Мистер Риггс встал и подошел к окну. Он бросил убийственный взгляд на стекло, неосторожно оказавшееся на его пути, и затем всмотрелся в улицу. Ему на помощь пришла книга, которую он когда-то читал; факты посыпались с пыльных полок разума.
— Выживает сильнейший, — объявил он с гордостью. — Выживает сильнейший, дорогая, — повторил он и привычно провел ладонью по лысине.
Миссис Риггс ничего не ответила.
— Если бы мы не убивали животных, — продолжал он, — если бы мы позволили какому-нибудь виду жить вольно, любому виду, они размножились бы так быстро, что в мире не осталось бы места для нас самих.
— О, не говори глупостей, — с обычной готовностью вынесла суждение миссис Риггс.
— Глупости?! Послушай, Рита, — в его голосе появилась таинственность, — я читал, что в океане есть какие-то маленькие существа, я не помню точно, моллюски или нечто в этом роде. И сама природа следит, чтобы девяносто процентов из них погибали сразу после рождения. Потому что если бы все они выживали, — завершил он с угрозой, — если бы все они выживали, то океан, суша, весь мир был бы теперь покрыт ими!
Миссис Риггс с трудом поверила в это. Однако ее плодотворное воображение продолжало работать, и она представила себе квартиру, обвешанную гроздьями моллюсков. И сморщилась от омерзения.
— Ну, теперь ты мне веришь? — спросил мистер Риггс.
— Я не знаю, — сказала она. — А как же тот человек, который долго жил в Африке? Старик, немец… как же его звали?
— Э… ты имеешь в виду Швейцера?
— А, неважно. Помню, я читала в одном журнале, что он ни разу никого не убил. Он даже кормил муравьев.
— Меня никто не заставит кормить муравьев, — твердо заявил мистер Риггс.
— А вот он кормил.
— Очень плохо! — взорвался мистер Риггс. — Очень! Если все начнут кормить муравьев вместо того, чтобы на них наступать, представляешь, какой ад нас ждет? В муравьях по самые подмышки!
— Ничего подобного, — сказала его жена.
— Ладно, лично я не перестану есть мясо только потому, что тебе… тебе это не нравится, — завершил спор мистер Риггс.
Миссис Риггс встала и провела руками по юбке, расправляя складки.
— Очень хорошо, — сказала она, — Но мне это не нравится. Во всем этом есть что-то такое, что мне не нравится.
— Я есть хочу, — сказал мистер Риггс проникновенно, — когда мы будем ужинать?
За ужином события получили новое развитие. В результате которого мистер Риггс по-настоящему вник в суть дела.
Он уселся за стол. Напротив него сидел сын, с вымытым в первый раз за последние семь часов лицом, причем волосы были приглажены с помощью большого количества воды, часть которой бежала ручейками из-за ушей на шею.
А в душной кухне миссис Риггс вынула из духовки толстый кусок коричневого сочного мяса и понесла его в столовую. Исходящий от мяса ароматный пар впервые в жизни вызывал у нее отвращение.
Ее пронзила кошмарная мысль, что она несет кусок жареного Простофили. От такого предположения что-то дернулось у нее в животе. Какая-то рука материализовалась там, в темных глубинах, и принялась сжимать внутренности ледяными пальцами. Она поняла еще раньше, чем села за стол, что не сможет проглотить ни кусочка мяса. Она казалась себе настоящим каннибалом.
— Ага, — сказал мистер Риггс, — бифштекс.
Он потер руки. Поточил нож об вилку. Он начал резать мясо, и кто-то ахнул.
Мистер Риггс поднял голову, всматриваясь пристальным инквизиторским взглядом.
Его сыну было очень, очень больно. Лицо кривилось, глаза поблекли от страха. Он смотрел на мясо.
И в этот миг произошло что-то такое, отчего у мистера Риггса кожа на голове покрылась мурашками и невидимый кубик льда съехал вдоль позвоночника.
Простофиля, сидевший у противоположной стены, заворчал, не на блоху, а на что-то нематериальное. Он просто заворчал. Но в этом ворчании угадывалась страстность сверкающего красными глазами волка, который подступает к своей умирающей добыче.
— Да что же здесь происходит? — спросил мистер Риггс, ни к кому в особенности не обращаясь, но желая успокоиться, хотя бы с помощью слов.
— Я не хочу есть. — Уилл соскользнул со стула.
Мать посмотрела на него, затем на мясо. Ей хотелось сказать то же самое.
— Сядь на место, молодой человек! — отрезал мистер Риггс, гнев прорвался, милосердно затопляя его страхи.
— Пожалуйста, па, — сказал Уилл. — Пожалуйста, я не хочу есть.
— Ты будешь есть!!! — заорал мистер Риггс.
Потому что теперь он ощущал ее.
Холодную, лишающую сил тревогу, которая заползала в его нервную систему, словно извивающаяся змея. Противоречащий всякому здравому смыслу ужас поднимался от давно умерших воспоминаний, от бесформенных страхов прошлого и сулил необъяснимую беду.
Простофиля завыл. Так воет в клетке дикий зверь, когда тоскует о свободе и мести.
— Заткните этого пса! — прорычал мистер Риггс.
Он бросил нож и вилку на стол, подошел к Простофиле и схватил за шкирку жесткими пальцами.
Он швырнул Простофилю в ванную комнату и захлопнул за ним дверь. И только вернувшись за стол, почувствовал боль, посмотрел и увидел на руке следы зубов, из которых сочилась кровь.
Лишь громадным усилием воли мистер Риггс сдержался в этот момент. Жил себе человек день за днем и никогда раньше не видел ничего подобного. За многие годы он пришел к сознательному или бессознательному заключению, что в жизни нет ничего странного, не бывает неожиданных крутых поворотов и нечего бояться.
А потом произошло вот такое. Человек совершенно не готов справляться с подобными сложностями. Он согнулся, почти сломался. Лишь гордость и запас давно не пригождавшейся силы духа помогли справиться с приступом ужаса и благополучно вернуться на безопасную почву.
Мистер Риггс сел, сжав рот, и отрезал изрядный кусок мяса. Плюхнул его на тарелку Уилла.
— Нет, папа! — рыдал сын. — Пожалуйста!
— Ты это съешь, — сказал отец тихо, невероятным усилием сдерживая крик.
— Дорогой, если он не хочет… — начала миссис Риггс.
— Ешь, — велел мистер Риггс.
— Не буду, не буду!
И тут все услышали новый вой, приглушенный, но точно такой же зловещий, как и в первый раз.
Мистер Риггс перегнулся через стол и дал сыну пощечину. У него была тяжелая рука, и на красной щеке Уилла остаюсь белое пятно. На глаза мальчика навернулись слезы, рот растянулся в истерическом всхлипе.
— Иди к себе в комнату! — приказал мистер Риггс. — И не надейся, что сегодня получишь другую еду.
Уилл посмотрел на мать, горло его дрогнуло. Она сжала побелевшие губы, стараясь утешить его взглядом.
— Делай, как велит отец, — сказала она.
Медленно, бросая через плечо умоляющие взгляды, сотрясаясь от рыданий, Уилл пересек комнату. Его неровные шаги отдавались у родителей в ушах, когда он вышел в коридор. Дверь захлопнулась.
— Тебе обязательно было его лупить? — спросила миссис Риггс, и в голосе звучали страх и осуждение.
Мистер Риггс, не сумев подобрать нужные слова, сделал то, что обычно делают мужчины в подобной ситуации.
— Я даже есть теперь не могу, — проворчал он и резко встал.
Стул с грохотом упал у него за спиной. Мистер Риггс не стал поднимать. Прошел в гостиную и остановился перед окном, наблюдая, как небо медленно темнеет.
И он сказал чистую правду. Его желудок сжался в такой тугой узел от беспричинного страха, что он даже думать не мог о еде. Грудь вздымалась от каждого вдоха, что-то застряло в горле, и никак не удавалось проглотить. Ему даже показалось, что это его собственное сердце.
Откуда взялось это жуткое чувство? — недоумевал он. И почему оно подавило все остальные, даже голод?
Человек имеет полное право на вечерний отдых после напряженного рабочего дня, имеет право на хорошо прожаренный бифштекс, на приятный разговор за столом. И вот вам пожалуйста. Какое-то дурацкое помрачение рассудка нашло на всех. Крик в мясной лавке привел к этому… этому безумию. Хуже того… привел их в тупик. Какой отсюда, ради всего святого, может быть выход?
Мистер Риггс решил пройтись до табачного магазина и купить сигару. Он надел шляпу и зашел в столовую.
Жена все еще сидела там, глядя на стол, тыча в белую скатерть кончиком ножа. Кажется, она была совершенно подавлена.
— Я выйду, — сказал он.
Миссис Риггс кивнула так, что ему стало ясно — пропустила его слова мимо ушей.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она.
— О чем?
— Помнишь, я сказала, животные должны ненавидеть нас за то, что мы делаем с ними?
Он поморщился. Подобные разговоры не доставляли ему удовольствия. Они слишком расплывчатые, вызывают невнятные страхи, ведут к нелепым выводам.
— Может, они совсем разозлились на нас, — продолжала она. — Может, они что-нибудь затевают. Может быть… Простофиля их вожак.
У мистера Риггса отпала челюсть. Невыразимое изумление смешалось со страхом за жену. Неужели она сходит с ума?
— Ради бога! — воскликнул он, стараясь отодвинуть от себя проблему, словно кучу палых листьев. — О чем ты вообще говоришь? Ладно, я пошел.
У двери он обернулся.
— И не давай Уиллу никакой еды, — сказал он, ощетиниваясь в воинственном стремлении к справедливости. — Я научу его слушаться.
Он пошел вниз по лестнице, стараясь думать о бейсбольном счете, о результатах скачек, о кинозвездах — о чем угодно.
Но ничего не получалось. Жена произнесла эти слова. Они теперь громыхали у него в мозгу, никак не желая уняться.
Он изо всех сил пытался отшвырнуть их, заставить их пристыженно отступить.
Но они не уходили, они кидались ему в лицо. И если поверить в эти слова хотя бы на мгновение, они сбросят целый мир в неведомую бездну. Они все исказят, покажут, словно в кривом зеркале. Все на свете потеряет смысл, если они… правдивы.
Животные. Что означает это слово? Для него — существ с четырьмя ногами. Львов, тигров, коров, свиней, лошадей, кошек, собак. Животных.
— Нет, нет и нет, — бормотал он. — Отродясь не слышал большей глупости.
Но он все равно думал об этом. И посматривал на встречных кошек. По соседству жило много кошек. Они устраивали свары при луне, мерзко орали в ночной темноте, когда людям хочется спать. Он вдруг вспомнил, как лежал без сна, проклиная их на чем свет стоит, отмечая, как жалобно они мяукают, как невероятно похоже на грудных младенцев, обезумевших грудных младенцев, брошенных в переулке.
Он заглянул в ближайший переулок.
Словно электрический разряд прошел через тело, вызывая онемение.
Он еще никогда не видел столько кошек разом. Создавалось впечатление, что у них тут собрание. Они сидели на задних лапах, и ни одна не издавала ни звука. Но благодаря своему воображению мистер Риггс почти физически ощущал, как поток злобных мыслей передается от одной усатой головы к другой усатой голове.
— Нет, — отрезал он. — Это просто мое воображение.
Он повернулся и быстро дошел до угла, стараясь забыть, как одна кошка обернулась и посмотрела ему прямо в глаза… ухмыляясь. Другого слова он не мог подобрать. Это была настоящая ухмылка.
Мистер Риггс остановился и сжал кулаки.
— Быть того не может, — произнес он вслух. — Просто не может быть.
На углу мистер Риггс увидел конного полицейского, который проезжал мимо. Мистер Риггс уставился на лошадь. Он ощущал себя полным идиотом, однако какой-то внутренний голос приказывал смотреть.
Он едва не отпрянул назад, когда лошадь повернула голову и их взгляды встретились.
Человек имеет о некоторых вещах устоявшееся мнение. Например, он привык считать, что у всех лошадей добрые и ясные глаза.
Лошадь одарила мистера Риггса самым что ни на есть ледяным взглядом. И вдруг у него в голове сформулировались слова. Они явились словно ниоткуда. Хотя что значит — ниоткуда? Несомненно, он это подумал сам. Вернее, слова пришли из подсознания. Или же… Нет, нет, это невозможно!
Однако они пришли, ничто не могло их удержать.
«Молчи. Тебе не полагается знать. Ты каким-то образом проведал, но единственное, что тебе остается, — молчать. Ты не сможешь, ты не станешь рассказывать об этом никому».
Мистер Риггс так и стоял с открытым ртом и глядел на лошадь, пока она не скрылась за углом. Он помотал головой и осмотрелся, пристыженный. Проходящая мимо парочка с любопытством взирала на него. Он опустил глаза и заторопился к табачной лавке.
Медленно бредя домой, выпуская колечки сигарного дыма, мистер Риггс вдруг понял с грустью, что человек может прожить всю жизнь, но так ни разу и не задействовать свой мозг в полную силу. Хуже того, он может прожить жизнь и не заподозрить, что его разум так и не вышел из тесной клетки, в которую его поместила природа.
Он думал о словах Риты, о страхах Уилла, о том, как выл и ворчал Простофиля.
Если все это сложить? Неужели и вправду животные тайком готовят переворот, коварно дожидаясь того момента, когда человек утратит способность понимать, что он может быть свергнут?
Если согласиться с этим — разумеется, только ради поддержания дискуссии, — возникает вопрос: что лично ты способен предпринять? Правда ли, что ты не можешь поделиться своей догадкой с другими? Что какое-нибудь неведомое наказание подстережет тебя в ночи, если заговоришь об этом вслух?
Кругом воровато шныряли кошки. Да, за всем этим что-то кроется, мистер Риггс теперь был уверен. Он как будто ощущал исходящую от животных злобу.
Похоже, они знали, что мистер Риггс раскрыл их жуткую тайну. Провожали его взглядами и беззвучно двигались вслед на мягких лапах, перебегая от укрытия к укрытию, прячась за живыми изгородями, скользя вдоль стен, подкрадываясь…
Преследуя!
Он кинулся бежать, уже не пытаясь анализировать свой страх. Страх был слишком силен. Он сочился из всех его пор, пронизывал каждый дрожащий дюйм организма, ледяными струями тек по венам и артериям.
Он распахнул дверь подъезда и с грохотом закрыл за собой. Взбежал по лестнице, заскочил в квартиру. Привалился к двери, тяжело, сипло дыша. Услышал звон посуды в кухне.
А потом стало еще хуже, гораздо хуже. Он ощутил на себе чей-то взгляд, волны чужих жестоких мыслей сжимали его разум.
«Давай, рассказывай, — звенели мысли, раздирая материю мозга. — Некоторые, может, и поверят. Но большинство — нет. Расскажи, и тебя поднимут на смех».
Он повернулся.
На коврике сидел Простофиля: розовый язык висит, уши торчком, глаза недобро сверкают.
Мистер Риггс попятился к двери, его сердце превратилось в кулак, бешено колотящий в грудную клетку.
— Рита! — закричал он. — Кто выпустил собаку из ванной?
Он с трудом поверил, что это его собственный голос, такой дрожащий и слабый.
Жена быстро вышла из кухни, вытирая руки о фартук. Когда она увидела мистера Риггса, жмущегося к двери, его глаза, круглые от страха, она лишилась дара речи.
Дрожь прошла по телу мистера Риггса, и он ринулся вперед. Подхватил Простофилю на руки, открыл дверь и вышвырнул его за порог. Простофиля взвизгнул, проехав по сверкающему полу лестничной площадки. Дверь захлопнулась, и мистер Риггс привалился к ней спиной.
Жена смотрела на него, не находя слов. Они услышали, как Уилл выскочил из своей комнаты.
— Простофиля! — выкрикнул мальчик, вбегая в гостиную. — Где Простофиля? Где?
Вместо ответа раздалось настойчивое царапанье с другой стороны двери, жалобная просьба впустить.
Уилл негодующе смотрел на отца. Тот молчал, его глаза бегали.
Простофиля на площадке завыл, тонкий голосок разнесся по воздуху, словно жалоба мятущегося призрака.
И тут мистер Риггс нашел слова. Они слетали с его губ, робкие и в то же время дерзкие.
— Ты сюда не войдешь, — сказал он собаке. — Не войдешь!