«Насколько серьезно я ранен? Сколько крови я потерял?»
Боль не становилась сильнее, но к этому моменту вся правая часть рубахи от воротника до манжеты пропиталась его собственной кровью. В голове у Дейла звенело, он превозмогал головокружение с каждым новым трудным шагом.
Теперь подальше от огня, налево, мимо цистерны с бензином, и в поле. Там гораздо темнее, и если удастся проскочить незаметно, потом надо идти к ручью и в лес, еще милю на юго-запад.
«Они запросто найдут меня по следам на снегу». Дейл оглянулся и увидел не только след, который он оставлял в сугробах, но и пятна крови, похожие на нарисованные краской стрелки.
Скинхеды улюлюкали как ковбои, распахивая двери сараев и зашвыривая внутрь последние «коктейли Мо-лотова». Старый сарай, где были сложены допотопные обучающие машины мистера Макбрайда, взлетел на воздух в шаре пламени.
Бритоголовые стреляли из своих дробовиков и винтовок по теням за сараями, вспышки от выстрелов казались особенно яркими на фоне темных построек. Одна из темных фигур наткнулась на след Дейла в снегу, бритоголовый принялся перекрикивать общий шум.
«Мне ни за что не перейти это поле». Дейл знал, что у него нет сил бежать дальше, он не смог бы, даже если бы на поле не лежало снега, затрудняющего движение. Негодяи догонят его через пять минут.
Он остановился посреди заснеженного поля. Амбар поднимался справа от него. Может быть, ему удастся забраться на верхний ярус, спрятаться в путанице балок, затаиться в темноте.
Один из бритоголовых зажег фонарик, и свет тысячи свечей воплотился в одном слепящем луче, шарящем по полю. Но Дейл все равно побежал к амбару. Он был не в силах придумать что-нибудь другое.
«С помощью фонарика ослепить воробьев под балками, а потом расстрелять их из “воздушек". Черные глаза смотрят, не отрываясь». Он поскользнулся и упал, подминая под себя замороженные кукурузные стебли, потом с трудом встал на колени, поднялся и побрел вперед.
Видимо, где-то в доме рванула газовая труба, вверх взметнулся закручивающийся огненный гриб, раздался грохот. Темные силуэты бритоголовых на миг замерли у сараев, обернулись назад, на своих рук дело. Дейл тоже посмотрел в ту сторону, мечтая увидеть горящие красные огоньки мигалок, увидеть машину шерифа Мак-коуна, мчащегося ему на помощь. На востоке все было темно, все терялось в пелене снегопада.
До амбара ему оставалось еще футов сто, когда Дейл снова оступился и упал. Он тяжело завалился на правый бок, и на этот раз боль была сильная. Дейл встал на колени и обернулся назад, на горящий дом, отметив, но не задумываясь особенно, что там гибнут все его пожитки и все книги.
«Как там в “Эдде" говорилось о погребальном костре героя?»
Hrot-garmr. «Завывающий пес». Пламя, словно воющий пес.
zi-ik-wa UR.BAR.RA ki-sa-at. «Тебе суждено обратиться в волка».
Опустившись на колени, слушая выкрики убийц и вой, доносящийся справа, Дейл понимал, что он совсем не герой, а просто раненый и напуганный человек средних лет, непривычный к дракам и боящийся смерти, но при этом он все равно мечтал превратиться в волка. Если бы он стал волком, он перерезал бы горло ближайшему скинхеду раньше, чем остальные застрелили бы его. Если бы он стал волком, он напился бы их горячей крови, пусть даже потом они убили бы его.
Он не превратился в волка.
Дейл просто снова поднялся на ноги, и тут створки громадных ворот амбара поехали в стороны, покатились по железным рельсам, вспахивая снег и медленно надвигаясь на Дейла. Затем они упали, и Дейл увидел, что это громадный комбайн надвигается на него, жатка в тридцать футов шириной расшвыривает по сторонам снег, словно адский плуг, заградительных щитков на ней нет, и в жерле раззявленной пасти видны подъемные цепи и режущие ножи.
«Вот что видел Дуэйн Макбрайд в последние минуты жизни».
Стеклянная водительская кабина, вознесенная на двенадцать футов над вращающимися ножами и летящим в стороны снегом, была слабо освещена изнутри, и Дейл посмотрел на лицо водителя, меняющее форму, словно плохо сделанный цифровой эффект в кино: сначала гнусная физиономия Бонера, самого старшего фашиста, потом лицо трупа Конгдена, потом снова Бонер, и снова Конгден. Свет внутри кабины погас. Дейл развернулся и побежал.
Сорок один год назад Дуэйн побежал в поле и там погиб. Дейл повернул налево, обратно к горящему дому и надворным постройкам, отчаянно выискивая что-нибудь, что угодно, отделяющее его от лязгающей челюстями машины за спиной.
На полпути к ближайшему сараю Дейл понял, что бежать к курятнику и другим сараям нельзя. По доносящимся из темноты крикам было ясно, что там его ждут остальные скинхеды. Опережая всего на тридцать футов заржавленные ножи и вращающиеся подъемные цепи, Дейл рванулся вправо, застревая в сугробах, бросился к цистерне с горючим. Оставался шанс, всего лишь шанс, что ему удастся забраться по боковой лесенке на двухсотгаллонную бочку с бензином, а оттуда перепрыгнуть на спасительную крышу ближайшего сарая.
Дейл подпрыгнул, схватившись за металлическую перекладину, разрезая ладони о ржавое железо, подтянулся, упираясь для надежности ногами в огромную овальную цистерну, и успел забраться на десять футов над землей, когда гигантский комбайн врезался в цистерну, вырвал опорные решетки из земли и протащил все это через заднюю стенку сарая с генератором. Дейла подкинуло в воздух на пятнадцать футов, и только благодаря счастливой случайности и законам баллистики его швырнуло на двадцать футов в сторону от комбайна, вместо того чтобы уронить головой вниз прямо на вращающиеся ножи. После чего гигантская машина проехала еще несколько ярдов вперед, застряв зубами в заржавленном металле цистерны, бензин из которой лился, заливая комбайн и снег вокруг него. Уже по инерции допотопный комбайн разнес в щепы заднюю стену сарая с генератором, а с подъемных цепей для кукурузы на разбитые доски и ржавое железо хлестал, словно из гейзера, бензин.
Ошарашенный, совершенно задохнувшийся, несмотря на толстый снег, смягчивший удар, Дейл лежал на спине и смотрел, как лицо Бонера превращается в лицо Ка-Джея Конгдена, оба лица хитро поглядывали на него с высоты водительской кабины. Дейл услышал, как заработала старая трансмиссия, комбайн попятился назад от руин сарая, но цистерна по-прежнему торчала, застряв в подъемных цепях, словно ржаво-рыжая крыса, свисающая из пасти терьера. Комбайн отъехал еще футов на тридцать назад, стряхивая и выплевывая измятую цистерну из своей пасти, а затем развернулся в сторону Дейла.
Дейл отполз еще на несколько футов, подальше от покрасневшего, залитого бензином снега, но он прекрасно понимал, что у него не осталось сил, чтобы подняться и снова бежать. Он просто стоял на коленях и глядел в лицо гигантской машине.
У комбайна загорелись фары, пригвождая Дейла к земле лучами безжалостного света.
– На этот раз не выйдет, – прохрипел Дейл.
Он вынул из кармана подаренную Клэр зажигалку «Данхилл» и щелкнул ею. Тут же вырвалось пламя. Почти ленивым жестом Дейл кинул зажигалку в пятно пропитанного бензином снега в шести футах от себя.
Пламя тут же взлетело на десять футов, заревело вокруг комбайна, охватило залитые бензином подъемные цепи, вскарабкалось огненным плющом на высокий бункер для зерна и облитую горючим кабину. Стекло кабины почернело и покоробилось. Затем огонь добрался до остатков топлива в перекрученной цистерне, и взрыв швырнул землю перед комбайном на пять футов вверх, отбрасывая Дейла на двадцать футов в сторону.
Дейл катался по сугробам, хватая руками пригоршни снега и кидая себе на обожженные брови и волосы.
Минуту комбайн просто горел ровным пламенем, огонь еще не добрался до его топливного бака, снег вокруг таял, краска закручивалась, старый металл нагревался с шипением, заполняющим собой ночь.
«Хрот-гармр, – рассеянно подумал Дейл. – Погребальное пламя, словно воющий пес». Жар от пламени шел сильный, но это было даже приятно после мокрого снега.
И потом медленно, таинственно открылась дверца кабины, человеческая фигура, охваченная огнем, выбралась на горящий бункер для зерна, прыгнула, упала лицом вниз и так и горела, лежа в снегу.
Дейл с трудом сознавал присутствие остальных скинхедов в пятидесяти футах у себя за спиной, темные силуэты на фоне другого пожара – горящего «Веселого уголка», – ни один из этих силуэтов не двинулся с места.
– Твою мать, – сказал Дейл, поднимаясь на ноги.
Он побежал, как сумел, к горящему человеку, вытащил его из пятна полыхающего бензина и кидал пригоршни снега ему на спину, на горящую куртку и горящую плоть, пока от того не повалил дым. Он перевернул человека. Лицо фашиста Лестера Бонера обгорело до красного мяса, глаза закатились, словно в эпилептическом припадке.
Стоя на коленях рядом с Бонером, Дейл развернулся и заорал на застывших у сараев бритоголовых:
Стоя на коленях рядом с Бонером, Дейл развернулся и заорал на застывших у сараев бритоголовых:
– Бога ради, вызовите же «скорую помощь»! Никто из них не шевельнулся и ничего не ответил. Обгорелое тело перед ним вроде бы очнулось, перекатилось, поднялось на колени.
– Создается впечатление, что со всеми делами придется разбираться мне самому, – прошипел труп Ка-Джея Конгдена и полез на Дейла, опрокинул его на спину, схватил его за горло.
Сиплое дыхание Дейла вырывалось в холодный воздух клубами пара, пока он пытался отцепить хваткие пальцы Конгдена. Никакого дыхания не вырывалось из разорванного, широко разинутого рта Конгдена. Труп оказался чудовищно силен, он давил на Дейла всей своей разлагающейся массой, и Дейл чувствовал, как остатки собственных сил покидают его вместе с последним воздухом.
– Пошел ты, – выдохнул Дейл в искаженную предсмертную гримасу Конгдена, и вот тогда Дейл сдался – не Конгдену, не этим ублюдкам у себя за спиной, он сдался после сорока лет упорного сопротивления, позволив стене, возведенной в его мозгу, раскрошиться, словно мелок. На последнем выдохе Дейл прокричал в ночь:
– Гифр! Гери! Хуркилас! Анубис, это он из земли, где живут люди с песьими головами, это он имеет голову пса!
Пальцы Конгдена все сильнее впивались в горло Дейла, врезались в плоть его шеи, рот вытягивался трубочкой, словно он собирался высосать из Дейла последнее дыхание, если не получится убить его по-другому. Дейл же в ответ на последнем дыхании выкрикивал призывы:
– Анубис! Кеста! Хапи! Дуамутеф! Кебехсенуф! Потом у него уже не осталось воздуха ни на крик, ни на дыхание, и тут мертвый Конгден навалился всем весом на Дейла, который чувствовал, но не видел, как пять черных собак разметали по сторонам четверых скинхедов, прыгнув не на них, а сквозь них, и затем первый, самый большой, невозможно огромный пес из пяти похожих на шакалов животных, ударил Конгдена с таким звуком, словно кувалда размозжила гнилой арбуз, и откусил голову Конгдена, один лишь раз сомкнув могучие челюсти.
Руки и пальцы Конгдена продолжали душить Дейла.
Теперь за Конгдена взялись все пять собак, раздирали неодушевленное тело, безглавый труп, конечность за конечностью, отрывая их от туловища, черные собаки выбегали из пламени от горящего комбайна и возвращались в него, словно никакого пламени не было вовсе, они завывали, рычали, отталкивали друг друга, со свойственной собакам яростью сражаясь за искореженное тело и оторванные конечности.
– Мать твою, – заорал один из стоящих в отдалении скинхедов, и Дейл смутно услышал, как все они бегут в сторону горящего дома, к своему «шевроле са-бурбан».
Дейл встал на четвереньки, стряхивая останки Конгдена с ног и груди. Псы с горящими глазами опрокинули Дейла на бок и слизали с него ошметки гнилой плоти: ногу в ковбойском сапоге, выпавшие из грудной клетки внутренности, полусгнившую челюсть, – а затем протащили его через круг огня и исчезли во тьме позади него. Дейл перекатился на бок и посмотрел туда, где на утоптанном снегу до сих пор лежал Бонер. Дым столбом поднимался от почерневшего тела. Дейл так и не смог понять, дышит ли он.
Дейл силился подняться на ноги, понимая, что в любую секунду может взорваться топливный бак горящего комбайна, но оказалось, он больше не в состоянии подняться, даже встать на колени. Он перекатился на живот и пополз по запятнанному снегу в сторону сараев и горящего дома.
Мигающие красные огни, мигающие синие огни. Полдюжины машин, все с зажженными фарами, во дворе перед домом, и еще несколько машин с мигалками на подъездной дороге. Перед глазами Дейла мелькнули бритоголовые, которые поднимают руки, роняют оружие, потом пожарная машина, люди бежали с пожарными шлангами, еще какие-то люди бежали, спотыкаясь в сугробах, к нему и горящему комбайну, и тогда Дейл решил, что было бы замечательно минутку отдохнуть. Лежа животом на снегу, он положил обожженную голову на окровавленные руки и закрыл глаза.
Глава 29
На третий день я поднимаюсь и покидаю это место: больницу, ферму, округ, штат.
Но в первый день я почти вовсе не прихожу в себя. Позже, уже вечером, врач признается мне, что все были уверены – по всем признакам дело идет скорее к коме, нежели к благополучному выздоровлению, и этого они совершенно не понимали, поскольку мои раны оказались по большей части поверхностными и затянулись уже за ночь. Я мог бы объяснить, чем вызвано это близкое к коме состояние, но не исключено, что тогда я в итоге оказался бы в смирительной рубашке. В первый день и первую ночь помощник шерифа Брайан Прес-сер и помощник шерифа Тейлор дежурили в больнице, оба они выводили из себя врачей, настаивая на необходимости заснять на пленку мое заявление, будто я на самом деле стоял уже одной ногой в могиле. Я рассказал им правду, в общих чертах, хотя и сказал, что не помню ничего из произошедшего после первого взрыва комбайна.
Когда настает моя очередь, я спрашиваю их:
– Кто-нибудь погиб?
– Только старик Ларсен, – отвечает Тейлор.
На какой-то миг на моем лице, должно быть, отражается недоумение, потому что помощник шерифа Прес-сер поясняет:
– Бэб Ларсен, тот человек, у которого они отняли «шевроле сабурбан» за день до Рождества. Дерек и еще один из парней подтвердили, что они были здорово на взводе в тот вечер, когда выбрались из карьера. Они слегка обработали старика, прежде чем связать его и закинуть в багажник. Он был мертв, когда они доехали до дома сестры одного из них, которая живет в Гейлсберге.
– Сердечный приступ, – говорит помощник шерифа Тейлор. – Но скинхеды-то этого не знали.
– А Лестер Бонер? – спрашиваю я.
Ладони у меня забинтованы из-за ожогов. Правый бок и правая рука болят в тех местах, откуда вынимали дробь, на голове с этой же стороны швы. Брови и ресницы начисто спалило, волосы укоротились на три дюйма в огне пожара, и большая часть лица покрыта слоем мази. Ощущения просто великолепные.
– Бонер до сих пор жив, – бурчит помощник шерифа Прессер, – но он здорово обгорел и находится без сознания. Завтра утром его переводят в ожоговый центр Святого Франциска в Пеории. Врачи говорят, он выживет, но впереди его ждет чертова пропасть пересадок кожи.
– Да, профессор, – говорит помощник шерифа Тейлор, возвращаясь к вопросу, который раньше уже задавали во время записанной на пленку беседы, – а что это был за человек, там, на пожаре… один из парней говорит, все его видели? Тот, который был похож на мертвеца?
Я закрываю глаза и делаю вид, что заснул.
На второй день является шериф Маккоун, с журналами, чтобы я читал, с молочным коктейлем в пакете, чтоб я пил, и с портативным компьютером.
– Это нашли в курятнике, – говорит он. – Предполагаю, что это ваше.
Я киваю.
– Мы его не включали и вообще ничего с ним не делали, так что не знаю, работает ли он, – говорит Маккоун, пододвигая стул и довольно элегантно усаживаясь на него. – Я думаю, что в компьютере нет никаких доказательств… во всяком случае, ничего относящегося к цепочке этих странных происшествий.
– Нет, – отвечаю я совершенно правдиво. – Только один скверный роман и кое-что личное. – Включая предсмертное письмо самоубийцы, но это я опускаю.
Маккоун и не настаивает. Он уверен, что я уже достаточно здоров, чтобы ответить еще на несколько вопросов, поэтому достает диктофон и блокнот и в течение следующего часа задает мне очень точные и очень последовательные вопросы. Я отвечаю настолько правдиво, насколько могу, выдавая часто расплывчатые и крайне редко последовательные ответы. Несколько раз к тому же мне приходится лгать.
– А вот эти следы от веревки у вас на шее, – говорит он. – Вы не помните, откуда они взялись?
Я невольно касаюсь содранной кожи на горле.
– Я не помню, – отвечаю я.
– Может быть, зацепились, пока ползли по тому туннелю, – произносит Маккоун, хотя я знаю, что он знает – это полная ерунда.
– Да.
Когда с записью уже покончено, блокнот убран и диктофон выключен, он говорит:
– Доктор Фостер считает, что завтра вы вполне уже можете выписываться. Я принес вам подарок.
Он кладет одинокий ключ на столик на шарнирах, подвешенный над кроватью.
Я беру ключ. Он почернел от копоти, пластмассовая головка слегка оплавилась, но в целом он не пострадал.
– И ваш «крузер» по-прежнему отлично им заводится, – говорит шериф Маккоун. – Я велел Брайану пригнать машину. Сейчас она на стоянке у больницы.
– Поразительно, что ключ уцелел после пожара и что вы нашли его, – говорю я.
Маккоун чуть заметно пожимает плечами.
– Металл, как кости и некоторые воспоминания… трудно уничтожить.
Я гляжу на шерифа из-под опухших, раздутых век. Уже не в первый раз мне напоминают, что обладатели высокого интеллекта встречаются в самых неожиданных местах. Я говорю:
– Полагаю, мне придется остаться здесь еще на какое-то время.