— Ну, как? У Валерии очень хороший: девяностосто двадцать-девяносто. А у меня плохой.
Настино лицо выразило безграничное изумление.
— Так это номер? — уточнила она.
— А что же?
— Я думала — размеры. Я сейчас столько выпила и съела, что ты стала дразниться, мол, у меня теперь девяносто-сто двадцать-девяносто. А я и без тебя знаю, что как минимум килограмм прибавила, и нечего мне об этом напоминать!
До меня, наконец, дошло, и мы обе радостно захихикали. Отсмеявшись, Настя набрала заветный номер и, едва дождавшись мурлыкающего «хэлло», строго заявила:
— Добрый день, Валерия Петровна. С вами говорит адвокат Екатерины Голицыной. Нам с вами необходимо срочно встретиться. Вот как? Вопрос касается ваших взаимоотношений с Артуром Шиловским и его слежки за Екатериной. Если вы действительно заняты, я сперва поговорю с вашим мужем. Думаю, его это заинтересует. Хорошо, через полчаса в кафе «Сладкоежка» у метро Академическая. Не опаздывайте!
— Здорово! — восхитилась я. — Весь разговор — двадцать семь секунд. А почему в «Сладкоежке»?
Настя огляделась по сторонам.
— Ну, мне показалось, тебе не очень захочется приглашать гламурную диву в свою квартиру. Ей тут не место.
Я посмотрела на отслаивающийся линолеум, собственноручно покрашенные мною шкафчики для посуды и стол, заваленный пакетами с едой и бутылками от пива. Конечно, Настя права.
В «Сладкоежке» мы взяли взбитых сливок, поскольку после стресса организму требуется сладкое. Это не обжорство, а здоровое желание восстановиться. Так что к приходу Валерии я была в прекрасном настроении и бодро помахала ей рукой.
Утопленница подсела к нам, завороженно уставившись на сливки.
— Обезжиренные? — наконец, выдавила она.
— Обезжиренное бывает только молоко. А сливки, если меньше тридцати пяти процентов жира, — не взобьются, — со знанием дела проконсультировала я. — Или вы спрашиваете, нормальные это сливки или растительные?
— Да-да, — взбодрилась Валерия. — Растительные, правда?
— Чтобы я ела порошковую гадость? — возмутилась Настя. — Да вода из лужи, и то будет лучше. Разумеется, это нормальные человеческие сливки.
— От коровы, — посмотрев на выражение лица гостьи, на всякий случай пояснила я.
— И вы это едите? — жалобно простонала Утопленница. — Шутите, да?
У нее был такой вид, словно мы тоннами поглощали цианистый калий, заедая мышьяком, и это зрелище полностью разрушило ее картину мироздания.
— Едим, — сурово поведала Настя. — А что?
— Там калории, — почти плача, просветила ее Валерия.
— Везде калории, — заметила моя подруга, а я философски добавила: — Лучше калории, чем бифидобактерии.
Сказать, что бедная женщина была деморализована, значит выразиться слишком мягко. Почва явно уходила у нее из-под ног, и Настя не упустила возможность этим воспользоваться.
— Кто убил Алину Алову — вы или Артур? — быстро спросила она. — Отвечайте!
— Нет! — без промедления вскрикнула Валерия. — Мы не убивали! Нет!
— Тогда кто?
— Я не знаю. Наверное, Надиров. Так думает Паша, а он умный.
— Но вы звонили Кате, а ваш любовник следил за ней.
Утопленница тяжело вздохнула.
— Паша у меня очень сложный человек. Никогда заранее не знаешь, как он себя поведет. Алина тоже была сложная. Не такая уж она хорошая, между прочим. Думала только о себе. Эта книга ее дурацкая! Я ее как нормальную подругу просила: пусть я там буду положительная. Умная чтобы и без любовников. А она только хихикала, мол, посмотрим. Конечно, мне хотелось знать, что она про меня напишет. Паше, может, и все равно, есть у меня кто-нибудь или нет. А может, не все равно. Не знаю, но лучше не рисковать. Вот я вам и позвонила на всякий случай. А чего такого? Спроси я прямо, ведь вы б не ответили!
— А то я так ответила, — хмыкнула я.
— И так не ответили. Вы как Алина, тоже из себя строите. В театр ходите. Лишь бы ум свой показать, а до людей дела нет. Алина, между прочим, не очень-то и красивая. Не знаю, за что ее любили такие парни. Представляете, она им дарила трусы от Кельвина Кляйна!
Валерия сделала паузу, явно ожидая от нас реакции.
Честно говоря, проблема мужских трусов волнует меня весьма мало. Женских — другое дело. Сейчас почему-то считается, что даме с размером меньше пятидесятого сей предмет необходим исключительно в качестве инструмента обольщения, поэтому он делается крайней маленьким и неудобным, зато полупрозрачным. Поэтому приходится выбирать: или трусы достают до твоих подмышек, или ничего не прикрывают. Нормальные найти почти невозможно. Не будем говорить о засилии стрингов, считать которые бельем я наотрез отказываюсь. Это такое орудие пытки, придуманное мужчинами-садистами специально, дабы терзать самые нежные участки тела несчастных женщин.
Мои серьезные размышления были прерваны Настей, изумленно повторившей:
— Дарила трусы от Кельвина Кляйна?
— Да, — обрадовалась Утопленница, — вы представляете? Такую дешевку. Просто ширпотреб, кто угодно их может купить, даже вы. Не понимаю, как ей было не стыдно. А она говорит — мне, мол, нравится. Упертая такая — ужас. А Паша-то как из-за ее смерти переживает! Меня б убили, так бы не переживал. Не понимаю я этого.
— И все-таки — зачем Шиловский за мною следил?
— Ну, не мне ж самой следить, — передернула плечами Валерия. — Я не умею. Я велела ему познакомиться с вами, сделать вид, что вы ему понравились, и хитро порасспросить. Он такой красивый, у него бы получилось! Небось, вы о таком мужчине и не мечтали! Конечно, вы б ему все выложили.
— Познакомиться? — удивилась я. — А что ж он тогда от меня бегал?
— А нечего вам было за ним бегать! — вступилась возмущенная Утопленница. — Он этого не ожидал, вот и спасался, бедненький.
— Неумелый он у вас какой-то, — презрительно вставила Настя.
— Очень даже умелый! Между прочим, дверь вскрыл за полчаса, а ведь так переживал, что не справится! Это вы просто мне завидуете!
— Вскрыл дверь? — неожиданно дошло до меня. — Так это он украл мои записи? Где они?
— Да берите! Кому нужна ваша ахинея? Меня чуть не вытошнило, пока пыталась просмотреть. Зачем вы это делали, объясните?
Валерия, все еще кипя, плюхнула на стол коробки с дисками.
— Что делала? — не поняла я.
— Издевались над нами и морочили Артурчику голову. Нарочно в театре притворялись, что у вас какие-то важные записи, и передавали их друг другу. Естественно, мы решили, там что-то от Алины. Лучше б мой Артурчик эти ваши диски не нашел! Вот из-за таких, как вы, бедный Пашенька и страдает.
— Иванченко? — уточнила Настя. — Он страдает из-за таких, как Катя?
— Некоторым лишь бы выпендриться! — злобно продолжила Утопленница. — Дураку ясно: никто для удовольствия всякий там балет или картины в музее смотреть не будет. А некоторые смотрят и потом хвастаются, а Паше обидно. И мне тоже, потому что он и меня хочет заставить. Я из-за вас целый вечер промучилась, все зубрила про эти несчастные фрески. Между прочим, ничего сложного. Музей Прада, фрески для глухого. Просто вам делать нечего, вот вы и занимаетесь всякой чушью, а я занята, и времени на эту ахинею у меня нет. А захотела бы — не хуже вас бы шпарила.
Я не особенно вслушивалась, жадно изучая свое утраченное было достояние. И тут меня озарило.
— Ваш Лощеный испортил мне смывной бачок! — возопила я, в гневе забыв обо всем на свете. — Это из-за него мне пришлось вызывать сантехников! Сантехников! Сантехников!
Я несколько раз повторила страшное слово, одно звучание которого доводило меня теперь до умопомешательства.
— Я компенсирую, — испуганно пробормотала Валерия, сразу потеряв весь запал. — Правда! Хотите, я отдам вам часть своей одежды прошлого сезона? Там есть такие эксклюзивные вещички, все куплены за границей, прямо в модных домах, и некоторые я почти не носила…
Мне стало смешно, гнев мой утих.
— Боюсь, размерчик не подойдет, — констатировала я. — Сидеть будет плохо.
Собеседница подняла на меня растерянные глаза. Да уж, в росте я уступала ей сантиметров двадцать, зато по весу, боюсь, существенно превосходила. Я в ее нарядах — это было бы уникальное зрелище!
Взгляд Утопленницы неожиданно переменился, став осмысленным и твердым.
— Хочу такой винтаж! — заявила она. — Откуда у вас?
Где-то в подсознании мелькнуло, что ей срочно требуется винтовой крепеж, причем заполучить его она надеется у меня (почему бы нет, учитывая мои проснувшиеся способности в области ремонта унитазов?). Но я быстро взяла себя в руки, вспомнив значение очередного гламурного слова. Что же я в спешке напялила-то? Боже, это платье в цветочек я обожала в институтские годы!
— Эксклюзив, — сурово ответила Настя. — Единственный экземпляр.
Глаза Валерии погасли.
Глаза Валерии погасли.
— Действительно, размер не тот, — огорченно согласилась она. — Так вы не донесете на меня Паше, правда? А то вдруг он Артурчика с роли снимет? Ведь мы с ним не виноваты!
— Если не виноваты, не донесем, — подумав, согласилась моя подруга.
Утопленница обрадованно кивнула и, не попрощавшись, ушла, а мы рванули домой — я вспомнила, что вот-вот должен явиться Олег Рацкин.
Похоже, Олег, как и обещал, успел к семи вечера хорошенько выспаться. По крайней мере, выглядел он весьма бодро. Прежде всего он снял со спины потертый рюкзак и деловито принялся вытаскивать из него нарезки — колбаса, ветчина, сыр, рыба.
Я вдруг до глубины души поняла несчастную Утопленницу.
— Олег, — простонала я, — я после семи не ем.
— Разве это еда? — удивился он. — Это закуска.
И на свет одна за другой появились три бутылки красного вина.
— Водку, пиво не знал — пьете, не пьете, — пояснил Олег. — А красное все пьют. Энотерапия, понимаете ли, полезна каждому организму.
— Энотерапия? — с подозрением осведомилась Настя. — Это еще что за процедура? Я и так сегодня пострадала, мне полезного больше нельзя. Я хочу вредного! — И она потянулась за сыром.
— Как раз в вашем случае, мадам, процедура совершенно необходима. Энотерапия — это лечение красным вином. К нам на передачу приходил один чувак, он рассказывал. Хоть и врач, но жжет не по-детски. Открывашка есть?
У меня была, причем не абы какая, а замечательнейшая, с железными крыльями. Раньше, чтобы откупорить бутылку, нам приходилось каждый раз звать соседа, в связи с чем стеснительная мама сильно ограничивала мою склонность к алкоголизму (какому еще алкоголизму? Энотерапии). Зато появление штопора с крыльями сделало нашу семью в данном отношении полностью независимой.
Я быстренько провертела в пробке дырку, нажала на крылья — и штопор выскочил, а пробка осталась на месте.
— Ты не умеешь, — снисходительно прокомментировал Олег. — Дай мне.
Что удивительно, на пробке не осталось ни малейших следов моей разрушительной деятельности — она выглядела совершенно целой. Олег с легкостью ее проткнул, потом дернул… с тем же результатом.
— А нормальный штопор есть? — несколько раздраженно осведомился он. — Без закидонов?
Я принесла. Штопор проходил через пробку, словно через сливочное масло, а затем она моментально смыкалась. После долгих трудов Олегу удалось слегка ее размочалить. Я принесла клещи, которыми Олег с силой тянул за торчащие куски. Куски оторвались. Пробка осталась на месте.
— А уверяют — французское! — с ненавистью сообщил Олег.
— Может, откроем другую бутылку? — робко вякнула я.
Олег мрачно на меня посмотрел и принялся терзать пробку ножом. Нож, впрочем, тоже проходил сквозь нее, не оставляя следов.
— Удивительно качественный материал! — восхитилась Настя. — Он наверняка имеет огромное стратегическое значение. Дыры заращиваются сами. Почему из этого не шьют одежду? Не мостят этим дороги? Не делают космические корабли?
— Давайте я отобью горлышко? — голосом профессионального искусителя предложил Олег.
— И стекло попадет в вино! — возразила неприступная Настя. — Я такое пить не буду, мне еще жить не надоело.
Олег принялся кругами бродить по квартире, окидывая жадным взором все, что принимал за инструменты. Я с трудом отобрала у него любимую мамину заколку — страшно представить, как он намеревался ее использовать.
Неожиданно он завопил: «Сейчас вернусь!» — и выбежал из квартиры.
— Везет нам сегодня на маньяков, — одобрительно заметила Настя. — Наше телевидение в надежных руках.
— Интересно, а остальные пробки такие же? — спросила я. — Давай, пока его нет, быстренько проверим.
Две другие бутылки открылись сразу, но вернувшийся Олег не обратил на них ни малейшего внимания. Он принес маленький пакетик сока. Пока мы изумленно пялились, Олег оторвал оттуда трубочку, надел ее на гвоздь и, осторожно проминая пробку гвоздем, стал засовывать трубочку в бутылку. Мы в упоении наблюдали за кропотливой, почти ювелирной работой. Трубочка, пройдя насквозь, высунулась из пробки снизу!
— Технический гений! Мужской интеллект! — гордо заявил Олег и для верности несколько раз постучал себя пальцем в грудь — очевидно, чтобы мы не ошиблись в вопросе, где же сей мужской интеллект обитает.
После этого он наклонил бутылку над бокалом. Несмотря на довольно большой диаметр дырки, оттуда ничего не вылилось. Тогда Олег тряхнул бутылку, и в бокал выскользнула одинокая капля. Бедняга растерянно на нее глянул и трогательным жестом протянул добычу нам.
— Вот. Что сумел. Угощайтесь, девочки, не стесняйтесь.
— Если хочешь, накапай себе, сколько терпения хватит, — решительно сказала Настя, — а мы будем пить из двух других бутылок. Хватит! Мне пора лечиться. Энотерапия, правильно?
— Да, но почему оно не льется? — выразил претензию Олег.
Поскольку среди присутствующих лишь я имела так называемое естественно-научное образование, пришлось напрячь уставшие мозги.
— Видимо, в бутылке нет воздуха, а льется вино под его давлением. Без давления придется вытряхивать по капле. Вот что, Олег! Мы себе натрясем немножко, чтобы попробовать, а остальное останется тебе. Будешь сосать из трубочки, вот и все.
Так мы и сделали. Процедура откупоривания как-то удивительно нас сблизила, и мы, активно прихлебывая и закусывая (да, я на диете, но кто сказал, что после семи я должна пить без закуси? Я же не алкоголик!), приступили к обсуждению многострадального убийства.
— Значит, так, — выслушав наши разнообразные новости, резюмировал Олег. — У нас считают, шансы, что Алину заказал Надиров, пятьдесят на пятьдесят. Он за ней следил, это точно. Между нами, мы нашли парней, которых он использовал. Во жмот, убей себя об стену! Бабок немерено, а поскупился обращаться в хорошее агентство и нанял не детективов, а обычных водил. Немудрено, что Алина их заметила. А сейчас они струхнули и все рассказали — и нам, и ментам. Но! — Журналист выдержал профессиональную паузу. — Слежка велась всего пару дней и прекратилась накануне убийства. Или Надиров успокоился и решил, что все в порядке, или совсем наоборот — нашел киллера и поэтому слежку снял.
— А почему он нанял слежку? — уточнила я. — Из-за книги?
— А водилы эти, по-твоему, знают? Им заплатили, они сделали. Но, думаю, из-за книги, другого повода я не вижу. Наверное, ты права — секретутка побежала и донесла. Раз Алина все равно собиралась ее уволить, терять девке было нечего, а так хоть что-то получила. Хотя с Надирова не больно-то разживешься. Я уверен — эти придурки сегодня тоже пришли к тебе от него. Нанял за копейки непрофессионалов, с двумя бабами сладить не сумели! — Олег презрительно скривился.
— Можно подумать, ты бы с нами справился! — возмутилась я. — Бабы бывают разные. Между прочим, одна из нас занимается кик-боксингом. Там дерутся не только руками, но и ногами, а еще разрывают друг другу рты и выдавливают глаза. Очень оздоравливающий вид спорта, всем рекомендую.
— Ничего мы друг другу не разрываем и не выдавливаем, — обиделась моя подруга. — А что я вчера тренерше отдавила ногу, так она сама виновата. Сказала, что для развития реакции мы будем на партнера прыгать, а он, соответственно, отпрыгивать. Я и прыгнула. Кто ж знал, что у нее реакция хуже моей?
— Друг другу не выдавливаем — приберегаем этот прием для посторонних. Наши бандиты слишком быстро сбежали, а то разорились бы потом на пластических операциях. Всяких там зашиваниях ртов и вставлениях глаз.
Настя пожала плечами.
— Если честно, до сих пор не понимаю, убить эти придурки хотели или разговорить. Наставили пистолеты и потребовали от Кати: говори!
— Да, — не выдержав, захохотала я, — но не объяснили мне, что говорить! И я рассказала определение предела! Нет, это было нечто!
— И они в панике сбежали! — тоже захохотала Настя. — Я их понимаю. Я сама бы сбежала, только ноги отказали.
— А что, определение предела такое страшное? — заинтересовался Олег.
— Очень даже милое, — вступилась за свой кусок хлеба (пусть и без масла) я. — Вообще-то у него сорок восемь вариантов — это мне один двоечник подсчитал. Но я рассказала самый простой.
— Ну, давай! Колись!
Мне не жалко. Я набрала в грудь воздуха и с выражением продекламировала:
— Если для любого эпсилон больше нуля существует дельта больше нуля такое, что из того, что икс минус икс нулевое, взятое по модулю, меньше дельта, причем икс не равно икс нулевое, следует, что эф от икс минус а, взятое по модулю, меньше эпсилон, то число а называют пределом функции эф от икс при икс, стремящемся к икс нулевому.
Воцарилось молчание. Настя с Олегом, словно два зомби, тупо смотрели перед собой. Первой очнулась моя подруга. Она вложила Олегу в руку его личную бутылку с трубочкой. Тот автоматически сделал глоток и сразу взбодрился.