Улыбка Бога - Виктор Гвор 8 стр.

Василек и не собирался ничего просить. Просто сомнения грызли: угадал или нет? Вот чувствовал что девчонка из леса и огромный зверь, закидавший немцев дровами — одно и то же! Чувствовал, и все!

Но ведь молодой еще, мог и ошибиться. Лучше самому уточнить. Заодно чужую вещь отдать надо. Забыли же. Потому и в лес пошел. А просить ничего не собирался. Разве что невеликую прядочку шерсти на память. Прядка же мелочь! Что ей, жалко, что ли? Вон какая лохматая…

Пришел. И стоит, как дурак, посреди тропки, убегающей вдаль. Никого и ничего. Тишина.

— Света! — негромко позвал Василек.

Громко звать нет смысла. Лесные всё одно услышат, ежели захотят. А не захотят, так хоть обкричись.

Тишина. Только птицы в кронах кричат. Василек тяжело вздохнул, положил красный цилиндр под дерево и пошел назад.

— Там твой ухажер пришел, — усмехнулся Костя.

— Чую, — девушка в ответ растянула в улыбке краешки губ, показывая кончики клыков. — Думаешь, стоит к нему идти?

— Как хочешь. Всё равно перед деревней засветились.

— Может, случилось у них что? Не зря же приперся. Схожу, пока мой мужчина размышляет о высоком вместо того, чтобы заниматься дамой.

Светка поднялась с земли, соблазнительно потянувшись напоследок, и бесшумно исчезла в глубине леса.

Девчонка появилась внезапно. Хотя, если ты ждать перестал и махнул на все рукой, то все неожиданно будет. И внезапно.

Но Василек успел заметить: Света не соткалась из солнечных лучей на краю очередной поляны. Она пришла. Только очень быстро пришла. Как ни звери, ни люди не ходят. Берегиня…

— Здравствуй, — произнесла Лесная, — как дела?

— И ты здаровая будзь, — ответил хлопец. — У меня гарно усе.

— А пришел зачем тогда, если гарно усе?

Василек стрательно искал в облике девочки черты вчерашнего зверя. Не находил. Нету их. Совсем. Девчонка и девчонка…

— Проста так, узяв ды и прыйшов… — смутился он. И, решившись, выпалил, — учора в вёсцы — ты была? Кали германцав пабила?

— Я? — искренне удивилась Света. — Германцев? Дровами? Да как ты мог такое подумать! Я же маленькая и слабая. Разве я могу колодами кидаться?

— А кали не ты была, адкуль ведаешь, што тая паленами кидалася?

— Птички рассказали. Они всё ведают, легкокрылые

— Ну и не распавядай, я и сам думаць умею! — не на шутку обиделся паренек. — А ты якая саправдная? Тая, ци якая цяпер?

Девчонка рассмеялась:

— Вот ведь упрямый! Ни та, ни эта! На самом деле, я большой хищный ящер. Слышал о таких?

— Крывдзиш! Я в школу хаджу! Тки яшчарки дыназаврами завуцца. Тольки яшчары змерли давно. Апошняга в нашых краях яшчэ дзед майго дзеда сокирой забив! Хиба в балоце яким захавалися…

— А я вот вылезла из болота с тобой поболтать. А после тобой же и позавтракаю!

— Цю, напалохала! Была б ты галодная — учора зъела. Ци германцами б закусила. Так што ты — яшчарка сытая!

— Ладно, сытая… — улыбнулась девочка.

От этой улыбки Василек неожиданно смутился.

— Я гэта… гэта значыць…

— Эй! — всполошилась Света. — Ты в меня влюбляться не смей! Плохо тебе будет! Да и хвост у меня чешуйчатый весь.

— Вось усё вам, дзявчынкам, адно месца свярбиць, — разозлился пацан. — Ледзь што — за каханне адразу! На яки яна мне здалася!? Яшчэ и з хвастом лускаватым?! Я спытаць жадав, можа дапамагчы трэба чым? Ежы там, ци яшчэ чаго?

— Еды?

Девчонка расхохоталась, вытащила откуда-то из-за спины тот самый, оставленный на тропинке, красный цилиндр и швырнула его вверх, в листву.

— Угощайся, — кивнула она на упавшую куропатку.

— Дзякуй, я таксама вчора ев, — буркнул Василек. — Кали не трэба ничога, я пайду, мабыць…

Света вдруг посерьезнела:

— Не дуйся. Если так хочется помочь, притащи две пары штанов. Самых больших, какие найдешь. И такое дело… — девочка смутилась, словно не зная, как правильно сказать. — Игрушки надо. Детские, — уточнила она, разглядев непонимание в глазах собеседника. — Куклы там, что-нибудь такое. Одна, но лучше две.

— То невяликая бяда, — радостно заявил Василек, судя по ухмылке, додумавший все сам, — я имгненнем, адно нага тут, а…

— А другая потерялась, — договорила девочка. — Завтра приноси. Только не рискуй ради них, ладно? Обходимся пока. Счастливо.

Света исчезла в лесу.

— А то я не зразумев, на каго портки патрэбныя. Чай не дурань? Зробим у лепшым выглядзе. И портки, и кашули… А не знойдзецца, так цётка Паліна сшые. У яе гэта хутка…

Костя внимательно разглядывал штаны. Ничего фасончик. Благодарное население спасенных Дранниц постаралось на славу.

Самое удивительное, что после таинственной пропажи карателей немцы не сожгли деревню. Крестьяне, они, конечно, далеко не все интеллектуалы высокого пошиба, и за высокие материи поговорить не любят, но прибрать за «зверушкой» догадались. Когда поисковая команда на двух грузовиках и с броневиком заявилась в деревню, там не было ничего. И никого. Ни живых, ни мертвых. Машину тоже сволокли в лес. И следы вениками размели.

Стопроцентной уверенности, что их камрады и кумпели пропали именно здесь, у нагрянувших немцев не было. А может, приказ был другой. Так или иначе, но покрутились и уехали, ничего не спалив, и не нанеся деревне какого-либо другого ущерба.

Жители, однако, в Драницы не вернулись. Были у них в лесу ухоронки. Очень неслабые ухоронки. Считай, еще одна деревня. Только дорог туда не вело. Лишь тропы лесные, тайные. От кого строились те укрытия?

Просто строились. От панов ясновельможных. От красных комиссаров, что всего пару лет, как пришли на эту землю. От всего на свете строились, ибо, что еще бедному крестьянину делать остается? Каждый обидеть норовит, а защиту искать и негде. Можно, конечно, обидчику и «красного петуха» под крышу запустить. Но лучше в лесочке бурю переждать. В заранее готовых ухоронках.

А вот если не поймут высокомудрые притеснители несложный крестьянский намек, тогда уже «красного петуха». Или вилами в бок. Не без того.

Заказ «Ляснога Гаспадаря» сработали с душой и удовольствием. На одежку пошел тент того самого «Блица», на котором герр Нойнер привез свою айнзацкоманду. Брезент был материей не высокой, а самой, что ни на есть обычной, с какой любая баба в веске работать умеет. За прочность и выбрали, разумно рассудив, что «портки и кашули» нужны не для светских приемов. И хоть заказчиков «лесное ателье» в глаза не видело, но с размерами попало тик в тик.

Светка уже с полчаса крутила у Кости перед глазами обтянутой штанами задницей и демонстративно прикрывала курткой грудь, экспериментируя с глубиной декольте путем расстегивания разного количества пуговиц. Рубашка из толстого брезента, сшитая на манер классической штормовки, подстраиваться под игривое настроение хозяйки не собиралась: пока хоть одна пуговица была застегнута, куртка категорически отказывалась расходиться. А стоило расстегнуть всё, как полностью распахивалась, портя девушке игру.

Костя же одеваться не спешил.

Сначала внимательно рассмотрел модель. Штаны были простенькие: без всяких намеков на ширинку. Просто шаровары, одевающиеся через низ. А чтобы не спадали, их надо было подвязывать веревкой. Веревка прилагалась. Штанины сделали чуть коротковатыми в расчете на сапоги или, что более логично, на босые лапы. С учетом анатомии йети — очень разумно. Зато карманов имелось превеликое множество. Пара врезных, на обычных местах, и четыре накладных: на ягодицах и наружной стороне бедер.

«Кашуля» оказалась не рубашкой, а полноценной курткой на пуговицах длиной до середины бедра с четырьмя накладными карманами (боковые и нагрудные) и даже капюшоном.

В общем и целом, весьма практичная и удобная одежка. Единственное, чего Костя не понимал, и в этом его человеческая часть была абсолютно согласна с нечеловеческой, — на кой ляд им сдались эти тряпки?

Впрочем, радость подруги вполне окупала затраченные людьми усилия…

— Ну ты скажи, — хитро спрашивала Светка, поворачиваясь то одним боком, то другим, — мне идет?

— Идет, — усмехнулся Костя, — но и без нее неплохо.

— Ничего ты не понимаешь!

— Точно, не понимаю! Шерсть же удобней.

— Да? Попробуй пройти по проспекту Ленина в одной шерсти!

Аргумент произвел впечатление.

— Свет, ты уверена, что тебе стоит гулять в этом наряде по проспекту Ленина?

В каком именно городе подруга собралась прогуливаться, он уточнять не стал. Собственно, какая разница? В любом уважающем себя городе есть проспект Ленина. Или будет. А вот йети на нем обычно нет. Ни в одежде, ни без.

— Конечно, уверена! — заявила девушка. Почувствовала, что сказала что-то не то и добавила. — По проспектам можно и ночью гулять! Прохожих мало, глаза отвести можно… Или фонари разбить…

— Конечно, уверена! — заявила девушка. Почувствовала, что сказала что-то не то и добавила. — По проспектам можно и ночью гулять! Прохожих мало, глаза отвести можно… Или фонари разбить…

— Если отводить глаза, зачем одежда?

— А если не захочу отводить? Встречу мальчика симпатичного, захочу показаться во всей красе! — Светка перехватила ироничный Костин взгляд и вздохнула. — Нет, он потом всю жизнь заикаться будет…

Но долго огорчаться при наличии обновок она не могла.

— Ну и ладно! Всё равно, это костюм для трекинга! В нем можно поехать в Гималаи. Или в леса Белоруссии!

— В леса Белоруссии ехать не надо. Мы и так здесь.

— Тем лучше! Ну одевайся же! Сколько можно светить голым… задом!

В конце концов, Костя решил доставить подруге удовольствие и напялил на себя деревенский подарок. И даже несколько часов в нем проходил.

Это оказалось не столь неудобно, как он ожидал, и вполне стоило вознаграждения, полученного ближайшей ночью. А чем еще заканчиваются любые приобретения и примерки женских обновок?

— Безнадежно, — горестно вздохнул комполка, — у него минут сорок как баки сухие. Всё. Отлетался капитан…

Подполковник безнадежно махнул рукой и, ссутулившись, пошел к навесу, служившему командным пунктом. Не вернувшийся из боевого вылета летчик был не просто комэском и одним из немногих асов Н-ского истребительного полка. Он был другом. Вместе учились в аэроклубе, вместе заканчивали легендарную «Качу», крыло к крылу дрались в Испании. Эх, Лешка, Лешка… Ты же всегда выкручивался… Может и сейчас? Да нет, надо смотреть правде в лицо: никаких шансов. Даже если с парашютом выпрыгнул, до своих добраться вариантов мало. Немец прет, не останавливаясь…

Комполка обернулся, бросая взгляд на ослепительно голубое небо. Пусто, конечно. На взлетном поле маячила одинокая фигура. Макарыч, Лешкин техник. Этот будет ждать до упора. Забывая, что упор прошел…

Всё плохо. Что же это творится такое? Мы же над Мадридом этих асов немецких в хвост и гриву! У нас же самолетов больше! Почему же сейчас творится черт поймешь что?! Еле успеваем перебазироваться на новые аэродромы. В день до пяти вылетов. И в каждом численное преимущество противника. Попробуй тут сберечь людей и машины… Каждый день потери. И немаленькие. Только на таких асах, как Лешка и выезжаем. Теперь еще одним меньше стало… Не считая тех пятерых ребят, уже занесенных в боевые потери… Подполковник покачал головой: людей считаем, как самолёты! Людей! Мать твою!

Неожиданный звук привлек его внимание. Из жиденького перелеска, расположенного в полукилометре от взлетного поля, доносился совершенно непонятный треск. Верхушки деревьев в центре рощицы качались без всякого ветра. Вот одна вообще скрылась из виду, словно дерево рухнуло. Как будто кто-то ломится через лес напрямую. Большой и тяжелый. Танки? Проспали!!!

Истошно взвыл ревун боевой тревоги. Бойцы комендантского взвода мчались к своим позициям, на ходу пристегивая штыки… Задвигали стволами зенитки, ища цель. Летчики бросились к самолетам, готовясь к немедленному взлету. В считанные минуты аэродром ощетинился оружием, готовый дать отпор врагу.

«Если танки, нам полный и безоговорочный гаплык наступит…» — мелькнула обреченная мысль…

— Товарищ подполковник, там знамя!

Шум, доносившийся из леса, приближался. Подполковник вскинул бинокль и не поверил глазам. Над рощей, на высоте десятка метров от земли, в самом эпицентре непонятного катаклизма, гордо реяло красное полотнище.

— Не стрелять! — приказал командир, — но и не расслабляться! Возможны какие угодно провокации!

И снова прильнул к биноклю.

Флаг двигался в сторону аэродрома. Причем довольно ходко двигался. Побыстрее пешехода. Кто же его несет? На такой высоте, проламываясь сквозь хлипкий, но довольно густой лес? Что за бред…

Наконец знамя достигло опушки и оказалось в пределах видимости. Оно было закреплено на голове, немного напоминающей конскую, только без гривы и задранную невероятно высоко. От головы в лес уходила шея толщиной в телеграфный столб, неторопливо выползающая на всеобщее обозрение.

Наконец, шея кончилась, рухнуло несколько деревьев на опушке, и появился сам флагоноситель. По аэродрому пронесся общий стон, густо разбавленный матом. По полю величаво топало животное. Метров тридцать длиной, впрочем, большую часть длины занимали уже знакомая шея и всё еще частично скрывающийся в роще хвост, четыре колоннообразные ноги, довольно массивное туловище и маленькая голова. Колосс неспешным шагом шествовал к аэродрому, давая обалдевшим от удивления зрителям привыкнуть к своему виду.

— Диплодок! — выдохнул рядом с подполковником комиссар.

Иванов перед войной успел закончить три курса университета в Ленинграде. И непонятными словами щеголять любил. Как все ленинградцы, впрочем…

— Какой еще дипломат?! — не расслышал комполка.

— Не «дипломат»! Диплодок! Динозавр такой. Ящер. Вымерший.

— Ни хрена себе, вымерший! — выматерился командир. — Чего ж он тогда разгуливает, взлетную полосу нам портит? Да еще под нашим флагом? Союзников против фрицев ищет?

— А я откуда знаю?! — окрысился комиссар. — Диплодоки уже сто миллионов лет как вымерли!

Тем временем подполковник рассмотрел на крупе динозавра человеческую фигурку, устроившуюся возле основания шеи. Не поверив глазам, снова посмотрел в бинокль…

— Лешка! — прошептал он. — Точно! Живой, чертяка!

— Кто Лешка? — теперь не понял уже комиссар. — Диплодок?

— Какой диплодок?! Капитан Титаренко! Верхом на зверюге едет!

— Как верхом?!

— Как на лошади! Или, скорее, как индусы на слонах ездят!

— Ничего не понимаю, — пожал плечами комиссар, — где он взял диплодока…

— Ты, Сергеич, Леху не знаешь! Он же из Одессы! А те, что хочешь, достанут!

Тем временем ящер преодолел луг и, остановившись у окраины взлетного поля, опустил голову с флагом к земле. Капитан Титаренко, как ребенок с горки, съехал по шее ящера, нашел глазами своего техника и, похлопав по не успевшей подняться шее, произнес.

— Макарыч, принимай аппарат! Во! Махнул, не глядя!

Глава 4

Густы белорусские леса. Густы, дремучи и плохо проходимы. Но не сплошные буреломы раскинулись на этой земле… Идешь под густой сенью деревьев, перешагиваешь через замшелые поваленные стволы, и вдруг оказываешься на залитой солнцем поляне, заросшей невысокой травой. Можно больше не кутаться зябко в подранную гимнастерку и немного отогреться под ласковыми лучами солнца…

И видно всё вокруг до самой опушки. Взгляд не проникает лишь туда, где сплошной стеной встает частокол стволов и переплетение ветвей. Только расслабляться не стоит. И сам, когда стоишь посреди поляны, каждому взгляду открыт. Как на ладони. И если взгляд не совсем дружеский, да к нему руки приложены с хорошей винтовкой… Ни спрятаться, ни скрыться. Так что думай, то ли солнышку радоваться, то ли снова под полог леса прячься…

Вот возле такой поляны и устроились пятеро бойцов. На открытое пространство не совались, тихонько сидели в чаще, сторожко посматривая по сторонам. Усталые лица, зеленые петлицы, порванные гимнастерки, грязные разбитые долгой дорогой сапоги. Окруженцы, выходящие к своим и устроившие короткий привал? Похожи. Но не они.

Пятерка в самом деле отдыхала. Вот только пограничники не собирались отсюда никуда уходить. Они выбирали место для боя. Боя, в котором найдут свой конец остатки личного состава третьей погранзаставы. Все пятеро.

Они должны были погибнуть еще неделю назад. Там, на заставе, под артиллерийским огнем нескольких батарей, под атаками озверевшей немецкой пехоты. Было отчего озвереть «Нибелунгам», получившим вместо легкой прогулки отчаянный и умелый отпор. Настолько умелый, что пришлось подтягивать танки. Шансов выжить не было. Да никто и не планировал. Не прятался и не убегал. Дрались до конца. Все как один. И умирали. Один за другим. Три дня. А когда стало ясно, что удерживать нечего, пошли на прорыв. Тогда их было еще девять человек…

Прорвались пятеро. Костлявая не стала их забирать. Шутили, что испугалась. Сейчас бойцы знали, почему выжили. Они были нужны здесь.

Своих встретили вчера вечером. Тоже окруженцев. Но не бойцов. Детей. Два десятка мальчишек и девчонок. Возрастом от трех до десяти лет. А с ними две женщины-воспитательницы, и два мужика — директор да дедок из местных, взявшийся провести по лесу. И взвод немцев на хвосте. Наверное, хорошо и легко воевать с детьми. Особенно, с безоружными детьми.

Никто ничего не приказывал. Никто ни о чем не просил. Но когда колонна пересекла поляну, все пятеро дружно остановились, посмотрели друг на друга, и отдали директору, остервенело жующему чубук старой трубки, свои «сидоры» с остатками продуктов.