Тут же одновременно полетели две световые гранаты, взорвались, и вход в пещеру ярко осветился. В принципе, световые гранаты – это не оружие, хотя и сделаны на базе обыкновенной гранаты. Там нет осколков, нет взрывчатого вещества, а есть запал и обыкновенная алюминиевая пудра с примесью магниевой крошки. Эта смесь легко воспламеняется и горит ярким белым ослепляющим светом. В темноте такой свет становится убийственным для глаз человека, не успевшего зажмуриться или закрыть лицо.
Горение световой гранаты продолжается двадцать пять – тридцать секунд, после этого в пещеру можно было входить. Офицеры опустили тепловизорные наглазники, дождались момента и по одному ворвались в пещеру. Никто в них не стрелял. Не до того бандитам было. Но и сам тепловизорный наглазник улавливал слишком много тепла, чтобы можно было хорошо все видеть. Тепло после свечения гранат еще висело в воздухе, и потому спецназовцы сразу прорвались вперед, оставив свечение воздуха за спиной. Бандитов было шестеро. Пятеро сидели, зажав лица руками, шестой, тоже зажав ладонями лицо, катался по каменному полу. Стрелять можно было только для того, чтобы новое оружие испытать, но делать этого не стали, однако ударить прикладами не побрезговали. После такой скоротечной атаки оставалось лишь подобрать бандитов и вынести из пещеры, что Чанышев и приказал своим солдатам.
Свечение воздуха после взрыва световых гранат уже осело на камни, и испытать тепловизорный наглазник поочередно зашли все солдаты двух взводов. Капитан даже разрешил им пострелять в глубину тоннеля, чтобы еще раз опробовать прицелы…
Глава четвертая
Утро пришло ветреное и прохладное, с быстро бегущими по небу тяжелыми тучами, обещающими осадки. Какими эти осадки будут, непонятно. Мог и снег пойти, хотя, конечно, вместе с дождем, потому что морозов настоящих еще не было и до самого Нового года их не обещали. Мог пойти и просто дождь – холодный, сильный, секущий на ветру лицо. Здесь ночь кончилась. Кончилась она и дома. Здесь все прошло благополучно, а как там? Не было ли какой-то новой провокации? Ездили ли снова вокруг дома машины и мотоциклы? Как сын воспользуется автоматом? Не навредит ли себе и дому? Эти мысли не давали покоя до самого звонка Казергея. А он позвонил, наверное, по дороге в школу. По крайней мере по времени так должно было быть.
А после разговора с ним тоже было о чем подумать. И даже больше вопросов возникло. Но кое-что стало понятно. Скорее всего, это была первая, еще пробная попытка полковника Агададашева добраться до Роберта Ильхановича Арсланбекова. Добраться через семью – это, может быть, самый верный вариант, если полковник знает, что Арсланбеков к семье и детям очень привязан. И, если бы полковник не побоялся противодействия закона, он и против семьи предпринял бы какие-то репрессивные меры. Но сейчас другие времена. По закону родственники могут преследоваться только в том случае, если оказывали помощь кому-то, обвиняемому не в терроризме, а только в бандитизме. А обвинить в терроризме мурзу Арсланбекова никто не сможет. Он всегда действует аккуратно. И обязательно продуманно. Прослыть террористом Роберт Ильханович никак не желал, и сейчас его можно было обвинить только в бандитизме. Но полковник Агададашев, кажется, в средствах не очень разборчив, на семью уже оказывается давление. Правда, пока еще не жесткое, а только исподволь, подло, исподтишка. Потихоньку начинает запугивать. Но это только начало, за которым всегда следует продолжение, уже более существенное. Полковнику Агададашеву за это начало по большому счету и предъявить нечего. Скажет, просто приказал патрулировать степь вокруг дома Арсланбековых, и все. И это будет правдой. Кто может запретить полицейскому спецназу патрулировать степь вокруг дома Роберта Ильхановича? Арсланбеков не государственный чиновник, покой которого оберегает бдительное и до зубов вооруженное самыми современными средствами око ФСО[8]. Здесь степь вольная, ногайская, и каждый человек волен проехать или пройти туда, куда ему хочется. Не может быть претензий к полицейскому спецназу и со стороны власти. Но могут быть претензии со стороны самого мурзы Арсланбекова. И когда он эти претензии полковнику Агададашеву предъявит, тому мало не покажется.
Вопрос сейчас стоял в том, к чему может привести выходка Казергея и Енали, хотя ругать мальчишек за это язык не поворачивался. Они справились вдвоем с двумя полицейскими спецназовцами. Настоящими воинами растут. Тем не менее поступок их был необдуманным. Несет ли он угрозу для дома? Это едва ли. Скорее всего, полицейский спецназ, даже если и найдет тела убитых полицейских, подумает на самого Роберта Ильхановича. Сын выдержал фирменный стиль отца. Он застрелил этих полицейских спецназовцев из лука. Так, как стрелял в полицейских его отец. Как стреляли его великие предки.
От тяжелых мыслей Роберта Ильхановича отвлекло появление Енали. Мальчишка переходил от костра к костру и приближался к мурзе. Роберт Ильханович дождался, когда Енали поравняется с ним, и вытащил у него из сапога нагайку. Рассмотрел. В три последние полоски плетки были вплетены свинцовые ленты.
– Домой заезжал?
– Да. Почти мимо проезжал, как не заехать. И нагайку захватил.
– Зачем? Ветер не любит такого. Он и без плетки хорошо слушается. А на плетку обидеться может. Да еще на такую… – Арсланбеков потрогал пальцем свинцовые наконечники нагайки.
– Я не для Ветра. За мной волк увязался. Я для волка.
– Он был один?
– Я и удивился. По времени пора ему в стаю. Но погода вон какая стоит. Зимой и не пахнет.
– Да. Все смешалось в мире. И погода, и поведение волков. Одиночный волк на человека не нападет. Побоится. На одиночных сам человек охотится. Но сейчас и волки редкостью стали. Я стаю уже лет пять как не видел. Вымирают волки. Как и наш народ вымирает.
– Я в прошлом году читал, на окраине Махачкалы в стае бездомных собак волк бегал. Писали еще, что волк, смешавшись с дворнягой кровью, многократно опаснее дикого волка. Он не будет человека бояться и будет обладать выживаемостью дворняги.
– Правильно. И с людьми все точно так же, как с волками. Лучшие волки смешиваются с самыми никчемными и подлыми собаками, которые только кусают сзади и убегают. И лучшие люди, когда из своего народа уходят, смешиваются с самыми никчемными людьми. И их ждет участь того волка! Что за потомство у них будет! Что за народ они создадут! Прогресс… Глобализация… Это для того, чтобы волков смешать с помойными дворнягами. Вот для чего это нужно. Всех нас хотят сделать дворнягами, чтобы мы ни отца, ни мать свою не помнили, ни рода, ни племени своего. Для того и ювенальную юстицию хотят ввести. И не понимают они, к чему это приведет. Помойная дворняга не имеет ни дома, ни родины. Она и хозяина не имеет, и защищать никого не будет. Но она опасна. В ней все же есть волчья кровь. Она будет нападать на слабых, на детей и уничтожать их. Это будущее нашего мира. И если с этим не бороться, мир погибнет. Будут одни дворняги разъезжать на машинах по ногайской степи. И только на старых фотографиях можно будет увидеть коня, такого как Ветер. И нагайку в руках человека. Вот такую, – Мурза потряс нагайкой Енали.
– Можно мне у вашего костра присесть? – спросил Енали.
– Конечно. Я сам хотел тебя позвать. Ты что же мне вчера не рассказал про ваши с Казергеем приключения?
– Я постеснялся, мурза. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то сказал, что я хвастун.
– Но вы же дело сделали? Убили двух спецназовцев?
– Сделали. Убили. Только это не моя заслуга. Их Казергей застрелил из лука. У него сильные руки. И лук он натягивает так, что тот трещит.
– Наверное, по привычке сделал себе детский лук, короткий. А ему уже давно пора из взрослого стрелять.
– Нет, мурза, лук как раз по его росту. Просто у него руки сильные, как у настоящего лучника. Стрела летит как пуля и насквозь пробивает голову.
– Но ты тоже хорошо действовал, мне так Казергей сказал. Он звонил недавно, спрашивал, как ты доехал.
– Я что… Я только одиночным выстрелом колесо у «уазика» прострелил. Он боком ехал по крутому склону, я колесо прострелил, и он сразу перевернулся. Менты подумали, колесо лопнуло, не поняли, что это был выстрел. Вылезли, растерянные, и встали под луной как мишени. Вчера ночью туч не было, луна ярко светила. Казергей послал подряд две стрелы. И все…
– А как колесо меняли? Казергей не умеет.
– Я однажды помогал мужчине, который к отцу на «уазике» приезжал, собака у него болела. По дороге он колесо проколол, а мы с отцом заменили его. Пустяковая работа. Ментовский «уазик» перевернулся на крышу, мы с Казергеем его подтолкнули, он еще четыре раза перевернулся и на колеса встал. Я домкрат нашел и ключ. Вспомнил, как помогал тому мужчине. Сняли старое колесо, поставили «запаску». Казергей в школе уже на права сдавал, только ему до восемнадцати лет их не выдадут.
Уроки автодела в школе ввел как раз Роберт Ильханович. Он же нашел спонсора, который подарил школе старенькую «Газель». На ней и учились. Это считалось уроками труда.
– А ты разве на права не сдавал?
– А вы разве не знаете?
– Нет. А что?
– Я медкомиссию не прошел. Рентген нашел у меня какие-то затемнения в легких. Все спрашивали, не харкаю ли я кровью. А у меня даже кашля не бывает. Я вообще никогда не простываю. Закаленный. Но врачи народ вредный и к экзаменам по автоделу меня не допустили. Говорят, можешь за рулем закашляться и в аварию попасть.
– А ты после этого проверялся у врача?
– Проверялся. Хотели в Южно-Сухокумск отправить в туберкулезный диспансер на обследование, да отец не разрешил. Он сам меня лечить взялся, без уколов и таблеток. Сказал, есть у меня туберкулез или нет, это еще неизвестно, может, просто воспаление легких на ногах перенес, оттого и пятна в легких. Но он меня топленым барсучьим салом поил. Противно, но я каждый вечер по две большие ложки выпивал. А на следующий год проверялся, ничего не нашли. Отец вылечил, если что и было.
– А где он это сало взял?
– Какому-то другу написал в Южно-Уральск, это в Челябинской области. И родственникам на Ямал. И оттуда, и оттуда прислали. С Ямала еще и медвежье сало. Сказали, растопить и смешать с барсучьим. Много сала получилось. На целый год хватило. А на комиссию, чтобы на права сдавать, я так и не пошел. Зачем мне, все равно машину никогда не куплю.
– Права могут сгодиться. У меня тоже своей машины никогда не было, и я не тоскую по этому поводу. Я даже не хотел. Мне Ветер вместо машины. Он там пройдет, где ни одна машина не проедет. Танк застрянет, а Ветер пролетит… Казергея вот я не пойму. То хочет машину, то не хочет. Иногда просит коня ему купить. Своего. Чтобы с жеребенка его растить. Может, получится, не знаю… А потом опять машину хочет. Вырасту, говорит, заработаю. Но мы отвлеклись. И что было дальше?
– Казергей за руль сел. Поехали. Ключи в машине были. Да… Мы сначала полицейских перетащили под холм. Там песок внизу. Казергей лопаты из дома принес, и мы их закопали. Жена ваша пришла, помогала нам. Но в машину с нами сесть не рискнула, побоялась. А мы поехали. Правда, машина уже без стекол была, только одно заднее осталось. И крыша придавилась, Казергею пришлось даже пригибаться, чтобы ехать за рулем. Сразу поехали в Темное урочище… Знаете, там ручей поворачивает и на повороте яма с водой. Глубокая…
– Знаю. В этой яме даже рыба водится. Раньше водилась, когда я мальчишкой был. А потом, когда поля где-то в Чечне пахали, удобрения завезли, а их в ручей смыло. Вся рыба стала в том году желтой и кверху брюхом всплыла. Все вытравили. Да это, я слышал, не только у нас. Это повсеместно. А потом лисы, которые эту дохлую рыбу ели, бешенством заболели. Ну, ладно. Рассказывай дальше…
– Мы подъехали и из машины на ходу выпрыгнули. А она скатилась с обрыва – и в яму. Не сразу утонула, но быстро. С крышей ее накрыло. А вода там сейчас грязная – если не знаешь, что там машина, никогда не увидишь.
– Это ни к чему было. Овечий ручей испортили. В Чечне давно уже поля не пашут и удобрения не завозят. Вода в ручье очистилась, и из него теперь овцы пьют. Можно было просто поджечь машину на месте, и этого хватило бы. Да ладно, что сделано, то сделано. Но все же следовало мне все рассказать, как вернулся.
– Я постеснялся.
– Это вопрос не стеснения, а безопасности. Командир республиканского полицейского спецназа полковник Агададашев на совещании в МВД пообещал устроить мне ловушку. Эта езда вокруг дома – работа Агададашева. И я должен был знать о его действиях. Учти на следующий раз. Обо всем, что происходит, ты обязан мне докладывать. А я уже принимаю решение.
– Я понял, мурза, учту.
– Завтракать пора. Если не трудно, принеси и мне мою долю.
– Мне не трудно, мурза…
Пару часов Роберт Ильханович еще соображал, что ему следует сделать, просчитывал разные варианты. Потом позвонил подполковнику Асхатову в МВД Дагестана и попросил найти ему все данные на командира республиканского полицейского спецназа полковника Агададашева, который уже начал сильно беспокоить семью Арсланбековых.
– Разбирался бы со мной, при чем здесь моя семья. Мне это не нравится…
– Он вообще-то очень крутой и одновременно хитрый человек, к тому же не очень честный. Может в лицо пообещать одно, а сделать прямо противоположное. И связи у него сильные. Поддержка до самого верха. Вы же знаете наши клановые порядки, – предупредил подполковник. – Жаловаться на него бесполезно.
– Я сильно похож на жалобщика? Из меня легче сделать профессиональную плакальщицу[9], чем жалобщика. Да и кто прислушается к жалобе бандита?..
– Хорошо. Я поищу то, что вы просите.
Если Асхатов обещал поискать то, что у него просили, он найдет в три раза больше. Так говорил опыт общения с подполковником. Асхатов был аварец, но он так же был озабочен проблемами самоидентификации своего народа, как Арсланбеков своего. Сейчас понятие «аварец» сохранилось разве что на самом Кавказе. Везде и повсюду аварцев зовут просто дагестанцами. И это сильно не нравилось подполковнику. Он был юристом только по второму образованию, а по первому – историком, поэтому хорошо знал славное прошлое своего народа и не желал, чтобы народ это прошлое потерял. Познакомился Асхатов с Арсланбековым еще до того, как Роберт Ильханович был вынужден взять в руки оружие. Время от времени встречались, созванивались. Когда с Робертом Ильхановичем случилась эта беда, он обратился напрямую к Асхатову с просьбой помочь. Тот ничего не обещал, кроме того, что попытается все узнать. А когда узнал, посоветовал только на глаза и в руки полиции не попадаться. Помочь Асхатов ничем не мог, сразу в этом признался. У него не было таких сил, чтобы ввязываться в клановую войну. Он не сказал, что не захотел ввязываться в клановую войну из-за Арсланбекова: если бы это было так, Асхатов обязательно так прямо и сказал бы. И он не открещивался от знакомства с мирзой. Более того, сам позвонил однажды, предупреждая Роберта Ильхановича о готовящейся против него акции. И когда мурза Арсланбеков сменил в своей трубке sim-карту, что он время от времени делал, подполковник Асхатов получил новый номер одним из первых. И последующие номера тоже получал сразу, как только следовала смена sim-карты.
Подполковник пообещал. Значит, сделает. Он знает много ходов и выходов в МВД, умеет найти нужное и в курсе к кому обратиться. При этом обычно использует ту же самую знаменитую дагестанскую клановость, которая позволяет ему найти помощников и союзников в своих действиях. Впрочем, глубоко вникать в эти дела Роберт Ильханович не мог и не хотел, просто это ему не нужно. Но, получив обещание, можно было приступать к следующему этапу. И для этого он позвал к своему костру подрывника Базарбая Кабардаева и объяснил задачу, не вдаваясь в детали. Детали Базарбай сам знал лучше мурзы. Арсланбеков только сказал, какой ему требуется результат, и спросил, что для этого дополнительно нужно. А нужна была всего-то трубка сотового телефона. Старая трубка самого мурзы подрывника вполне устроила. Получив задание, он ушел. И не просто ушел к своему костру, но, забрав с собой все необходимое, удалился за ближайший холм. Делалось это не из-за секретности действий Кабардаева, а из соображений безопасности всего джамаата. Подрывники время от времени, случается, сами взрываются при изготовлении взрывных устройств. В такие моменты никто Базарбаю не мешал, никто не лез со своими вопросами или подсказками, и он спокойно занимался своим делом. Он вообще был хорошим специалистом. Может быть, немного медлительным и долго думающим, но при его профессии торопливость может быть чревата ошибкой, а любая ошибка подрывника бывает единственной, последней в его жизни.
После этого Роберт Ильханович сделал еще два телефонных звонка. Процесс пошел. Он подозвал к костру Бийтуллу Казанлиева, своего самого сообразительного помощника и, по сути дела, заместителя, и Ваапа Эбзеева, который сам родом из Махачкалы, где у него есть квартира и семья, и объяснил им ситуацию. Теперь уже Бийтулле надо было сделать два звонка. Он позвонил и обо всем договорился. Позвонил домой и Ваап, пообещав под конец скоро приехать.
Осталось дождаться звонка от подполковника Асхатова и завершения работы подрывником Базарбаем Кабардаевым. И можно было приступать к выполнению задачи…
Автомобильная стоянка размещалась на площади справа от здания МВД Дагестана. Водители, как обычно, находились около своих машин. Каждый из них был не только водителем, но еще и телохранителем своего шефа и имел оружие, хотя большинство из них были в цивильной одежде, а некоторые даже полицейского звания не имели.
Часть водителей курили, собравшись группой. Некурящие в основном сидели в машинах, хотя некоторые, особо общительные, стояли среди курящих и поддерживали общий разговор. Мимо водителей прошла молодая высокая женщина, рядом с которой шла девочка лет семи-восьми и играла мячиком, ударяя его об асфальт и пытаясь поймать, когда мячик подлетал высоко. На боку девочки висела вязанная крючком сумочка, которая содержала что-то не слишком легкое для ребенка, мешая девочке удачно ловить мяч. Водители на девочку внимания не обратили, но ее мать провожали масляными взглядами, переглядывались друг с другом. Впрочем, ничего грубого женщине никто не сказал, хотя кто-то и зацокал языком ей вслед. Она, видимо привычная к вниманию мужчин, никак не отреагировала, продолжая следить за дочерью и часто одергивая ее.