Но не тут-то было.
Маленькие черные глазки мамонта отыскали в траве присевшего Пашку, и трубный рев стал еще громче. Пашке показалось, что он различает в нем слова: «Вот он! Я его вижу! Сейчас я его растопчу!» И тут Пашка понял, что его в самом деле собираются растоптать, как того саблезубого тигра.
И тогда Пашка кинулся прочь — еще быстрее, чем бежал сюда, и, конечно, врезался в стадо волосатых буйволов. Они, правда, его не тронули, но подняли головы, перестали жевать и с интересом смотрели, догонит мамонт человека или нет.
На бегу Пашка успел обернуться — преследователь уже совсем близко. Он даже наклонил голову, чтобы было удобнее поддеть человека бивнями и подкинуть в воздух.
Пашка бежал, как заяц, виляя и пригнувшись, но тут споткнулся о камень и покатился по земле.
Бывает, так ударишься, что никакой мамонт тебе уже не страшен! Это случилось и с Пашкой. Он схватился обеими руками за ногу и скорчился в высокой траве.
А мамонт его потерял.
Когда боль чуть-чуть отступила, Пашка осторожно оглянулся и увидел сквозь траву, что мамонт стоит всего в двадцати шагах и поводит головой, отыскивая, куда же делся нахальный человечек.
Пашка замер. Он старался думать только о том, как болит нога.
Мамонт затрубил громче прежнего и, покачивая головой, пошел прочь. В его реве Пашке послышалось сожаление: «Ну что за чепуха! Видно, я старею — одного человеческого детеныша растоптать не смог».
Убедившись, что мамонт ушел, Пашка поднялся и прихрамывая двинулся в другую сторону.
Сейчас он дойдет до того дерева, а там осмотрится и сообразит, как побыстрее добраться до пещеры.
Пашка дошел до высокого раскидистого клена и стал вспоминать, откуда же он пришел. Но ничего вспомнить не успел, потому что его толкнули в спину, он повалился носом в траву и только подумал: как же мамонт умудрился подкрасться сзади?
И тут его стукнули по голове, да так сильно, что Пашка отключился. Конечно, он не знал, что отключился, и, лишь придя в себя, понял, кто и как вывел его из строя.
Пашка лежал на спине, и потому первое, что он увидел, было небо, по которому бежали серые облака. И тут же, загораживая облака, к нему склонились дикие морды страшных чудовищ. Пашка снова зажмурился, чтобы скорей проснуться и понять: это кошмарный сон.
Он открыл глаза.
Вокруг сидели неандертальцы, штук шесть или семь, и смотрели на Пашку с отвращением, как на урода. На самом-то деле не люди, а неандертальцы некрасивы, это каждый человек знает.
Один из дикарей, самый старый, с седой щетиной на скошенном подбородке, скривил и без того страшную рожу и, протянув лапу, сорвал с Пашкиной шеи амулетик.
Чудовище рассматривало шарик с удивлением, но Пашка заметил, что и у седого неандертальца такой же шарик. И у этого тоже… И у того… Наверное, у них мода на шарики, а вот людям их носить не положено.
«Господи, — испугался Пашка, — а если они решат, что я убил того неандертальца?»
— Послушайте, — сказал он, — чтобы не было недоразумения. Я никакого отношения к здешним делам не имею. Я здесь на учебной практике.
Неандертальцы моргали, ничего не понимая.
— Эй, — вдруг сказал один из них. — Шпот.
— Шпот, — произнесли остальные.
— Слом? — спросил первый неандерталец.
— Слом-мамама, — ответили ему.
Старый неандерталец, у которого поседела вся шерсть, вытащил кинжал — такой же, как у Пашки.
— Хррк? — спросил седой неандерталец.
— Хррк, — ответили ему товарищи. — Слом-хррк. Напх — трень, слом-тррк.
— Подождите! — попытался образумить их Пашка. — Вы ошибаетесь. Я не сделал ничего плохого вашим друзьям и родственникам. Я даже искал вас, чтобы предупредить об опасности. Мы, люди будущего, всегда за мир и против войны.
Неандертальцы начали переговариваться:
— Шпот… ба-бала… смык.
— Смычок. Хррк.
— Смык буси слом-хррк. Шпот кана.
Пашка внимательно прислушался к разговору. Язык неандертальцев был куда проще языка кроманьонцев. Пашка догадался, что «шпот» относится к нему, «хррк», ясное дело, — «убивать» или «смерть». А «кана» — значит «не надо» или «нет». Другие слова пока оставались непонятными, но можно было догадаться.
— Шпот смычок, — сказал Пашка, — хррк кана.
Как только неандертальцы услышали, что пленник говорит на их языке, они ударились в панику. Он приказывает им не убивать человеческого детеныша!
Неандертальцы заверещали, некоторые вскочили, собираясь бежать. На крики из кустов вышел вождь, а может, колдун. Он не был вооружен, зато раскрашен, как новогодняя елка.
На лохматой, никогда не чесанной голове сидела набекрень корона из птичьих перьев, с нее свисали хвостики горностаев. На колдуне была широкая юбка из тростника и такое количество браслетов и ожерелий, что хватило бы на дикарский дом моделей. Браслеты и другие украшения были сделаны из ракушек, камешков, орехов, сушеных яблок, корешков и дохлых жуков. На подбородке у колдуна росла белая реденькая бороденка. Лицо морщинистое, грязное, но глаза сверкают отчаянно, будто он напился хмельного зелья.
— Паррака? — спросил колдун.
Все наперебой стали объяснять, что шпот, да не просто шпот, а шпот смык-смычок попался им в лапы, и теперь его придется слом и потом хррк. Но дело в том, что смычок говорит на языке настоящих чу и носит на шее костяной шарик.
Колдун выслушал соплеменников, затем сам принялся кричать, чтобы заглушить их крики. И чем громче он кричал, тем невнятней звучали междометия, которые выскакивали из его губастого рта. Он даже принялся подпрыгивать на месте. Это выглядело почти смешно, только Пашка, конечно, не смеялся, потому что у неандертальцев наверняка нет чувства юмора.
И тут он сделал величайшее биологическое открытие: человека от всего прочего животного мира отличает чувство юмора! Попробуйте рассказать анекдот корове или даже обезьяне. Или хотя бы дураку. Никто из них и бровью не поведет.
Колдун прыгал, кричал, слюна капала у него изо рта, и он все чаще глядел на Пашку, все ближе подпрыгивал к нему.
Пашка сел, хотя голова раскалывалась. Он бы с радостью удрал. Но удирать было некуда.
Колдун, вероятно, устал, потому что прыгал и кричал уже без злости. Может, все закончилось бы миром, но тут на поляну вышел шатаясь окровавленный неандерталец. Он захрипел и опустился на руки соплеменникам. Из горла его вырывались отдельные слова. Некоторые из них были Пашке знакомы:
— Хррк… слом, маса-вакаса слом… хррк кана… он-бор-мот.
Пашка с ужасом понял, что неандерталец попал в засаду, которую устроил злобный Медведь.
— Я же предупреждал, — сказал Пашка. — Теперь вам всем нужно отсюда уйти.
Лучше бы он молчал! И кто его тянул за язык?
Неандертальцы вспомнили, что у них есть пленник, и стали поглядывать на Пашку. А раненый злобно зарычал и сказал, что этого смокного смыча надо было хрркнуть, как члика. Он протянул к Пашке громадные лапы, но, к счастью, силы оставили его, и он потерял сознание.
Зато ожил колдун. Он вновь начал вопить, и, послушавшись его, неандертальцы, точно как в старинной книжке об африканских дикарях, подтащили Пашку к сухому дереву и привязали к стволу гибкими лианами.
От этих чу воняло псиной, по их шерсти прыгали блохи и ползали какие-то мелкие насекомые.
К Пашкиным ногам сложили кучу хвороста. С ним собирались сделать то же, что сделали английские оккупанты с отважной девушкой Жанной д’Арк, то есть сжечь на костре!
Молодая, но уродливая неандерталка притащила деревянную раму, на которую был натянут кусок кожи, и начала бить палкой по этому барабану. Значит, они уже музыку придумали!
Из костра, который весело горел в тени скал, колдун вытащил головню и поднес к Пашкиному носу, но сразу поджигать хворост не стал, а решил сперва поколдовать. Видно, хотел, чтобы из Пашки получился славный жареный мальчик.
— Я костлявый, — сказал Пашка колдуну. — Шпот-смык ам-ам не годится.
— Хррк — да, — ответил колдун. — Ам-ам не надо. Чу шпотов не ам-ам.
«Ну, хоть есть меня не будут, уже приятнее», — подумал Пашка.
Наконец колдун произнес все нужные колдовские слова и, поплясав на радость своим соплеменникам, завизжал, словно его режут. Потом поднес головню к хворосту.
Тут уж Пашке стало не до шуток.
— Прекратите сейчас же! — закричал он.
В ответ неандертальцы загоготали.
— Я буду жаловаться! Вызовите ко мне вашего главного начальника!
Колдун дотронулся головней до хвороста. Хворостины были сухие, тонкие, они занялись сразу, и пошел белый дым.
— Мама! — завопил Пашка. — Мамочка! Что же это творится?!
Глава одиннадцатая Пришелец Берендей
Разумеется, мамочка не появилась. И как назло, никого из соплеменников рядом!
— Дикари! — закричал Пашка. — Обезьяны паршивые!
Обожгло коленку — это огонек лизнул, ласково так, если смотреть со стороны, и очень больно, если коленка твоя.
Неандертальцы прыгали и вопили от радости, и Пашкиных слез никто не видел, а плача не слышал.
И, наверное, сгорел бы Пашка, если бы неожиданно не появился человек. Именно человек, хотя он совсем не был похож на человека. Это было странное существо — большое, с сиреневым лицом и руками, в плаще, достающем до земли, и в высоком шлеме с гребнем, усыпанном драгоценными камнями.
Глаза у пришельца были светло-зелеными, и на темном сиреневом лице они горели, как елочные лампочки.
Правда, Пашка рассмотрел все это лишь потом, когда его мучения кончились. В тот момент он лишь увидел сквозь дым высокую темную фигуру и даже не сообразил, что пришло его спасение.
— Прах! — громко и спокойно произнесло существо. Голос у пришельца был таким глубоким и звучным, словно рождался не в гортани, а где-то в глубине земли под ногами и выходил наружу через какой-то туннель.
Неандертальцы присели, закрыв головы руками, словно ожидая удара сверху.
Высокий человек в плаще шагнул к Пашке, который уже почти ничего не видел сквозь удушливый дым и кашлял так, будто глотка вот-вот разорвется.
Пашка не заметил, что сделал этот человек, но дым рассеялся почти сразу. Мановением руки пришелец разрезал путы, которыми Пашка был примотан к дереву. Пашка сделал несколько шагов вперед, но не удержался на ногах и упал спасителю на руки.
— Спасибо, — сказал он слабым голосом, — за помощь…
— Если бы я чуть-чуть опоздал, — ответил незнакомец на хорошем галактическом языке — космоязе, — то мне достался бы только уголек. Давай отойдем отсюда, чтобы не мешать чу собираться в путь.
Пашка не хотел показывать перед незнакомцем свою слабость, но чувствовал он себя ужасно. Это только в приключенческих романах герои получают молотком по голове, саблей по щеке и ядром в грудь, а затем продолжают сражаться как ни в чем не бывало.
Неправда! У Пашки была обожжена нога, колени и икры расцарапаны, легкие разрывались от дыма. Не каждый спокойно перенесет такое приключение. Вас когда-нибудь привязывали к дереву? Разводили под вами огонь, чтобы живьем поджарить? То-то.
— Тити, — сказал неандертальцам Пашкин спаситель. — Тупу там. Свери, свери, свери люяп-люяп!
После этой длинной речи незнакомца, который явно был здесь своим человеком, неандертальцы разбрелись по поляне и начали собирать необходимые вещи. Ведь даже у самого последнего неандертальца есть ценные и незаменимые предметы. Например, острый камень, любимая палка, медвежья шкура, которая досталась от дедушки…
Старый седой неандерталец подошел к пришельцу, склонился перед ним так, что коснулся земли костяшками пальцев, и сказал несколько слов. Потом протянул шарик, который неандертальцы сорвали с Пашкиной шеи.
— Пас, — сказал пришелец и дотронулся пальцем до плеча неандертальца. Тот улыбнулся, показав все свои зубищи. Видно, его похвалили за то, что Пашку не поджарили.
Но все оказалось сложнее.
Когда Пашка и его спаситель отошли за скалу, незнакомец спросил:
— Ты путешественник во времени?
— Я прохожу учебную практику, — ответил Пашка.
Он сразу сообразил, что встретил культурного человека. Может быть, это даже и не человек, а сиреневая кожа — просто скафандр, но существо культурное: знает иностранные языки и не только вытащило Пашку из пламени, но и не прочь с ним поговорить.
— Это очень рискованно, — сказал человек, — отправлять детей на практику в одиночку.
— Я уже не ребенок, — заявил Пашка.
Пришелец кивнул. У него была такая манера — делать вид, что соглашаешься, а на самом деле не слушать возражений.
— И в чем же вы практикуетесь? — спросил пришелец.
— Это историческая практика. Школьная историческая практика. Я должен разгадать тайну. Почему неандертальцы исчезли, а люди остались?
— И ты догадался? — спросил пришелец.
— Боюсь, что да, — ответил Пашка. — Я присоединяюсь к мнению тех ученых, которые считают, что люди перебили всех неандертальцев.
— И тебе не жалко неандертальцев?
— Очень жалко, — сказал Пашка. — Когда я узнал, что подлый Медведь организует поход на чу, я хотел предупредить их. Но, наверное, опоздал.
— Опоздал.
— А неандертальцы решили, что я враг. Я на них даже не обижаюсь. Хотя коленка болит ужасно.
— Мы с тобой не можем их винить.
— Но я же один, без оружия!
— У них другая цивилизация, — сказал сиреневый пришелец. — Вернее, отсутствие цивилизации.
— А вы что здесь делаете? — спросил Пашка.
— Я? — Пришелец крутил в пальцах шарик, который неандертальцы сняли с Пашки. — Я искупаю грехи.
— Объясните, пожалуйста, что это значит, — попросил Пашка.
— Если ты не возражаешь, перейдем ко мне на корабль. У меня еще много дел, и каждая минута на счету.
— Если не хотите, то не объясняйте, — обиделся Пашка. — Я же просто спросил.
Пришелец улыбнулся:
— Ты слишком серьезный человек. — Он протянул Пашке длинную руку и сказал: — Разрешите представиться: последний из берендеев.
— Как? Вы берендей? Про вас Островский в сказке «Снегурочка» написал.
— И в сказке, и в опере, и даже в истории, — опять улыбнулся пришелец. — Я думаю, что кто-то из моих соотечественников побывал у вас на Руси, и память о нем осталась.
Пашка пожал пришельцу руку и вдруг понял, что тот очень-очень старый. Лицо у него было гладким, ни одной морщины, и спина прямая, и шагал он быстро, но все это ничего не значило. Пашка нутром чуял, что последний берендей очень стар.
— Меня зовут Павел, — сказал Пашка. — Павел Гераскин. Пятый класс «Б», Москва. А у берендеев имена есть?
— У меня много имен, — ответил берендей. — Как и много жизней. Люди, с которыми я встречаюсь, запоминают мое новое имя. Некоторые зовут меня капитаном Немо, другие — Ноем. Всего не упомнишь.
— А вы в самом деле были знакомы с Жюлем Верном?
— Судя по тому, что мы с тобой разговариваем за тридцать тысяч лет до вашей новой эры, мне придется еще тридцать тысяч лет ждать этого знакомства.
Пришелец улыбался, и Пашка понял, что он шутит. Вернее всего, наполовину шутит. Ему, наверное, не хотелось, чтобы кто-то узнал, что он в одиночку путешествует во времени. Ведь путешествие во времени без контроля запрещено Галактическим советом. Представляете, что может натворить в прошлом какой-нибудь авантюрист или дурак?
— А что вы искупаете? — опять спросил Пашка.
Пришелец быстро шел через кустарник, затем раздвинул ветки, и Пашка увидел большой пологий холм, поросший зеленой травой.
— Вот мы и дома, — сказал пришелец.
— Я вас не понял, — удивился Пашка.
Пришелец откинул полу плаща, вытащил из внутреннего кармана простой электронный ключ и набрал код. Холм медленно приподнялся над землей, открыв вход в гигантский корабль.
— Здорово! — признался Пашка. — Маскировка что надо!
Пришелец сделал приглашающий жест.
— Заходи, Паша, — сказал он. — Кофейку попьем.
— Спасибо, — поблагодарил Пашка.
Они вошли внутрь и попали в скромное помещение, где находились простенький пульт управления, стул, письменный стол и походная койка, как у Суворова, когда он переходил через Альпы.
— Вот так я живу, — сказал пришелец. — Ты садись на стул, а я на койке привык.
Пашка сел на стул и спросил:
— А других помещений на корабле нет?
— У нас все есть, я тебе покажу, — сказал пришелец. — Я обычно дома раздеваюсь, так что ты тоже можешь раздеться.
— Простите, — ответил Пашка, — но на мне только звериная шкура, а без нее получается слишком голо.
— Это вопрос привычки, — не согласился пришелец. — У нас на планете давно избавились от подобных предрассудков.
Он сбросил широкий плащ, и оказалось, что пришелец совсем не одет, а кожа у него сиреневая с голубыми подпалинами. Но самое удивительное — у пришельца был хвост, который он скрывал, обмотав вокруг туловища.
— Устал притворяться, — признался пришелец и размотал хвост. Хвост громко стукнулся об пол.
— Я вам не завидую, — сказал Пашка.
— Но ты меня понимаешь?
— Еще бы! Как только вы появились бы здесь с хвостом, вас бы приняли за динозавра и устроили на вас охоту.
— Умный мальчик. — Последний берендей погладил Пашку по голове. — Называй меня Ноем. Из всех имен это мне нравится больше.