Девица кивнула.
- Если хочешь позвонить своему бойфренду - телефон в прихожей...
Когда я вернулся, Вика уже допивала чай. На столе стояли чашки, чайник с кипятком и чайник с заваркой, а также коробка шоколадных конфет. Конфеты были не мои; видимо, они являлись викиным вкладом в чаепитие.
- Дозвонилась?
- Да, - девица отставила пустую чашку и радостно улыбнулась.
- И почему он тебя не встретил?
- Он в больнице.
Я вздрогнул.
- Когда его выписывают? - то, что Вика может застрять у нас до приезда жены, тревожило меня куда больше, чем здоровье неведомого бойфренда. Надеюсь, он скоро выздоровеет?... В смысле, чем он бо...
- У него аппендицит, - перебила Вика. - Когда я звонила вчера из аэропорта, ему как раз делали операцию.
- А-а... - с облегчением протянул я. - Тогда его скоро выпи...
- Это все неважно, - опять недослушала Вика. - Мы договорились, что я заеду в больницу и он даст мне ключи от дома. Ты меня подвезешь?
- Конечно, - допив чай, я встал. - Мне как раз надо в супермаркет...
одеваемся?
Когда мы вошли в спальню, я направился к платяному шкафу. Как вдруг...
- Выйди, пожалуйста! - приказала Вика ледяным тоном.
- Ты что, стесняешься? - удивился я.
- ВЫЙДИ НЕМЕДЛЕННО!
- Хорошо! - буркнул я.
Чтобы пройти к двери, мне пришлось огибать кровать, а поскольку последняя очень велика, между ней и стеной проход весьма узок. Плюс там стояла Вика - ровно посередине. Я стал обходить ее... повернулся боком, чтобы, не дай Бог, не коснуться сумасшедшей девицы. Но та внезапно придвинулась и обняла меня за шею.
- Сереженька, извини, - теплое дыхание нежно коснулось моего уха. - Я знаю, что вела себя, как мегера.
- Ничего страшного, - я примирительно погладил ее по кудрявым волосам.
- Нет, не так!
Вика притянула меня и поцеловала в губы... а я обнял ее и почувствовал ладонями ямочки над ягодицами. Сердце мое застучало, я потянул за поясок девицыного халата и сунул руку в образовавшуюся щель. Вика на секунду замерла, но тут же громко задышала; не прерывая ласок, мы влезли на кровать.
Она окончательно сбросила халат, избавился от халата и я. (До чего ж она меня привлекала!... И совершенно не ясно чем: я, вообще-то, люблю женщин в теле. Впрочем, несмотря на худобу, кости из Вики не торчали - все было покрыто мягкой соблазнительной плотью.) Наконец я лег на нее, а ее рука скользнула вниз (очевидно, чтобы помочь мне войти), как вдруг...
- А-х-х-ф-ф!!!...
Яички мои пронизала нестерпимая боль - я задохнулся... потом задергался...
тут же замер опять...
Вика крепко сжимала мою мошонку, впившись в нее ногтями.
- Ты что?!... Зачем?... - дыхание у меня перехватило.
Безмятежно улыбаясь, девица глядела мне в глаза.
- Чтобы продемонстрировать, чего вы, самцы, стоите, - ее обычно хриплый голос прозвучал на этот раз чисто и ясно. - И чтоб ты уважал женщину, с которой спишь!
- Когда... я... тебя... не... уважал?... - просипел я с неимоверными паузами (каждое слово резонировало в сдавленных яичках невыносимой болью).
- Да только что, - холодно объяснила Вика, - когда по-хозяйски, как барин ввалился в комнату, где я переодевалась!... И когда подслушивал, как я сочиняю стихи!... А до этого обозвал меня взбалмошной дурой, да!...
- Из... ви... ни... - слоги выходили из меня с шипением, как воздух из проколотой шины, - по... жа... луй... ста...
Когда ее пальцы разжались, я несколько секунд боялся пошевелиться... потом слетел с кровати и, изогнувшись дугой, осмотрел свое мужское достоинство: на коже остались следы ногтей, но кровь не текла. Из-за ноющей боли стоять я мог, лишь наклонившись вперед, однако серьезных повреждений, кажется, не было.
Я перевел взгляд на Вику. Чтобы успокоиться, три раза вдохнул и выдохнул.
- Вон отсюда! - я дернул ее за ногу.
Презрительно улыбаясь, девица встала и подобрала с пола свой халат.
- Чтоб духа твоего здесь не было! - я вырвал халат у нее из рук и швырнул в чемодан.
Через две минуты я был одет. Вика же за это время нацепила лишь трусы и гольфы - чтобы не сорваться, я спустился в кухню и сварил кофе...
Девица сошла вниз лишь через полчаса (наряженная в стильные вельветовые брюки и шикарную кофточку) и с высокомерным видом встала у дверей. Я быстро затолкал в багажник ее чемодан, мы сели в машину. "В каком госпитале лежит твой бойфренд?" На викином лице проступило недоумение... я молча протянул ей мобильный. После долгих переговоров на ломанном английском выяснилось, что госпиталь находится на другом конце города... то есть, на поездку туда и обратно уйдет полтора часа (Лимерик - город старинный и к современному автомобильному движению не приспособлен). Впрочем, чтобы избавиться от этой сумасшедшей, не жалко.
Через сорок минут мы въехали в ворота госпиталя, нашли нужный корпус. Я в последний раз выволок викин чемодан и поставил перед ней.
- Прощай! - я повернулся, чтобы сесть в машину...
- Ты на меня обиделся?
Размеренно дыша, я досчитал до пяти. Потом обернулся.
- Да.
Мимо нас сновали посетители и медперсонал. С неба падала мелкая морось.
- Ты похож на истеричного мальчика, - Вика презрительно сощурилась, ушибленного чужой, солдатской правдой.
Не дав мне ответить, она с легкостью подхватила чемодан и исчезла в дверях госпиталя.
4. Второе пришествие
В тот день - пятницу - я успел переделать кучу дел: купил продукты, дважды запускал стиральную машину, съездил в Управление налогов и зашел в университет, чтобы разобрать накопившуюся почту. После расставания с Викой настроение у меня исправилось: из редакции "Math. Review" прислали хвалебные рецензии на мою статью, плюс пришло письмо от соавтора-датчанина, существенно продвинувшего нашу с ним задачу.
Моя жизнь вернулась в привычную колею: каждый день я ездил на работу. Никто не отвлекал меня (студенты были на каникулах, большая часть сотрудников - в отпуске), и я с удовольствием разбирался в выкладках датчанина. Иногда заходил мой приятель и коллега Димка; но и с ним мы в основном разговаривали о науке - спорили, обзывая друг друга идиотами и покрывая доску формулами, потом пили чай и опять спорили.
В такого рода развлечениях прошло четыре дня, с субботы по вторник. О Вике я вспоминал довольно часто, и что ставило меня в тупик больше всего это как ей удалось поладить со своим бойфрендом. Сколько дней они были знакомы в Москве?... Как исхитрились не поссориться?... Подругу, менее подходящую ирландцу, чем это дикое, сумасбродное создание, я вообразить не мог. Да и не только ирландцу - Вика казалась мне явлением чисто русским, в чем-то сродни персонажам Достоевского. Так сказать, комический вариант Настасьи Филипповны... (А я, соответственно, являлся комическим вариантом князя Мышкина... одним словом, идиотом. Только идиот мог позволить так собой вертеть!...)
Во вторник вечером я вернулся домой около семи, приготовил ужин, раскупорил бутылку вина и поел, слушая новости CNN. Когда я пил чай, в форточку запрыгнула Баффи (бедная киска часто пряталась у нас от своего малолетнего хозяина). Поев, я унес Баффи в спальню и посадил на кровать, а сам прилег рядом, чтобы под ее мурлыканье проверить выведенную днем формулу. Кошка повозилась и уснула, привалившись ко мне теплым меховым боком.
К десяти я утомился. Посмотреть разве, что по телеку?...
Тут раздался звонок в дверь. Вытаращив и без того круглые глаза, Баффи вскочила, распушила хвост и стремительно побежала вниз. Кто мог заявиться в такую позднь?... Обуреваемый дурными предчувствиями, я отпер дверь. Баффи шмыгнула наружу и исчезла в темноте.
На пороге стояла Вика. На заднем плане виднелось такси.
Вид у девицы был дикий: на щеках разводы туши, вокруг рта размазана губная помада. Одежда в беспорядке: воротник кофточки разорван, одна из пуговиц на юбке вырвана с мясом. Уголки викиного рта были опущены, как у обиженного ребенка; в огромных черных глазах, как в переполненных по весне омутах, стояли слезы.
- Сережа, миленький... - она всхлипнула, - мне не к кому, кроме тебя, пойти!
Прости меня, пожалуйста-а-а... - самообладание отказало ей, по щекам заструлись слезы. Большой рот стал бесформенным.
- Вика, ты что? - испугался я. - Давай, я тебя чаем напою... или лучше ирландским кофе.
Она прижалась ко мне и уткнулась лицом в грудь. Отрицательные эмоции, оставшиеся у меня от предыдущей встречи, а равно способности к рациональному мышлению, мгновенно растворились в ее слезах...
Пока я доставал из багажника ее чемодан, Вика расплатилась с таксистом (очевидно, у нее появились деньги). Я отвел ее в спальню и оставил переодеваться, а сам пошел готовить ирландский кофе (кофе, молоко, виски, сахар, взбитые сливки).
Вика спустилась через полчаса, одетая в халат и тапочки. Косметика с ее лица исчезла, что придало ей уютный, домашний вид; белые носочки на крошечных ступнях сделали похожей на школьницу.
Поначалу она была неразговорчива и отвечала на мои распросы односложно. Я, впрочем, не настаивал: захочет - расскажет о произошедшем сама. Но она не захотела... допив ирландский кофе, мы прихватили виски и вино, оставшееся от моего ужина, и перебрались в гостиную. Мебели там не было, зато имелся мягкий ковер и две свечи в псевдо-старинных подсвечниках Вика зажгла их и погасила свет. Пока я задергивал шторы, она принесла из кухни еще с десяток свечей и расставила в блюдцах по всей комнате. Гостиная озарилась дрожащими огоньками, по потолку и углам забегали тени.
Поначалу она была неразговорчива и отвечала на мои распросы односложно. Я, впрочем, не настаивал: захочет - расскажет о произошедшем сама. Но она не захотела... допив ирландский кофе, мы прихватили виски и вино, оставшееся от моего ужина, и перебрались в гостиную. Мебели там не было, зато имелся мягкий ковер и две свечи в псевдо-старинных подсвечниках Вика зажгла их и погасила свет. Пока я задергивал шторы, она принесла из кухни еще с десяток свечей и расставила в блюдцах по всей комнате. Гостиная озарилась дрожащими огоньками, по потолку и углам забегали тени.
- Расскажи о себе, - попросила девушка, садясь на ковер спиной к стене.
- Мне особо нечего рассказывать, - отвечал я, опускаясь рядом. - Мне тридцать три года. Работаю в местном университете, на факультете математики.
Жена - программистка. Из России уехали восемь лет назад: четыре года в Австралии, два - в Англии, два - в Ирландии. Сыну девять лет. Вот, собственно, и все...
- А почему с места на место переезжали?
- Долгая история... и не очень интересная притом.
Некоторое время мы молчали.
- Лучше ты про себя расскажи... - предложил я.
И Вика начала рассказывать.
Она была единственным ребенком офицера-ракетчика и учительницы литературы.
Сколько она себя помнила, их семья скиталась по разным дальневосточным гарнизонам, не задерживаясь нигде дольше двух лет (отца отчего-то постоянно переводили с места на место). Из-за постоянных переездов подруг у нее не заводилось, да и с матерью она была не особенно близка, так что большую часть времени Вика проводила с отцом. Тот очень любил рыбалку и всегда брал дочку с собой (ходили они вдвоем, отцовских друзей Вика не помнила). А когда ей исполнилось десять, отец утонул. Случилось это на каком-то озере, весной:
лед подтаял, и отец провалился в воду. Он несколько раз пытался выбраться, однако лед ломался... Вика подпозла к краю полыньи и подала отцу руку, но тот нарочно отплыл на другой конец, боясь, что дочка тоже провалится. Он продержался на плаву с четверть часа... (эта часть рассказа произвела на меня жутковатое впечатление из-за отстраненного, бесчувственного викиного тона).
После смерти отца они с матерью переехали в Москву - точнее, вернулись в Москву, ибо мать была москвичкой. Дедушка с материнской стороны оказался высокопоставленным дипломатом и устроил внучку в привилегированную французскую школу с фруктовым садом, географической площадкой и бассейном. В школе Викe не нравилось: она в равной степени ненавидела чванливых одноклассников и подхалимов-учителей. Все свободное время она проводила в школьной библиотеке, читая стихи.
А через четыре года мать вышла замуж.
Отчим работал замминистра в каком-то третьеразрядном министерстве - то ли сельского строительства, то ли легчайшего машиностроения. Это был высокий, статный человек лет сорока со смуглым, смазливым лицом... Викa не полюбила его с первого взгляда. Однако ничего плохого, кроме глухоты к стихам и общей тупости, она за ним поначалу не заметила. Проблемы начались, когда ей исполнилось шестнадцать: она стала ловить на себе масляные взгляды, несколько раз отчим как бы случайно без стука заходил в ее комнату. А однажды, когда мать была в отъезде, попытался забраться в викину постель - но получил такой отпор, что царапины с его мерзкой рожи не сходили неделю.
Вика обо всем рассказала матери, но та не поверила и дала дочери пощечину:
мол, не смей клеветать на любимого человека!... (Девушка рассказывала об этом эпизоде с таким видом, будто ей хотелось сплюнуть.) В результате, она переехала к деду.
На этом ее злоключения закончились: дед в ней души не чаял и баловал изо всех сил (внучка напоминала ему покойную жену). Окруженная репетиторами, гувернантками и экономками, Вика доучилась в школе и поступила в Литературный институт. В студенческие годы, кстати, она выиграла некий поэтический конкурс (она со значением поглядела на меня)... и это был очень престижный конкурс, да!... А после окончания института ее взяли работать в редакцию очень хорошего журнала... хорошего и престижного журнала!... И напечатали подборку ее стихов в другом хорошем журнале!...
Вика закончила рассказ за полночь. Некоторые из свечей догорели, пустые бутылки из-под вина и виски стояли в углу.
- Пойдем спать?... - покачиваясь, я поднялся на ноги.
- Спасибо, что выслушал, - Вика улыбнулась.
- Всегда пожалуйста, - я сделал широкий жест, выражавший галантное добродушие, но чуть не потерял равновесие и оперся на стену. - Пардон... я, кажется, слегка перебрал, да.
Пока я гасил свечи, Вика прибрала посуду; мы разошлись по ванным комнатам.
Дабы хоть чуть-чуть протрезветь, я принял контрастный душ.
Когда я вошел в спальню, свет уже не горел. Я полез на кровать. Под моим одеялом лежала Вика - от нее приятно пахло духами.
"Извини!" - девушка обняла меня за шею и прижалась всем телом. "За что?" - "За то, что сделала тебе больно..." Мои колени сжались, как у девственницы от прикосновения мужчины... лучше б она не вспоминала. "Ничего страшного", - с наигранным легкомыслием отвечал я. Некоторое время мы возились, целуя и гладя друг друга по частям тела... Наконец настала пора решительных действий, однако (из-за темноты) я никак не мог определить местоположение викиных рук. А вдруг она опять?... - мои колени снова инстинктивно сжались.
"Что?" - тревожно прошептала Вика. Я молчал. "Что с тобой?" - девушка обняла меня... кажется, обеими руками... увы, я понял это слишком поздно.
Сгорая от стыда, я откатился в сторону.
- Объясни, в чем дело?! - Вика привстала на локте.
- А то ты не понимаешь?... - зло отвечал я. - Сначала чуть не оторвала мне, пардон, яйца, а теперь лезешь с извинениями, да еще в самый неподходящий момент!... - я помолчал и смущенно пояснил: - Я все время думаю, где находятся твои руки...
Наступила тишина. Вика о чем-то размышляла - я слышал, как у нее работают мозги...
Вдруг неясная тень метнулась к краю кровати. Шлеп-шлеп-шлеп - цепочка легких шагов прошелестела в сторону двери. Щелк - зажегся свет. Мои глаза инстинктивно зажмурились.
- Я придумала! - объявила Вика с интонацией архимедовской "эврики".
5. Ночная экспедиция
- Что ты придумала? - я почувствовал, что с меня потянули одеяло, и нехотя сел. Пол неприятно холодил пятки. Выпитое виски слегка кружило голову.
- Потом объясню. А пока доверься мне!
- Довериться тебе? - я не удержал саркастической усмешки...
Жена всегда говорила, что я не умею настаивать на своем - особенно, с женщинами. Наверное, она права... так или иначе, но через десять минут мы с Викой уже выходили из дома. Цели нашей экспедиции я не знал, и почему я должен в ней участвовать - тоже (девица лишь пробормотала что-то невнятное насчет "поможешь мне кое-что открыть"). Я был одет в темно-синие джинсы и черный свитер, лично выбранные ей из моего гардероба, а сама она облачилась в черный комбинезон и бордовую кофточку. Мы залезли в машину... а что, если сказать: мол, не желаю садиться за руль в нетрезвом виде? Я посмотрел на свою спутницу... нет, шансов не было: она просто заставит меня вызвать такси. Я обречено завел мотор.
- Куда?
- В Кэнли, - так назывался самый фешенебельный район Лимерика.
Движения на дороге почти не было - вскоре мы миновали Замок короля Джона и поднялись на Холм Висельников. Впереди расстилалась темная масса Кэнли, утыканная булавками разноцветных огоньков.
- Теперь направо.
Мы углубились в переплетение тихих улиц. Позади увитых плющом оград высилились то старинные, то суперсовременные дома. Сквозь узорчатые ворота вкрадчиво поблескивали дорогие автомобили. В хрупких лучах похожих на елочные игрушки фонарей трава на газонах казалась изумрудной.
- Здесь.
Я запарковал машину в тени развесистого дуба, мы вышли. Раздвигая грузным телом кисейные облака, по небу катилась полная луна.
- Туда, - потянула меня за руку Вика.
Мы вошли в провал ворот. Завитушки на распахнутых створках сплетались в изображения чудовищ. В глубине участка располагался особняк; в правой его части, нарушая симметрию, возвышалась остроконечная башенка. Все окна были темны. Миновав серебристый Бентли, запаркованный посреди двора, мы приблизились к массивной дубовой двери; сбоку, на блестящей цепочке висел никелированный молоток. Однако стучать Вика не стала, а свернула на огибавшую дом тропинку. "Куда ты?" - спросил я почему-то шепотом. Девица не ответила. "Кто здесь живет?" - "Тихо!" - прошипела Вика, не оборачиваясь.
Мимо моего плеча плыли шершавые, неправильной формы камни, кое-где в щелях пробивался мох.
Мы обошли дом. По газону заднего двора была расставлена разноцветная, причудливой формы садовая мебель; чуть дальше, среди подстриженных деревьев виднелась беседка. Справа серел декоративный валун - Вика пошарила под ним и достала завернутый в полиэтилен ключ. "Здесь живет твой бойфренд?" - с безразличным видом, но на всякий случай шепотом, поинтересовался я. "Не волнуйся, его нет дома". - "А Бентли перед входом?" - "Знаешь, сколько у него машин? Три". Она отперла черный ход - вглубь дома вел узкий коридор. "А чего свет не зажигаешь?" - "Соседи заметят... он жаловался, что они всюду нос суют, да". Вика взяла меня за руку и повела вперед (судя по шороху, она вела другой рукой по стене). "А почему ты говоришь шепотом, если дома никого?... Черт!..." - я споткнулся о какие-то ступеньки. "Из-за собаки: услышит - начнет брехать, - отвечала Вика. - Ты б лучше под ноги смотрел...