Любой дар, как и тапасья, может носить невежественный тамасический, показной раджасический и просветленный и альтруистический саттвический характер. Тамасический человек дарит невежественно, ни к месту, ни ко времени, не зная зачем, не учитывая обстоятельств; это глупый, необдуманный и, по сути, эгоистичный поступок, скупая и ложная щедрость. Такой дар преподносится без искренней симпатии и истинной щедрости, без заботы о том, что чувствует другой человек, который, даже принимая дар, относится к нему как к не имеющему никакой ценности. Раджасический человек дарит с неохотой, с сожалением, принуждая себя, жалея о подарке, или же он преследует личные и корыстные цели и надеется добиться какой-то выгоды или получить от одариваемого равноценный или еще более щедрый подарок или благодеяние. Саттвичный дар преподносится с симпатией, искренно, обоснованно, с учетом времени и места, и получает его достойный человек или тот, кому этот дар действительно необходим. Дар преподносится совершенно бескорыстно, ради блага одаряемого, не думая о его прошлых и будущих благодеяниях, не преследуя каких-то личных целей. Достигая кульминации, саттвический способ дарения, dāna, делает человека способным ко все более и более полной отдаче себя другим, миру и Богу, ātma-dāna, ātma-samarpaṇa, что является апофеозом жертвенного труда, предписываемого Гитой. А восхождение за пределы трех гун и обретение божественной природы позволяет достичь наиболее полной самоотдачи, основанной на самом широком понимании смысла существования. Ибо вся эта многообразная вселенная рождается и постоянно поддерживается Богом, который отдает ей себя и свои силы, щедро наполняет своим «я» и духом все эти жизни и существа; в Веде говорится о том, что вселенная была создана жертвоприношением Пуруши. Все действия достигшей совершенства души должны стать точно такой же постоянной божественной отдачей себя и своих энергий, излучением всего того знания, света, силы, любви, радости, благодатных потоков Шакти, которыми она обладает в Божественном. Благодаря этому она позволит Ему распространять свое влияние и воздействовать в зависимости от восприимчивости на всех, кто находится вокруг нее, или на весь этот мир и его обитателей. Таков будет окончательный результат абсолютной самоотдачи души Владыке нашего существования.
Строки, которыми Гита завершает эту главу, на первый взгляд кажутся чем-то мистическим и непонятным. Формула ОМ, Тат, Сат, по словам Гиты, является тройственным описанием Брахмана, который со времен предвечных сотворил Брахманы, Веды и жертвенные обряды и хранит в себе их подлинный смысл. Тат, То, обозначает Абсолют. Сат – высшее и универсальное существование в своей изначальной сути. ОМ или АУМ – это символ тройственного Брахмана; каждая буква обозначает Пурушу, первая – обращенного вовне, вторая – внутреннего или тонкого, третья – сверхсознательного или причинного Пурушу. Произнесение же всего слога порождает четвертое состояние, называемое Турийей и восходящее к Абсолюту. ОМ – это начальный слог, который произносится перед любым жертвоприношением, раздачей даров, аскезой и служит благословением, прелюдией и одобрением всех этих действий; это напоминание о том, что наша работа должна стать выражением трех аспектов Божественного, пребывающего в нашем внутреннем существе, и быть обращена к нему в своих замыслах и мотивах. Искатели освобождения, жертвуя, принося дары, практикуя аскезу, стремятся не к результатам своих действий, а к осознанию, ощущению, Ананде абсолютного Божественного, пребывающего за их природой. Именно этого они ищут, становясь в процессе своей работы чистыми и безличными, избавляясь от всех желаний, изгоняя эго из всех уголков своего существа и наполняясь Духом. Сат означает добро, а также существование. И принцип добра, и принцип истинного существования должны присутствовать позади всех этих трех видов деяний. Все добрые дела – это Сат, ибо они готовят душу к переходу на более высокие уровни нашего существования; твердое следование принципам жертвенности, дарения, аскезы и совершение всех работ именно с таким намерением, то есть как жертвоприношение, дарение, аскеза, – это тоже Сат, так как подобные действия создают фундамент для высочайшей истины нашего духа. И поскольку вера (śraddhā) является основным принципом нашего существования, любое из этих действий, совершенное без веры, становится и на земле и в других мирах ложным, оно утрачивает свой подлинный смысл и подлинное содержание, лишается возможности на что-то воздействовать или что-то создавать – и в земной жизни, и в более великих сферах нашего сознательного духа, куда мы отправляемся после смерти. Возможности нашего будущего становления определяются не просто интеллектуальной убежденностью, а верой души, силой этой веры, а также волей души, направленной на то, чтобы знать, видеть, верить, жить и действовать в соответствии со своим знанием и видением. Именно эти вера и воля, охватывая все части нашего внутреннего и внешнего существа, нашу природу и наши действия, обращают их ко всему самому возвышенному, самому божественному, самому подлинному и вечному – тому, что позволяет нам достичь высшего совершенства.
Глава XIX. Гуны, разум и труды[21]
Гита продолжает исследовать динамическую активность человеческой природы, опираясь на фундаментальную идею трех гун и возможность превзойти их за счет максимального развития саттвы. Настойчиво культивируя саттвические качества, мы достигаем пределов этой гуны и становимся способны превзойти собственные ограничения. Вера, śraddhā, намерение познать, воплотить в себе и в жизни, привести в действие явленную нам Истину – это те принципиальные факторы, те необходимые силы, которые нужны для того, чтобы наша деятельность способствовала нашему саморазвитию, и прежде всего для того, чтобы наша душа, благодаря трудам, достигла полноты своего духовного развития. Но существуют также и ментальные силы, условия и инструменты, которые помогают придать нашей деятельности определенный импульс, направленность и характер и поэтому имеют большую важность для полного понимания психологической дисциплины, позволяющей нам становиться все более и более саттвичными. Перед тем как перейти к торжественному финалу, к кульминации всего своего учения, к раскрытию величайшего секрета, который позволяет нам превзойти все дхармы и жить в божественной трансцендентности, Гита подвергает все эти ментальные факторы общему психологическому анализу. И нам нужно, не углубляясь в подробности, изучить эти краткие пояснения и вникнуть в них настолько, насколько это необходимо для полного понимания основной идеи; так как, хотя это и второстепенные средства, но каждое из них, тем не менее, очень важно на своем месте и для своих целей. Мы должны понять из этих кратких описаний, как деятельность ума выражается в действиях трех гун и как он работает в зависимости от преобладания той или иной из них. Что же касается максимального развития и выхода каких-то или же всех его сил за пределы гун, то этот процесс станет понятен, когда мы рассмотрим общий принцип восхождения за пределы природных ограничений.
Эта часть наших исследований предваряется последним вопросом Арджуны относительно принципов саньясы и тьяги и различий между ними. Гита не случайно так часто упоминает о существовании между ними кардинального различия, она акцентирует на нем внимание и возвращается к этому много раз, словно боясь остаться непонятой, и ее опасения впоследствии оправдались – так как более поздний индийский ум постоянно путал эти два совершенно разных понятия и стремился умалить значение тех видов деятельности, которые предписывались Гитой, или, в лучшем случае, видел в них только подготовку к высшему состоянию бездействия саньясы. Когда люди говорят о тьяге, об отречении, они, как правило, имеют в виду физическое отречение, уход от мира или, по крайней мере, считают главным именно этот вид отречения. В то время как Гита придерживается прямо противоположной точки зрения, полагая, что сущностью тьяги является жизнь и деятельность в мире, а не уход в монастырь и не уединение в пещере или на вершине горы. Подлинная тьяга – это действие в состоянии отказа от желаний, и именно это также является и подлинной саньясой.
Несомненно, деятельность, приносящая освобождение и осуществляемая в качестве саттвической самодисциплины, должна быть проникнута духом отречения – это главный элемент, но возникает вопрос, от чего следует отрекаться и как? Кришна говорит не об отречении от мирской деятельности, не о какой-то форме аскетизма, не о демонстративном внешнем отказе от наслаждений, а об отбрасывании, tyāga, витального желания и эго, о полном отказе, sannyāsa, от обособленной личной жизни, которую ведут душа желаний, ум, подчиненный эго, и раджасическая витальная природа. Только при соблюдении этих условий можно достичь высот Йоги, независимо от того, как человек идет к ним – через безличное «я» и единство с Брахманом, через осознание универсального Васудевы или же через погружение внутрь и отождествление с верховным Пурушоттамой. Если трактовать термин «саньяса» более традиционно, то обычно под ним мудрецы понимали отречение или физический отказ от действий, продиктованных желанием: что же касается «тьяги», то этим словом мудрые – и в этом, по мнению Гиты, и заключается главное отличие – называли ментальное и духовное отречение, полный отказ от всех желаний, привязывающих нас к плодам наших трудов, к самому действию или к личным замыслам и раджасическим побуждениям, породившим его. В этом смысле путь тьяги лучше, чем путь саньясы. Отказаться нужно не от действий, продиктованных желанием, а от желания, которое придает действиям ложный характер. Мы можем насладиться результатами наших действий, если того захочет Владыка трудов, но мы не должны требовать подобных наслаждений в качестве награды или делать их условием осуществления нашей работы. Даже если нам не удастся увидеть результатов наших трудов, работа все равно должна быть выполнена как нечто необходимое, kartavyaṁ karma, как приказ Владыки нашего существа, пребывающего внутри нас. Он определяет, достигнем ли мы успеха или потерпим неудачу, все будет зависеть от его всеведущей воли и тайных замыслов. Что касается действий, то все действия, в конце концов, действительно должны быть оставлены, но не в смысле физического отказа от них и погружения в неподвижность и инерцию, а в результате духовного препоручения их Владыке нашего существа, силой которого любое действие только и может быть совершено. Нужно отказаться от ложного представления, что это мы совершаем работу; ибо, на самом деле, через нашу личность и наше эго работает универсальная Шакти. С точки зрения Гиты, это духовное препоручение всех наших трудов Богу и его Шакти и является подлинной саньясой.
Но остается вопрос, какие именно виды работ следует выполнять духовному искателю? Даже те, кто выступают за окончательное физическое отречение от любой деятельности, не дают на него однозначного ответа. Некоторые хотели бы, чтобы все действия были исключены из нашей жизни, как будто такое возможно. Но пока мы живы и пребываем в теле, это невозможно; спасение не может заключаться и в том, чтобы превратиться в неподвижное и безжизненное изваяние, погрузившись в состояние транса. Безмолвие самадхи проблемы не решает, ибо, как только транс заканчивается и тело возвращается к жизни, мы, упав со спасительных высот и перестав осознавать свой дух, опять вынуждены действовать в неведении. Истинное же спасение, истинное освобождение, достигаемое внутренним отречением от эго и единством с Пурушоттамой, сохраняется в любом состоянии, не утрачивается ни на земле, ни за ее пределами, ни в каком угодно мире, ни вне всех миров, ибо оно самосуще, sarvathā vartamāno’pi, и не зависит ни от действия, ни от бездействия. В таком случае, каких действий следует придерживаться? Ответ крайних аскетов – который в Гите не звучит: вероятно, потому, что в то время таких аскетов было немного, – мог бы быть следующим: среди сознательно предпринимаемых действий – только сбор подаяний, принятие пищи и практика медитации, а среди бессознательных – необходимые отправления тела. Более либеральный и более широкий подход предполагал продолжение трех наиболее саттвичных видов деятельности: жертвоприношения, дарения и аскезы. Их, по мнению Гиты, конечно же, не следует оставлять, так как они очищают мудрых. Но если смотреть более глобально и понимать смысл этих трех видов деятельности в более широком смысле, то речь идет о необходимости совершать правильные действия, niyataṁ karma, действия, предписываемые Шастрой – наукой и искусством правильного познания, правильных трудов, правильной жизни – или управляемые нашей изначальной природой, svabhāva-niyataṁ karma, или же, в конце концов и в идеале, волей Божественного, пребывающего внутри нас и над нами. Именно так, подчиняясь воле Божественного, действует освобожденный человек, muktasya karma. В конце Гита делает ясное и четкое заключение – отказ от действий не является правильным, niyatasya tu sannyāsaḥ karmaṇo nopapadyate. Если он отказывается от них, полагая в своем невежестве, что этого достаточно для достижения подлинного освобождения, то это тамасическое отречение. Нам не избавиться от влияния гун, ни отрекаясь от трудов, ни погружаясь в них. Если мы откажемся от работы из-за привязанности к бездействию, saṇgo akarmaṇi, то это тоже будет тамасическим отречением. Если же отказ вызван тем, что действия приносят печаль или причиняют беспокойства телу и утомляют ум или потому, что нам кажется, что все суета сует и томление духа, то это – раджасическое отречение, не способное принести высоких духовных плодов; это тоже не истинная тьяга. Такое отречение является следствием интеллектуального пессимизма или витальной усталости и имеет своим источником эго. Человек не достигает освобождения, если его отречение продиктовано этим эгоистическим принципом.
Саттвический принцип отречения предполагает отказ от личных требований, от эгоизма, а не от самого действия. Действуя, такой человек руководствуется не желанием, а законом истинной жизни или указаниями своей изначальной природы, ее глубинным знанием, ее идеалами, ее верой в себя и в Истину, которая ей известна – ее шраддхой (śraddhā). Или же, когда он достигает более высокого духовного плана, его ум остается погруженным в Йогу, а действия начинают направляться Владыкой существования и совершаться без каких-либо личных привязанностей как к самому действию, так и к его результатам. Должно произойти полное отречение от всех желаний, от всех эгоистических предпочтений и импульсов, а на финальной стадии и от той более тонкой формы эгоизма, которая заставляет нас говорить: «Это моя работа, я ее исполнитель» или даже: «Это – работа Бога, но я ее исполнитель». Не должно быть привязанности к приятной, привлекательной, выгодной или успешной работе, и человек не должен выполнять ее только потому, что она обладает такими качествами; но необходимо делать и такую работу – и делать ее до конца, бескорыстно, действуя по велению духа, – когда этого требует нечто, пребывающее над нами и внутри нас, kartavyaṁ karma. Не должно быть отвращения к неприятной, нежелательной или неблагодарной работе или работе, которая неизбежно или с большой долей вероятности принесет страдания, будет сопряжена с риском, тяжелыми условиями и неблагоприятными последствиями; ведь если это та работа, которая должна быть выполнена, kartavyaṁ karma, то все это тоже необходимо принять, принять полностью, без оглядки на себя, глубоко осознав причины и необходимость этих трудностей. Мудрец отбрасывает страхи и колебания души желаний, а также сомнения обычного человеческого ума, подходящего ко всему со своими маленькими индивидуальными и привычными мерками или пользующегося другими ограниченными стандартами. Руководствуясь светом полностью саттвического ума и обладая силой внутреннего отречения, которое поднимает душу к состоянию безличности, к Богу, к универсальному и вечному, мудрец следует высочайшему закону его природы или воле Владыки трудов, пребывающего в его тайном духе. Он не будет действовать ради какого-то личного результата или вознаграждения в этой жизни или думать об успехе, выгоде или последствиях; не будет он трудиться и ради отдаленных результатов на тонких планах существования или просить о вознаграждении в следующих рождениях или в потусторонних мирах – о тех дарах, к которым так стремится незрелый религиозный ум. Те, кто являются рабами желания и эго, имеют дело, как в этой жизни и этом мире, так и в потусторонних мирах, с тремя видами последствий своей деятельности: приятными, неприятными и смешанными; но эти последствия не имеют отношения к свободному духу. Освобожденный труженик, который посредством внутренней саньясы препоручил свою работу более великой Силе, свободен от кармы. Он будет действовать – так как те или иные действия, значительные или незначительные, большие или малые, неизбежны, естественны и законны для воплощенной души, – действие является частью божественного закона существования, выражением высоких динамических сил Духа. Суть отречения, истинная саньяса, истинная тьяга заключается не в отказе от действий, а в бесстрастии души, в бескорыстии ума, в переходе от эго к духовной безличной и свободной природе. Ум должен действовать в духе этой отрешенности – это является первым ментальным условием для достижения высшей вершины в практике развития саттвы.
Затем Гита говорит о пяти факторах или условиях, необходимых для выполнения работы. Во-первых, это наши тело, ум и жизнь, являющиеся опорой или фундаментом души в Природе, adhiṣṭhāna, во-вторых, работник, kartā, в-третьих, различные природные инструменты, karaṇa, в-четвертых, разнообразные виды усилий, из которых слагается целенаправленное действие, ceṣṭāḥ, и, наконец, Судьба, daivam, то есть влияние Силы или сил, стоящих позади человеческих действий и внешнего механизма Природы, отличных от них, влияющих на работу и определяющих ее текущие и отдаленные результаты. Из этих пяти элементов складываются все те причинные факторы, kāraṇa, которые определяют характер и результат деятельности, осуществляемой человеком с помощью своего ума, речи и тела.
Обычно считают, что исполнителем работы является маленькая личность, наше поверхностное эго. Но это ошибочная точка зрения, свойственная тем, кто еще не достиг знания. На первый взгляд, эго действительно является работником, но оно и его воля – это творения и инструменты Природы, с которыми мы в невежестве своем ошибочно отождествляем себя и которые не только не определяют характер и результаты наших действий, но даже и сами действия. Когда мы свободны от эго, наше подлинное безличное и универсальное «я» выходит вперед и, ощущая единство с универсальным Духом и смотря на мир его глазами, видит, что работу выполняет универсальная Природа, которая подчиняется пребывающей позади Божественной Воле. И пока мы не обладаем этим знанием, мы, будучи связаны природой нашего эго и его волей, вынуждены считать себя главным действующим лицом и совершать добрые и злые поступки, приносящие удовлетворение нашей тамасической, раджасической или саттвической природе. Но как только мы обретаем это более великое знание, наш дух остается всегда свободным и на него никак не влияют характер и последствия выполняемой работы. Внешне работа может быть ужасной и кровавой, подобной той, которую предстояло выполнить Арджуне на поле Курукшетра; но освобожденный человек, даже принимая участие в этой великой битве и убивая всех этих людей, на самом деле никого не убивает и не связан своей работой, так как работу осуществляет Владыка Миров, который, следуя своему тайному и всемогущему замыслу, уже сразил воинов обеих армий. Эта разрушительная работа была необходима для того, чтобы человечество могло двинуться вперед к новому творению и новой цели, смогло сжечь в искупительном огне кармические последствия своей неправедности, насилия и несправедливости и создать царство Дхармы. Освобожденный человек выполняет порученную ему работу, как живое орудие, ощущая внутреннее единство с универсальным Духом, зная, что все это должно случиться, и не обманываясь внешней видимостью вещей. Он действует не ради себя, а ради Бога и человека, ради сохранения и поддержания порядка на земле и в космосе[22] . На самом деле действует не он, а божественная Сила, присутствие и мощь которой он ощущает в себе и которая определяет его действия и их последствия. Он знает, что верховная Шакти, действующая в его ментальном, витальном и физическом телах, adhiṣṭhāna, является единственным работником, исполняющим то, что предопределено Судьбой. Он знает, что, на самом деле, это не Судьба, не механический закон возмездия, а мудрая и всевидящая Воля, которая действует позади человеческой кармы. Та «ужасная работа», вокруг которой Гита строит все свое учение, выступает в качестве крайнего примера внешне неприемлемого деяния, akuśalam, за зловещим обликом которого, тем не менее, скрывается благо. Такая работа должна безлично выполняться богоизбранным человеком ради сохранения единства мира и осуществления его предназначения, loka-saṇhrahārtham, она должна выполняться без личных желаний и предпочтений, как приказ, отданный свыше.