я, должно быть, чем-то отравилась. Антуан вчера накормил меня ежевикой, и я сразу почувствовала дурноту, — пробормотала Беата, с трудом садясь на табурет. Очевидно, она еще не совсем пришла в себя. — Я не хотела обижать его, поэтому промолчала.
— А ты уверена, что это ежевика? — добродушно спросила Мария, совершенно не удивленная состоянием Беаты. Мало того, в ней вспыхнула слабая надежда.
— А что же еще?
Мария задала Беате несколько вопросов и, получив ответы, рассмеялась над ее наивностью.
— Если я не ошибаюсь, дорогая, ты беременна.
— Правда? — ахнула Беата, что снова заставило Марию улыбнуться.
— Чистая правда. Советую подождать, пока не будешь твердо уверена. Ну а потом можешь во всем признаваться мужу.
Беата согласилась с Марией. Нет смысла зря волновать Антуана, пробуждая неоправданные надежды. Мария объяснила, что мужчины в этом отношении — народ странный. Лучше все объяснить, когда не останется сомнений.
— А сколько придется ждать? Когда я буду знать точно?
— Через неделю-другую, если ничего не случится и ты по-прежнему будешь себя неважно чувствовать. Сама поймешь, — добавила Мария. Беата, счастливо улыбаясь, отправилась доить коров, но к вечеру она так устала, что, вернувшись домой, проспала два часа до ужина.
— Беата здорова? — двумя днями позже обеспокоенно спросил Антуан Марию. Его обычно столь энергичная жена, казалось, могла спать весь день. Может, это потому, что они ночами напролет ласкают друг друга, но в нем горело почти безумное желание. Лежа рядом с ней, Антуан просто не мог удержаться от соблазна.
— Все в порядке. Видимо, она долго была на солнце. Я попросила ее собрать фрукты, — тихо сказала Мария, стараясь скрыть от него истинную причину состояния молодой женщины.
— Беата здорова? — двумя днями позже обеспокоенно спросил Антуан Марию. Его обычно столь энергичная жена, казалось, могла спать весь день. Может, это потому, что они ночами напролет ласкают друг друга, но в нем горело почти безумное желание. Лежа рядом с ней, Антуан просто не мог удержаться от соблазна.
— Все в порядке. Видимо, она долго была на солнце. Я попросила ее собрать фрукты, — тихо сказала Мария, стараясь скрыть от него истинную причину состояния молодой женщины.
Через две недели Беата была уже совершенно уверена в своей беременности: дурнота и головокружения продолжались, и даже на этом сроке она не могла застегнуть пояс на юбке. И ее постоянно тошнило. Как-то в воскресенье, возвращаясь вместе с Антуаном из церкви, Беата таинственно улыбнулась, и он насторожился, гадая, о чем она думает. Жизнь рядом с ней была полна восхитительных тайн.
— Ты выглядишь как женщина, у которой есть тайна, — заметил Антуан, с гордостью глядя на жену. Какое счастье, что они нашли друг друга! Какая радость — планировать совместное будущее!
— Я разделю эту тайну с тобой, — тихо пообещала Беата, беря его под руку.
В это воскресенье они решили пойти в церковь пешком, так как погода для конца августа стояла прекрасная. Насколько могла определить Мария, Беата была беременна уже два месяца. По подсчетам Беаты, она забеременела в брачную ночь, а Антуан до сих пор ни о чем не подозревал.
— У нас будет ребенок, — призналась она, глядя на него восхищенно сверкающими глазами. Антуан от неожиданности замер.
— Ты не шутишь? Как это случилось? — изумленно выпалил он. Беата только головой покачала.
— Объясню, когда вернемся домой. А может, просто показать тебе, чтобы напомнить? — поддела она, и Антуан рассмеялся, чувствуя себя полным дураком.
— Я не это хотел сказать, хотя буду счастлив получить такое напоминание, мадам де Валлеран. — Антуан любил повторять ее новое имя, по его мнению, очень ей шедшее. — Я имел в виду, когда это случилось, откуда ты знаешь, уверена ли и когда малыш появится на свет. — И, внезапно встревожившись, добавил: — А тебе не вредно так много ходить?
— Хочешь отнести меня домой на руках? — мило осведомилась Беата, рассмеявшись. — Все хорошо. Правда, меня постоянно тошнит, но Мария утверждает, что это нормально. Помню, я слышала, что некоторые знакомые мне женщины очень болели первые месяцы и даже не вставали с постели.
Сама же Беата жила на свежем воздухе, вела спокойную жизнь и поэтому была уверена, что дурнота скоро пройдет. Она уже чувствовала себя лучше. Первые недели были поистине ужасны, но теперь она была так взволнована самой мыслью о своем новом состоянии, что старалась игнорировать недомогание.
— Думаю, это произошло в нашу первую брачную ночь, и, значит, наш прелестный малыш появится на свет в начале апреля, а возможно, и к Пасхе.
Она по привычке едва не сказала «к еврейской пасхе», но вовремя спохватилась. Согласно католической вере, это было время возрождения и обновления, что казалось Беате поистине прекрасным. Кроме того, лучше, чтобы первые месяцы жизни ребенка пришлись на лето, чем на холодный сезон. Не придется кутать малыша и постоянно держать в доме.
Антуан был на седьмом небе от счастья. Он немедленно заставил Беату замедлить шаг и не торопиться. Если бы она позволила, он действительно отнес бы ее в дом на руках. Беата чувствовала, как взволнован муж. Он даже готов был отказаться от занятий любовью, заявив, что боится ей повредить. Но Беата успокоила мужа, убедив его, что с ней все в порядке и они могут продолжать обычную жизнь.
Однако следующие несколько месяцев Антуан постоянно волновался за нее: как можно чаще забегал домой днем, чтобы проверить, все ли в порядке, делал за жену почти всю работу, хотя та и пыталась возражать.
— Антуан, это совершенно не обязательно, — твердила Беата. — Я вполне здорова. И мне полезно побольше двигаться и заниматься делом.
— Кто тебе сказал? — не соглашался Антуан. Он свозил ее в Лозанну к доктору, желая убедиться, что никаких осложнений нет. Доктор заверил молодых людей, что опасаться нечего, все идет нормально. Сама Беата жалела только о невозможности поделиться своими новостями с матерью. Она, правда, попыталась написать еще одно письмо, но оно вернулось еще быстрее, чем первое. Ее полностью отрезали от семьи. Единственными близкими людьми отныне для нее были Антуан и Цуберы. Правда, через несколько месяцев у нее будет малыш.
К Рождеству, на шестом месяце беременности, Беата едва таскала огромный живот, выглядевший гротескно при ее миниатюрной фигурке. К концу января живот был таким, словно ребенок вот-вот начнет проситься на свет, и Антуан почти не позволял жене выходить из дома, боясь, что она поскользнется, упадет и выкинет младенца.
По ночам, лежа рядом с Беатой, Антуан любил класть руку ей на живот и ощущать, как толкается малыш. Он считал, что у них будет мальчик, и Беата тоже на это надеялась. Впрочем, Антуан уверял, что ему совершенно все равно. Ему просто казалось, что это мальчик, потому что Беату так разнесло. И хотя она был здорова и полна энтузиазма, двигаться ей было трудно. Пришлось сшить специальную одежду, которая могла бы вместить ее расползшиеся формы, и Мария снова поразилась ее талантам. Беате удавалось выкроить блузки, юбки и платья из старых лоскутьев, хранившихся в сундуке, а из отданной ей Вальтером попоны в красную клетку получилось модное пальто. Беата выглядела молодой, красивой и счастливой, а когда приходила по воскресеньям в церковь, отец Андре был всегда рад ее видеть.
Однако Антуана беспокоило, кто примет ребенка. Было бы неплохо отвезти Беату в Женеву или Лозанну, чтобы положить в больницу, но, к несчастью, такие расходы были Антуану не по карману. Доктор жил в тридцати милях от фермы, но ни у него, ни у Цуберов не было телефона, и, когда настанет время, они просто не смогут его известить, а на поездку за доктором и обратно уйдет непростительно много времени. Беата старалась успокоить мужа. Мария рожала дома и ездила во Францию, чтобы принять ребенка у одной из дочерей. Беата говорила, что ничуть не беспокоится: вся округа считала Марию опытной повитухой. Обе женщины уверяли Антуана, что все пройдет как по маслу. Беата не хотела волновать мужа, однако несколько раз признавалась Марии, что тоже боится. Она не знала, что ее ждет, и чем больше становилась в размерах, тем больше тревожилась.
— Ничего не случится, пока ребенок сам не запросится на свет, — объясняла Мария. — Дети знают, когда им приходить, и с места не сдвинутся, если ты устала, больна или расстроена. Они дождутся, когда ты почувствуешь себя готовой приветствовать их.
Беате ее утверждения казались чересчур оптимистичными, но рассудительные речи Марии успокаивали, и Беата была готова забыть о своих сомнениях и поверить пожилой женщине.
И к собственному изумлению, в последние дни марта Беата обнаружила, что обрела второе дыхание. Она даже отправилась доить коров. Узнав об этом, Антуан долго ее ругал:
— Как ты можешь быть такой легкомысленной? Что, если бы корова тебя лягнула и повредила ребенку? Я требую, чтобы ты сидела дома и отдыхала.
Он постоянно терзался мыслями о том, что не способен обеспечить жене комфорт и удобства, подобающие беременной женщине, и ничем не может облегчить ей жизнь, хотя самой Беате и в голову не приходило упрекать его. Но Антуан твердил себе, что Беата — не деревенская девушка и выросла она в роскоши и богатстве. Насколько ему было известно, она при малейшем недомогании обращалась к доктору. А сейчас ей предстояло родить ребенка в сельском домике, даже без помощи акушерки.
В полном отчаянии он написал другу в Женеву и попросил прислать учебник по акушерству, который стал тайком читать по ночам, когда Беата засыпала. Антуан надеялся почерпнуть из книги что-то полезное. По мере того как приближался срок, он все больше нервничал. Особенно его пугала ее тоненькая фигурка. Что, если ребенок окажется для нее слишком большим?!
В книге был целый раздел, посвященный кесареву сечению, которое мог выполнить только доктор. Но даже в этом случае, как признавал автор книги, очень часто подобные случаи заканчивались потерей либо матери, либо ребенка. Антуан не мог себе представить ничего более страшного, чем потеря Беаты. Но он не хотел терять и ребенка. Однако невозможно было поверить, что младенец такого размера сможет благополучно выйти из крошечной матери. Антуану казалось, что Беата с каждым часом становится все меньше, а ребенок — все больше.
В ночь на первое апреля Антуан, беспокойно ворочавшийся в постели, услышал, как Беата встала и направилась в ванную. Она так раздалась, что носила ночные рубашки Марии, достаточно объемные, чтобы вместить ее и ребенка. Через несколько минут она, зевая, вернулась в спальню.
— С тобой все в порядке? — встревожился Антуан, но тут же осекся, боясь разбудить Цуберов.