— Так и должно быть, — кивнул Орвик. — Согласись, что сообщать о своих планах врагу, сущая глупость. Творимое же адрандкой на землях нашего королевства — нам только на руку. Она восстанавливает против себя народ.
— Но этот народ не видит избавителей от своих мучений, — сказал я, — о вас нет никаких известий и все считают, что после смерти Золотого льва Руаны уже ни на что не способны.
— Это не так! — возмутился Марлон.
— Пускай и не так, — пожал плечами я, — но народ думает иначе.
— Какое кому дело до черни?! — отмахнулся Марлон.
— Может вам или Елизавете никакого, но вот чернь иного мнения, а эта чернь, между прочим, составляет большую часть населения страны.
— Бросьте этот спор, — прервал нас Орвик, — время слов, действительно, прошло, пора переходить к делу. Все наши войска полностью готовы к выступлению и только ждут приказа. На коронацию я пригласил всех наших благородных союзников, а из тех, кому мы можем полностью доверять, собрал нашу новую гвардию.
Старая вся была на стороне Елизаветы и почти полностью полегла под Сент-Орбаном.
— Хорошо хоть торжественный пир устраивать не будем, — буркнул Марлон, — терпеть их не могу.
— Алек, — обратился тем временем к его младшему брату Орвик, — ты не против возглавить этот новый гвардейский полк?
— Только если Эрик станет моим адъютантом, — усмехнулся тот.
— Ну, — неожиданно протянул Орвик, — это было бы несколько неосмотрительно. Эрик — сын покойного графа Фарроу, не поддержавшего нас, его брат, виконт Фарроский, сражался против нас и погиб под Сент-Орбаном, а Кристиан в открытую выступил против нас и дал денег на тех самых наёмников, что громили войска твоего отца у стен его замка.
— И что с того? — резко бросил Алек. — Эрик, между прочим, тоже сражался при Сент-Орбане и вместе с тобой, Генри, если ты позабыл.
— Да помню я, — отмахнулся Орвик, — всё помню, но у людей память короткая и избирательная. Отчего-то они устроены таким образом, что помнят только дурное.
— Тогда я не стану руководить гвардией, — отрезал Алек. — Друг мне дороже полка людей, особенно помнящих только плохое.
Орвик спорить понапрасну не стал, лишь пожал плечами, смиряясь с решением упрямого, как сотня ослов (простите за не слишком лестное сравнение) сына Золотого льва. Уж кому, как не ему, знать о поразительной твёрдости характера Алека.
Коронация Марлона Руана прошла не столь пышно и празднично, как дарование его отцу титула лорд-хранителя королевства. Новая гвардия блистала начищенными доспехами, но солнечный свет не отражался в их зерцалах — небо с утра затянули тучи. Играл королевский оркестр, делегация разряженных в пух и прах делегатов парламента с короной на бархатной подушке, скипетром и мечом, трон, установленный во внутреннем дворе. И общая обстановка нервозности, все словно бы ждали появления Елизаветы с войском прямо здесь, хотя по данным разведки она остановилась в нескольких неделях пути от Престона, неподалёку от города Сауторк, готовясь к решительному маршу на столицу.
Мне совершенно не хотелось присутствовать на коронации, однако Орвик с Алеком настояли на этом, противостоять обоим, выступившим единым фронтом, было выше моих сил. Я предпочёл почётную капитуляцию долгому и безнадёжному сражению. И вот я стоял во внутреннем дворе, рядом с Алеком, наотрез отказавшимся возглавить гвардейский полк, глядя на Марлона, принимающего символы королевской власти от делегатов парламента и престарелого кардинала Брефорда, глядевшего на сына Золотого льва не скрывая ненависти (конечно, дядя короля и брат убитого при Сент-Орбане герцога Аредина имел полное право ненавидеть всех своих дальних родственников по мечу). Мысли же мои были далеко отсюда — дома, в Тор-Фарроу, куда мне навеки закрыта дорога, где меня ненавидят и считают убийцей отца и брата. А ведь если рассудить здраво, так оно и есть, по крайней мере, отца я в могилу свёл это, как пить дать.
А уже наследующий день под гром всё того же королевского оркестра войско нового короля выступало из Престона к Сауторку для решительного, последнего как все надеялись, боя с Елизаветой. С нами было около двадцати тысяч войска — в основном рыцари с дружинами, но были и эрландеры с берландерами, давние союзники Руанов, с кланами которых ещё покойный Александр свёл тесную дружбу в бытность свою вице-королём северных провинций. Численности армии Елизаветы мы не знали, но, по слухам, она таяла на глазах, ибо деньги из Адранды для мейсенцев и салентинцев не пришли, а добычи с грабежей хватало не на всех. Обиженные капитаны покидали королеву (или теперь уже нет?), верными ей оставались лишь фиарийские рыцари, да и то из-за строгости их грозного предводителя графа Диомеля. Так что шансы на победу у нас были вполне реальные.
— Ваша уловка, милорд граф, — с искренним уважением произнёс Николас Кьонти, — сработала на все сто. Почти половина моих людей, якобы дезертировавших, сейчас сидит вот в этом лесу. — Он установил на соответствующее место на карте местности фигурку салентинского солдата с миниатюрной винтовкой на плече.
— Разделите их ещё надвое и поставите здесь и здесь. — Диомель поставил на опушке того же леса два синих флажка, обозначавших всё тех же фиарийских стрелков. — До команды укроетесь в зарослях, благо весна в этом году ранняя и зелени хватает.
Действительно, в тот год, не смотря на общеизвестную плохую погоду страндарского острова, порадовал солнцем и теплом уже в середине марта, чем не замедлила воспользоваться природа — всё распускалось зеленело, обеспечивая практически идеальное прикрытие для засады.
— Вы, мастер Вольфгер, — продолжил фиариец, крутя в руках серый флажок (обозначавший мейсенцев), — встанете здесь. — Он поставил его между синими, чуть ближе к реке, подпиравшей их с тыла реке Гильду, заболоченные берега которого не давали пространства для манёвра тяжёлой рыцарской коннице. Одновременно строй наёмников прикрывал укреплённый лагерь Елизаветы. — Сколько, кстати, у вас "дезертиров", мастер?
— Примерно четверть, — ответил мейсенец, — остальных уговорить не удалось. Гордые все.
— Встанут в лагере, — кивнул Диомель. — И пускай поумерят свою гордость.
— А что делать нам? — встрял Эдмунд Аредин, которому надоело молча стоять истуканом в штабной палатке.
— Вы со своими рыцарями будете при мне, — ответил фиариец, — мы единым клином ударим по руанцам, после того как выстрелят салентинцы.
— Позволю заметить, — произнёс молчавший до того таинственный седой человек, назвавшийся Джефри Мортимер и носивший только адрандское, несмотря на то, что здесь по понятным причинам адрандцев не очень-то жаловали, — что вы, милорд граф, в общих чертах повторяете трюк, использованный вами при Тор-Руане.
— Да, — кивнул тот, — но благодаря усилиям её величества свидетелей той битвы на стороне противника не осталось. Все либо погибли либо были казнены.
— Вы несколько самоуверенны, милорд граф, — покачал головой Мортимер, — это может стать причиной вашего поражения.
— Не исключаю, — спокойно кивнул Диомель, — но сейчас нет времени изобретать стратегию. Будем действовать по проверенному плану.
* * *Я застал у Орвика в палатке какого-то странного типа, у которого под серым плащом угадывался табард с фиарийскими цветами. Он что-то сказал графу по-адрандски и вышел, коротко кивнув мне, откидывая клапан палатки.
— Кто это? — поинтересовался я.
— Мой человек во вражьем стане, — ответил Орвик, — поведал мне, что Диомель решил не менять стратегию и ударит так же, как и при Тор-Руане.
— То есть? — не понял я.
— Попытается остановить нас залпом салентинцев, — объяснил он, — после чего зажмёт между мейсенцами и рекой, Гильдом, кажется, и ударит во фланг конницей, собранной из фиарийцев и нагльцев. Кстати, слухи о массовом дезертирстве мейсенцев и салентинцев оказались дезинформацией, запущенной самим Диомелем, так что врагов у нас куда больше чем кажется.
— И вы верите ему?
— На все сто. Он мне должен ещё с войны за Апонтайном.
— Что должен?
— Жизнь, юноша, — усмехнулся Орвик, — конечно же жизнь.
Диомель внимательно смотрел на маркиза Венсана, только что прибывшего из дальнего разъезда.
— Итак, где ты был, Венсан? — спросил он.
— Не знаешь, что ли, Диомель, — довольно натурально изумился Венсан, — сам же меня в разъезд послал.
— Да, — кивнул граф, — потому что доверял тебе. Но теперь…
— Что теперь? — вздохнул тот, начиная понимать, что разоблачён.
— Теперь я не знаю, что делать, — покачал головой Диомель. — У меня только один вопрос: почему? Ты ведь не только мой вассал, но и друг, так почему же ты предал меня?
— Теперь я не знаю, что делать, — покачал головой Диомель. — У меня только один вопрос: почему? Ты ведь не только мой вассал, но и друг, так почему же ты предал меня?
— Стечение обстоятельств, — мрачно бросил Венсан, — роковое. Если бы меня здесь не было, я остался б верен тебе, Диомель. В битве при Орелане Орвик сбил меня наземь и пленил. Он не пожелал требовать выкуп с моих родных, отпустил домой, так что я остался ему должен. Теперь этот долг плачу.
— Впечатляет, — раздался приятный голос и из тёмного угла палатки выступил мистер Мортимер, таинственный союзник королевы Елизаветы, — отличное оправдание для предательства.
— Что вы можете знать о чести? — рявкнул на него Венсан.
— Я столь же благородного происхождения, что и вы, маркиз, — холодно отрезал Мортимер. — И вы забыли, кажется, что и меня есть шпага.
— Желаете сатисфакции, мистер Мортимер? — презрительно бросил Венсан, выделив голосом слово "мистер", традиционно относящееся к представителям ремесленного сословия.
— Время и место? — коротко осведомился тот.
— Идёт война, господа, — напомнил Диомель, — и дуэли — запрещены.
— Я не страндарец, — вопреки имени возразил Мортимер, — а ваш вассал — фиариец, так что законы страндарской гражданской войны нас не касаются.
— Вы правильно вспомнили, мистер Мортимер, что Венсан — мой вассал и не законы военного времени, так я могу запретить ему дуэль.
— Решил совсем лишить меня чести, — бросил маркиз, — хочешь казнить публично.
Диомель покачал головой снова и махнул рукой, разрешая дуэлянтам всё, что они пожелают.
— Итак, Венсан, время и место?
— На улице, прямо сейчас.
— Вашу шпагу, сударь.
Они вышли из палатки.
На дуэль собралось посмотреть практически все солдаты, да и благородные господа тоже, кроме тех, кто был занят в дозоре или патруле. Симпатии большинства были на стороне маркиза, известного по всему войску "своего парня", Мортимера мало кто вообще видел, а те кто видел отзывались нелестно, хуже говорили лишь те, с кем он успел пообщаться. Острота языка мистера Мортимера уступала, только остроте его шпаги, клинок которой пробовали несколько самых ретивых рыцарей. Правда ни одной дуэли со смертельным исходом не было — подрывать боеспособность армии союзника он не хотел. Хотя сейчас ходили упорные слухи, что сейчас дуэль будет до последней капли крови.
Маркиз считался неплохим фехтовальщиком, но не более, а вот мастерство Мортимера, как утверждали немногие свидетели, было непревзойдённым.
Когда и каким образом в руке Мортимера возникла шпага, как обычно никто не заметил, ножен у него на поясе было. Непосредственно перед этим он сбросил свой щёгольский редингот, оставшись не смотря на достаточно прохладную погоду, в шёлковой рубашке и зауженном жилете. Март мартом, но Страндар королевство северное и в это время года люди предпочитали носить что-то посолиднее. Правда и Венсан без сожаления расстался со стёганым гамбезоном, хотя рубашку он носил шерстяную.
Разочарованию собравшихся со всего лагеря зрителей не было предела. Дуэль не продлилась и пары секунд, а разглядеть, что произошло не сумел практически никто. Звякнули клинки шпаг, металлический блеск ослепил первые ряды, а следом Венсан, покачнувшись, рухнул ничком. Крови почти не было.
Граф Диомель покачал головой и вернулся в свою палатку.
Мы встали в первых рядах рыцарей, готовые таранным ударом проломить строй противника. Нашим основным врагом были салентинцы, которые одним залпом практически смели дружины Золотого льва, графа Берри и их союзников.
— Наше спасение одно, скорость, — напутствовал нас перед боем Орвик. — Мы должны атаковать мейсенцев прежде, чем салентинцы дадут первый залп.
— Что помешает Диомелю дать залп в этом случае? — спросил его Алек.
— Недопустимые потери. В этом случае наёмников погибнет гораздо больше, чем нас, а из-за того, что он раздробил своё войско, он не сможет подтянуть подкрепление вовремя.
И вот я сижу и с высоты седла оглядываю стальные ряды мейсенской пехоты. Окрашенные в одинаковый серый цвет щиты с волчьей головой, над головами вьётся флаг с аналогичным символом, хорошо ещё, что длинных копий у них с собой нет — в этом случае наша атака была бы обречена. Судорожно сглотнув, я опустил забрало шлема, готовясь к бешеной скачке.
Трубный вой горна прозвучал неожиданно. Я вздрогнул от этого звука и дал коню шпоры. Мы сорвались в дикий галоп, вместо того, чтобы медленно набирать скорость для единого могучего удара, который смёл бы ряды противника. Подобного противник наш никак не ожидали, залп салентинцев на флангах и фронте несколько запоздал. Но всё же они выстрелили.
Это была форменная Долина мук. Ржали несчастные кони, рыцари и оруженосцы вылетали из сёдел, с грохотом валясь на землю, крики раненных заглушали топот копыт и звон доспехов. Но не смотря ни на что, наша атака продолжалась, мы сомкнули ряды на месте павших и мчались дальше, стиснув зубы. Копьё к копью, плечо к плечу, заглушая страх в наших душах воинственными воплями и мыслями о мщении.
Удар! Клянусь, я видел лицо мейсенца, которого прошил копьём насквозь вместе с щитом. Древко не выдержало такого удара и с треском сломалось. Я был готов к этому и выхватил меч. Первым ударом раскроил череп какого-то наёмника, его не спас и добротный шлем-полусфера. А потом завертелась обычная канитель.
— Неплохой ход, — окидывая поле боя взглядом художника, бросил Мортимер. — Такими темпами вы, Диомель, потеряете всех мейсенцев.
Граф ничего не сказал. После дуэли между Мортимером и Венсаном, фиариец практически перестал общаться с ним, ограничиваясь лишь сугубо деловыми репликами. Однако это не мешало ему осознавать правоту загадочного седого "мистера". Стрелять салентинцы больше не могли и от них не было никакого толку, а если руанцы доберутся до тех, кто стоят за спинами мейсенцев, им конец. Можно рискнуть и подождать пока они дадут ещё залп, но результат его будет отразится больше на тех же мейсенцах, нежели закованных в сталь по уши рыцарях. Диомель, скрепя сердце, отдал стрелкам приказ отступать. Ещё успеют отойти в укреплённый лагерь, прежде чем и без того неширокая цепочка мейсенцев растает окончательно. Сейчас он был благодарен неуёмной гордости наёмников, позволившей сейчас вывести из-под удара салентинцев.
— Не пора ли нам ударить? — поинтересовался Эдмунд Аредин, подъезжая к Диомелю.
— Не пора, — отрезал разозлённый фиариец.
Он понимал, что рыцарская кавалерия уже ничего не решит. Заболоченный берег Гильда, который, по его замыслу, должен был сковывать врага, теперь обратился в колоссальное препятствие для контратаки. Но делать нечего. При осаде лагеря (а в том, что она последует Диомель не сомневался) понадобиться каждый пехотинец, так что Вольфа надо спасать.
— Готовьтесь, — бросил он Аредину, надевая свой шлем-армэ.
Берег Гильда буквально вскипел под копытами нагльских рыцарей и их фиарийских союзников. Грязь летела во все стороны, так что враги стали похожи на каких-то болотных тварей, чем на людей. Мейсенцы, завидев подкрепление, подались назад, а в образовавшийся между нами мизерный зазор врезались фиарийцы и нагльцы.
От вражьего копья я уклонился, как учили в Гартанге, откинувшись в седле, насколько позволяла высокая задняя лука, и поворачивая корпус. Тяжёлое "жало" царапнуло по нагруднику моей кирасы, не причинив вреда. В ответ я ударил его владельца по ничем не защищённым рукам, он взвыл, хватаясь за обрубок правой, распоротой до кости левой. В спину его врезался ехавший следом, едва не вылетев из седла. Он-то и стал моей следующей жертвой. На сей раз я бил в плечо. Ошарашенный противник не сумел хоть что-либо предпринять и лишь удивлённо воззрился из-за забрала своего шлема на вставший торчком аванбрас, копья однако из рук не выпустил. Новый удар обрушился на его грудь. Алек, нанесший его, буквально прорубил кирасу, оставив на ней жутковатый след, похожий на рваную рану.
Головой крутить было некогда. Фиарийцы наседали. В первых рядах их рубился поразительно знакомый рыцарь в готическом доспехе и ведрообразном топхельме. Именно он помог нам с Алеком выбраться из деревни, когда мы собрались преследовать "покойников". И вот он мчится мне навстречу, размахивая странный мечом с клинком чёрного цвета, окантованным багровой полосой. Наши рыцари разлетались от него в разные стороны, настолько сильными были удары, обрушивающиеся на них. Навряд ли, я был его целью, просто он нёсся в одном направлении, прорываясь через наши ряды, он убивал ради самого убийства, таких у нас зовут Рыцарями Смерти, а в Эребре — берсерками. И тут на пути его встал Алек. Странный меч разрубил щит и наплечник моего друга, словно они были сделаны из бумаги, а не лучшей салентинской стали. Алек ударил в ответ, не думавшего об обороне врага, не обращая внимания на боль, но его клинок отскочил от доисходного топхельма. Я понял, что дело плохо и Алека пора выручать.