«Клуб Гарнет» для Элисон как дом родной, там проходит вся ее социальная жизнь. Она часто проводит там и выходные, попивая колу в баре. Персонал и постоянные клиенты ей уже как родные, а она сама девочкам как мать. Они же из-за всего ссорятся – из-за графика, костюмов, музыки, где чье место. Босс Элисон, менеджер клуба, понимает, что она является в коллективе связующим звеном, так что делает ей определенные поблажки. Джоди вывела это из разговоров с Элисон.
Сегодня подруги ужинают в «Сите» на последнем этаже небоскреба «Лейк-пойнт-тауэр», они любят смотреть из его окон на плывущее над городом предзакатное солнце. Увидев Элисон за столиком с бокалом вина, Джоди радостно улыбается. Та, как всегда, кажется какой-то невероятной, яркой и полной жизненных сил. На кулинарных курсах, где они познакомились, Элисон показала себя прирожденным лидером, помогала всем освоить технологию владения ножом, хотя сама готовкой так и не заинтересовалась. На Элисон же произвело впечатление, что Джоди получает деньги за советы как жить – сама она всегда делала это задаром.
– Дакхорн? – интересуется Джоди, усаживаясь.
– Как ты узнала?
– Ты всегда его пьешь, – она подзывает официанта и просит бокал такого же вина.
– Ну ты как, дорогая? – спрашивает Элисон, хотя ответ ей не нужен. Это лишь прелюдия к собственному выпуску новостей. – Порадую тебя тем, что Кристал рассталась с парнем, – говорит она. – Но долго тянула. А жена Рэя наконец умерла, бедолага. Ему тяжело приходится, но теперь он хотя бы сможет жить дальше.
Насколько Джоди известно, Кристал – стриптизерша с низкой самооценкой. Она много слышала о том, каким трудом та зарабатывает деньги, и о том, как ее парень их транжирит. А Рэй – один из постоянных клиентов, пожилой мужчина, к которому девочки относятся как к любимому питомцу.
– Я так рада за них обоих, – говорит Элисон. – Теперь им будет намного легче. Правда.
Джоди подают вино, и она поднимает бокал.
– За лучшие времена для Кристал и Рэя.
Элисон чокается с ней и продолжает рассказ, ей не терпится поделиться драгоценными подробностями о болезни жены Рэя и о том, как отреагировал парень Кристал, когда его послали. Джоди понимает, что Рэй и Кристал для Элисон как брат и сестра, и происходящее с ними – часть ее собственной жизни. Сердце у Элисон открыто нараспашку, и хоть она и ругает себя за то, что настолько вживается в чужие судьбы, все-таки эти люди в ее жизни – самое главное.
Сегодня в ресторане тише обычного, самое яркое событие происходит за окном, на сияющем всеми цветами небе, где солнце лихорадочно спешит опуститься за линию горизонта. И чем ниже оно садится, тем гуще краски. Элисон все болтает, приостанавливаясь, лишь когда подходит официант. Ее голос успокаивает и отвлекает, словно равномерно-надежный стук дождя по крыше. Только когда им приносят еще по бокалу вина и ужин, она смолкает и оценивает ситуацию на предмет не сменить ли тему.
– Ты сегодня какая-то молчаливая, – отмечает Элисон.
Это правда, обычно Джоди перебивает ее, задает вопросы, комментирует. Сейчас она лишь кивает.
– Наверное, я устала.
Она и не думает о том, что врет или пытается что-то скрыть. Скорее, ей просто кажется, что за все эти годы жизни с Тоддом она натерпелась и окончательно устала. Вообще, Джоди с радостью поделилась бы с Элисон всем, что услышала от Дина, но в душе что-то трепыхается так, как птица в клетке, что голова кругом идет. «Не понимаю», – говорит она едва слышно по поводу этого поразительного происшествия – беременности, свадьбы, размаха его предательства, масштаба интриги, – но даже когда она это произносит, кажется, что слова совершенно лишены смысла. Если уж кто-то должен что-то говорить, то пусть это будет Элисон.
– А как дела с Ренни? – интересуется Джоди, понимая, что поднять тему ее первого мужа – это все равно что сесть на поезд, с которого будет не сойти. Ренни хоть и неудачник, но Элисон его крепко полюбила и постоянно причитает: «Я от него без ума. Если бы он повзрослел, я бы снова за него вышла».
Ренни вырос в небольшом городишке в Квебеке, в семье француза и англичанки. Его полное имя – Сильвестр Арман Рене Дюлон. Отсидел в тюрьме за контрабанду наркотиков. С Элисон они познакомились в ночном клубе в Монреале тем летом, когда она работала там официанткой. Он частенько заходил туда со своими друзьями-байкерами, и они всегда садились возле сцены и засовывали стодолларовые бумажки девушкам в стринги. Ренни давал деньги и Эллисон, хотя она работала просто официанткой.
Этап, когда Ренни ухаживал за Элисон, стал самым ярким в ее жизни, там были и горы кокаина, и секс от заката до рассвета, и лихие поездки по горам на его «Харлее». А сам брак продлился меньше месяца. Он не сказал, что начал встречаться с другой, – просто перестал являться домой, предоставив ей догадаться обо всем самой. Но он до сих пор время от времени приезжает к ней из Монреаля и вздрючивает ее по полной.
– Он постоянно пытается раскрутить меня на деньги, – говорит Элисон. – Ренни знает, что я почти каждую ночь работаю, и звонит часа в четыре-пять утра, когда я пытаюсь заснуть. Естественно, напрямую он не просит. Это не в его стиле. А типа предоставляет мне поразительную возможность вложиться в какое-нибудь дельце, которое он затеял. Я вкладываю десять штук, получаю пятьдесят. Если у него такие обороты, то почему же он такой нищий?
Джоди изо всех сил старается не терять нить разговора. Но ей кажется, словно она сидит на верхушке дерева на сильном ветру.
– Что мне нужно, – говорит Элисон, – так это хороший, спокойный и верный мужик с надежным доходом. В клуб заходят ребята, за мной постоянно кто-то ухлестывает. Но они женатые. За кого они меня принимают?
Элисон попивает вино и недовольно смотрит на собственный маникюр. Официант уносит пустые тарелки и предлагает меню с десертами.
– Спокойный и верный – это, возможно, фикция, – отвечает Джоди. – Они по природе хищники.
– Рассказывай.
– Женщины воображают, что их мужчины лучше, чем есть в реальности, – добавляет Джоди. – Постоянно их оправдывают. А картины в целом не видят, лишь по кусочку, так что не осознают всего ужаса.
Она принимается рассматривать открытое меню с десертами, оставленное официантом. Слова плывут перед глазами – как маленькие лодочки по белой воде.
– Трудно выбрать, – жалуется она.
– Тебе же нравится крем-карамель, – напоминает Элисон.
– Хорошо, – соглашается Джоди.
– Но десерт брать не обязательно. Раз уж ты так устала.
– Мы всегда едим десерт.
– Но можем отказаться. Ты как себя чувствуешь?
– Вообще-то, голова немного кружится, – признается Джоди. Термин «головокружение», возможно, не совсем точно описывает ее состояние, но оно служит удобным сокращением для того шквала симптомов, которые она даже не в состоянии перечислить или описать.
Элисон искренне взволнована. Она подзывает официанта, отдает ему кредитку и просит поторопиться, потом берет Джоди за руку и настаивает на том, что сама отвезет ее домой.
– Не глупи, – говорит Джоди, – тут пешком десять минут.
Элисон ее и не слушает. На выходе из ресторана она обнимает подругу за плечи, словно защищая, а когда лакей подводит машину, она сама пристегивает Джоди ремнем, как маленькую. Привезя ее домой, укладывает на диван и предлагает чашку чая.
– А где Тодд? – интересуется она.
Джоди качает головой.
– Еще рано.
– Может, мне ему позвонить?
– О господи, нет.
– Почему?
– Лучше не надо.
– Так, – Элисон садится в кресло и откидывается на спинку. – Что он наделал?
Джоди отвечает не сразу. Элисон ждет. Молчание напряженное, слышно, как где-то по трубам бежит вода, на камине тикают часы «Кенингер». Джоди не хочет разглашать свои новости, потому что на данный момент это лишь слова у нее в голове, нечто, что она может постараться забыть.
– Я рассказывала что-нибудь про Наташу Ковакс? – наконец спрашивает она.
– Вроде бы нет, – отвечает Элисон. – Что-то не припоминаю.
– Она беременна от Тодда.
– О боже! – восклицает Элисон.
Начало положено, и Джоди замечает, что говорить проще, чем молчать.
– Ей максимум двадцать один. Это дочь Дина. Старого школьного друга Тодда.
– Отвратительно, – возмущается Элисон. – Как он мог так с тобой поступить?
– Он собирается на ней жениться. Дин мне сказал.
– Не обязательно ему жениться. Это бред. Может аборт сделать.
Возмущение Элисон раззадоривает.
– Так он хочет на ней жениться. Судя по словам Дина, просто спит и видит.
– Ну, может, Дин сам особо не разобрался. Или выдает желаемое за действительное. Может, он из ребят старой закалки, кто считает, что если обрюхатил, то обязан жениться.
– Я сомневаюсь, что Дин мечтает, чтобы Тодд женился на его дочери. Скорее, именно этого он бы хотел меньше всего.
– Ну, может, Дин сам особо не разобрался. Или выдает желаемое за действительное. Может, он из ребят старой закалки, кто считает, что если обрюхатил, то обязан жениться.
– Я сомневаюсь, что Дин мечтает, чтобы Тодд женился на его дочери. Скорее, именно этого он бы хотел меньше всего.
– Так, ладно, давай не будем пороть горячку. Сначала надо во всем разобраться.
Джоди пожимает плечами. Какой Дину смысл ее обманывать. То, что она узнала от него, – возможно, самая правдивая версия событий, которую она услышит.
Когда Элисон уходит, Джоди встает с дивана, разглаживает волосы и платье и направляется в спальню. На заправленной кровати лежит одежда, в которой она ходила на семинар: бежевые брюки, белая рубашка, бюстгальтер, стринги и колготы телесного цвета. На стуле кожаная сумка «Фенди», под ним – леопардовые туфли на высоких каблуках от Джимми Чу. Джоди приятно смотреть на свои наряды, это ее в некоторой мере утешает. Дело не в том, что она сомневается в своей внешности, но подозревает, что она уже не в самом расцвете, и у женщин помоложе есть такие достоинства, какими она сама уже похвастаться не может. Было время, когда пары «Левайс» с футболкой было достаточно, да и сейчас она может так одеться, но красивая одежда сильно ее поддерживает.
Рубашку и нижнее белье она по одному предмету бросает в корзину для белья. А брюки убирает в шкаф на вешалке. Туфли отправляются в коробку, в которой и были куплены, и Джоди ставит их обратно на полку среди прочей обуви. Из сумочки она практически все вынула перед ужином, но кое-что еще осталось. Джоди вываливает ее содержимое на кровать: шариковая ручка, крошечная записная книжка, различные квитанции, мелочь… и снотворное. Обыкновенная баночка из прозрачного пластика с огромной скручивающейся крышкой закатывается в углубление в одеяле, гремя, словно погремушка. Джоди берет ее и снова изучает наклейку: «Ковакс Наташа. 1 (одна) таблетка на ночь при необходимости».
Ей стало лучше. «Я уже почти в норме», – так она сказала Элисон, чтобы подруга не волновалась, и это была практически правда. По крайней мере, Джоди снова обрела почву под ногами, окружающие объекты больше не расплываются. Она начинает методически – это ее успокаивает – готовиться к отходу ко сну: отворачивает одеяло, взбивает подушки, убирает по местам оказавшиеся здесь случайно вещи. Снимает платье, переодевается, умывается, расчесывается. В тот момент, когда в замке начинает поворачиваться ключ Тодда, она сидит на диване в халате и тапочках, читает журнал для путешественников. Пока он шуршит в прихожей, снимает пиджак, выкладывает на столик ключи и сдачу, она ждет. Джоди слышит, как он откашливается, что-то тихо бормочет, даже как ступает по ковру в ботинках.
– Ты еще не спишь, – говорит Тодд.
Он обходит вокруг дивана, встает перед ней, целует в макушку. Джоди закрывает и откладывает журнал, встает. По его позе что-то чувствуется. Он прослышал о том, что Дин звонил, думает, что она не легла, чтобы все ему высказать. Тодд кладет руку ей на плечо, внимательно глядя в глаза.
– Элисон заходила, – говорит Джоди. – Мы поели в «Сите», потом она привезла меня домой. А у тебя как день прошел? Что ел на ужин?
– Взял бургер в «Дрейке».
От него пахнет алкоголем и жареной пищей. Нос блестит, тон голоса высокий. Джоди кладет журнал в стопку на столике. Когда она разворачивается, Тодд все еще стоит на том же месте и смотрит на нее.
– Что такое? – спрашивает она.
– Ничего. Просто рад тебя видеть.
– Сходи погуляй с собакой. А я подожду.
Вернувшись, он застает Джоди на кухне, она помешивает «Овалтин» деревянной ложкой. Тодд делается разговорчивым. Ему вдруг хочется рассказать ей обо всем, что случилось в баре за вечер – как какая-то парочка целовалась, прямо взасос, как священники собрались компанией и напились. В отеле проходило какое-то религиозное собрание. Жалуется и на неудачное утро – о потере ключа, – со смехом вспоминая, как психанул. «Бедолага, – говорит Тодд про швейцара. – Но он так быстро ушел. Можно подумать, только и ждал повода».
Джоди закладывает хлеб в тостер и нажимает на рычажок. Он рассказывает, а она на автомате кивает и что-то бурчит. А Тодд как будто и не замечает, что она его на самом деле не слушает. Джоди намазывает тост маслом, потом клубничным вареньем, потом разрезает на треугольнички. Выложив их на тарелку, ставит ее на стол. Тодд берет один из треугольничков, засовывает в рот и обходит комнату по кругу. Вернувшись к столу, он берет тарелку и продолжает ходить.
– А ты сегодня, случаем, с Дином не разговаривала? – спрашивает Тодд.
– С Дином? – спрашивает она. – С чего вдруг?
– Да так.
– Могу еще тостов сделать, – предлагает Джоди.
– Дин сволочь, – продолжает он. – Надеюсь, ты в курсе.
Тодд уже на опасно близком расстоянии к признанию. Но тут он подходит к камину и, заметив обрамленную картину, переводит внимание на нее. Джоди вздыхает с облегчением.
– Отличная все же картина, – говорит он. – Детали просто впечатляют.
– А рамка тебе как?
– Рамка. Я даже не заметил, – со смехом признается Тодд. – Отличная. Мне нравится.
Он возвращается с пустой тарелкой, а его ждет чашка дымящегося «Овалтина». Уже не слишком горячо, так что он залпом выпивает сразу половину.
– Знаешь, что я люблю тебя, – напористо говорит он.
Джоди в это время стоит у раковины, моет кастрюльку и деревянную ложку.
– Здорово, – отвечает она и смотрит через плечо. – Как «Овалтин»?
– Вкусно, – Тодд снова подносит чашку к губам и опрометчиво выпивает до дна.
– Давай ее мне, – Джоди протягивает руку.
Он подходит и вручает ей чашку. Пока она споласкивает ее, Тодд прижимается к ней сзади, обнимая за талию.
– Ты слишком со мной добра, – говорит он.
Проснувшись на диване, Джоди не сразу вспоминает, почему она здесь, а потом ее пронзает ужас. Вчера она помогла Тодду раздеться, усадила на край кровати, потом толкнула, посмотрела, как он повалился на спину, словно мертвец: челюсть отвисла, глаза уже закрывались, она подняла его ноги на кровать и попыталась перекатить тело на место, но безуспешно, и Тодд так и остался лежать на матрасе по диагонали.
Одиннадцать штук. Все, что оставалось в пузырьке, синенькие кругленькие таблеточки, как пуговки на детском комбинезоне. Джоди высыпала их на ладонь, и, пересчитывая, одну за одной переложила в ступку. Женщина, смоловшая в ступке для специй снотворное и подмешавшая получившуюся словно меловую пыль в напиток, предложенный мужу на ночь, может столкнуться с неодобрением, событие наверняка ждет отрицательная огласка, но в тот момент она думала вовсе не об этом. Ей это скорее казалось справедливым и вполне заслуженным. Таблетки она нашла в его кармане; значит, он и должен их выпить. Когда он их выпьет, их не станет, и они будут квиты.
К сожалению, Джоди не запомнила правильную дозировку, а теперь уже сверить не с чем – наклейку она оторвала и смыла, а пузырек улетел в мусоропровод во вчерашнем пакете мусора. Хотя эта информация все равно вряд ли оказалась бы полезной – там же не написано, какая доза может оказаться смертельной, неизвестно и сколько он выпил и насколько алкоголь усилил воздействие таблеток. Сейчас, оглядываясь на содеянное вчера, Джоди понимает, что едва ли была в своем уме, когда без задней мысли пошла на такой рискованный шаг.
Джоди знает о своей страсти «следить за бухгалтерией» – так специалисты по семейным отношениям клеймят клиентов, ведущих учет обоюдных обид, поскольку те не демонстрируют душевного благородства и щедрости, на которых якобы строятся здоровые взаимоотношения. По мнению Джоди, благородство, конечно, вызывает восхищение, но им одним не проживешь. Без небольшого возмездия, крошечной тайной мести, которая поможет восстановить равновесие и разогнать тоску, большинство отношений – включая ее собственные – сгорят в огне негодования и обиды.
И, самое главное, ей не кажется, что одиннадцать таблеток – это особо много, и не казалось вчера. Поскольку он выпил, ему, конечно, придется туго, но Тодд – крупный мужичина и многое может вынести. Скорее всего, как она и рассчитывала (не забывайте, что Джоди – дочь фармацевта), он рано или поздно очнется.
В спальню она старается теперь не ходить, так что вместо смежной с ней ванной пользуется душем, дверь в который находится в прихожей. Еще босиком и в ночной рубашке она принимается раздвигать шторы и жалюзи, взбивает сплющенные диванные подушки, чтобы придать им первозданную форму. Покормив пса, Джоди садится за стол, смотрит в ежедневник и проверяет почту. Бергман отменила встречу, так что остается только Мэри Мэри с самого утра. Это хорошо, потому что во время работы с клиентом должно быть тихо, вряд ли Тодд проснется и начнет шататься по квартире до одиннадцати, а к тому времени Мэри Мэри уже уйдет.
Когда избегать спальню становится уже невозможно, Джоди входит туда крадучись, как опасливое животное, навострив в пугающем полумраке уши. В спертом воздухе появилась какая-то щекочущая горло кислая нотка, от которой рождается ужасная мысль, что от таблеток с алкоголем с ним ничего не случилось, зато он захлебнулся собственной рвотой. Она о таком слышала. Если Тодд и дышит, то беззвучно. Остановившись в ногах кровати, она смотрит на бугор под одеялом, на эту пугающую альпийскую гряду. Кажется, что ее контур не изменился с тех пор, как она видела его последний раз, то есть часов восемь назад.