- Хорошо, сойдет. Спасибо.
Он подошел к огромному пульту со множеством мониторов. Операторская представляла из себя довольно просторное помещение, и перед экранами было много свободного места, которое обычно заполняли снующие работники. Но сейчас, здесь было свободно. Свободно?
- Можно ли это место вообще назвать свободным? - спросил он сам себя вслух.
- Можно, доктор Льюис.
Роберт совершенно забыл, что уже активировал компьютер, включив его голосом, и теперь он получил пусть и неживого, но вполне общительного собеседника.
- Гретта, принимай команду.
- Жду указаний, доктор Льюис.
Он подошел к одному из кресел и отодвинул его на середину залы, как можно дальше от мониторов.
- Все системы центра перевести в автономный режим вплоть до начала рабочего дня. До понедельника вся работа комплекса будет на тебе.
- Да, доктор Льюис. Перевожу все системы в автономный режим работы.
Роберт упал в кресло и, расположившись в нем максимально удобно, сделал глоток. Во второй раз это было менее противно, и даже приятно.
- Все системы настроены.
- Проведи полное сканирование комплекса и представь отчет о состоянии работоспособности.
- Минутку.
На многочисленных синих мониторах замелькали цифры и показания, которые сменялись с такой скоростью, что успеть прочесть их, было бы настоящей фантастикой.
- Сканирование комплекса завершено. Все системы в норме. Ни в одном отсеке сбоев не обнаружено. Состояние реактора в норме. Температура питательных стержней - сто четыре градуса по Фаренгейту. Состояние инкубатора в норме. Посторонних в административных помещениях не обнаружено. Девяносто четыре процента персонала покинуло корпус. Пустующие помещения, а так же технический отсек закрыты. Датчики движения в изолированных отсеках включены. Все службы безопасности в норме. Камеры наблюдения в норме. Камеры наблюдения за периметром в норме. Освещение комплекса в норме, доктор Льюис.
- Замечательно, - сказал Роберт, сделав очередной глоток скотча. - Спасибо, Гретта. Скажи, Артур Браун все еще в комплексе?
- Мистер Браун покинул комплекс на своей служебной машине.
- Хорошо.
Теперь было самое время для того, чтобы расслабиться. Сейчас его никто не стал бы беспокоить. Он мог отправиться домой, но там его никто не ждал. Мог бы заехать к своим друзьям, но их у него было немного. За последние восемь лет работа отняла у него гораздо больше, чем отдала взамен, и Роберт поймал себя на мысли, что в чем-то Иззи Голдмен был прав.
- Я на самом деле слишком близко подпустил его к себе.
- О чем вы, доктор Льюис?
- Ни о чем, - отмахнулся он, вновь позабыв, что Гретта неустанно слушала каждое его слово. - Сделай мне еще один двойной скотч.
На этот раз пол раскрылся прямо под его правой рукой, и там появилась вторая порция. Пустой стакан он поставил на появившийся поднос, и тот так же бесшумно скрылся под полом.
- Гретта.
- Да, доктор Льюис.
- Покажи мне камеру заключенного Иззи Голдмена, личный номер 92 8281.
На центральном мониторе появилась запись в режиме реального времени, полученная с той самой камеры, с которой время от времени разговаривал Иззи. Рядом появилось еще восемь мониторов с других ракурсов. Итого девять камер и всего один наблюдаемый.
Иззи Голдмен все так же лежал на своей кровати и продолжал читать. Он выглядел спокойным, но в то же время глаза его были немного озадаченными.
- Главная камера, на весь экран.
- Слушаюсь, доктор Льюис, - ответила Гретта, и в тот же момент все экраны прямо в воздухе рассыпались на мелкие полупрозрачные голубые кристаллы. После распада, они притянулись друг к другу и превратились в огромный монитор, на который выходило изображение с главной камеры.
Роберт задумался и, не сводя глаз с Иззи, приложил левую руку к виску.
- Гретта. Операторская сейчас под наблюдением?
- Да, доктор Льюис.
- Я хочу, чтобы ты отключила камеры и удалила запись с того самого момента, как весь персонал покинул Операторскую. Замени их на инсталляцию пустого помещения.
- Сделано.
- Хорошо. Отключить принятие голосовых команд, вплоть до моего распоряжения.
- Слушаюсь, доктор Льюис.
Гретта умолкла. Она перестала отвечать на вопросы, и теперь Роберт мог вполне открыто разговаривать и не беспокоиться, что она ответит ему все тем же приятным женским голосом. Тем не менее, она продолжила зорко следить за всеми системами, и Роберт был спокоен, что сейчас это самое безопасное место в округе. Сквозь очки доктор Льюис смотрел на Иззи в его камере и пытался понять, как устроен мозг этого человека, и что следует ожидать от него в будущем.
Роберт сидел в своем кресле и потягивал скотч в тот момент, когда Иззи переворачивал очередную страницу. Он дотошно следил за поведением этого человека. Следил уже целых восемь лет, но при каждой новой беседе с глазу на глаз он понимал, что совершенно не знает его. Он прочел его личное дело, тщательно собирал всю информацию, которая хоть как-то касалась Иззи Голдмена, и отыскал практически все упоминания о нем, начиная с того момента, в давно ушедшем 2005 году, когда мир впервые узнал о существовании этого человека. Узнал и содрогнулся от содеянной им жестокости.
Да. Роберт Льюис прекрасно знал все это. И все же, каждый раз, каждая новая встреча начиналась со знакомства. Каждый раз Роберт убеждал себя, что перед ним уже не тот человек, который убил когда-то целую семью. Он не был уверен, но отчаянно надеялся на то, что во время последнего клонирования биоинженерам все же удалось изменить структуру его ДНК, и теперь тот самый ген, который подвигнул Иззи Голдмена к совершению ужасного преступления, был утерян навсегда, и теперь перед ним совершенно иной человек. Человек стоимостью в пятьдесят четыре миллиарда долларов.
Что будет, если проект завершится удачей? Человечество получит шанс искоренить преступность в своей крови. У людей больше не будет искушения ограбить дом своего соседа, или же изнасиловать студентку. Люди перестанут нуждаться в жестокости, и мир впадет в совершенную утопию. Мир без войн. Мир без насилия. Мир, где над всеми властвует справедливость и добро. Реален ли такой мир?
Только Иззи Голдмен мог дать ответ на этот вопрос. Только Роберт Льюис мог направить его к этому ответу. Вот только, хотели ли они этого? Да и что стало бы, в случае успеха, с самим Голдменом?
- Так прошла осень… - Прозвучал голос Иззи, перешедшего вдруг на чтение вслух, что порой накатывало на него. -… с удивлением и грустью я увидел, как опали листья и все вновь стало голо и мрачно, как было тогда, когда я впервые увидел лес и свет луны. Стужа меня не пугала. Я был лучше приспособлен для нее, чем для жары. Но меня радовали цветы, птицы и весь веселый наряд лета; когда я лишился этого, меня еще больше потянуло к жителям хижины. Их счастье не убавилось с уходом лета. Они любили друг друга, и радости, которые они друг другу дарили, не зависели от происходивших в природе перемен. Чем больше я наблюдал их, тем больше мне хотелось просить у них защиты и ласки; я жаждал, чтобы они узнали меня и полюбили; увидеть их ласковые взгляды, обращенные на меня, было пределом моих мечтаний. Я не решился подумать, что они могут отвратить их от меня с презрением и брезгливостью. Ни одного нищего они не прогоняли от своих дверей. Правда, я собирался просить о большем, чем приют или кусок хлеба, я искал сочувствия и расположения; но неужели я был совершенно недостоин их?
Наступила зима… - Иззи помолчал с мгновение, а после внезапно произнес. - Прекрасные слова, не правда ли, Боб?
Роберт опешил. Стакан выскользнул из его руки, упал на пол и, расплескав остатки скотча, покатился по залу. Внезапно Роберт подумал, что Иззи точно так же следит не только за ним самим, но и за его мыслями и чувствами.
- Верно, - ответил он.
Иззи усмехнулся.
- Я знал, что ты здесь.
- Откуда это, мистер Голдмен.
- Франкенштейн, или Современный Прометей. Мэри Шелли. Ты не читал, Боб?
Роберт быстро попытался взять себя в руки.
- Нет… кажется, нет.
- Очень зря. Ты многое потерял, - он заложил пальцем нужную страницу и посмотрел на обложку., - Когда-то в древности Говард Лавкрафт чудесно отзывался, как об этой книге, так и о самой писательнице. Настоятельно рекомендую, - Иззи посмотрел в камеру.
- Спасибо. Прочту, как-нибудь.
- Как-нибудь? Боб, да что с тобой такое? К книгам нельзя относиться «как-нибудь», их просто нужно читать, и ими нужно наслаждаться.
- Полностью согласен с вами. Однако у меня не так много свободного времени.
Голдмен прикрыл глаза и потянулся, не выпуская книгу из рук.
- Время, время, время… знаешь, Боб, а ведь его никогда не будет в достатке. Вот, к примеру, я. Живу в своем углу. Всегда сыт, всегда одет, всегда сух. Работать мне не приходится, видимо это вы за меня делаете, и, как я понял, особых обязательств у меня ни перед кем нет. Разве что, перед самим собой, если тебе верить, - взгляд в камеру. - И все же, мне не хватает времени. Оно пролетает мимо меня, а я не успеваю схватить его и лишь слышу его отголоски. Нет, Боб. С этим нужно что-то делать.
Иззи запомнил номер страницы и отложил книгу в сторону.
- Если не посветить свою жизнь чтению книг, написанию картин и созданию музыки, то чему же ее вообще посвящать?
- Детям, - ответил Роберт первое, что пришло ему на ум, но после понял, что он обманул.
- Детям? Скажи, Боб, у тебя есть дети?
- Нет.
Камеру клиента номер 92 8281 огласил смех.
- Боб, выходит, что ты проживаешь жизнь зря.
Как же прав он оказался. В последнее время Роберт все чаще и чаще ловил себя на этой мысли, но боялся признаться в этом.
- Что-то я не припомню того момента, когда мы успели поменяться ролями, мистер Голдмен, - он улыбнулся и увел разговор в сторону.
- Расслабься, Боб. Я не собираюсь лезть тебе в душу. В конце концов, это твоя жизнь. Я лишь распоряжаюсь своей.
Роберт подумал о чем-то своем, а потом сказал:
- Можно задать вам один вопрос?
- Можно.
- Скажите, а как бы вы прожили свою жизнь, если бы оказались свободны?
- Свободен?
Повисла пауза. Долгая пауза. Чертовски долгая гнетущая пауза.
- А почему ты считаешь, что я несвободен, Боб?
Такого вопроса он явно не ожидал. Брови Роберта удивленно выгнулись и он отнял пальцы от виска, с изумлением глядя на экран, как будто Иззи был всего в двух шагах от него.
- Ну, может быть потому, что вы находитесь в заключении.
- Боб, как же ты ошибаешься.
- Ошибаюсь?
- Да.
- Почему?
- Боб. Я родился в этих стенах, и знаю я только этот мир, и никакой больше. Да, я тоскую о солнце, которого никогда не видел, о запахах, которых никогда не чувствовал, о женщинах, чье тепло никогда не ощущал. Но, на то я и человек, чтобы быть недовольным, - Иззи спустил ноги с кровати и посмотрел туда, где ему обычно открывалась панорама города. - Я не знаю, какой он внешний мир за моей стеной. Я вижу его, но я не могу его ощутить. Но, дело даже не в этом.
Боб, ты только подумай. Кто более свободен? Я - человек обладающий роскошью посвятить практически все отпущенное мне время чтению книг, или тот, кому приходится лишать себя главного смысла жизни ради сомнительного удовольствия изо дня в день приходить на работу и пялиться на нудного зэка, потом возвращаться с работы, чтобы на следующий день опять совершить все с самого начала. И так одиннадцать месяцев в году. Одиннадцать месяцев ты работаешь и живешь только одной мыслью о том, что раз в год тебе положен заслуженный отпуск. Ты приходишь с работы, и что ты делаешь оставшееся время? Читаешь? Насколько я понял - нет. Ты наслаждаешь прослушиванием классической музыки? Полагаю, тоже нет. Ты ешь свой скудный остывший ужин, смотришь на свою серую изнуренную жену с вечно недовольным взглядом, снимаешь свои черные носки и ложишься спать с мыслью о том, что через пять часов тебе снова придется вставать, и вновь ты будешь выслушивать от начальника выговор за опоздание и ненадлежащий вид. Ну что, Боб. Разве я несвободен?
Роберт сидел и хлопал раскрытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Он не знал, что ответить на это заявление, но зато он прекрасно понимал, насколько был прав Иззи Голдмен в своих рассуждениях. И снова он попал в самую точку. И снова механизм внутри Роберта Льюиса совершил щелчок.
- Но, ведь в том, что ты перечислил, и заключается жизнь?
Голдмен перевел взгляд на камеру. Его глаза были чуть прищурены, а уголки губ расползлись в легкой саркастичной улыбке.
- Жизнь? Нет, Боб, это не жизнь. Это существование.
И он снова был абсолютно прав.
- Скажи мне, Боб, кто более живой, по-твоему? Тот, кто знает о том, что звезды прекрасны, и даже ни разу не видел их, или же тот, у кого есть возможность их увидеть, но он этого не замечает?
- Тот, кто видит и понимает, - парировал Роберт.
- Ты часто смотришь на звезды?
Нет. Он никогда не смотрит на них, потому что его голова забита сотнями и сотнями проблем, которые, возможно, он никогда не решит. Но Голдмену совершенно необязательно было об этом знать, сейчас он перешел и без того размытую границу между ними.
- Нет, мистер Голдмен.
- Значит, ты не живешь, Боб, - Иззи скорчил язвительную физиономию.
- По вашей логике, выходит, что так. Но, почему нужно все возводить в абсолют?
- Это не абсолют. Вовсе нет. Я считаю, что нет ни абсолютов, ни идеалов. Есть ты, и есть жизнь. И твоя жизнь - это градация от черного к белому, в которой нет ничего идеального. Есть только максимально подходящее, Боб, и чем раньше ты поймешь это, тем раньше ты начнешь жить. Ты не ценишь то, что у тебя есть. В каком-то смысле, я гораздо свободнее тебя.
Самым удивительным было вовсе не то, что речь Иззи Голдмена была такой простой, и такой правильной, что в голове все как-то само собой встало на свои места. Самым удивительным было то, что Роберту нравился этот человек. Он нравится ему, как собеседник. Он был живым и умел прекрасно обращаться с тем временем, которое ему отпущено. Иззи не терял ни секунды, и, на самом деле, каждый его день был неповторимым, хоть он сам и не считал так. Ему хотелось вкусить тот самый запретный плод, который скрывался от него за видео-панно. Ему хотелось попробовать ту жизнь, которую не ценят обычные люди.
Ему хотелось всего на свете, а ведь у Роберта эта возможность была, но он не замечал ее под своим носом, который все время отворачивал куда-то в другую сторону и упорно отказывался замечать простой сути, что жизнь, как бы банально это не звучало, скоротечна.
- Почему ты сейчас не дома, Боб?
Сказать правду? Признаться? Пусть одному человеку. И даже пусть этот человек будет тем самым, в чьих глазах принято держать авторитет. Главное - выговориться. Оказаться на том самом месте, на котором обычно восседают его клиенты и изливают всю свою душу. Поменяться местами. Признаться в том, что он совершил не менее жестокое преступление. Преступление перед самим собой. Он не использует то время, которое утекает сквозь стареющие пальцы, и вскоре ни одной его крупицы нельзя будет разглядеть на своей ладони. И что тогда?
- Думаю, что сейчас уже слишком поздно для таких разговоров, мистер Голдмен.
Он спасовал.
- Ты снова бежишь от ответа.
- Я знаю ответ.
- Дело твое, Боб.
- Спокойной ночи, мистер Голдмен.
- Спокойной ночи, Боб.
Роберт вернул экран в исходное положение. Он видел, как Иззи еще некоторое время смотрел в камеру. Видел, как ему нравилась та мораль, которую он попытался внушить Роберту. Он видел это, и подозревал, что у Иззи это получилось.
Гретта вела свою работу, как ей и было приказано. Эту ночь Роберт провел в том же самом кресле, с которого он так и не поднялся после разговора с Иззи Голдменом. Его руки свисли вниз, а подбородок упал на грудь. Позже, когда Гретта заметила это. Она перепрограммировала кресло, и оно приняло более удобное положение, чтобы сон доктора Льюиса хотя бы сегодня был крепким и спокойным.
Спал и Иззи.
Этой ночью он стоял возле окна какого-то старинного дома и заглядывал внутрь. На улице был ужасный мороз, и его босые ноги тонули в хлопьях обжигающего снега. Изо рта шел молочный пар, а ушей он и вовсе уже не чувствовал от холода.
Он смотрел в окно и видел внутри семерых людей. Они радовались, и на их лицах светились приятные добрые улыбки. Отец семейства натачивал тонкий нож, чтобы разделать печеных куропаток так, чтобы хватило всем. Мать все носилась туда и сюда, принося все новые и новые блюда с салатами и закусками. Бабушка куталась в клетчатый плед и смотрела на все происходящее сквозь толстые круглые линзы старомодных очков. Дети кричали, и каждый из них старался заглушить своим голосом другого.
Всем было весело, и в какой-то момент, самый младший ребенок, мальчик, который все это время сидел спиной к стоящему за окном Иззи Голдмену, обернулся. Иззи вздрогнул. Мальчиком оказался он сам.
Ребенок посмотрел на него грустными глазами и что-то прошептал, едва разлепив потрескавшиеся губы. Иззи не разобрал слов, но было уже поздно.
Он проснулся на полу. Все еще стояла глубокая ночь. По лицу Иззи Голдмена текли пот и слезы, а ртом он отчаянно пытался вдохнуть как можно больше воздуха. В груди что-то больно кололо, и он приложил к ней ладонь.
- Я видел родителей, - произнес он в тот момент, как рядом с ним промелькнула видеокамера.
* * *
- Я видел родителей.
- Что?
- Я видел родителей, Боб.
Роберт сидел в своем кресле. Иззи был все на той же кушетке, которая то и дело принимала более удобную форму.
- Гретта.
- Да, доктор Льюис.
- Перемести, пожалуйста, видео-панно на потолок.
После этих слов, видео-панно пропало у стены и тут же возникло на потолке, как раз перед лицом лежащего Иззи.
- Гретта, я хочу, чтобы ты передала на панно изображение с пятой камеры, расположенной на крыше.