Глава 7
– А-а, здравствуйте, здравствуйте, молодой человек. Проходите. Может, чайку?
Матвей Иосифович все еще обращался ко мне на «вы», тем самым невольно поднимая меня в собственных глазах. Или подчеркнутая вежливость – характерная особенность этой нации? Хотя вон Бернес сразу «тыкать» начал. Но он, скорее, исключение из правил. Потому что за свои 63 года я встречал немало последователей Торы, особенно в сфере культуры, и почти все предпочитали подчеркнуто уважительное обращение. Разве что Миша Шуфутинский любил иногда так запанибрата хлопнуть по плечу и потащить выпить по стопарику-другому огненной воды. Сейчас он года на три, наверное, моложе меня, еще постигает азы в средней школе.
– Да я дома чаю как раз перед выходом напился, – соврал я. – Может быть, сразу к делу?
– Ну что ж, не смею настаивать, к делу так к делу. Прошу к инструменту, показывайте, что у вас припасено.
Я раскрыл папку, извлек из нее ноты и тексты порядка полутора десятка песен, которые, как мне казалось, соответствовали духу времени и могли иметь счастливую судьбу. В моем прошлом, во всяком случае, так и было.
Для начала я повторил вещи, которые исполнял здесь в первое свое посещение. Песню «На дальней станции сойду» Блантер пообещал предложить молодому, подающему надежды исполнителю Вадиму Мулерману.
– Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома.., – затянул я своим хрипловатым тенорком очередной потенциальный хит.
Выслушав песню до конца, Блантер надолго задумался. Чтобы облегчить его муки, я предложил кандидатуру Эдиты Пьехи, которая на самом деле была одной из первых исполнительниц произведения. Хотя народ больше помнил Анну Герман, да и мне ее вариант импонировал, если честно. Но пока Герман и в Польше была мало кому известна, а Пьеха уже на слуху.
«Нежность» мы решили предложить популярной в это время Лидии Клемент, которая через несколько лет, если мне не изменяла память, умрет вроде бы от меланобластомы. Надо будет, кстати, предупредить ее, как и Бернеса, чтобы следила за своим здоровьем. Но это если удастся сойтись с певицей поближе.
Песню «Шумят хлеба» зарезервировали за Хилем, и то пришлось Блантера уговаривать. Хиль пока еще не вышел на эстраду, блистал с классическим репертуаром, Матвей Исаакович даже как-то побывал на концерте, где выступал мой протеже. Но все же моя настойчивость принесла свои плоды, Блантер пообещал найти координаты певца и связаться с ним.
– «Черный кот» можно предложить Тамаре Миансаровой, – сказал я, закончив аккомпанировать себе после очередной песни.
– Хм, ну а что, вполне себе веселая песенка, проскальзывает что-то джазовое, – задумчиво кивнул Блантер. – Думаю, и Тамаре придется по вкусу, она девушка, как бы сказать, заводная.
– А вот «Ноктюрн» неплохо бы услышать в исполнении Муслима Магомаева.
– Магомаева? Что-то не слышал о таком.
– Талантливый молодой певец из Азербайджана. Сейчас он, если я ничего не путаю, солирует в Ансамбле песни и пляски Бакинского военного округа. Можно постараться его вытащить оттуда, все равно рано или поздно окажется в Москве, это я вам обещаю. А песню я сейчас вам исполню, насколько это у меня получится.
Также Магомаеву я предложил подкинуть и реально свои вещи – «Птица» и «Женщина моей мечты». Блантер пожал плечами, мол, я не против.
Напоследок я приберег композицию «С чего начинается Родина» из фильма «Щит и меч». В прошлый раз забыл предложить эту вещь Марку Наумовичу, который исполнял ее и в моем прошлом. Блантер не возражал, поклялся сегодня же отзвониться Бернесу, на том и порешили.
На распределение песен у нас ушло несколько часов. Дай Бог, все сложится, и вещи обретут выбранных нами исполнителей. В любом случае кто-то будет их петь, в этом я не сомневался. Но абы кто меня лично не совсем устраивал, хотелось все же, чтобы все сложилось так, как мы с Блантером задумали.
– Кстати, Егор, вы не надумали забирать документы из железнодорожного и поступать в музучилище? – спросил Матвей Исаакович. – Я ведь уже созванивался с директором учебного заведения, Лариса Леонидовна мечтает познакомиться с таким уникумом, как вы.
– Завтра же тогда зайду, заберу, – обнадежил я Блантера.
– Это хорошо, завтра она должна точно быть на месте. Ее фамилия Артынова. Лариса Леонидовна Артынова, ее только назначили директором, но мы с ней знакомы не первый год. Скажете, что от меня. Кстати, запомните адрес, где располагается Академическое музыкальное училище при Московской консерватории…
– Я знаю, в Мерзляковском переулке.
– Ну и отлично, тогда удачи вам, молодой человек!
Я чувствовал себя обязанным Матвею Исааковичу за его участие в моей судьбе начинающего композитора и поэта-песенника, вот только не знал, как отблагодарить коллегу. Коньяком тут не отделаешься, совесть загрызет. Да и нет у меня пока денег на коньяк. Подарить ему песню, чтобы он выдал ее за свою? Сомневаюсь, что Блантер пойдет на это, да у меня и язык не повернется предложить такое. Ладно, что-нибудь придумаем, наверняка еще представится случай отплатить добром за добро.
На следующий день с утра я забрал документы из железнодорожного училища и отправился в Мерзляковский переулок. Артынова и в самом деле была на месте, напоила меня чаем, после чего попросила исполнить на рояле по нотам «Январь. У камелька» Чайковского из цикла «Времена года». С этим заданием я справился, затем мне предложили исполнить что-нибудь свое, и я, решив похулиганить, сыграл увертюру Дашкевича к фильму о Шерлоке Холмсе и Докторе Ватсоне. Артынова малость прифигела, после чего отправила меня с документами в секретариат, порадовав известием, что отныне я студент первого курса Академического музыкального училища при Московской консерватории.
А ровно в три часа дня я уже стучался в дверь павильона в парке Горького, из-за которой раздавались звуки гитар и барабанов. Причем ребята из «Апогея» репетировали как раз мою вещь – «Hard Day's Night». Ну, не мою, каюсь, устал уже оправдываться сам перед собой. В конце-то концов, если судьба меня забросила в прошлое, то могу я с этого поиметь какие-то плюшки?! Можно, конечно, свои два честно сочиненных хита продвигать по мере сил, но разве удержишься от соблазна позаимствовать кое-что из еще ненаписанного никем репертуара? То-то и оно… Так что к черту моральные терзания, вперед, Егор Мальцев, к светлому будущему!
Дверь мне открыли не сразу, мой стук услышали только после очередной музыкальной паузы.
– О, привет, Егор, все-таки пришел, – протянул мне руку Иннокентий. – А мы как раз твою песню репетируем. Милости прошу к нашему шалашу.
А ничего так, нормальный павильончик. С виду он казался неказистым, а внутри довольно-таки прилично обустроен. Даже диван имелся вроде как с обивкой из натуральной кожи, и не такой уж и облезлый.
– Слышал я на улице вашу репетицию. А неплохо получается, честно. Только надо бы поработать над многоголосием. Если есть время, то можно отшлифовать этот момент. А потом я покажу вам еще кое-что из, скажем так, неопубликованного.
– У нас времени хоть до завтрашнего утра, – усмехнулся Миха, закуривая сигарету, несмотря на прилепленный к стене плакат с изображением окурка, от которого разгорается пожар.
Где-то час ушел на оттачивание деталей в этой песне. Голоса у ребят были не самые плохие, мне практически удалось достичь желаемого результата, хотя с оригиналом, как известно, ничего не сравнится. Понравилось, что музыканты, в том числе и Миха, как-то в этот момент не очень оспаривали мою позицию лидера. Я-то в бытность свою руководителем группы «Саквояж» привык управлять творческими и не только процессами, вот сейчас все это из меня в какой-то мере и повылазило.
Мы и впрямь засиделись допоздна. Прогнали «Can't Buy Me Love», «Back In The U.S.S.R.» и «Venus», доведя уровень исполнения до вполне приемлемого, после чего перешли к новым вещам.
Предложил спеть «The House of the Rising Sun», предупредив, что вещь является народной американской песней, рассказывающей о тяжкой доле парней из трущоб Нового Орлеана, то есть мы тут еще и малость накатим на буржуев.
Сорри, Рой, за похищение твоей жемчужины под названием «Oh, Pretty Woman». Сорри, Пол и Артур, за «Mrs. Robinson». И ты прости, Крис, за «„Stumblin“ In» и «Living Next Door to Alice». Любопытно, что голос басиста Жоры весьма напоминал голос исполнителя «Oh, Pretty Woman», а уж когда он исполнил горлом фирменный звук Орбисона, словно полоскал гланды содо-солевым раствором – тут я едва ему не рукоплескал.
Сольные партии на гитаре пришлось для начала показывать самому, но Миха оказался смышленым парнем, схватывал на лету. И что было большим плюсом – все четверо знали нотную грамоту. А значит, я мог с легким сердцем оставить им ноты с текстами, и надеяться, что они хорошо закрепят пройденный материал.
Павильон мы покидали в десятом часу вечера. Парни все еще находились под влиянием
– Пожалуй, мы уже в эту пятницу некоторые вещи сыграем в «Коктейль-Холле», – сказал Миха, закуривая очередную сигарету. Причем курил он «Camel». Как выяснилось, папа у него работал в торгпредстве, так что много чего наверняка мог достать, помимо импортных сигарет и классной гитары. Причем не скупился угощать эксклюзивным табачком и коллег по цеху.
– Слушай, Егор, а не хочешь поглядеть, как мы будем выступать?
– Где?
– Ну, в «Коктейль-Холле», и уже в пятницу, кстати, сможешь получить свой первый гонорар.
– А что, меня пропустят в «Коктейль-Холл»?
– С нами пропустят, – усмехнулся Кеша. – А почему ты не хочешь зарегистрировать эти песни в ВУОАП?
– Потому что англоязычный репертуар, боюсь, особого понимания не встретит у чиновников Агентства. А я только-только начал раскручиваться на ниве лирико-патриотических песен.
– Это точно, – согласился Миха. – Нас бы вон уже давно разогнали, спасибо папе – впрягается за группу, позвонит или подмажет где надо.
– Мда-а, – протянул я, – хорошо иметь такого папу, который может иметь других.
Мой юмор будущего до ребят, похоже, не совсем дошел. Договорились, что в пятницу без четверти семь вечера я буду стоять у черного входа в «Коктейль-Холл», парни выйдут и проведут меня внутрь.
– А можно со мной девочка подойдет? – набравшись наглости, спросил я.
– Уже мутишь вовсю? – усмехнулся Муха. – Ладно, бери свою девочку, только пусть оденет лучшее платье. И сам прикинься поприличнее, а то будешь выглядеть белой вороной.
Легко сказать, поприличнее… После изучения гардероба я ничего такого уж приличнее школьной формы не нашел. Не в ней же идти, блин! А денег на покупку нормального прикида у матери просить не хотелось. Да и незачем ей вообще знать, что я мотаюсь по таким заведениям. В общем, нужно думать.
Время неслось вскачь, уже на следующий день ближе к обеду я после тренировки заскочил в спортзал, где занималась Лена, предупредил ее о грядущем походе в «Коктейль-Холл», и от этого известия девчонка прыгала чуть ли не до потолка, предвосхищая, как будут ей завидовать подруги. Пообещала одеть самое красивое платье, на том и расстались. Кстати, она была в принципе не против, чтобы я называл ее Лисичкой.
– Ты прямо как моя мама, она тоже говорит, что я на лисичку похожа, – надула было губки Ленка. – Ну ладно, если тебе так нравится – называй. А я буду тебя называть Ежиком.
– Это почему?
– Потому что у тебя волосы на затылке все время торчат.
Это точно, с этим вихром я ничего не мог поделать, в конце концов плюнул и перестал обращать внимания. Теперь, значит, буду Ежиком. Ну хоть не дикобразом.
Тем временем я решил попытать счастья с ресторанами. Кафешки отмел сразу, что-то не вызывали эти заведения у меня доверия к ним. Другое дело рестораны, статус на порядок выше. В Москве их всегда было немало, как элитных, так и не очень. Почему бы и ресторанным музыкантам не предложить кое-какие вещи? Уж с них навар получился бы даже поболе, чем с танцпола. Другой вопрос, что даже в самый захудалый ресторан меня, 15-летнего подростка, никто не пустит. Остается караулить музыкантов на выходе, причем гадая, с парадного или черного они появятся.
Впрочем, этот вопрос можно было выяснить и у обслуги. У того же швейцара, с которым можно при желании договориться. Например, за пачку сигарет. После того набега на ларек Бугор выделил нам на днях по пачке курева «Друг», «Крым» и «Курортных». Поскольку с вредной привычкой я был в завязке, то хранил сигареты просто так, на всякий случай, заныкав их в своей комнатушке на полке среди книг, в надежде, что мама или сестра мою нычку не обнаружат.
Насколько я знал, в это время уже существовали рестораны при Центральном Доме литераторов на Поварской улице, расположенный неподалеку ресторан «Прага», «Узбекистан», заведения при гостиницах «Метрополь», «Националь», «Советская», «Арагви» и так далее. Сразу вспомнилась строчка из Высоцкого: «Жил в гостинице „Советской“ несоветский человек…»
В общем, решил эти два дня потратить на обход мест культурного отдыха советских граждан. Загодя заскочил в ВУОАП, зарегистрировал у уже знакомых мне Нетребко и его коллеги еще пяток песен поприличнее. После чего, вооружившись папкой с несколькими экземплярами каждой песни, двинул сначала в ресторан «Прага». Только зря потратил пачку «Друга» на взятку швейцару. Музыкант, которого тот попросил выйти ко мне, узнав, что я хочу предложить им свои песни, презрительно хмыкнул и пообещал вызвать наряд милиции. Ладно, пеняй на себя, придурок, подумал я, потом будешь локти кусать.
А вот в ресторане «Арагви», до которого я добрался в седьмом часу вечера, даже курево не понадобилось. В смысле швейцар меня тоже было послал, как и музыкант из «Праги». Я уж было собрался разочарованно уходить, как был остановлен восклицанием:
– Егор! Вот не ожидал тебя тут встретить.
Я поднял глаза… Ба, да это же не кто иной, как Бернес! Причем не один, а в компании двух товарищей, примерно своих ровесников.
– Здравствуйте, Марк Наумович! И для меня наша встреча тоже стала неожиданностью.
– Ты что здесь делаешь? В ресторан не пускают? Ну правильно, тебе лет-то еще сколько…
– Так мне не сам ресторан нужен, а ресторанные музыканты.
– Музыканты? Хм, ну-ка, давай зайдем, сядем и нормально поговорим, а то вон уже любопытные стали собираться… Молодой человек с нами, – кивнул он швейцару.
– Но…
– Никаких «но». Идем, – легонько подтолкнул меня в спину Бернес.
Столик для известного артиста и его друзей был уже зарезервирован. Располагался он в небольшом закутке, из которого, впрочем, хорошо просматривался весь зал, и сцена в том числе. На ней сейчас было пустынно, но учитывая, что я еще с улицы слышал отголоски живой музыки, музыканты где-то неподалеку, возможно, отлучились перекурить. А может и перекусить. Зато мой глаз сразу зацепился за микрофон, совсем не те «трубочки» с которыми выступали и репетировали музыканты «Апогея». Такие микрофоны, как этот, в мое время считались произведением винтажного искусства. Немало постеров было в ходу, на которых Элвис Пресли изображался именно с подобной штуковиной. Как-то и мне посчастливилось выступать с аналоговым, назывался он «сценический кардиоидный микрофон ретро-дизайна „Volta Vintage Silver“».
Несмотря на название ресторана, я заметил в зале всего трех представителей кавказской национальности, сидевших за столиком в другом конце зала. Остальная публика выглядела вполне обычно. То есть обычно для ресторана, а на улице в толпе просто одетых граждан эти товарищи выделялись бы в любом случае.
Тем временем нарисовался учтивый официант, отдельно обратившийся к Бернесу по имени-отчеству. Троица моих «собутыльников» внимательно изучила меню, негромко посовещалась, после чего Бернес спросил меня:
– Егор, спиртного не предлагаю, наверное, тебе сок и минералка в самый раз будут, а чем будешь закусывать?
– Марк Наумович, мне абсолютно все равно, к тому же я и не особо-то голодный. Да и денег у меня пятьдесят копеек…
– Про деньги забудь, я угощаю. А насчет того, что сытый, можешь мне не рассказывать. Я в твои годы, например, всегда хотел есть, все-таки растущий организм… Так, записывайте, товарищ официант… Молодому человеку сока и минералки, нам с товарищами красного «Напареули»… и тоже минералки, лучше «Боржоми». Четыре салата «Сюрприз» и столько же заливных телячьих языков. Харчо, Егор, здесь замечательное… Четыре харчо запишите. Т-а-ак… Четыре шашлыка по-карски – это, Егор, фирменное блюдо здешнего шеф-повара. А хачапури по-аджарски есть? Отлично, тоже запишите. На десерт юноше мороженого. Ты же не против мороженого, Егор? Вот и ладно. Пока все.
Вот ведь странно… Насколько я помнил, по неофициально информации Бернес после того, как его первая жена умерла от рака, также как до этого от рака умерли его отец и сестра, напрочь отказался от вредных привычек. Вроде как тоже боялся заполучить онкологию. А в этой реальности уже второй раз я становлюсь свидетелем застолья с участием всенародно любимого артиста. И как это понимать? Может, это все-таки какое-то другое прошлое? Либо источники врали, и Бернес как пил – так и продолжал пить после смерти жены.
Пока официант передавал шеф-повару наш заказ, Марк Наумович представил своих спутников. Один из них оказался кинодраматургом Алексеем Каплером, а второй – актером Борисом Андреевым. То-то я гляжу, лицо уж больно знакомое, вот только не мог вспомнить, где я его видел. Не знаю уж, получил Андреев к этому времени Народного или нет, постеснялся спрашивать.
Меня, само собой, Бернес тоже представил. Назвал самородком, и заявил, что мир обо мне скоро услышит.