Во время правления Екатерины II на Невском проспекте в Санкт-Петербурге был построен и в 1783 году освящён католический храм св. Екатерины Александрийской. Традиционно пастырской деятельностью в приходе храма св. Екатерины Александрийской занимались (и занимаются до сих пор) представители католического монашеского ордена Проповедников (Доминиканского ордена). Святая Екатерина Александрийская, в честь которой освящён храм, наряду с Марией Магдалиной является покровительницей Доминиканского ордена. Легенды о святой развивались веками и, по большей части являются плодом почитания, которое оказывалось ей в Средние века. Самые ранние упоминания о святой относятся к VIII-IX вв. Например, согласно преданию, Екатерина была среди святых, чей голос слышала Жанна д’Арк.
Постройка здания храма св. Екатерины Александрийской была поручена приглашенному в Петербург французскому архитектору Ж.-Б. Валлен де ла Моту. С 1761 г. до 1763 г. На месте будущего храма существовала лишь временная каменная часовня. Закладной камень был положен в 1763 г. До 1779 г. строительство церкви продолжалось под руководством архитектора де ла Мота, затем отвечать за строительство стал другой архитектор – А. Ринальди.
Между тем, в свою очередь, проживающие в старой столице Российского государства французы, в 1789 году подали прошение о разрешении им строительства католического храма. Императрица Екатерина II дала своё высочайшее позволение. Таким образом, в Москве, участке между Малой Лубянкой и Милютинским переулком, был построен деревянный храм, освящённый в 1791 году во имя французского короля Людовика IX Святого. В XIX веке на месте старого деревянного здания, был воздвигнут новый каменный храм. Архитектором нового здания стал А. О. Жилярди. При храме Св. Людовика существовали две гимназии – мужская гимназия св. Филиппа Нери и женская гимназия св. Екатерины, а также благотворительный приют св. Доротеи. Храм существует и открыт для прихожан до сих пор.
Храм Святого Людовика Французского – единственная католическая церковь в Москве, которая функционировала в годы советских гонений.
Но вернёмся к рассматриваемой нами исторической эпохе…
В 1771 году, во время эпидемии чумы, в Москве на левом берегу Яузы, на Лефортовском холме было открыто Введенское кладбище. Изначально на этом кладбище хоронили лютеран, а позже и католиков, за что и называли его Немецким или Иноверческим. В 1854 году по распоряжению генерал-губернатора А.А. Закревского, католикам там были переданы для захоронений участки с № 5 по № 11.
Существенной особенностью правления Екатерины II в отношении католичества было стремление императрицы подчинить себе управление Римско-католической Церковью на территории Российской империи, как до этого несколько десятилетий назад подчинил государству Православную церковь её предшественник на троне – царь Пётр I.
14 декабря 1772 г. Екатерина II издала указ, согласно которому папские буллы перед обнародованием в России должны прежде пройти её высочайшее утверждение.
К конкретным шагам на этом поприще относится, например, учреждение Екатериной II, без ведома Папского Престола, Белорусской Римско-католической архиепархии с центром в г. Могилёве. Разумеется, Папа Римский был против такого самоуправства, однако Могилёвскую архиепархию всё-таки позже утвердил в своих правах.
Таким образом, общение с Римом во время царствования Екатерины II, а так же, как покажет время, и при некоторых других российских самодержцах, могло происходить только по вопросам, связанным с верой. Управленческие дела внутри Католической Церкви в России, императрица решала сама. Так, например, она постановила, что католическая община должна выбирать себе главу и восемь синдиков в помощь ему, которые должны были решать финансовые проблемы. Екатерина II решила, что нужно открыть школу для детей католиков, куда бы ни допускались обучаться дети православных родителей. Императрица так же освободила католическое недвижимое имущество от городских налогов, при этом взяв с католических священников обещание, не заниматься прозелитизмом. Рим не мог назначать в России католических священников, а так же контролировать церковное имущество, принадлежащее Римско-католической Церкви. Естественно, что такая политика не признавалась законной со стороны Папского Престола, ибо подрывала главенство Рима в делах духовных на территории России.
Политику Екатерины II в отношении в церковных делах отлично характеризует её же высказывание, сказанное ею ещё до восшествия на российский престол: «необходимо уважать религию, но ни за что не пускать её в дела государственные» [224].
В 1772 году состоялся первый раздел Речи Посполитой. Между Российской империей, Прусским королевством и Австрией была подписана конвенция, согласно которой Восточная Белоруссия и часть Инфлянтов [225] отходили к Российской империи. Таким образом, Россия получила сразу более миллиона подданных – католиков: среди которых были как представителей латинского обряда, так и униаты. За первым разделом Речи Посполитой, последовал второй (1793) и третий (1795) разделы. Их итогом стало упразднение польского гражданства и утрата Польшей своей государственности. После третьего раздела Речи Посполитой российскими гражданами стали 8 миллионов католиков.
В результате такого масштабного прироста католического населения, в Российской империи была создана собственная католическая иерархия. Екатерина II в 1774 г. для католических церквей в России «учредила институт католического епископата с центром в Могилеве» [226]. Все католические церкви и монастыри (иезуитские, доминиканские, францисканские, бенедиктинские и проч.) были оставлены в неприкосновенности. После 1795 г. в Российской империи функционировало около 10 000 католических церквей и 400 католических монастырей [227].
На территории России в 18 веке имели свои представительства около 30 католических монашеских орденов. Мужские: францисканцы, в том числе реформаты и капуцины, доминиканцы, пиары, миссионеры, августиане, бернардинцы, кармелиты, тринитары, цистерцианцы, мариане, бенедиктинцы, рохиты, брижды, бонифратеры, камальдулы, картузианцы. Женские: доминиканки, бернардинки, кармелитки, мориавитки, бенедиктинки, цистерцианки, сестры милосердия и ряд других орденов [228].
Следствием появления на западных границах России такого количества легально функционирующих католических институтов, на исконно русских землях появились католические проповедники. «Латинские монахи и патеры в конце века в большом количестве устраивались на местах священников в столичных храмах, находили возможность служить учителями и библиотекарями в частных дворянских домах, открывали учебные заведения» [229].
Однако, несмотря на то, что, в одночасье, католичество стало одной из самых распространённых религий в России [230], власть всеми силами пыталась ограничить влияние католического духовенства на православных граждан. Очевидно, это было продиктовано политическими причинами: как мы помним, развитие Российской государственности было направлено на укрепление абсолютизма, для целей укрепления которого, в частности, была слита в единое целое с государственным аппаратом Русская Православная Церковь. «Нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13:1,2). Эту новозаветную цитату из послания святого апостола Павла римлянам взяли на вооружение в качестве утверждения подчинения церкви государству Православная, а так же Протестантская церкви, у католиков же своя версия на этот вопрос. Так, Фома Аквинский считал, что у церкви душа направлена к Богу, в то время, как у государства она направлена к общественности, следовательно, у них отдельные друг от друга пути.
«Русская православная церковь превратилась в «приводной идеологический ремень крепостнического государства», стала «лишь казенным ведомством православного исповедания, формальным учреждением, своего рода «министерством идеологии» [231].
Католическая же Церковь, с момента своего основания Иисусом Христом имеющая «надгосударственный и наднациональный характер» [232], чей центр расположен в Риме, следовательно, неподвластен российским монархам, в стратегию укрепления российского абсолютизма никак не вписывалась. «В рамках выяснения вопроса, чья власть более божественна – папская или монаршья, то православие в основном своем содержании целиком и безоговорочно рассматривало монархическую власть как высшую ценность и олицетворение социальной справедливости на земле. Соответственно, и монарх, император провозглашался «помазанником Божьим» [233]. Таким образом, для русских самодержцев католичество представляло собой «опасную силу, подрывающую авторитет светской власти». [234] Впрочем, вот так взять, и сбросить со счетов доставшихся России вместе с польскими территориями католиков, государство не могло. Поэтому в 1797 году Павел I был вынужден упорядочить отношения России с Католической Церковью, для этих целей он учреждает Департамент римско-католических дел, главой которого назначает Богуша-Сестренцевича (1731-1836) – католического архиепископа Могилёвской архиепархии. Новое учреждение просуществовало недолго: в 1810 году Александр I упразднил этот департамент, в место него было создано Главное управление духовных дел иностранных исповеданий, руководство которым принадлежало непосредственно латинскому духовенству. Пережив в 1832 году присоединение к МВД, «Управление» стало называться Департаментом духовных дел иностранных исповеданий и просуществовало вплоть до 1917 года.
Известны случаи заключения браков между представителями русских дворянских родов и иностранцами – католиками. Так, в 1732 году в католической церкви в Москве состоялось венчание дочери полковника Александра Маслова Евдокии с католиком Захарием Шериманом.
Случалось, что иностранцы приглашали своих товарищей из российского дворянства на религиозные церемонии в католические храмы. Например, по поводу панихиды по умершему австрийскому императору Францу I, которая прошла в Петербургской католической церкви 4 октября 1765 г., «Санкт-Петербургские ведомости» писали, что: «Для смотрения печальной сей церемонии съехалось в церковь, кроме находящихся здесь иностранных министров, такое множество знатных обоего пола персон, что прочему народу не было места, как только при входе в церковь и в паперти» [247].
Так же католические монахи часто занимались воспитанием детей русских дворян: «Уже несколько лет проживают здесь также два немецких иезуита, которые обучают по-латыни многих детей знатного происхождения» [248]. «Трудно было найти в Петербурге барский дом, в котором бы латинский духовный не был бы гувернёром или библиотекарем, или домашним учителем» [249].
В среде простого русского народа XVIII века, который на 90% представлен крестьянством и был неграмотен, отношение к католичеству, под действием православной церковной пропаганды, было резко отрицательным.
Какой либо личной неприязни к католикам тут быть не могло, ибо в большинстве своём русскому деревенскому мужику так ни разу за свою жизнь и суждено было в глаза увидеть лицом к лицу живого представителя Римско-католической Церкви. Согласно словарю Даля, «всякий неправославный человек издавна именовался в России «басурманином» [250].
Таким образом, всякая неправославная вера для русского простолюдина была одинаково «языческой» и «сатанинской» [251].
Впрочем, на границах с исконно католическими территориями ситуация менялась зачастую на противоположную – там крестьянину часто предоставлялась возможность лично пообщаться с католиками, а так же с представителями католического духовенства.
Такой крестьянин мог лично на деле сравнить своего местного бородача православного батюшку-пьянчужку [252] с вечно трезвым, гладко выбритым, исключительно интеллигентным представителем латинского духовенства. Мог пообщаться с всегда вежливыми, аккуратно одетыми, образованными католиками. Часто после такого общения, католик становился для русского мужика уже не врагом, а зачастую – другом.
Известно, что многие русские дворяне, часто официально, в угоду российским законам, оставаясь православными, открыто выражали свои симпатии к католичеству. Так, с почтением к католической вере относился главнокомандующий российской армией, фаворит царевны Софьи, князь Василий Васильевич Голицын. Отношение Голицына к католичеству разделял граф Андрей Артамонович Матвеев, видный дипломат петровской эпохи. Известно, что фельдмаршал Борис Петрович Шереметев совершил паломничество в Рим, дабы поклониться мощам св. апостолов Петра и Павла, которых очень почитал в своей жизни. В Рим так же ездил князь Петр Алексеевич Голицын [253]. Фаворит императрицы Екатерины II Г.А. Потёмкин открыто симпатизировал иезуитскому Ордену.
Одним из первых случаев официального перехода из Православия в Католичество в XVIII веке, который вошёл в историю и о котором нельзя не упомянуть, является случай перехода в Римско-католическую Церковь русского дворянина Алексея Ладыженского. Молодой человек отправился в Варшаву и Рим постигать философию, логику и прочие европейские науки, там же, в Европе, он и стал, со временем, послушником иезуитского ордена.
Вступив в Орден Иезуитов, Ладыженский принял монашеский сан и в 1733 году стал священником в Вильне. Там же, в Польше, его и настигла карающая рука российского правосудия. Он был арестован поручиком Дубровиным, Алексею вменялось в вину, что в Европе он «оставя закон православный греческого исповедания, принял римский» [254].
В начале 1736 г. король Польши неоднократно обращался к императрице Анне с требованием освободить Ладыженского. Главный министр польского короля Брюль в письмах к русскому послу в Польше Кейзерлингу настаивал на освобождении иезуита, «арестованного в нарушение прав человека на иностранной земле» [255].
Несмотря на заступничество высокопоставленных лиц, Ладыженский был для дальнейших допросов доставлен в Петербург. Дело подследственного рассматривалось в 1736-1737 годах высочайшим судом. Нельзя обойти вниманием того обстоятельства, как «русский иезуит» держался на допросах. Известно, что он не чувствовал себя виноватым [256], демонстрируя тем самым, что смена религиозного вероисповедания им была произведена не под влиянием сиюминутного чувства, а полностью в здравом уме, трезвой памяти и абсолютно сознательно. Кроме того, защищаясь на допросах, он мужественно отстаивал догматы Католической веры, пытаясь убедить судей в своей правоте. Впрочем, государственную машину судопроизводства, Ладыженскому так и не удалось побороть.
Императрица Анна Иоанновна подписала Ладыженскому следующий приговор: «учинить ему в Синоде публичное нещадное наказание шелепами и по наказании, сняв с него езувитскую одежду, приставить к нему крепчайший караул и того ж часа, не давая ему ни с кем разговаривать, отослать за тем крепким караулом в военную коллегию для определения в солдаты в отдаленный гарнизон в Сибирь» [257].
О дальнейшей судьбе осуждённого нет достоверных сведений. По одним источникам, очевидно близким к православному духовенству, он в конце-концов вернулся в лоно РПЦ и стал под конец своей жизни в ссылке православным монахом, другие же источники утверждают, что Ладыженский был до конца крепок в своих убеждениях и оставался предан своим обетам, данным Господу в Ордене Иезуитов до конца своих дней. Существует так же третья точка зрения, согласно которой «русский иезуит» всё-таки под конец жизни вернулся в православие, однако это возвращение было продиктовано не чистосердечным раскаянием, а – желанием больного, измученного ссылкой человека избавиться от военной службы. Последняя версия видится автору этой книги наиболее правдоподобной.
Очевидно, что «русский иезуит» Алексей Ладыженский был не единственным представителем русского дворянства XVIII века, перешедшим из Православия в Католичество. Но, к сожалению, из-за преследований властей такие случаи в основном оставались тайными и до широкой общественности не доходили. Впрочем, о некоторых фактах смены религиозных взглядов русских дворян нам всё-таки известно. В этом плане показательна история князя Михаила Алексеевича Голицына (1687-1775).
Голицын, так же как и Ладыженский, был отправлен за границу на обучение. Долго жил в Италии, где женился на итальянке и осуществил переход в католичество. По возвращению в Россию, в наказание за вероотступничество, был насильственно сделан шутом при Анне Иоанновне. Так как в его обязанности входило подавать квас императрице, то ему была дано уничижительное прозвище «квасник». Существует мнение, что князь избрал себе роль шута добровольно, ибо шутовскому колпаку у него была только одна альтернатива – как и у Алексея Ладыженского – дорога в Сибирь.
Голицын был насильно женат императрицей на Евдокии Ивановне Бужениновой (1710-1742). В.А. Нащокин (1707-ок.1761) в своих «Записках» оставил описание этой свадьбы: «Да тогож 1740 году была куриозная свадьба. Женился князь Голицын, который тогда имел новую фамилию Квасник, для которой свадьбы собраны были всего государства разночинцы и разноязычники, самаго подлаго народа, то есть Вотяки, Мордва,Черемиса, Татары, Калмыки, Самоеды и их жёны, и прочие народы с Украины, и следующие стопам Бахусовым и Венериным, в подобном тому убранстве, и с криком для увеселения той свадьбы. А ехали мимо дворца. Жених с невестою сидел в сделанной нарочно клетке, поставленной на слоне, а прочий свадебной поезд вышеписанных народов, с принадлежащею каждому роду музыкалиею и разными игрушками, следовал на оленях, на собаках, на свиньях» [258].
Эта шутовская свадьба так же описана в «Ледяном доме» И.И. Лажечникова. Роман «Ледяной дом» – один из лучших русских исторических романов, изображающих мрачную эпоху царствования императрицы Анны Иоанновны, временщика Бирона, получившее название «бироновщина».
Вступившая на российский престол после Анны Иоанновны следующая императрица – Елизавета Петровна упразднила должность придворных шутов. Поэтому князь был освобождён от своих шутовских обязанностей и доживал последние годы жизни в принадлежащих его семье поместьях под Москвой. Помимо Голицына шутовской колпак за вероотступничество достался так же графу Алексею Петровичу Апраксину (ск. в конце 1730-х гг.). Алексей Петрович приходился зятем князю Голицыну, и, по мнению историка Н. Костомарова, перешёл в католическую веру под влиянием своего родственника [259].