Завернувшись в плащ, он глядел на юг, вынашивая планы возмездия Соадаму. Последний год стал худшим в затянувшейся войне. Теперь даже за Жемчужной грядой появлялись быстрые галеры врагов, они становились смелее, словно Океан полюбил их пресную подать больше чем богатые дары аттлийских храмов. Союзные города были недовольны, требовали защиты и слали посольства. Доходили вести, будто многие непротив заключить хитрую сделку с южанами, а кое-кто открыто переметнуться на их сторону, это бы означало уже войну, верно, самую большую за последние пять столетий.
Перебирая узловатыми пальцами звенья цепи, Тимор смотрел на горы. Он слышал, как по ступеням поднялся Тарг и остановился рядом. Они молчали, ожидая пока полноводную Ланту ослепит солнечный свет, и звук гонга обозначит второй шаг Солнца - время Радостной Гекры и брошенных зернами слов.
- Соадам. Я тоже чаще думаю о нем, - сказал верховный жрец. - Когда-то тот город зачали наши предки. Он рос на южном берегу как жемчужина, утверждая их славу. Они приходили сюда поклониться дому Атта и Великой Матери. А мы помогали им возводить прочные стены против наунийцев.
- Теперь под этими стенами кости моих воинов. Рано или поздно я разрушу их с моря, что станет законом вперед. Да, этот город основали мы, растили и оберегали, как любимое дитя. Но будь проклят тот день: дитя выросло, забыв о родстве и долге. Они обратили против нас наунийцев; ведут разбой на море, подкупом и угрозами посевают смуту в союзных городах. Войско гиены - Тубха высадилось на Керпе, перебив весь наш гарнизон. Не было пощады никому: семьдесят знатных иорцев они увели заложниками, остальных посадили на ветхие корабли без парусов и весел вывели в море. Мои подобрали немногих живых. Я узнал только вечером.
- Понимаю тебя. Ты разгневан настолько, что не спрашиваешь об Аруме.
Тимор, нервно теребя цепь, опустился на скамью, потом проговорил: - что-то донесли торговцы?
- Нет. Они по-прежнему утверждают: за страной Единорога его след теряется. А там говорят самое разное… Слишком много чтобы сложить истину. Мне было видение - вот в чем дело. - Жрец сел напротив и, собираясь мыслями, с минуту молчал. - Знаю - он вернется. К дням Торжества Лои или немногим позже, еще до дождей. Ты должен быть готовым к этому.
- Вернется… Он все-таки достиг Земли Облаков?
- Этого боги мне не открыли. Ответь, если это не будет для меня тайной: ждешь ли ты его, как пропавшего сына или как того, что было дитя, но стало "Соадамом"?
- Он - мой противник, Тарг. И ты знаешь: либо он приклонит колени и обретет отца, либо двери всех домов перед ним останутся закрыты.
- Кроме ворот Асты. Справедливо ли? Норн будет рад ему с опасными тайнами аоттов и без них.
Верховный жрец помнил тот день, когда сын Тимора прилюдно усомнился в могуществе древних аттлийских богов. Он пытался оспорить вечную мудрость, само начало их земли и народа, указывая на святилище Асты, хранящее чуждый Звездный Огонь да ложные мысли. Тогда Арум - еще дитя разумом, получил должный ответ, и многие смеялись над ним, однако он не извлек урока, а ушел пилигримом к Земле Облаков. Он надеялся вынести оттуда иные сакральные истины:
осколки их якобы пылились в храме Асты. Много отпрысков знатных семей последовало за ним, и многое переменилось в самой Аттле, будто в сад, где правили чистота и порядок, ветер занес семена неистребимого сорняка. Реже упоминалось имя прародителя; Дом Чисел в Тарах потерял почет… Или то началось раньше? Прежде, чем Криди, исповедуя вздорные измышления Норна, отплыл на поиски городов черных людей, история которых якобы древнее первых аттлийских святынь?! Нет, высокий посвященный понимал: тот ветер дул с неба, из глубины веков, и бездумные дети - уже плоды некогда брошенных зерен. Адепт верхнего храма знал многие непроизносимые тайны ушедших эпох, силу сфер аоттов и свидетельства о ходящих по небу - он был достаточно опытен в знании, чтобы не возлагать вину на Арума, Норна или сотен подобных им. Новые, замешанные на людских пороках нравы, угождение чуждым богам, полчища диких наунийцев на юго-западных границах - все это было легкой зыбью перед настоящей бурей. И, чтобы выстоять в ней, Аттла должна была держаться корней, глубже пустить их в землю освященную Прародителем.
- Сейчас преждевременно и опасно закрывать ворота Асты. Норн - влиятельный жрец, - прервал его мысли Тимор.
- Ветер не всегда умеет потушить огонь. А огонь не всегда во вред. Прародитель когда-то постиг, как любую вещь мира сделать неопасной или заставить служить. Ему было известно шаткое равновесие законов, череда причин и следствий. Он отдал нам в наследство свое сознание и силу числа, но многое позабыли. Даже что имеем - редко усердствуем приложить. Огонь не всегда во вред - повторил Тарг. - Не думай: это не проповедь, попросту я говорю, что нельзя бросать в него то, что должно украсить наши храмы. Недопустимо отдавать наши души и кровь, суть - надежду.
- Понимаю, ты говоришь об Ардее.
- После того, как ты лишился Арума…
- Сейчас о ней! - нетерпеливо прервал Тимор. - С началом одиннадцатого дня она войдет в Верхний храм. Перед всеми душа ее станет принадлежать Атту. Мне тяжело было решиться, Тарг… Сделай, чтобы она приняла посвящение скорее.
- Насколько это возможно. Она твоя дочь, - хмуро заметил жрец. - Выбор через сознание это всегда угодная жертва и всегда боль.
- Пусть сначала будет боль. Мне многое придется начинать с нее. И когда моя дочь станет у камня прародителя, никто не посмеет упрекнуть меня словами Темра. Аргуры и совет перестанут даже шептаться. Я призову легионы и начну снаряжать корабли. - Правитель вновь обратил взгляд к Соадаму, глаза его заблестели". - Потребую гарантий от Сиахии и вольнодумных наонцев, возьму с них золотом, воинами, лошадьми. Иора и Пале уплатят нам галерами. Я многое начну сегодня - к следующей Луне, никто не усомнится в могущество великого города и хранящих его богов.
Жрец Атта, сжимая серебряный жезл, слушая правителя. Сердцу
те речи были близки, ибо и он знал прежнюю славу Аттлы. И в то же время он был удивлен, что этот человек, от которого зависит уже не много, решился на войну, по крайней мере, на большие перемены, когда дни его сочтены. Тарг не мог и не хотел объяснять ему что - либо. Да разве был в этом смысл, если сами боги не угадывают счет камней ими же брошенных.
- Я не все успел рассказать об Аруме, - напомнил он, когда Тимор замолчал, и они уже собирались покинуть башню. - В том, что он вернется у меня мало сомнений: в доме Атта реальны даже сны, хотя мы умеем им противиться.
- Продолжай.
- Я видел его в облике льва, сидящего во дворце, с черной косматой гривой и неутолимой печалью в глазах. Означает это: он будет править в Аттле, с твоей помощью или против твоей воли. Над этим стоит подумать.
- Вздор! Он всегда был скитальцем. Он слышать не хотел, что когда-нибудь ему придется сесть рядом со мной и решать нечто большее, чем собственная судьба. Арум подобен Криди, и моему безумному деду, а разум ему повредил Норн!
- Все может перемениться. Я говорю к тому, чтобы ты был готов: лев - Арум во дворце, на стенах трещины, вино или кровь текут по ступеням… Еще запомнилась та, что возлежала возле него: гибкая пантера, с зелеными, как изумруды глазами. Ее имя нет среди известных, и это опасно вдвойне.
Гвардейцы, построенные у колоннады, в приветствии ударяли в щиты. Эги шел мимо. Белый султан шлема вздрагивал от быстрой нервной поступи. Было ясно, что вышел он от правителя с недоброй вестью. Сам день по знакам планет сулил потрясения: небесные токи рождали страсть и гибельное нетерпение. С утра дворец стал непривычно оживлен: гладкий мрамор отражал движение фигур, шорох одежд и обрывки фраз; от южных ступеней доносился топот коней, разносящих всадников в разных направлениях. Высокие аргуры, даже те из них, что в прошлом держали жезлы легионов или ныне заседали в совете, гадали над таинственными приготовлениями властного старика. В густой тени портиков и у мечущего струи фонтана было жарко от их слов.
Эги поспешно свернул с аллеи и пошел вдоль чащи огромных папоротников, замедляя шаг и вытирая плащом вспотевшее лицо. Здесь он мог не опасаться нежелательной встречи с кем-нибудь из людей Этархи или своих возмущенных легионеров и немного обдумать внезапные перемены во дворце. Однако он так и не успел собраться мыслями: за спиной послышались быстрые шаги. Начальник стражей повернулся навстречу бегущей к нему девушке. Темные волосы выбились из-под украшенной жемчугом сетки, а лицо ее пылало от волнения.
- Эги! Не молчи же! Говори всю правду!
- Твой отец пожелал этого. Жрецы ни при чем.
- Отец?! - она отвернулась и заплакала тихими всхлипами.
Эги стоял потрясенный и подавленный. Еще вчера он не мог представить, что ее прелестное лицо зальют слезы! Но чем он, новоназначенный глава гарнизона гвардейцев мог помочь ей, если того пожелал сам Тимор. Он был только солдатом, безропотно исполнявшим свой долг, и всякий раз проклинал себя, когда приходилось влезать в интриги спесивых аргуров или хитрых жрецов. Конечно, в этот раз было все иначе: перед ним рыдала сама Ардея - слезы ее мучили сильнее, чем любая земная пытка.
- Эги! Не молчи же! Говори всю правду!
- Твой отец пожелал этого. Жрецы ни при чем.
- Отец?! - она отвернулась и заплакала тихими всхлипами.
Эги стоял потрясенный и подавленный. Еще вчера он не мог представить, что ее прелестное лицо зальют слезы! Но чем он, новоназначенный глава гарнизона гвардейцев мог помочь ей, если того пожелал сам Тимор. Он был только солдатом, безропотно исполнявшим свой долг, и всякий раз проклинал себя, когда приходилось влезать в интриги спесивых аргуров или хитрых жрецов. Конечно, в этот раз было все иначе: перед ним рыдала сама Ардея - слезы ее мучили сильнее, чем любая земная пытка.
- Уйдем отсюда, - спохватился он. - Нас не должны видеть.
- Если бы был Арум! Если бы вернулся Криди! - причитала она, вздрагивая при каждом шаге.
- Арум, Криди… Неизвестно, что было бы при них. Я никогда не видел правителя таким! Разгром у Керпа, ложь и предательство - все бурей в один день! Неизвестно почему он свой гнев излил на тебя. Только сейчас с ним говорить бесполезно: он неумолим, как Океан в Торжество Начала. Заклинаю, Ардея: не спорь с ним сейчас! Впереди еще семь дней, и мы сможем что-нибудь изменить.
- Ты способен что-нибудь изменить?! Никогда! Слышишь? Никогда я не соглашусь уйти в Верхний храм! Скорее я убью себя перед их алтарем! Да! Я убью себя! Вот тогда он поймет, что сделал со мной! А Криди вернется, и его месть будет страшной! Верно, после этого и ты не останешься ему служить и дня! - она вскинула голову, размазывая синюю краску, поплывшую с мокрых глаз.
Черная пантера лениво приподнялась, звеня цепью и играя хвостом, беззлобно пропустила их в беседку.
- Я поклялся Криди, и всегда был рядом с тобой. Шла ли ты тайком в святилище Асты, сбегала на берег Океана или шалила против воли отца - я не покидал тебя. Не покину и в этот раз. Потребуется моя жизнь - я отдам ее не колеблясь. Только прошу, Ардея, будь разумной: не губи себя! Еще не случилось ничего, чтобы ты впадала в последний круг отчаяния.
- Милый железный воин. - Она взяла его руку и мягко сжала. - Ты не понимаешь, что происходит. Это не каприз моего старого отца. Он то знает: я все равно не стану жрицей. Верхний храм для меня просто тюрьма - для него начало суда над остальными. Мрачное святилище на холме снова обретает власть; как во времена Хатри будут гореть люди и святыни, названные чужими. Мне страшно, Эги! Все утро я на коленях стояла перед изваянием Атта, просила, чтобы его слуги одумались. Я умоляла Прародителя, но он всегда молчит со мной, кажется, даже презирает меня за мое неумение терпеть и молчать. Я ушла в слезах, потом просила Великую Мать и Гекру, но видела только Звездный Огонь. Понимаешь?! Я боюсь, Эги! нужно бежать отсюда. Я все обдумала. Увези меня, спрячь у Норна. Это единственное спасение: отец не посмеет требовать моей выдачи, даже в гневе он почитает законы.
- Возможно, ты права. Если бы ты была воином, я бы советовал просто исчезнуть. - Он встал, в раздумье глядя поверх нефритовых фигур у входа в беседку. - Мы мало знаем о хитростях слуг Верхнего храма, у Норна прятаться небезопасно: они умеют достать то, что скрыто под землей.
- Я все равно убегу, Эги! - она в раздражении вскочила, повернула начальника стражей к себе. - Поможешь ты мне или нет?!
- Я уже ответил: моя жизнь для того, чтобы ты была в безопасности. Сегодня Тимор объявит свою волю, и оставшиеся дни с тебя не спустят глаз. Ты будешь жить в золотой клетке, от которой у меня нет ключа.
- Тогда нужно спешить! Только уведи меня из дворца. Эги долго молчал, перебирая в памяти верных людей, тайные пути и размышляя, как устроить все без риска для девушки, да и самого себя. Чтобы подготовить побег оставалось совсем мало времени, к тому же он не сомневался: даже если все пройдет гладко и она исчезнет незамеченной, обезумевший старик жестоко накажет виновных.
- Хорошо, - сказал он. - Есть одна хитрость. Выходи к пятому шагу солнца к Белым воротам. Выходи будто на прогулку, никому не говори ни слова. Если помогут боги, я увезу тебя и смогу прятать, пока что-то не изменится нам на пользу.
Направляясь во дворец, Ардея старалась держаться беспечно, даже улыбаться, словно была в неведении о намерениях отца, а остальная суета мало касалась ее. Когда она вошла в верхние покои, Тимор ожидал ее, сжигая в серебряной курильне тертые листья со смолой босвелии, возбуждающе-сладкий запах плыл меж лабрадоритовых фигур, державших свод.
- Где ты была? - спросил он, глядя на дочь сквозь струи сизого дыма. - Тебя искали, Ардея.
- Гуляла в саду, - голос ее дрогнул, и она, будто оправдываясь, добавила: - там, за прудами. Я не слышала, чтобы меня кто-нибудь звал.
- Кто сопровождал тебя на этот раз?
- Я отослала слуг. Утром был сон: я не хотела его ни с кем делить.
- Кто был с тобой, Ардея? - Тимор бросил остаток смолы, в курильню и строго посмотрел на дочь.
- Боги! мне снова снился Арум! мне всегда тревожно после этого, я не хотела видеть никого! я сидела возле пруда, где он учил меня ездить верхом, и просто вспоминала.
- Снова Арум?! С тех пор, как я запретил ходить к Норну, твои мысли стали еще невыносимее. Снова Арум! Забудь о нем! Не произноси больше его имя!
Щеки ее окрасил румянец. Она воинственно шагнула к окну и задернула штору, отгораживаясь от присутствия стражей на террасе.
- Что это значит, отец?!
- Ты должна о нем забыть, Ардея! Сделанное им - дурная память. Ты слишком молода и доверчива, чтобы испытывать себя чую ми мыслями. Я больше не могу смотреть на то, что происходит с тобой! меня предают: аргуры, бывшие друзья, вся Аттла! Еще и ты! Отцы достойных домов указывают на тебя, как на рожденную временем плача! Злой шепот вокруг!… все решено, Ардея: с началом одиннадцатого дня я провожаю тебя в Верхний храм. А для Криди у меня слова найдутся. Святой дом ответит ему за меня
- Теперь я понимаю!… Тарг - хмурый, коварный жрец совсем подчинил тебя! После всех несметных даров ему угодна моя душа! А ты рад услужить, что может быть проще: бросить единственную дочь на алтарь на глазах у всех, излить скупую слезу, взамен же взять право!…
- Замолчи! - Тимор, пронзительно глядя, сдавал до боли ее плечо. Ардея хотела сказать что-то еще, но страх залил в ней едва зачавшееся пламя мятежа.
- Слушай меня, Ардея! Ты действительно живешь снами! но пора просыпаться! Вспомни, кто ты! вспомни Начало и век Эрди, о котором ты знаешь наизусть! я сделал верный выбор и потребуется только терпение. Когда твои глаза откроются, ты будешь благодарить строгого отца и прародителя. Все мои мысли: спасти от позора
тебя и наш род.
- О, Гекра! Я все понимаю - ты решил убить меня! Выходит, я утром слышала не ложь, начатую злыми языками, а всю правду! Ты решил убить меня. Если бы была жива мать, она ответила бы тебе!… Я не пойду в верхний храм!
- Выбор сделан, дитя. - Рука Тимора ослабла, и он заговорил тише: - Ты очень похожа на мать. Верю, к ее красоте в тебе прибавится терпение и силы. Ты должна спасти Аттлу и вернуть презревших нас богов. Запомни, дочь моя, ступаешь туда ты не жертвой, а освященной душой, которая призвана вновь обратить взор вечных. Я слишком люблю тебя, чтобы желать хоть малого вреда. Плачь. Плачь до вечера, потом я приду и высушу слезы.
- Я не проживу там и дня!
- После первой ступени посвящения ты сможешь вернуться сюда
- Я ненавижу тебя!
Тимор ушел. Ардея, обомлев, стояла посреди зала, судорожно вдыхая дымный воздух, потом отдернула занавес и, шатаясь, вышла в спальню. Она упала на постель, убранную мягкими как морские волны подушками, но не находила покоя: казалось, ее оплетает, душит драконье тело Эрхега или упомянутые отцом слова из "Века Эрди", звучащие проклятием ревнивых богов. Пытаясь вернуться в последний сон, она представляла несущегося во весь опор Арума, на могучем коне и верного Тиохора, но виделся ей дом Атта, где, если не спасет Эги, ей суждено медленно умирать, подчиняясь суровым древним, как сама святыня, законам.
Серебряный дельфин в клепсидре приближался к метке: истекал четвертый шаг Солнца. Ардея встала, открыла дверцу в стене. Из множества нарядов она выбрала бирюзовое, прошитое пурпурными нитями сари, и легкую накидку. Сбросив прежнюю одежду, она подошла к зеркалу и разглядывала свое отражение, отмечая, что груди ее стали полнее, а бедра округлы, словно плавные линии Аилии - иорской богини танца и вечерних грез. Ардея берегла ее статуэтку, вырезанную из розового камня и чудно светящуюся при луне. Когда-то ее привез Криди… Криди! при воспоминании о нем сердце девушки учащенно забилось. Она вскинула руки и распушила длинные волосы, представляя, как такой, совсем взрослой, отбросившей вуаль, за которой желания, потомок героя будет любить ее еще сильнее. Словно испытав прикосновение его ласковых рук, она томно вздохнула и чуть покраснела. Кто посмеет разлучить их?! Нет! Она никогда не войдет в святилище Атта. Как бы не принуждал Тарг и отец! Никогда! Там вечная тишина и холод; там равная пропасти тайна, власть Чисел; и нет ни радости, ни светлых красок дня. Оттуда нет возврата к любви.