— Назойливым? — Анхелика первой вышла на свет, внимательно оглядела заросли в полусотне шагов. — Выходи, арьергард, все спокойно. Твои предложения: идем назад или пойдем дальше?
— Конечно, дальше, я не люблю работать вьючным животным, когда другие оборудуют лагерь, а больше ничего не умею.
Девушка рассмеялась, хотя глаза ее остались холодными и настороженными. Она хорошо играла свою роль. Знать бы, какую…
— Не очень-то верится, монтанеро, мои друзья были свидетелями того, как ты показывал класс в тире.
— Умение стрелять еще не доказательство универсальных способностей. Просто я в последнее время работал в одной из частных спортивных школ тренером.
— А где тебя откопал Миллер? Или сам Косински?
— Идея была Фреда Нерана, он помнил меня по работе в альпотряде «Лемур», а нашел Миллер.
— Хороший был человек, жаль его. А тебе? — Анхелика повернулась и в упор взглянула на Улисса.
— И мне! — искренне ответил тот, подумав: «Не понимать ли этот вопрос как намек? Мол, не вы ли убийца, монтанеро?.. Славная у нас пара, любовь между делом, а безобидные вопросики на засыпку оборачиваются остриями кинжалоподобных угроз и полны скрытого смысла. Кто вы, сеньорита? Действительно врач или принадлежите к еще какой-нибудь солидной организации типа контрразведки «Птичьего глаза»?..»
Анхелика, не оглядываясь, обошла храм и сделала несколько снимков. Джонатан пожал плечами, поплелся рядом, не без успеха демонстрируя предполагаемому наблюдателю нежелание шляться по жаркой духоте сельвы. Пусть думают, что это здоровый увалень-тюха, лентяй и лопух, которого можно испугать «натуральным» рычанием ягуара…
Следующий марш-бросок через сельву в направлении к центру долины оказался короче первого. Уже через двести шагов путешественники вышли на край обрыва, замаскированный кустарником и длинными колючками. Анхелика нашла свободный от колючек клочок земли и подозвала Улисса.
Внизу под обрывом он увидел развалины города, почти скрытые зарослями фикуса, кустарника и трав. И все же в зелено-серой массе можно было разглядеть узкие улицы, складывающиеся в замысловатый узор, напоминающий лабиринт, дворы, дома без крыш, толстые стены, сложенные из глиняных кирпичей. Это была даже не долина — ущелье, и город за ним продолжался уже в скалах, переходя в пещерный. Едва ли его можно было разглядеть сверху, из кабины вертолета.
— Напоминает фолли[27], — проговорил Улисс. — Можно пройти в десятке шагов и ничего не заметить. Сверху, наверное, тоже не видно города. Все заросло.
— Попробуем найти спуск. — Девушка достала бинокль, осмотрела обрыв, и вскоре они спустились с десятиметровой высоты на дно ущелья, медленно двинулись по улице, утопая в траве по пояс.
Джонатан почувствовал на себе знакомый липкий, какой-то «стеклянный» взгляд, поднял голову и увидел кружившего над городом крупного кондора.
— Такое впечатление, — сказал он, — что ни один пейзаж долины не обходится без этих птиц.
— Ну естественно, вся история индейских цивилизаций связана с культом кондора, что отражено и в фресках Чавин. Хорошо, что ягуары встречаются гораздо реже.
— Не нравится мне это.
— Что именно? Что ягуары встречаются редко?
— Нет, что кондоры так любопытны.
В ту же секунду где-то недалеко раздалось приглушенное рычание. Анхелика вздрогнула, инстинктивно схватив Улисса за руку.
— Легок на помине, — хмыкнул он, доставая свой «штейер». — Это ты виновата, сглазила. Может, не будем искушать судьбу, вернемся?
— Он не посмеет напасть днем на двоих сразу.
Стараясь не шуметь, они пошли дальше. Улица города-ущелья вскоре привела их к центральной «площади» поселения, посреди которой стояло небольшое строение круглой формы с входом, напоминающим цветочный бутон. Строение было увито плющом, оплыло, но свод его не рухнул, как у других зданий города.
— Кива, — сказала Анхелика. — Святилище индейцев, все южноамериканские индей… — Она не договорила.
Из глубины строения снова раздалось рычание.
— Ягуар! Вот он где прячется! Не ходи туда.
Улисс отвел руку девушки: в рычании зверя ему почудилась не угроза, а жалоба.
— Дай фонарь. Оружие есть?
— «Вальтер».
— Раньше мне казалось, что пистолеты не входят в медицинское оборудование, а? Отойди в сторону и жди.
Улисс включил фонарь и, не обращая внимания на хриплое ворчание невидимого зверя, приблизился к святилищу. Луч света выхватил из тьмы какие-то ящики явно современного вида с надписью «фрукты» и эмблемой «Птичьего глаза» и… клетку с ягуаром! Клетка была маленькая, зверь в ней умещался только лежа — великолепный пятнистый самец с переливающейся шкурой, — но даже издали было заметно, что он ослабел от голода и неудобной позы. Глаза его блеснули ненавистью, но рык получился не грозный, а бессильный.
Джонатан вернулся к спутнице.
— Он в клетке. Видимо, приготовили, чтобы увезти на материк. М-да, веселенькое дело! На каждом шагу следы белых, а мы никак не могли добраться сюда. Они-то как пробираются в долину? Я имею в виду контрабандистов. Надо сматываться отсюда, вернутся хозяева — нам несдобровать.
— Пошли, — согласилась Анхелика, потом остановилась. — Может, выпустим его? Жалко…
Улисс хотел отказаться, но встретил ее умоляющий и испытующий взгляд и махнул рукой.
— Выпустим. Лишь бы он не кинулся на нас.
Но ягуар не кинулся — то ли в благодарность за освобождение, то ли решил «не связываться», то ли ослабел так, что думал только о бегстве. Он лишь рявкнул с обидой и предостережением в голосе и трусцой направился в глубь ущелья, скрылся за развалинами.
Улисс пробормотал ему вслед:
— Не попадайся больше, кошка, второй раз тебя не освободят.
— И спасибо не сказал, — с облегчением засмеялась Анхелика.
На траву упала легкая тень. Кондор, совсем низко. Что-то блеснуло у него на груди. Недолго думая, Джонатан поднял пистолет и точным выстрелом сбил птицу на вираже. Грудой перьев она рухнула в теснину улицы-ущелья. Не обращая внимания на изумленный вскрик девушки, альпинист подбежал к месту падения кондора, перевернул его на спину и присвистнул. Из перьев на груди птицы выглядывал зрачок миниатюрной телекамеры. Улисс знал такие штучки весом в сорок граммов, фирмы «Хаттори сейко», на ЧИП-кристаллах, выполненные с использованием технологии направленной диффузии.
Подошла Анхелика.
— Ты зачем? — Она заметила объектив. — Что это?
— Лишний глаз, — ответил Джонатан. — Странно у вас в Паракасе идет эволюция пернатых. В Европе у птиц только по два глаза.
И снова глаза девушки не смогли скрыть не то досады, не то угрозы. Интересно, о чем она подумала? Дурак ты, монтанеро, и уши у тебя холодные? Или прикидывает варианты шахматной партии Улисс — «вальтер»?..
— Ты действительно не понимаешь, что означают наши открытия?
Альпинист пожал плечами.
— Этими открытиями пусть занимаются компетентные органы, мое дело — скалолазание. Я вообще не люблю связываться с полицией.
— Я не о том, монтанеро. Если мы сообщим обо всем в полицию — моментально станем мишенями, подумай об этом. Контрабандисты не любят, когда кто-то проникает в их тайны. Пошли отсюда, мне что-то не по себе…
Через час они выбрались к лагерю со скверным ощущением целящегося им в спину невидимки. Оба думали об одном и том же: кто его спутник? В лагере их ждало сообщение о смерти одного из рабочих передового отряда по имени Альфонсо. Того самого, в котором Улисс узнал полицейского.
ПИКАЛЬ
Неприятности начались в полдень.
Сначала Эрнандесу сообщили о пропаже из морга трупа Миллера, а спустя полчаса позвонил Барахунда и тоном, не предвещающим ничего хорошего, буркнул:
— Бери своих экспертов и дуй в лагерь у Тумху. Одна нога там — другая здесь.
— А что случилось?
— Умер Фиоретура.
— Альфонсо?! Каким образом? Что значит — умер?
Барахунда, не отвечая, бросил трубку.
Эрнандес взял с собой врача, эксперта и Нгури и со всей скоростью, на которую был способен «Форд» шестой модели, помчался к Пирину, где дежурил вертолет. Через двадцать минут он был в лагере, население которого находилось в легком шоке после третьего трагического случая, и нашел Барахунду, угнетенного жарой и отсутствием каких бы то ни было улик, возле одной из палаток, где покоилось тело Альфонсо. С майором беседовали двое: красивая испанка, врач экспедиции, и здоровенный парень, альпинист, с помощью которого Фиоретуру перенесли из долины на плато. Эрнандес заглянул в палатку, постоял немного и вышел, жестом пригласив медэксперта зайти.
— Как это случилось?
— Свидетелей нет, — нехотя ответил Барахунда. — Он решил искупаться, остальные в это время переносили вещи и… думали, что он отлучился по нужде. Потом начали звать, а он… в озере. Никаких следов борьбы на теле. Упал и утонул.
— Где он купался? Там глубоко?
— Бочаг глубиной в пять футов, дно ровное… В общем, капитан, дело темное. Он у тебя не страдал сердечной недостаточностью?
— Он умер не от сердечного приступа, — возразила глубоким контральто врач, — а от удушья. И едва ли я ошибаюсь. Я вам нужна, сеньоры?
— Нет, — после минутного колебания сказал Барахунда. — А вы задержитесь, молодой человек, — добавил он, видя, что сопровождавший врача альпинист собирается идти за ней. — Повторите капитану вашу историю.
Улисс рассказал об открытии «пещерного» города и индейского храма в долине. Замолк, выжидательно глядя на майора. Что-то в выражении его лица не понравилось Эрнандесу. Налет превосходства?.. Нет, скорее тень иронии. Интересный парень и, как видно, не дурак.
— Контрабандисты? — поднял на капитана свои выпуклые черные глаза Барахунда.
— Похоже, — согласился Эрнандес. — Но канал сбыта имеют не в Пикале, я бы засек. В Боливии? По ту сторону долины — граница.
Барахунда покачал головой, но не ответил. Кивнул Улиссу:
— Хорошо, монтанеро, идите, но прошу своими открытиями не делиться ни c кем, и передайте это же врачихе. Вы там, в долине, никому не говорили о находках?
— Не успели, началась эта история с утопленником.
Майор кивнул, и альпинист ушел.
— Ну и что вы об этом думаете, дон Доминго? — спросил Барахунда. — Не слишком ли много смертей за последнее время? С Миллером ничего нового не выяснили?
— Вы же запретили мне заниматься этим делом, — сказал Эрнандес, подумал и добавил: — Его… украли. Прямо из патологоанатомического отделения. Мои олухи клянутся, что никого не видели, ничего не слышали, но он… исчез.
— Лихо! — только и сказал майор Барахунда, вытаращив глаза. — Кому он мог понадобиться?
— Тому, кто его убил, — предположил Эрнандес, не моргнув глазом.
— Зачем?
— Чтобы скрыть следы убийства.
Майор опомнился.
— Тьфу на вас, капитан! Кто вам сказал, что Миллера убили? Доказательств нет. Никогда не обосновывайте вывод на непроверенных слухах, это помогает сохранить хорошее мнение начальства при полном отсутствии результата. Займитесь поисками трупа. Если появится информация, сообщите.
— Слушаюсь, — вытянулся Эрнандес. — А что делать с Альфонсо?
— Что и обычно. Везите к себе, на вскрытие… потом доложите.
— Жарко сегодня, — сказал капитану медэксперт, вылезая из палатки, достал сигареты, глядя на удаляющегося Барахунду. — Не по-весеннему. Она права. — Он закурил. — Права.
Эрнандес понял, что эксперт имел в виду врача экспедиции.
— Судя по всему, парень просто захлебнулся. На теле ни синяков, ни ссадин, только два-три следа укусов насекомых. На всякий случай я взял кусочки тканей на исследование, но, — эксперт затянулся, — дело дохлое. Может быть, что-то покажет вскрытие?
К полицейским подошел нервный Косински.
— Господин капитан, ваш работник запретил переход в долину, но это же смешно — задерживать экспедицию из-за…
— Труп — это всегда смешно, — поддержал его Эрнандес.
Косински сбился.
— Ну нет, конечно, я хотел… простите. Однако никто не застрахован от несчастного случая, и, если бы все экспедиции откладывались из-за смерти одного из участников, мы не знали бы сейчас Америки. Как долго нам еще бездействовать? И так потеряли черт-те сколько времени!
— До полного выяснения обстоятельств дела. Расследованием займусь я сам. Думаю, завтра вы сможете продолжить переброску экспедиции в долину.
Косински попробовал протестовать, но, ничего не добившись, удалился, кипя от негодования.
Подбежал Нгури.
— Сеньор капитан, я его узнал!
— Кого?
— Того сеньора, который по описанию сеньора Эчеверья заходил к сеньору Миллеру.
Эрнандес хотел выругаться, но лишь вздохнул.
— Где он?
— Разговаривает за одной из «Чульп» с тем голландцем, что был вместе с Эчеверья, когда мы с вами с ними говорили.
— Не Эчеверья, а Эчеверриа. Веди.
Нгури с азартом устремился вперед, как молодая гончая, учуявшая след зверя, но не оценившая по неопытности его размеров и силы. Выйдя за границу базового лагеря, оцепленного «гвардейцами» Эрнандеса, возле третьей «Чульпы» Сильюстани, стоявшей дальше других от скал, в кустах толы, они издали увидели Леона ван Хова в компании с каким-то странным субъектом. Хотя от увлекшейся разговором пары было добрых пятьсот футов, это не помешало Эрнандесу разглядеть незнакомца. Внешность его была отталкивающей: лет сорок-сорок пять, сутул, с широкими покатыми плечами и длинными руками, ноги не видны, скрыты кустарником, а лицо жуткое, свирепое, с глубокими морщинами, широкоскулое, глаза упрятаны глубоко под надвинутый низкий лоб, уши сплющены и свисают, как у летучей мыши. Встретишь такого один на один — инфаркт обеспечен. Ну и чудище! Рожает же земля таких. Явно не испанец, не абориген…
Незнакомец словно услышал мысли капитана, поднял нависающую над ван Ховом голову, поглядел в сторону приближающихся полицейских и… исчез, будто растворился в воздухе.
— Он? — коротко бросил Эрнандес.
Нгури, имевший такое же острое зрение, звучно сглотнул.
— Н-нет… это же… дьявол! А тот обыкновенный форзудо[28], одет в… черный, обтягивающий… трайе депортиво. Куда же он делся?
Ван Хов оглянулся на них, помахал рукой и двинулся навстречу.
— Какими судьбами, комиссар? Любуетесь на эти изумительные постройки?
— Кто это с вами разговаривал? — равнодушно буркнул Эрнандес. — Интересный тип, я раньше его здесь не видел.
— А, этот!.. — Ван Хов оглянулся. — Да, прямо скажем, не красавец. Предлагает услуги в качестве верхолаза.
— Как верхолаза? Может быть, скалолаза?
— Не вижу разницы.
Эрнандес улыбнулся.
— Что ж, экологу простительно не знать разницы, хотя она есть, и весьма существенная. Но почему он обратился к вам?
— Видимо, счел за начальство. У вас еще есть вопросы? — В голосе ван Хова послышались нотки раздражения.
— Пока нет.
— Тогда прошу извинить, меня ждут дела.
Голландец повернулся и как колобок покатился к лагерю.
— Вот что, малыш, — сказал Эрнандес, глядя ему вслед. — Осмотри-ка здесь все потщательней. Если встретишь его ушастого собеседника, попытайся установить, где живет и кто он.
— А того, которого я узнал?
— И его тоже. Не нравится мне этот эксперт из ООН, больно уж прыток.
Капитан вернулся в управление, и скучающий Хулио сообщил ему весть о прибытии из Женевы эмиссара Интерпола.
— Не понял! — удивился Эрнандес. — Он что же, прибыл прямо в Пикаль, минуя столицу?
Дежурный по управлению кивнул.
— Он велел… извините, просил встретиться с ним в семь вечера, здесь, в Геренции…
Капитан подумал.
— Это становится интересно. Черт с ним, подожду. Как его зовут, назвался?
— Драган Милич.
ОКРЕСТНОСТИ ПИКАЛЯ — ДОЛИНА ПИРУА
Рассвет альпинист встретил в долине Пируа в полной боевой форме, готовый к любому поединку, как физическому, так и интеллектуальному. Отсутствие таковых ночью он пережил с удовлетворением, хотя ждал развития сценария с засадами, западнями и схватками.
В полночь он проник в лагерь возле перевала Тумху и по очереди обшарил угрюмые башни «Чульп», благо возле них не оказалось полицейских постов и они не были освещены. Вход в подземелье обнаружился в самой крайней башне, стоявшей несколько особняком, причем замаскирован он был искусственной плитой, изображавшей каменную глыбу. Улисс никогда не разгадал бы по виду в этой «глыбе» подделку и лишь по звуку определил за ней пустоту.
Спустившись в дыру по ступенькам, он включил инфракрасный фонарик, надел очки ночного видения и спокойно преодолел почти прямой, довольно чистый подземный туннель длиной в полмили, нигде не встретив никакой хитроумной индейской, а также и любой другой ловушки. Выход из туннеля высотой в пять футов — то ли его строили пигмеи, то ли экономные белые пришельцы — оказался прямо под извилистыми досковидными корнями саговника, найти его, не зная точных координат, было бы весьма затруднительно.
Улисс дождался рассвета и уже без инфраоптики обнаружил хорошо утоптанную тропу, уходящую в глубь сельвы. Но, хотя ее никто не охранял, Джонатана не покидало ощущение, что хозяева подземного перехода и тропы знают, что он ими воспользовался, и заманивают вглубь намеренно. Можно было, конечно, возвращаться, он проверил точность сообщения по записке и нашел способ быстрого проникновения в долину, но что-то подсказывало Улиссу, что назад идти тем же путем уже нельзя. Тогда он выбрал другой путь — вперед.
Тропа, отклоняясь влево, через милю с небольшим вывела его к длинной стене сланцевых обнажений, и Джонатан сразу увидел лагерь, чужой лагерь, покинутый, на пятачке между стеной скал и зеленым забором сельвы, у группы пещер, четко просматривающихся на желто-серой поверхности обнажения. Лагерь состоял из двух пятнистых, под цвет скал и почвы, палаток и навеса, под которым прятался штабель аккуратных зеленых ящиков. Вокруг ни души.