Технически и организационно монополии далеко не всегда представляли собой некие крупные предприятия. Монополия конца XIX в. – это прежде всего соглашение об особой политике на рынке, договор, заключаемый с целью обеспечения контроля над рынком сбыта или сферой производства. Соответственно, различалось несколько типов монополий. Низшей формой являлись картели – договоры о регулировании объема производства, условий найма рабочей силы и сбыта продукции, заключаемые при сохранении полной производственной и торговой самостоятельности их участников. При ликвидации торговой самостоятельности и создании единой структуры сбыта монополистическое объединение приобретало форму синдиката. Трест формировал уже фактически единую систему производственного и торгового управления, но не ликвидировал финансовую самостоятельность его участников. Высшей формой монополистических объединений являлся концерн, создававшийся вокруг головного предприятия (холдинга) и связывавший своих участников системой финансирования, скоординированной производственной деятельности (хотя не обязательно совместной), единой рыночной стратегией. В рамках концернов часто сохранялась организационно-управленческая децентрализация, но интеграция капитала обеспечивала наиболее тесные связи по сравнению с другими формами монополистических соглашений.
В отличие от других типов монополий («закрытых» – защищенных юридическими ограничениями, и «естественных» – возникших в силу специфики использования тех или иных ресурсов), новые монополистические объединения являлись «открытыми» – порожденными стихийными рыночными факторами, логикой конкурентной борьбы на рынке. Закрытые и естественные монополии существовали в капиталистической экономике перманентно, но являлись скорее исключением, нежели широкой практикой. Возникновение же открытых монополий отражало формирование особой модели организации производства, переход всей капиталистической экономики в стадию монополистического капитализма. Производственная и технологическая система, основанная на монополистической конкуренции, являлась принципиально новой модификацией индустриальной экономической модели. В то же время она представляла собой результат всего предшествующего развития капиталистической системы, закономерный итог абсолютизации принципов свободного, неограниченного рынка.
Динамика развития монополистической экономикиПроцесс монополизации протекал неравномерно, рывками, что прежде всего было связано с влиянием циклических кризисов перепроизводства. Каждый из них приносил образование новой волны монополий и сокращение немонополизированного сектора экономики. Отправной точкой существования монополий как широкомасштабного экономического явления можно считать мировые экономические кризисы 1873 и 1882 гг. С этого времени начинает формироваться новый тип рыночных отношений – на смену свободной конкуренции приходит монополистическая. Ее основу составила особая производственная стратегия – создание массового производства. Эта экономическая модель была не столько ориентирована на реальный рыночный спрос, сколько подчинялась логике максимального производства. Убытки, связанные с производством товарной массы, превышающей платежеспособный спрос, компенсировались вытеснением конкурентов – производственные гиганты получали возможность широко использовать демпинговые методы рыночной ценовой борьбы. Сокращению издержек массового производства также способствовали стандартизация и автоматизация производственного процесса, ускоренное внедрение новейших технических разработок. Конечной целью создания системы массового производства было полное вытеснение конкурентов, т. е. достижение монопольного преобладания на внутриотраслевом рынке. Когда эта цель оказывалась достигнута, монополисты могли уже перейти и в «наступление на потребителя» – вводить так называемые монопольные цены, нарушающие естественный баланс между предложением и спросом в пользу производителя.
Естественно, что организация массового производства и переход к монополистической конкуренции были теснейшим образом взаимосвязаны с процессами концентрации производства и централизации капитала. Если на первых этапах процесса монополизации преобладали низшие формы объединений – картели и синдикаты, то с конца 80-х гг. XIX в. первенство перешло к трестам, начавшим реальную борьбу за монополизацию отраслей тяжелой индустрии. В отраслях с мелкосерийным производством, общедоступной и стабильной технологией, связанных с разнородным и трудноконтролируемым потребительским рынком, а также в сельском хозяйстве, монополизация первоначально не имела широких масштабов. Общая динамика монополизации достаточно точно отражала чередование циклов экономического роста и кризисов перепроизводства. Каждая волна таких кризисов давала преимущество наиболее мощным товаропроизводителям, обладавшим передовой технологической базой, тесно связанным с банковским капиталом, контролировавшим более широкий потребительский рынок. В положении же банкротов оказывались, как правило, мелкие, немонополизированные предприятия, неспособные проводить активную демпинговую политику в условиях кризиса и депрессии.
Рубежным в развитии капиталистической экономики стал циклический кризис перепроизводства 1900–1903 гг. Новая волна банкротств резко повысила удельный вес монополизированного сектора в экономике ведущих стран Запада. Массовое производство стало доминирующим в промышленной индустрии. Внутриотраслевая конкуренция была частично ликвидирована, частично – ограничена. Естественно, что абсолютное господство монополий в пределах целых отраслей было исключением. В основном складывалась ситуация, когда несколько ведущих монопольных групп боролись за контроль над отраслевым рынком. Такая модель получила название олигополии. Но в целом, механизм монополистической конкуренции и система массового производства стали определяющими в рамках экономической системы индустриального общества. Тем самым, сформировалась особая экономическая модель, изначально ориентированная на абстрактный массовый рынок, ускоренное расширение производства, достижение безраздельного финансового могущества, безусловный и неограниченный экономический рост. Это и стало причиной того, что период существования монополистического капитализма был определен как стадия империализма – тотальной экспансии индустриальной системы.
Завершение перехода от так называемого «классического» капитализма свободной конкуренции к монополистическому капитализму существенно изменило динамику экономического развития ведущих стран мира. Модель массового стандартизированного производства резко увеличила темпы экономического роста. Только за период одного цикла – с 1903 по 1907 г. – суммарная мощность промышленного производства возросла на 40–50 %. В те же годы был совершен рывок в технологическом переоснащении производства. Два циклических кризиса 1900–1903 гг. и 1907 г. стали своеобразными «фильтрами», ликвидировавшими большую часть немодернизированных предприятий. Причем, темпы технологического прогресса были настолько велики, что к 1907 г. в ранг «устаревших» попали производства, оснащенные оборудованием 10–15-летней давности. Монополизация начала распространяться в этот период и на те отрасли, которые оставались оплотом «классического» капитализма, в том числе и на сельское хозяйство, переживавшее в последние десятилетия XIX в. хронический кризис. Отчасти причиной этого наступления была дальнейшая централизация банковской системы, распространение сферы влияния акционерного капитала на новые отрасли. С другой стороны, на смену господствовавшим в течение нескольких лет трестам стали приходить концерны. Эти межотраслевые объединения обеспечивали свободную перекачку капиталов в наиболее рентабельные отрасли и в большей степени были ориентированы на реальный спрос, нежели тресты.
Важным фактором изменения организационной структуры доминирующих промышленно-финансовых групп стала также государственная антитрестовская политика, направленная против наиболее жестких форм монополизма. Приоритет в этой сфере принадлежал США. Еще в 1890 г. Конгресс принял т. н. «Закон Шермана», ставший ядром антитрестовского законодательства. Согласно ему, «всякий договор, объединение в форме треста или любой иной форме или договор с целью ограничения коммерции или торговли между штатами или иностранными государствами» объявлялся незаконным. Однако принятие антитрестовского законодательства отнюдь не означало переход государства к активному вмешательству в экономику. Пресекались лишь наиболее радикальные попытки ликвидации внутриотраслевой конкуренции. Препятствием для согласованной политики на рынке небольших групп крупнейших производителей антитрестовское законодательство быть не могло. Равным образом, действие антитрестовского законодательства не мешало и формированию межотраслевых монополистических объединений, мощных финансовых групп, переходящих к монополизации банковского сектора. Поэтому принятие «закона Шермана» фактически не привело к сокращению темпов монополизации в экономике США. Косвенно оно даже способствовало росту гибкости монополистического капитала, его рыночной маневренности. В европейских же странах переход к антитрестовскому законодательству произошел значительно позднее.
Процесс монополизации стал причиной нового рывка в расширении международных экономических связей. Фактически речь шла о создании мировой капиталистической системы, поскольку модель массового производства, растущая концентрация капитала превратили все мировое пространство в единый потенциальный рынок для экономики немногих империалистических держав. Крупнейшие монополии уже в начале XX в. перешагнули национальные границы. Одним из наиболее доходных видов экспорта стал вывоз капитала, формирующий единый мировой финансовый рынок. Только за первые 13 лет XX в. объем зарубежных капиталовложений крупнейших западных стран удвоился и достиг 44 млрд дол. В тот же период начинается широкое образование международных монополий. Если первые подобные объединения – Международный синдикат по продаже стальных рельсов (1883), Североатлантический союз пароходов (1892), Международный динамитный картель (1896) – представляли собой лишь соглашения по вопросам торговой политики, то в начале XX в. влияние международных монополий начало распространяться и на определение условий найма рабочей силы, распределение инвестиций, распространение новейшей технологии, стандартизацию производства. Важную роль в интернационализации экономики сыграли международные отраслевые конференции и конгрессы промышленников (конгресс хлопчатобумажных фабрикантов в 1906 г., конференция морских кампаний 1906 г., конгресс предпринимателей строительного дела 1912 г. и др.).
Ускоренными темпами развивалась всемирная транспортная сеть. Быстро росла протяженность железнодорожной сети – с 1900 по 1917 г. она увеличилась на 357 тыс. км, в том числе в США – на 109 тыс. км, в Британской империи – на 71 тыс. км, в Российской империи – на 30 тыс. км, в Германской империи – на 17 тыс. км. Вырос тоннаж торгового флота. Если в 1900 г. тоннаж мирового парового флота составлял 13,9 млн, то в 1914 г. – уже 45 млн т. Бесспорным лидером в сфере морских транспортных перевозок оставалась Великобритания, обладавшая к 1914 г. 11,4 тыс. торговых судов (США – 2,3 тыс., Германия – 2,2 тыс., Россия – 1,2 тыс., Франция – 1,5 тыс.).
Однако триумф индустриальной системы оказался прологом к ее глубокому и, в конечном счете, фатальному кризису. Экономическая экспансия империалистических держав не только создавала единое финансовое и торговое мировое пространство, но и крайне обостряла международные отношения. Тотальная либерализация мировых экономических отношений, столь естественная с точки зрения предпринимательской психологии XIX в., все более явно вступала в противоречие с государственными интересами, подрывала стабильность национального экономического пространства. Поэтому на пороге XX в. все большее количество стран начинали предпринимать меры по протекционистской защите своих производителей. Некоторые из таможенных конфликтов, например «хлебные войны» России и Германии, оказывали самое негативное влияние на развитие всей системы международных отношений. Еще более негативными были последствия колониальной экспансии ведущих стран Запада. Растущая потребность в поставках сырья и новых рынках сбыта заставила Великобританию, Францию, Германию, Россию, Италию, Австро-Венгрию, Японию вступить в острое соперничество за окончательный раздел мирового пространства на зоны влияния. Причем колониальная экспансия в эпоху империализма приобрела новое качество – целью захвата колоний была уже не только их непосредственная экономическая эксплуатация, но и блокирование возможного усиления позиций других держав. В итоге, помимо важных в экономическом или стратегическом отношении колоний, поводом для ожесточенного противоборства стали и труднодоступные, малозаселенные территории. В течение двух-трех десятилетий на рубеже веков были практически поделены огромные пространства африканского и тихоокеанского регионов. Завершение же территориального раздела мира к началу XX в. вело к новому витку борьбы – за перераспределение уже установленных сфер влияния. После серии локальных империалистических конфликтов мир оказался на пороге всеобщей войны.
Помимо обострения международной ситуации, эпоха империализма принесла и явные симптомы кризиса всей производственной системы западного общества. Монополистический капитализм, приведший к небывалому экономическому росту, сформировал комплекс глубоких внутренних противоречий, поставивших саму индустриальную модель на грань краха. Быстрое увеличение производственных мощностей в период формирования массового производства не было обеспечено адекватным ростом потребительского спроса. Ценовая политика монополий еще больше усугубляла эту проблему. Переход к широкой практике монопольных завышенных цен подрывал реальное соотношение спроса и предложения на рынке, искусственно ограничивал и без того достаточно узкий платежеспособный спрос, формировал предпосылки ускоренного перепроизводства.
Менялось и отношение монополий к проблеме технического и технологического обновления производственных мощностей. Ранее поддержка научно-исследовательских работ и ускоренное внедрение их результатов в производство были важными факторами борьбы с немонополизированным сектором. Но после ликвидации или ограничения внутриотраслевой конкуренции этот стимул исчез. Поскольку рост нормы прибыли обеспечивался теперь монопольными, а не конкурентными факторами, заинтересованность в дальнейшей модернизации производства оказалась минимальной. Сохранение морально устаревшего оборудования позволяло даже получить дополнительные прибыли за счет нецелевого использования амортизационных фондов. Помимо общей стратегической пагубности торможения дальнейшей модернизации и интенсификации производства, подобная политика монополий наносила удар по всей существующей экономической системе. Она резко сократила потребительский рынок отраслей, связанных с производством средств производства (металлургии, машиностроения, станкостроения) и, как следствие, добывающей промышленности.
В результате, монополизация экономики существенно изменила динамику обычных циклических колебаний спроса и предложения. Продолжительность цикла чрезвычайно сократилась. Стадия относительного перепроизводства достигалась в считанные годы. Короткие периоды стремительного наращивания объемов производства сменялись все более длительными паузами депрессии. В условиях такой нестабильной динамики рыночной конъюнктуры система монополизированного производства оказалась исключительно уязвимой. Во-первых, массовое производство не было рассчитано на гибкое реагирование в условиях изменения рыночного спроса. Монополии, обладая большим «запасом прочности» в финансовом отношении, как правило, не сокращали производство при появлении первых симптомов падения спроса. В условиях последующей так называемой «понижательной фазы» изменения рыночной конъюнктуры масштабы производства даже продолжали возрастать. Когда же относительное перепроизводство (т. е. падение реального спроса) становилось очевидным, следовало резкое сокращение производства, создававшее впечатление настоящего экономического обвала.
Второй фактор, осложнявший циклическую динамику развития монополизированной экономики, был связан с растущим влиянием банковской системы. Биржевой рынок, обеспечивающий систему акционерного капитала, не только позволил аккумулировать огромные средства, но и создал феномен финансовой игры. В игру на биржевых курсах (в спекулятивные операции с акциями) включились не только крупные дельцы, но и массы мелких и средних вкладчиков. Механизм котировки акций оказался под влиянием субъективных факторов, массовых настроений, искусных махинаций и, как следствие, превратился в настоящий детонатор финансовых взрывов и экономических кризисов.
Первым циклическим кризисом, продемонстрировавшим все эти особенности развития монополизированной экономики, был кризис 1907 г. Он завершил рекордно короткий трехгодичный цикл подъема и стал чрезвычайно разрушительным по уровню падения производства. В состоянии депрессии оказались целые отрасли. Толчком к нему послужил острый финансовый кризис, последовавший за биржевым крахом в США. Эта особенность имела важнейшие последствия: изменение инвестиционного климата вовлекло в кризис почти одновременно самые различные отрасли производства. В силу высокой интернационализации банковской сферы финансовый кризис в США вызвал цепную реакцию и в других ведущих странах Запада. Соответственно, циклический кризис 1907 г. начался почти одновременно в рамках всей мировой капиталистической системы и имел универсальную динамику. Синхронизация распространения кризисных явлений на различные отрасли и их проявления в разных странах, т. е. превращение циклических кризисов во всеобщие, мировые, стала отличительной чертой развития системы монополистического капитализма. В полной мере эта особенность проявилась уже после Первой мировой войны.