– А чего же эту плесень не выметут мокрой тряпкой? – спросила мама, как хорошая хозяйка.
– Это не так просто, – сказал папа. – Все должно быть по закону. Нужно собрать все факты его преступной деятельности, доказать и представить в суд. А то, что он занимается торговлей кассетами, – это еще не криминал. В стране сейчас…
– Знаем, – перебил грамотный Алешка. – Рыночный базар. Кто чем хочет торгует. По любой цене. А работать не хотят. И твой Грибок тоже…
Тут его папа перебил:
– Не беспокойся, Грибковым занимаются серьезные люди. Даже за границей.
– Он и там пакостит?
– Пока еще рано об этом говорить, – уклонился папа. – Но кое-какие следы уже удалось найти. И они тянутся вглубь. Еще в те времена, когда он воровал в одной команде с первым хозяином Мрачного дома.
Тут уж мы поняли, что молчать дальше нельзя. И я достал из кармана ржавый патрон и золотую монету.
– Та-а-к, – протянул папа с угрозой. – Что это значит?
– Кое-кто нашел тайник в Мрачном доме. И нам это случайно стало известно.
Тут мама проснулась:
– Я же говорила – не зря они вокруг этого дома вертятся.
Но папу слова о тайнике почему-то не встревожили. Он только вполголоса пробормотал: «Вот почему там свечкой пахло».
Откуда ему это известно, а? Я уж было открыл рот, чтобы задать этот коварный вопрос, но, взглянув на папу, понял: больше он ничего не скажет.
Ну и не надо. По Алешкиным глазам видно, что он тоже все понял.
Мы еще раз искупались, доели оладьи, допили какао и пошли домой.
По дороге нам встретилась ободранная машина, в которой уезжали подальше от Мрачного дома Витек и Игорек с радикулитом. Заднее сиденье в машине было разложено, и на нем громоздилась упакованная в коробки аппаратура.
Алешка проводил машину удовлетворенным смешком – ему удалось надолго прервать нехороший бизнес Грибкова, рассорив его команду. И по глазам братишки было видно, что и самому Грибкову вскоре несдобровать.
Глава X ГОЛОВА В СУМКЕ
Папа зачем-то собрался в Москву. А мама обгорела на карьере. Мы намазали ей спину сметаной, уложили в постель и, проводив папу, поняли, что обстоятельства для подготовки операции «Бременские музыканты» складываются весьма благоприятно.
Алешка своими планами со мной особо не делился, использовал меня как подсобную силу. Но, судя по его действиям, готовилось, как сейчас везде говорят, грандиозное шоу.
Сначала он послал меня к тете Клаве за морковкой. Потом велел потихоньку от мамы отрезать из ее запасов кусок вареной колбасы и кусок сыра. Все это он измельчил и сложил в два пакета.
– Я пошел, – деловито сообщил он. – На репетицию. Ты за мамой приглядывай и обед приготовь.
Распорядился, командир!
Но я не обиделся, только назло сварил на обед овсянку под маминым устным руководством.
Алешки долго не было. Пришел он домой усталый, загадочный; наскоро пообедал, даже не обратив внимания на то, что он ест, и опять удрал. А вернулся, похоже, с новой идеей.
Он долго приглядывался к маминому гномику, брал его в руки, вертел во все стороны, а потом проворковал сладенько:
– Очаровательное сказочное существо, да, мам?
– Главное – очень доброе, – сказала мама, что-то начиная подозревать.
– А добро всегда должно бороться со злом, – сделал неожиданный вывод Алешка. – Ты мне это еще в первом классе говорила.
– По-моему, – сказала мама, как будто что-то припоминая, – когда я училась в первом классе, тебя еще на свете не было.
Алешка не стал уточнять, кто когда учился и что тогда говорил. Когда ему бывало очень надо, он умел не спорить со старшими.
Лешка присел к маме на раскладушку, а гномика посадил себе на колени.
– А давай его Ганей назовем.
– С чего бы это? – удивилась мама.
– А он очень на Пал-Данилычева сурка похож. Ты сама говорила.
– Алексей! – Голос мамы из больного и слабого стал вдруг твердым и железным, как кочерга. – Что ты задумал? Если обменять гномика на сурка, я против. Раз и навсегда.
– Ну что ты, мамочка! – Алешка сделал такие искренние круглые глаза, что мамины подозрения неизмеримо возросли. И чтобы ее успокоить, он снова посадил гномика на полку.
А мама привстала, забрала его с полки и сунула под подушку.
Алешка проводил его задумчивым взглядом и снова удрал до ужина.
А когда мы отправились спать на свой чердак, сообщил:
– Грибок никуда не уехал. Будет пока здесь жить, аппаратуру стеречь. Мне Пал Данилыч сказал. Ты за ним приглядывай.
– За Пал Данилычем?
– За Грибком. И все время ему чего-нибудь подбрасывай.
– Не понял, – признался я.
– Эти… – споткнулся Алешка на трудных понятиях. – Как их!.. А! Негативные эмоции.
– Где ж я их возьму?
Лешка, похоже, и сам не очень разобрался в терминологии. Но выход нашел:
– Мышку для него поймай. Лягушку живую на стол подкинь. Или в кровать.
Тут уж я по-настоящему обиделся.
– Я тебе не кот, чтобы мышей ловить. И не цапля.
Лешка вздохнул: мол, с кем приходится иметь дело, и сказал:
– Ладно, я для тебя у Бакса буду мышей отбирать. Он их все время Мурке с поля приносит. А уж лягушек сам лови. У меня и так забот хватает: Разбой капризничает, нечисто работает. Да и Бакс лаять не хочет. – Он отвернулся к стенке и уже сонно распорядился: – Завтра у тебя зуб разболится. В Москву поедешь.
– Есть, товарищ генерал! – буркнул я и тоже отвернулся к стенке. Однако в душе ему посочувствовал – научить кота лаять непростое дело.
На следующий день мама была уже снова на своих постах, как она говорит: кухарки, прачки, банщицы. Выздоровела.
– А ты чего такой кислый? – спросила она меня. – Перекупался?
– Зуб что-то побаливает.
– Ну-ка, покажи.
Я распахнул рот.
– Дырок нет, – сказала мама. – Чему там болеть? Перекупался.
У нее один летом диагноз.
А я почмокал, зашипел вроде как от боли и схватился рукой за щеку.
– Ну вот, – мама искренне огорчилась. – А я к чаю варенья успела наварить. Тетя Клава малины нам собрала.
– Варенье? – охнул я. И спросил с надеждой: – А сладкое помогает от зубной боли?
– Ты что! – вскричал вредный братец. – Еще хуже будет.
За завтраком я только и делал, что постанывал то ли от зубной боли, то ли от зависти. Варенье получилось отличное: душистое, ягодка к ягодке. И даже манная каша его не портила. По Алешке было видно. Он, как Буратино, наворачивал ее «пополам с малиновым вареньем».
Что ж, ради торжества справедливости приходится иногда и пострадать.
Мама дала мне денег на дорогу, а Лешка, обежав стороной участки, вынес мне ее большую хозяйственную сумку.
…Славку Земскова, моего одноклассника, я застал на рабочем месте. На летние каникулы он устроился подработать в маленький магазинчик, где торговали всякими смешными ужасами: отрезанными пальцами, носами и ушами, страшными масками, всякими штучками для фокусов и прочими «приколами».
Денег на их покупку у меня, конечно, не было. Стоили эти игрушки довольно дорого. Но я знал, что в Славкины обязанности входил тщательный просмотр поступающего товара и отбор брака. Ведь если покупателю попадется халтурно отрезанное ухо, которое он собирался подбросить в суп своему вредному сослуживцу, естественно, он будет недоволен. Точнее – они. Оба.
Бракованные изделия складывались в подсобку, откуда их потом отправляли на свалку.
Славка мне обрадовался, мы поговорили о наших одноклассниках: кто, где и как проводит каникулы, поделились своими проблемами, а потом я перешел к делу.
Я откровенно сказал ему, что завтра к нам на дачу приезжает толпа всяких гостей на мамины именины. И среди них есть такие личности, которые вполне заслуживают, чтобы их немного попугать.
– Поможешь? Я тебе все верну, в целости и сохранности.
– Это не обязательно, – отмахнулся Славка. – Выбрось их потом куда-нибудь. Только не на дорогу, сам понимаешь. Пошли, выберешь, что тебе понравится.
Мы зашли в подсобку, в углу которой стояли две большие коробки, прикрытые старыми газетами.
Славка отбросил их – и мне понравилось. Я едва не сел на пол от страха. Вот еще кого надо бы наказать. Того, кто с любовью и мастерством изготавливает такую пакость.
Славка, посмеиваясь над моим бледным лицом, помог мне отобрать все, что нужно, и уложить в сумку. И я плотно застегнул ее на «молнию». А Славка, провожая меня до дверей, давал мне профессиональные советы, как все эти прибамбасы получше использовать:
– Отрезанная голова, Дим, лучше всего смотрится, когда выкатывается из-под кровати. Она при этом еще глазами лупает. А черепом хорошо постучать в окошко, человек выглядывает: кто там? А там черепушка зубами лязгает. Вот эту штуку спрячь возле плиты. Она, когда чуть согреется, начинает выдавать душераздирающие стоны, будто привидение жалуется…
В электричке я пристроил сумку под сиденье (главное – не забыть ее там, а то в милицейскую сводку попадет) и… вдруг почувствовал, что у меня и в самом деле начинает ныть зуб. Вот к чему вранье приводит.
В электричке я пристроил сумку под сиденье (главное – не забыть ее там, а то в милицейскую сводку попадет) и… вдруг почувствовал, что у меня и в самом деле начинает ныть зуб. Вот к чему вранье приводит.
Я оперся щекой о ладонь и постарался задремать. По опыту знал, что иногда боль проходит во сне. Мне это почти удалось, как вдруг сзади, на смежном сиденье, послышался один знакомый до боли голос, а другой – совсем незнакомый.
Чуть скосив глаза, я убедился, что моя поездка приобретает опасный характер – за моей спиной сидели папа и, видимо, его сотрудник. Они тихонько обсуждали свои дела.
В первую секунду я был готов, позабыв про свою криминальную сумку, выскочить в тамбур и спрятаться в другом вагоне, а во вторую секунду любопытство победило страх.
И я настроил свои «локаторы» на их «волну». Слышно было просто безобразно, многое я не понимал, но переспрашивать, естественно, не решился.
– Мы сделали запрос, – говорил папа. – Выяснилось, что в свое время Грибков занимал какой-то пост в кинопрокате. Используя прежние связи, он заключал договоры на закупку за границей двух-трех хороших фильмов. Выезжал туда, а там находил какие-нибудь причины для расторжения договора…
– Понятно, – кивнул его собеседник. – А на эти деньги он закупал всякую дрянь по дешевке.
– Вот именно. Здесь он организовал подпольную кинофабрику, размножал кассеты и торговал ими через свои киоски в отдаленных от центра местах. Причем с большим размахом. Я просмотрел массу газет с объявлениями и убедился, что он почти всю область снабжает.
– Лицензии у него, конечно, нет. И налоги он, конечно, не платит.
– Конечно. Сейчас мы подготовились к завершающему этапу операции. Изъяли некоторую документацию, вычислили почти все его торговые точки, определили почти всех участников этой аферы. Осталось несколько мелочей, и можно будет арестовывать всю группу. Теперь уж Грибков от ответственности не уйдет. И, кстати, в документах, которые я обнаружил в тайнике, часто встречается его фамилия, он и тогда много дел натворил.
– Наблюдение за домом можно снимать? – спросил сотрудник. – Никуда он теперь не денется.
– Не денется, – согласился папа. – Вот только никак мне не удается изъять самое главное – его рабочую тетрадь. Он туда все свои сделки заносит, все расчеты с помощниками.
– При обыске найдем.
– Надеюсь…
Не все я понял. Но зато вспомнил, на кого был похож таинственный прихрамывающий призрак возле Мрачного дома и в подвале с аппаратурой.
Ну папочка и вправду хитрец! Вот куда делся наш фонарик, вот зачем он привез ночной бинокль. Только вот как он выбрался из хозблока через припертую дверь?
Впрочем, эти профессионалы, как призраки, могут даже сквозь стены проходить – не то что через хилые двери с палками.
Дальше разговор стал для меня совсем непонятен, да и наша станция приближалась.
Я прихватил сумку и, прижав руку к щеке, чтобы хоть как-то замаскировать свое лицо, вышел из вагона и пошел в конец поезда.
Едва он остановился, я спрыгнул на платформу, а с нее прямо в лесополосу и помчался узкой тропкой к поселку, цепляясь громоздкой сумкой за кусты и ветки деревьев. Важно было обогнать папу и не вызвать его подозрения.
Выскочив из леса, я увидел неподалеку какую-то старушку, собирающую в посадках то ли грибы, то ли пустые бутылки, а вдалеке – неторопливо прихрамывающего папу.
Я спрятал сумку в кустах и смело вышел на дорогу перед самым папиным носом.
– Ты откуда? – спросил папа. – Встречать пришел? А Лешка где?
– Я в Москву ездил, – сказал я. – Зуб ночью разболелся.
– Ну и как? Выдрали?
– Нет, даже лечить не стали. Врач сказал, это у меня на нервной почве.
– Еще бы, – кивнул папа. – Ночами-то по подвалам лазить. И отца клюшками запирать.
Я сделал вид, что его не понял.
– Какого отца? – изумился я.
– Твоего. И Лешкиного. Не прикидывайся.
И я не стал прикидываться. И спросил:
– А как ты выбрался?
Папа рассмеялся:
– Да меня там давно уже не было. Я раньше вас ушел.
Как просто, оказывается.
Нет, не так просто.
– Но я же видел тебя в окно. Ты спал, отвернувшись к стенке.
– Я просто свернул одеяло, будто под ним лежу, а на подушку вместо своей головы положил маминого гномика. Все ясно?
Ясно. Нам, конечно, с такими профессионалами тягаться трудно. И опасно.
– А в доме ты нас запер? Нарочно?
– Я ж не знал, что вы там, – оправдался папа. – А вообще, теперь от этого дома держитесь подальше. Хватит. Дело серьезное. И опасное.
Мы уже подходили к нашему поселку, и я поторопился спросить про все остальное:
– Пап, а кто там выл, а? Так страшно.
– Да никто там не выл. Это у них, когда они через микрофон синхронный текст гнали, иногда что-то там резонировало.
Да, все очень просто.
Глава XI КРЮЧОК В СПИНЕ
Все сделал? – спросил меня Алешка.
Я кивнул.
– Покажи.
– В лесу спрятал. Попозже заберем. – И я рассказал о встрече с папой и о том, что ему почти все известно.
– Фигня, – отмахнулся Алешка. – Он нам не помешает. Операцию будем проводить днем.
– Не так эффективно, – поморщился я. – Ночью страшнее.
– Я знаю, – поморщился и Алешка. – Но у меня одно действующее лицо ночью работать отказывается.
– Это кто? Петюня?
– Васька. Он по ночам спит в своем курятнике.
– Леха, это уж очень круто. Лучше тигра на него натравить.
– Где я его возьму? – Алешка пожал плечами, как режиссер, которому приходится ставить грандиозный спектакль с плохими актерами.
А во время этого разговора происходил другой, о котором мы, к сожалению, не знали. И который поставил под угрозу не только всю задуманную операцию, но и нас самих.
Шустрая старушка, звеня пустыми бутылками в сумке, семенила по дороге в чистом поле по направлению к поселку Белозерский. Старушка поминутно озиралась, вздрагивала даже от вороньего карканья, на лице ее была удивительная смесь страха и глубочайшего интереса.
А навстречу старушке из поселка Белозерский выходил молодой участковый Ростовцев по делам своей нелегкой и хлопотливой службы.
В общем, как в задачке из учебника по математике: из пункта А в пункт В… И вот два курьерских поезда встретились в точке С.
Случайный прохожий, наблюдая эту встречу, мог бы услышать относимые полевым ветром старушкины слова:
– Вот такая сумка!.. Как я ее раскрыла – мать моя! Так и упала. И что ты думаешь? Вся полна, битком набита! Теперя три дня спать не буду – такая ужасть, такая страсть. Ты бежи туда скорее, пока она тама. И парень этот, он за ней непременно придет. Я ведь сразу за ним подглядывать начала, больно подозрительный. Прямо бандитский вид. Все озирается, глазами зыркает. Сумку под куст спрятал и веточку заломил. Стало быть, чтобы место заметить. Знать, обратно за ней придет. Я было сперва-то обрадовалась – думаю, вот повезло, небось порожними бутылками полна, такое богачество подвалило, отжикиваю «молнию» – а тама! Страсть и кошмарная жуть! Бежи туда скорее.
И участковый побежал… Доставая на бегу пистолет…
А дома у нас небольшое происшествие случилось. Мама и папа собрались в гости, на день рождения к дальним соседям. Мама надела свое любимое платье, единственное выходное, которое она взяла на дачу. А папа мягкую кожаную куртку – и они при всем параде вышли на крыльцо и торжественно сошли по нему, как важные гости на приеме.
Но только почему-то сзади них что-то застучало и упало. Это упала Алешкина удочка. Как потом выяснилось, в мамину юбку почему-то впился крючок. Наверное, его ветром отнесло.
– Стой спокойно, – сказал папа. – Сейчас я его отцеплю.
Но это оказалось не так просто. Материал у юбки был такой, что выковырять крючок никак не удавалось.
– Мы опаздываем, – нетерпеливо напомнила мама.
– Не говори под руку, – папа усердно и безуспешно сопел над крючком. – Когда они придут домой, – пригрозил он, – я эти крючки вгоню им в попы! Ничего не получается. Давай леску обрежем, а когда вернемся, попытаемся вытащить его в спокойной обстановке.
– Где ты ее возьмешь, эту спокойную обстановку? В нашей семье… Ладно, режь леску.
Папа шагнул в дом за ножницами, и за ним свалилась вторая удочка. Ее крючок впился ему в куртку прямо за спиной, между лопатками.
Мама не выдержала и засмеялась.
– Только без истерик, спокойно, – посоветовал папа. Он снял куртку и принес ножницы.
– Вот и все, – сказал он, обрезав лески на маме и на своей куртке. – Пошли скорей.
Но это было далеко не все. Мамин крючок никому беспокойства не доставлял. Он только иногда ее за ногу покусывал. А вот папин… Прямо не хочется рассказывать…
В общем, в обстановке веселья наш папа совершенно забыл, что в спинке его красивой легонькой курточки торчит рыболовный крючок, и его острое жало нахально высунулось наружу. Папа веселился вовсю, и, когда остановился у окна отдышаться от танцев, легкий ветерок прижал на мгновение большую штору к его спине. Этого оказалось достаточно.