Не знаю, сколько я так просидела в полной растерянности, бессмысленно таращась на маленький кружочек, только вдруг почувствовала, как меня бросило в жар. Стоило лишь сопоставить этот странный сучок со скупыми намеками Алиции, с ее дурными предчувствиями и страхами – и все встало на свои места. Подтверждались, увы, мои смутные догадки!
Голова у меня сразу заработала, как часовой механизм, мысли шестеренками цеплялись одна за другую. Предупредить Алицию! Она наверняка об этом не знает! Во что бы то ни стало предупредить, пока она еще чего-нибудь не сболтнула! Но как?! На кухне?.. Исключено, на кухне могли припрятать то же самое. Мало ли какими сюрпризами напичкали эту квартиру! Вот идиотка, вздумалось ей, видите ли, обновить свое гнездышко!..
Алиция вернулась с кофе. Я подсела к письменному столу и на клочке бумаги нацарапала:
«Ничего не говори! Делай, что я скажу! Подыгрывай!»
– Что у тебя там? – заинтересовалась Алиция.
– Ресница попала в глаз, – невозмутимым тоном заявила я, подсовывая ей листок. – Погоди, сейчас вытащу.
Алиция прочла и испуганно уставилась на меня. Глаза у нее превратились в два больших вопросительных знака. В панике я не догадалась продумать план действий и теперь не могла сообразить, как же нам с нею объясняться. Говорить шепотом нельзя, отмалчиваться тоже – словом, ни под каким видом нельзя обнаруживать, что мы сориентировались в ситуации. Я схватила еще листок.
– Кстати, ты мне собиралась показать фотографии! – сказала я тоном, который должен был изобразить беззаботное любопытство. – Нашлись они наконец?
– Ах да! – спохватилась Алиция. У нее получалось даже лучше, чем у меня, в голосе звучало простодушное оживление – тем нелепей выглядела застывшая на ее лице тревожная гримаса. – Погоди, сейчас поищу.
И продолжала столбом торчать передо мной, пока я не показала знаками, что ей положено рыться в ящиках и шелестеть бумагами. Она ухватила все на лету, продемонстрировав недюжинный интеллект: глазами уткнулась в листок, на котором я писала, а руками стала перерывать вверх тормашками содержимое письменного стола, самозабвенно выкрикивая: «Может, здесь? Нет, не то. Вот они! Нет, не они! Куда же я их сунула?»
А я тем временем в спешке набрасывала по пунктам инструкцию:
«1. Ты что-то нашла. И вспомнила про срочную работу! Сделай так, чтобы я с тобой попрощалась!
2. Диалог. Ты: Мне надо срочно это закончить! Я: Не провожай меня, я еще зайду в ванную!
3. Пару секунд пошелестеть!
4. Выходишь за мной на цыпочках!
5. Хлопаем дверью ванной, тихонько выходим на лестницу, там я тебе все скажу.
6. Вернувшись, спустишь воду, пошумишь, покрутишь кран, хлопнешь дверью».
Получилось, может, и бестолково, но я надеялась на ее сообразительность. Во мне вдруг прорезалась маниакальная осторожность, еще бы, при таких-то подозрениях! Похоже, дело тут и впрямь нечисто, не зря Алиция боится. Ни с того ни с сего квартиру под наблюдение не берут. Небось, возьмут на заметку и то, сколько времени мне понадобилось, чтобы выйти на лестницу. Надо сделать так, как будто я вышла из комнаты сразу, а потом еще застряла в ванной, с Алицией уже не разговаривая. Главное – эти типы не должны догадаться, что мы говорили с ней на лестнице. Уж на лестнице-то, надеюсь, не опасно?..
Я протянула Алиции листок и сказала:
– А это что у тебя в руках? По-моему, те самые фотографии!
Алиция непроизвольно уставилась на коробок с кнопками, который как раз вертела в руках.
– Гм, и правда! – обрадовалась она и так же непроизвольно протянула его мне. – Вот, смотри.
Утруждать себя рассматриванием кнопок я не стала, кнопки как кнопки, и даже бумагой не шелестела, трезво рассудив, что от обыкновенных фотоснимков никаких акустических эффектов быть не может.
Алиция изучила инструкцию, в конце приписала: «Сейчас?» – и вопросительно воззрилась на меня.
Я кивнула головой и сказала:
– А эта толстуха сзади – кто такая?
– Подруга хозяйки, – не задумываясь ответила Алиция. – Послушай… – испуганно протянула она, словно вдруг вспомнив что-то очень неприятное. – Погоди, кажется… О господи!
– Что с тобой? – с готовностью подхватила я. – Здесь ты очень хорошо вышла.
– Куда вышла?! – выпалила Алиция. – А, ну да! Слушай, ты меня, пожалуйста, извини… совсем из головы вылетело! Мне ведь позарез надо дорисовать к завтрашнему утру один эскиз. Ах, черт! Нужно было сегодня, но если я отдам утром до восьми, то еще сойдет. Придется сесть за него прямо сейчас!
– Ну ты даешь, не могла сделать раньше? – негодовала я, на сей раз совершенно искренне, считая, что Алиция чересчур мягко выразила свой ужас. Могла бы чертыхнуться и покрепче, с большим чувством!
– Забыла! Только сейчас его нашла, завалялся под фотографиями. Ты уж прости меня, растяпу!
– С тобой рехнуться можно. Бог простит, ладно, трудись, я сейчас уйду, только вот снимки досмотрю, если позволишь, конечно.
– О чем речь, смотри сколько влезет, а я прямо сейчас сажусь за работу. Тут еще непочатый край.
– Садись, садись. Не обращай на меня внимания, можешь даже не провожать, до двери я сама доберусь и ничего по пути не сопру. Да будет тебе известно, обычай провожать гостей возник не на пустом месте; в старых замках запросто можно было заблудиться, а еще хозяева опасались, что гости по дороге что-нибудь стибрят. Ты не возражаешь, если я загляну перед уходом в ванную?
– Не возражаю, ванная – не замок.
– Удачные получились снимки, вот, кладу их сюда. Ну, счастливо, приятных тебе трудов! Звякни мне завтра, когда освободишься.
– Пока, позвоню. Спасибо тебе, и извини меня, бестолковую!..
Весь диалог мы провели, сидя друг против друга. Алиция то и дело косила глазом в листок, освежая в памяти очередность действий. На лице у нее сохранилось все то же напряжение, а в глазах был все тот же знак вопроса. Я отложила коробок с кнопками, встала, стараясь производить как можно больше шума, взяла сумку и прошла в прихожую. Здесь я открыла дверь в ванную и подождала, пока Алиция потихоньку откроет входную дверь. Хлопнув дверью ванной, я на цыпочках выскользнула за нею на лестничную площадку.
– Ну?! – с нетерпением вцепилась она в меня. Мы уселись на верхней ступеньке.
– В дверном косяке у тебя вставлен микрофон, – сказала я шепотом. – Ты знала об этом?
У Алиции даже дух перехватило.
– Нет, – тоже еле слышно прошептала она. – Вот напасть!
– Кто тебе делал ремонт?
– О господи!.. – Она осеклась и наморщила лоб; на ее лице, скованном тревогой, явственно проступила еще и мрачная ненависть. – Постой, кажется, я становлюсь чертовски понятливой. Вот что, сама я не справлюсь. Нужна твоя помощь.
– Так что все-таки происходит?!
– Они ходят за мной по пятам. Выслеживают меня. Я ведь говорила тебе, что слишком много знаю. Дико боюсь – и ни к кому не могу с этим делом обратиться. Конечно, я тебе все расскажу… – Она в нерешительности помолчала. – Но не сегодня. Не сейчас. Требуется еще кое в чем разобраться, тут нужна стопроцентная уверенность. Понимаешь, непонятно, то ли это наши, то ли наоборот, скорее, наоборот. У меня есть… – Она снова заколебалась. – У меня есть…
– Так что же у тебя есть, черт подери?!
– Я знаю, где это хранится. Если я им эту штуку отдам, может, они от меня отстанут. По-моему, они не догадываются, что я уже настолько в курсе дела. А вообще темная история, днем с огнем не разберешься. Послушай, давай завтра встретимся где-нибудь на нейтральной почве, в каком-нибудь месте, куда за нами никто не увяжется.
– А почему не у меня дома?
– Лучше, чтобы нас вместе не видели. А то догадаются, что я тебе наболтала лишнего. По правде говоря, я боюсь за тебя.
– Ерунду говоришь!
– Я знаю, что говорю, – отрезала Алиция, посмотрев на меня с какой-то неприязнью.
Я сдалась:
– Ну хорошо, единственное место, куда за нами не попрется ни один придурок, – это дамский туалет. Если что, уборщица тут же его турнет. Ничего больше мне в голову не приходит. Разве что женская баня.
– Неплохая мысль, жаль только, знакомых бань у меня на примете нет, зато можем встретиться внизу в «Европейском», в том туалете, что рядом с кафе.
– Во сколько?
– Я буду в семь, а ты приходи на четверть часа раньше и жди меня внизу.
– Мозолить там глаза целых пятнадцать минут? Ну ладно, сделаю вид, что навожу марафет. А кто все-таки тебе квартиру ремонтировал? По-моему, первым делом надо с этим разобраться.
– Обыкновенный маляр, с подручным. Вот уж чего совсем не понимаю, так это истории с ремонтом. Маляр был не тот.
– То есть как не тот?
– Мне присоветовали одного, а я взяла другого. Сама и нашла.
– Кто тебе присоветовал?
– Завтра все доскажу. Иди уж, и так мы тут чересчур задержались. Мне еще надо хорошенько все обмозговать.
– Кто тебе присоветовал?
– Завтра все доскажу. Иди уж, и так мы тут чересчур задержались. Мне еще надо хорошенько все обмозговать.
– Прими лекарство и не забудь спустить в унитазе воду. Значит, договорились – в «Европейском» в семь. Счастливо, держи хвост пистолетом!
– Будь здорова, спасибо!
Алиция бесшумно проскользнула в квартиру. Я немного постояла, подождала, пока не загудит в ванной вода и не хлопнет дверь, и только потом спустилась вниз…
Не знаю, во сколько зазвонил телефон. Я как раз уже засыпала, и врубиться в разговор мне было непросто.
– Не спишь? – спросила Алиция. – Слушай, у меня к тебе просьба. Если я вдруг скоропостижно отдам концы, обязательно зайди взглянуть на меня перед выносом тела. Не в службу, а в дружбу, а?
– Ты что, наклюкалась? Ведь работать собиралась!
– А я и работаю, рук не покладаю. Нет, серьезно, обещаешь прийти? Ну уважь подругу, посмотри на меня перед выносом!
– Боюсь, зрелище окажется не из приятных, но так и быть…
– И еще. Запомни или даже запиши. В случае моей смерти возьми себе то, за что ты бралась после нашего визита к благодетелям, после всяких там виски и коньяков.
– После визита к благодетелям я бралась за «Соплицу»…
– Бралась, а не лакала! Бралась…
– Матерь Божия, ну за что я такое бралась?!
– …и топотала ногами…
– Алиция, окстись! Топотала ногами?!
– Постарайся припомнить. Спокойной ночи, – невозмутимо сказала она и дала отбой.
Я, конечно, была здорово ошарашена, но все же не настолько, чтобы окончательно проснуться, прийти в себя и призадуматься. А вот так сразу понять, чего она от меня хочет, моя бедная голова наотрез отказывалась. Я решила, что утро вечера мудренее, и заснула с приятным чувством, что меня ждет таинственное, захватывающее приключение.
Минут сорок я прождала в «Европейском» со стоическим хладнокровием. В полдевятого начала нервничать, тем более что уже не представляла, чем еще можно себя занять в дамском туалете. Я поднялась наверх и позвонила Алиции, совсем не надеясь, что она отзовется.
Так и есть, отозвалась не Алиция, а какой-то тип. Уточнив номер, я попросила к телефону пани Хансен.
– А кто говорит?
– Подруга.
– Ваша фамилия?
– Хмелевская, – непроизвольно назвалась я, растерявшись от столь нахрапистого тона. Что это значит?
Алиция прибегла к особым мерам предосторожности?
– По какому делу? – спросили на другом конце провода с той же беспардонностью.
Терпение мое лопнуло.
– Простите, но мне бы хотелось поговорить с пани Хансен, – ответила я на всякий случай вежливо, но столь же настойчиво. – Извольте позвать ее.
– По какому делу?
Тут уж я завелась. Буду еще всякому докладывать! Перебьется!
– Извините, но это я скажу не вам, а пани Хансен. Я вас знать не знаю. Окажите любезность, позовите ее наконец, если она дома.
– Пани Хансен к телефону не подойдет. Зачем она вам нужна?
Вот маньяк несчастный! И где только Алиция такого откопала? Бесполезно спорить, может, Алиции вообще нет дома, а может, это, чего доброго, взломщик. Проклятие, мне ведь позарез надо с ней переговорить, и как можно скорей. Я без слов повесила трубку, не хватало еще дискутировать с этим нахалом. Но что же делать? Ехать к ней? Не наломать бы дров… Мы ведь договорились вместе не показываться. Не напали же на нее там бандиты, зачем бы они откликались, да еще так глупо!
Все больше беспокоясь, я решила позвонить ее сестре – она жила в том же доме, этажом ниже, и могла кое-что объяснить. Могла на крайний случай подняться наверх и проверить. Надо только поделикатней заинтересовать ее ситуацией.
– Добрый день, – как можно беззаботней прощебетала я. – Вы случайно не в курсе, что там у Алиции происходит? Никак не удается поговорить с ней по телефону, по-моему, там какие-то люди?..
Трубка некоторое время безмолвствовала, потом вдруг разразилась странным каскадом звуков. Сестра Алиции рыдала.
– А вы ничего не знаете? – простонала она срывающимся голосом. – Вам уже никогда не удастся с нею поговорить. Алиции больше нет! Ее убили! Сегодня ночью! Боже мой, боже мой!..
Алиции больше нет…
Быть того не может! Алиция мертва? Убита?.. Сегодня ночью! Господи милосердный!
Трубка что-то бубнила, я выпустила ее из рук и, привалившись к стойке гардероба в «Европейском», всеми силами старалась как-то оградить свое сознание от страшной новости. Идиотская шутка, не хочу, не согласна, никогда не поверю, это неправда!!!
Алиция умерла… Сегодня ночью…
Сегодня ночью она мне звонила. Наказывала что-то запомнить! Очень важное! О чем-то просила!
«…приди взглянуть на меня перед выносом тела…»
Какое-то время в моей голове непрерывно гудели эти слова – все равно как труба в судный день. Абсурдная просьба наполнилась вдруг трагическим смыслом. «Посмотри на меня перед выносом…»
Что это было, предчувствие или уверенность? Что она имела в виду? Чего-то хотела от меня? Нужно обязательно исполнить ее просьбу! Она боялась сказать по телефону в открытую, рассчитывала на мою догадливость. «Взгляни на мое тело…» На тело? Перед выносом… Перед выносом!.. Она хотела, чтобы я как можно скорей оказалась в ее квартире, сразу же после ее смерти. Что-то у нее там дома есть… Надо непременно туда попасть! Но как?!
Милиция уже там и, конечно, ни единой живой души не пропустит. Потом квартиру опечатают, впрочем, «потом» будет поздно, мне нужно туда прорваться до выноса тела! Значит, еще сегодня. То есть уже сейчас. Что делать? Милиция… И правда, милиция!!!
Я наконец вышла из оцепенения. Единственный человек, который может мне помочь, – это майор. Мужик что надо, умница каких мало, он всегда с пониманием относился ко всяким моим закидонам. Прекрасно меня знает и может оказаться полезным…
Необходимость срочно действовать слегка привела меня в чувство. Сейчас не до стрессов, оставлю их на потом… Я стала лихорадочно рыться в сумке и наконец выудила записную книжку, где у меня был записан телефон Центрального управления.
Без труда, с помощью невинной уловки мне удалось узнать, что майор сейчас не где-нибудь, а как раз в квартире Алиции. Я перезвонила туда и попросила его к телефону. Ясно, майор не из простачков, его трудно провести, ему достаточно приоткрыть хотя бы часть правды, а там он, глядишь, и сам докопается.
– Пан майор, – сказала я, – понимаю, что это противоречит всем вашим правилам, но заклинаю вас, позвольте мне к вам туда прийти! Алиция была ближайшей моей подругой и настойчиво просила меня об этом!
– О чем она вас просила?
– Просила меня, если она неожиданно умрет, чтобы я пришла на нее, мертвую, посмотреть. Еще в квартире. Пан майор, Алиции я обязана как никому другому на свете! Я должна!.. Ходите там за мной по пятам, не спускайте с меня глаз, свяжите мне, наконец, руки, суньте в рот кляп, но позвольте прийти!!!
– Вы с ней дружили? И давно ее знаете?
– Давно. Постойте, сейчас соображу… десять лет.
– Хорошо, приходите, – помолчав, согласился майор.
– Спасибо, буду через пять минут!
Майор наверняка после нашего разговора автоматически включил меня в число подозреваемых – вместе с остальными ее знакомыми. Вне всяких сомнений, он дал согласие с определенным расчетом, вдруг я сделаю или скажу что-нибудь такое, что наведет его на след? Скажем, постараюсь спрятать или уничтожить какую-то улику. А я поставила на этот его расчет – и не прогадала. Правда, пока еще мне и самой было невдомек, что там искать и как объясниться.
Не знаю, как я добралась от отеля «Европейский» до квартиры Алиции на Мокотове. Людей, недавно узнавших об утрате близкого человека, на пушечный выстрел нельзя подпускать к рулю.
Майор предупредил охрану, и я попала в квартиру без всяких проволочек. Вошла и нерешительно остановилась в прихожей.
– Добрый день, пани Иоанна, – любезно встретил меня майор. – Проходите. Почему вашей подруге взбрела в голову такая странная мысль – что вы должны взглянуть на ее труп?
Я тяжело вздохнула. Предвидя такой вопрос, я уже загодя, по дороге, придумала ответ.
– У нее был навязчивый страх, – уныло объявила я. – Вы ничего не знаете? Ее мать скоропостижно скончалась здесь же, в этом доме, сидя в кресле, когда Алиция где-то на стороне развлекалась. На нее это очень сильно подействовало. С тех пор она все время боялась, что умрет вот так же по-сиротски. Частенько, бывало, твердила: хоть бы нашлась рядом какая-нибудь живая душа, чтобы в последний раз бросила на меня в моем доме сострадательный взгляд. Ну и поручила это мне – видимо, в моем сострадании была уверена.
– А когда она вас об этом попросила?
Я не сразу ответила, сначала прошла в комнату, Алиция лежала на диване совсем одетая, с таким видом, как будто спала. Мне, правда, не так уж много довелось повидать покойников, но ни один из них не производил впечатление живого. А у Алиции даже цвет лица не изменился, никаких следов тревоги либо страха, никаких признаков насильственной смерти. Глаза у нее были закрыты, неестественной казалось разве что поза: она лежала навзничь. Алиция могла спать в любом положении, только не на спине.