Толхаев радовался как ребенок. Освоившись с новыми «ногами» и слегка окрепнув, гонял по улице с крейсерской скоростью, распугивая соседских кур и повергая в панику мирно дремлющих на лавках бабуль.
Таким образом, от мелкобуржуазной «заначки» ничего не осталось. Никого, впрочем, это не огорчило — все были рады, что Гриша наконец-то воспрял духом и почувствовал себя если не полноценным членом общества, то по крайней мере — подчленником или даже околочленом, способным самостоятельно перемещаться и решать какие-то вопросы…
Питомник «подняли» за три месяца, вкалывая по шестнадцать часов в день и подрабатывая где придется для пополнения скудных финансовых вложений в общее предприятие. Поначалу решили все сделать честно и добропорядочно, но увы — обстоятельства были сильнее всякого желания жить по правилам! Цены кусались, чиновники привычно подмигивали, открывая, как бы между прочим, верхний ящик стола — затраты получились раза в полтора большие, нежели планировали. Пришлось действовать как привыкли: тащить отовсюду помаленьку, по дощечке, по кирпичику, подворовывать на окрестных новостройках и дачах. Ну и, разумеется — без этого никак! — дважды были застигнуты на месте преступления и обстреляны дробью хозяевами рачительными, отчего у Саши Маслова на попе осталась довольно своеобразная татушечка туземно-тотемного типа. Однако результат с лихвой компенсировал все моральные траты: питомник вышел на загляденье, аккуратный, чистенький, красивый — словно только что отстроили. Теперь оставалось заселить его кем положено и приниматься за работу.
— Вот уж точно — основой любого крупного состояния обязательно является какой-нибудь криминал или мошенничество, — вольно переврал классика Рудин, когда они с Соловьем обследовали местный рынок околособачьих услуг и себя на этом рынке в упор не увидели. — Придется уподобиться гашековскому Швейку — другого пути не наблюдаю…
Действительно, на весь трехсоттысячный Краснореченск было зарегистрировано целых четыре заведения, которые дрессировали собак и учили хозяев, как с ними обращаться. Все они работали по наиболее простому и современному импортному методу: давали владельцу собаки общие навыки дрессуры, «ставили» псу управляемую агрессию и охранные навыки и через полтора-два месяца занятий выпускали готового к функционированию защитника семьи, охранника и служаку. За услуги тутошние кинологи брали достаточно дорого, но быстрота обучения и кажущаяся эффективность результата вполне удовлетворяли краснореченских собаковладельцев.
Рудин же с коллегами привыкли работать по старинке, руководствуясь нерушимыми постулатами отечественной школы, которые настоятельно требовали тратить на подготовку собаки от четырех до шести месяцев. В процессе этой подготовки специалист глубоко и всесторонне изучает психологию пса и его владельца, притирает их друг к другу, учит понимать и любить равновелико каждую половинку тандема. В отличие от экспрессивного импортного метода дрессуры, который предполагает в первую очередь тренировку навыков и насильственное внедрение установок, наша старая школа делает особый упор на воспитании взаимопонимания и правильного поведения, что ляжет затем в основу всех последующих отношений между псом и его владельцем.
Как показала прежняя практика, нашим парням с их старозаветными замашками составить конкуренцию современному методу не стоило даже и пытаться. Немногие доголюбы по нашему нетерпеливому времени предпочитают качество высшей пробы и длительную шлифовку мастерства быстрому и внешне вполне приемлемому современному методу. А перестраиваться на новый лад Рудин со товарищи не могут и не хотят — и дело тут вовсе не в патологической добросовестности и титанической твердолобости, являющейся следствием двадцатилетнего пребывания в Вооруженных Силах. Если подходить к данному аспекту упрощенно, уместно будет такое сравнение: это примерно то же самое, как после высококачественного секса с лучшими представительницами прекрасного пола добровольно перейти на синтетическую вагину и порножурналы. Нормально? А чтобы вредные скептики — приверженцы новаторских методов — не морщили жирные губы в ехидной ухмылке, вот вам конкретный пример из личной практики Рудина, исчерпывающе иллюстрирующий те особые отношения в тандеме человек — собака, что дает нам консервативная школа отечественной дрессуры…
…В конце марта 1995 года Рудин со своей рабочей парой — немецкими овчарками Ингрид и Рэмом был придан сводному отряду для «отработки» одного из районов Грозного. Погода стояла мерзопакостная — туманная морось с редкими просветами, — настроение было примерно такое же, как и всегда в таких случаях, когда приходится заниматься заведомо бессмысленной работой для «галочки».
— Понятно, если захотят — обязательно завалят или взорвут, хоть ты обосрись, — выразил на инструктаже общее мнение командир сводного отряда. — Но наше дело маленькое: сказано — значит, «чистим»…
«Отрабатывали» район в связи с намечавшимся прибытием какой-то импортной комиссии, желавшей в преддверии надвигающегося тепла оценить эпидемиологическое состояние полуразрушенного города, чтобы потом совместными усилиями бороться со всеми подряд ящурами, холерами и прочими напастями военной поры. Суть такой «отработки» состоит в следующем (обратите внимание, как солидно звучит!): отловить в обозначенном районе всех вражьих снайперов, найти и обезвредить установленные специально на комиссию мины-фугасы-растяжки, обнаружить заготовленные боевиками для засад позиции и схороны с оружием и, вообще, всесторонне обеспечить для этой комиссии полнейшую безопасность. Раз-два — отловили, три-четыре — нашли, обнаружили и обезвредили, и — сидим спокойно на контрольных точках и курим. Нормально!
Неэффективность данной «чистки» двойственна, она очевидна для любого солдата, который сидит на блокпосту или на заставе, и отчего-то недоступна пониманию верхних золотопогонных дядек, хоть в народе и говорят, что сверху виднее. С точки зрения нормальной тактики, такая чистка — напрасная трата времени, поскольку Грозный нашпигован войсками, как портовый город шлюхами, и вроде бы полностью контролируется федеральным командованием. Это примерно то же самое, как если бы вы, безвылазно находясь целый день дома, перед сном решили проверить все шкафы — а вдруг забрался кто?! (Интересно, как на вас посмотрели бы ваши домашние?)
А точку зрения низового ратного люда, который все здесь вдоль и поперек облазил и изучил обстановку в районах не хуже, чем конфигурацию сосков любимой женщины, озвучил командир сводного отряда — смотрите выше.
Три месяца войны показали, что «духи» отнюдь не идиоты с камикадзешными наклонностями, к встрече гостей готовились основательно и резервы родного города используют на все сто — в том числе и подземные коммуникации. Иными словами, пока наш официоз орет о спокойной обстановке и докладывает об окончании очередной фазы контртеррористической операции, местные товарищи шастают меж застав и блокпостов, когда и куда им заблагорассудится, и потихоньку делают все, что пожелают. Вот вам двойственность.
В подобном мероприятии Рудин участвовал дважды, и сейчас, как и в первый раз, такое времяпрепровождение ему здорово не понравилось. Массовка здесь была еще та: триста человек, два десятка собак, шум, гвалт, неразбериха в эфире — похоже, командование наше целью ставило не «отловить и обезвредить», а посильнее нашуметь и впечатлить противника численностью — авось не полезут.
Серега, возглавлявший «группу ликвидации снайперов», привык работать индивидуально, по определенному профилю и непременно добиваться результата. На чистку же согнали с соседних подразделений кинологов с разномастными собаками-саперами, наскоро обученными для обнаружения взрывчатки, и в их компании Рудин со своими филигранно вышколенными антиснайперами чувствовал себя, как потомственный английский аристократ, попавший по какому-то чудовищному недоразумению в кафе дальнобойщиков.
— Результата я вам не дам, — предупредил Серега командира сводного отряда, который при распределении кинологов по секторам оставил Рудина с «немцами» при своей персоне. — На тротил мы не натасканы, а искать «гнезда» в такой массовке — дохлое дело.
— Мне твой результат до одного места, — подмигнул Рудину командир. — Полсектора пробьем, сядем где-нибудь в удобном месте, побалакаем. Моему водиле вчера посылку из дому привезли…
Надо вам сказать, что командир сводного отряда Серегу не наобум себе оставил, ткнув пальцем в список, а специально, имея в виду заполучить интересного собеседника из разряда знаменитостей, поскольку деятельность группы Рудина к тому времени уже успела обрасти нездоровой легендарной бахромой и где-то даже мифическим ореолом. А для тех, кто ранее с нашим собакоменом не встречался, следует пояснить, в чем же суть этой самой деятельности.
Группа ликвидации снайперов — это вовсе не панацея, как может показаться несведущим, а скорее вынужденная форма реагирования на суровые условия военной действительности. Лучшее средство против снайпера вне городских условий — минометная батарея и малопьющий корректировщик (совсем непьющих, увы, не бывает), при условии, что обе эти составляющие в ходе работы находятся на безопасном удалении, вне досягаемости снайперского выстрела. В городе против снайперов хорошо себя зарекомендовали артиллерия и реактивные огнеметы. Тот факт, что гаубицы и самоходки не обладают большой точностью, особого значения не имеет — совсем не обязательно, чтобы снаряд залетел именно в ту комнату, где сидит вражий специалист. Достаточно нащупать и не спеша начать разрушать дом, в котором этот специалист оборудовал «гнездо». Подавляющее большинство вражьих снайперов — наемники внеичкерского происхождения, которые ценят свою жизнь и не собираются быть камикадзе — им за это не платят.
Однако зачастую бывает так, что утюжить минометами «зеленку» нельзя — в силу различных причин финансово-стратегического характера. То мораторий, рожденный в махровых кабинетах государственного аппарата (горным волкам нужно отдохнуть, набраться сил и произвести перегруппировку — столичная диаспора не зря ест свой хлеб), то просто — район договорной. А в населенных пунктах сплошь и рядом прослеживается буйная фантазия военного командования, которое планирует размещение федеральных сил и средств таким образом, что не то что из гаубицы — из пулемета очередь безнаказанно дать нельзя, обязательно попадешь в своих, с соседней заставы, по прихотливой случайности расположенной в секторах твоего блокпоста.
Вот и придумали группы ликвидации снайперов, которые, как правило, состоят из кинолога с собачкой (или парой собак) и двух-трех снайперов.
По большей части коэффициент эффективности таких групп удручающе невысок, поэтому особого внимания им никто не уделяет — в военных мемуарах вы вряд ли встретите восторженные описания работы доморощенных антиснайперов. Причина проста и по военному времени никому не интересна. Уровень восприятия вибраций, шумов и великолепное чутье позволяют тренированной собаке легко обнаружить затаившегося в «зеленке» или в разрушенном доме снайпера. Ну вот, обнаружила она врага — а дальше что? Просто погавкать и сделать стойку — бесполезно, во-первых, хозяин не сможет с достаточной точностью определить местонахождение снайпера, во-вторых, лаем собака выдаст вектор перемещения группы и таким образом сорвет боевую задачу. Поэтому собаку для групп уничтожения готовят соответствующим образом: в случае обнаружения снайпера она должна кратчайшим путем и по возможности бесшумно выдвинуться к месту расположения снайпера и вступить с ним в единоборство. Естественно, маскироваться в процессе перемещения собаку научить очень сложно, а в большинстве случаев практически невозможно, поэтому, обнаружив врага — независимо, один он или с группой обеспечения, пес бросает все дела и сломя голову летит навстречу неизбежной гибели. В ходе подготовки псине целенаправленно внушают ложный постулат — оружие не причиняет вреда. Ее постепенно приучают к выстрелам, в результате чего собака на них практически не реагирует. Добраться до снайперской шеи ей удается крайне редко — в лучшем случае посчастливится заставить группу обеспечения снайпера открыть огонь и тем самым обнаружить место «сидки». Но вот собачку завалили, снайпер с группой быстренько убрался восвояси, ненадолго оставив в покое облюбованный объект… А что осталось? Остался психически травмированный кинолог — без собаки. Мелочь по военному времени — кто будет сокрушаться по убиенной псине, когда вокруг пачками гибнут люди?! А вот кинолог… Он долгие месяцы готовил свою собаку к этому нормативному самоубийству, вложил в нее бездну труда, эмоций, успел привязаться, как к родному ребенку. Теперь он возьмет на питомнике новую собаку и опять начнет тренировать — готовить к неминуемой гибели. А для справочки, между делом, следует сообщить, что черствых сухарей, равнодушных к судьбе своих питомцев, среди кинологов нет. Не водится как-то… Потому-то эффективность групп ликвидации крайне низка. Специалист-собаковод заранее знает, что его зверь обречен, и чисто интуитивно — не потому, что сволочь конченая, вовсе нет! — пускается на разнообразные ухищрения, чтобы избежать столкновения со снайпером — филонит, одним словом…
На предыдущих войнах Рудину доводилось бороться со снайперами, но работа эта носила скорее эпизодический характер и системного подхода не требовала. Более того, могу доверительно сообщить вам, что пачками эти снайпера по военной тропе Пса не шлялись и было их всего лишь трое за восемнадцать лет службы — правильно «обложенных» и взятых «за горло». То есть каждый снайпер — событие, рубеж, случай для учебника. А на первой чеченской сразу же пришлось приноравливаться к новым условиям и вырабатывать свою особую тактику, в корне несхожую с нормативной: любителей индивидуальных стрелковых забав во вражьем стане оказалось — пруд пруди, а вот так запросто терять своих четвероногих собратьев Серега не собирался — они для него были куда как дороже, чем добрая половина человечества.
Так вот, методика группы Рудина сильно отличалась от стиля работы всех остальных подразделений подобного типа. Отличие выражалось в результате: за неполных три месяца Рудин, Масло и Соловей, приданные в комплекте к дуэту виртуозов Ингрид — Рэм, обезвредили четыре снайперских «бригады» и одного особого гнусного «индивидуала». При этом семейная пара — мама Ингрид и Рэм-сынуля остались НЕВРЕДИМЫМИ.
Теперь сопоставьте результаты доброй полусотни других групп по всей группировке, которые за тот же период совместными усилиями совсем «придавили» пяток снайперов и полтора десятка только спугнули, потеряв при этом более двадцати собак. Думаю, понятно, почему результативность команды Пса вывела ее в разряд уникумов?
Вкратце метод Рудина заключался в том, что он не обманывал своих питомцев насчет «неопасности» оружия, использовал их нестандартным способом и делал акцент на профессионализм работающих в группе снайперов. Система тренировок была построена таким образом, что у семейной пары Ингрид — Рэм постепенно вырабатывалась насильственно привитая установка: обнаруженный враг опасен — о нем необходимо экстренно дать знать хозяину — хозяин настигнет врага и убьет его. Таким образом, если не вдаваться в подробности, основное отличие Серегиной «домашней заготовки» от нормативной методики заключалось в том, что его собаки не бросались сломя голову на обнаруженного врага, а ложились, показывая направление, и ожидали дальнейших команд. Рудину стоило огромного труда, чтобы пересилить волчью натуру и приучить своих питомцев к столь нетипичному поведению. Коллеги-специалисты недоуменно качали головами и в растерянности разводили руками: любая нормальная псина «пастушьей» породы, почуявшая врага, позабыв обо всем, мчится, чтобы порвать его на части — это естественно, это не задавишь никакими тренировками! Рудинские же псы, если следовать общепринятым постулатам, вели себя как патологические уроды. Но благодаря именно этому образу действий они до сих пор оставались живы и успешно выполняли возложенные на них задачи…
Посылка пришла с Краснодара и, судя по всему, была безразмерной: когда, отработав полсектора, сели «побалакать», водила мимоходом обмолвился, что вчера, сразу по получению, «трохи присели с казаками», в результате чего двое из тех, что «присели», с ночи кукуют на гауптвахте — то есть в обычной яме под грядущий сортир, выкопанной экскаватором в расположении ОМОНа…
— Как пить научатся — сажать перестану, — отреагировал командир на проскользнувшую в речи домовитого водилы укоризну. — Они ж, гады, пошли к соседним артиллеристам и на форму хотели выменять осветительную мину. А те тоже были датые добре и вместо осветительной дали им фугас. Ты понял, нет? А мои тот фугас к нам притаранили и возле блиндажа пристроились с фонариком — разбирать. Хотели посмотреть, чего там такое светится — была у них, мать их, задумка — рассыпать на отъезд эту гадость буквами и поджечь — чтобы, значит, светилось издалека и с «вертушек» было видно. А я как раз посты проверил и покемарить шел. Ты понял, нет?! Если б не напоролся на них — оно бы им так засветило!!! Совсем одичали хлопцы — домой пора…
Спустя час с небольшим по рации сообщили, что отработка вроде бы закончена, посты на контрольные точки расставлены и вообще, пора закругляться, потому как минут через двадцать комиссия поедет — в Ханкале две вертолетные пары сели.
— Точно, видели «вертушки», — удовлетворенно кивнул раскрасневшийся от кубанского самогона командир, поднимая минный колпачок[2]. — Ну, за вертолетчиков!