Гейдрих порылся в бумагах. Унтерштурмфюрер Клаус Игель. Мог сделать в КГБ блестящую карьеру, но тут контрразведка вышла наконец на след Раушера. Генерал службы безопасности Пруссии, после того, как убедился, что мерзавец-адъютант подменил в пистолете патроны, успел выброситься из окна служебного кабинета, когда дверь уже ломали. Курта тогда не арестовали, но перестали доверять. В итоге он оказался в Народной армии, даже не в разведке, на «Прусском валу», в должности помощника коменданта форта № 11. Там на него и вышел агент СД. То, что парня удалось перевербовать, Гейдриха не удивило. Смущало другое: провал порученной, в том числе и Курту, операции по захвату форта № 11. Правда, руководил операцией вовсе не он, но ключевой фигурой был несомненно. Теперь он в плену у русских. Мнения экспертов о его роли в провале важной операции разошлись, и теперь лично Гейдриху предстояло решить судьбу сына старого друга и воистину бесценного агента – его гибель обергруппенфюрер искренне оплакивал.
Гейдрих закрыл папку. Что он имеет? На одной чаше весов – приказ фюрера о вызволении из русского плена оберштурмфюрера Скорцени, где сроки уже похожи на тиски, в которых заплечных дел мастера из его ведомства так любили зажимать гениталии допрашиваемых. На другой чаше – судьба не вызывающего абсолютного доверия агента, которого вполне реально можно направить в нужный адрес, чтобы известить Скорцени о готовящемся для него побеге. И в чём тут риск? В том, что агент окажется двойным? А если другого варианта всё одно нет? Не вытащим Скорцени до ледостава – русские упрячут его на зиму в такую берлогу, откуда выковырять будет никак не возможно, минимум до весны. Фюреру такое точно не понравится. А если всё удастся, то и агента лишний раз проверим в деле, и приказ фюрера, глядишь, выполним. Решено!
Гейдрих снял трубку:
– Соедините меня с Канарисом!
* * *– Разрешите, товарищ маршал?
– Входи, Трифон Игнатьевич, присаживайся, – Ежов дождался, когда начальник Второго главного управления КГБ разместится по ту сторону стола. – Ну?
– Берлин принял решение, Николай Иванович! Куратор от германской разведки назначил агенту Роза…
– Называй её Анюта, – поморщился Ежов, – как она проходит по нашему ведомству.
– Слушаюсь! Назначил Анюте срочную встречу, на которой передал приказ Берлина: обеспечить прикрытие операции «Подмена» и, в случае успеха, проконтролировать скорейшую отправку Зоненберга в «Беличий острог». Ей же приказано проинструктировать Раушера на предмет его разговора со Скорцени.
– Курт Раушер, до этого был Клаус Игель, теперь вот Вальтер Зоненберг, и всё это мой сын Николай, в голове не укладывается! А ведь пацану нет ещё и двадцати пяти…
Таким Захаров не видел Ежова даже когда сообщал ему о тяжёлом ранении Николая. Видно, и самые прочные плотины иногда дают течь. А это опасно, поскольку крайне разрушительно. Надо срочно затыкать фонтан!
– Осмелюсь напомнить, Николай Иванович, что этот «пацан» орденоносец и капитан государственной безопасности, – стараясь говорить мягко, без нажима, произнёс Захаров.
– Ну да, – опомнился Ежов. – Это он для нас с матерью ребёнок, а для… Ладно, лирику побоку! Давай по делу!
Специальный агент государственной безопасности Анюта, она же капитан юстиции Анна-Мария Жехорская, немецкий госпиталь при фильтрационном лагере для военнопленных посещала не в первый раз. Старший следователь Главной военной прокуратуры, она была в составе следственной группы, в задачу которой входило определение статуса лиц, захваченных с оружием в руках на территории Пруссии в так называемый день «Д». Шпионы и предатели на статус военнопленного рассчитывать, как известно, не могут. Капитан Жехорская отделяла зёрна от плевел, просеивая попавших в плен во время неудачной попытки захвата форта № 11. Пленных было немного, работа спорилась. Военнослужащие Народной армии Пруссии, перешедшие на сторону врага, объявлялись предателями, с остальными велась более тщательная работа, на предмет обнаружения среди солдат вермахта и Ваффен-СС агентов спецслужб. Те, с кем определились, отправлялись по этапу: солдаты и офицеры Вермахта в обычные лагеря для военнопленных, их коллеги из Ваффен-СС – в специальные.
Вскоре из числа подопечных Жехорской в фильтрационном лагере остались только те, кто долечивался в госпитале. Среди них имелось двое тяжелораненых. Оберштурмфюрер СС Вальтер Зоненберг первым на танке ворвался в открытые ворота форта, торча по пояс в верхнем люке. Серьёзно пострадал при попадании в танк выстрела из РПГ, но остался жив, поскольку ударной волной был выброшен из башни, тогда как остальные члены экипажа сгорели. В лазарете форта ему оказали первую помощь, там его и захватили по окончании боя. Обер-лейтенант Курт Раушер был одним из предателей, перешедших на сторону врага, отстреливался до последнего патрона, а под конец подорвал себя гранатой, но чудом остался жив.
Характеры ранений у обоих офицеров были схожи: оба посечены осколками гранаты, а вот дальнейшие судьбы, если им повезёт остаться в живых, весьма даже разнились. Зоненберг прямо с госпитальной койки отправлялся в спецлагерь для военнопленных членов СС, а Раушера ждал суровый, но справедливый суд, который по законам военного времени с высокой долей вероятности отправил бы его на эшафот. В Берлине созрел дерзкий план: поменять местами не имеющего, по мнению врачей, шанса выжить Зоненберга сразу после его смерти на поправляющегося Раушера, сохранив тому тем самым жизнь, и использовать в операции по освобождению Скорцени. Поменять местами двух одинаково забинтованных мужчин схожего телосложения, согласитесь, несложно, если младший медперсонал в теме, а поскольку весь персонал – сидельцы из того же лагеря, то… можно не продолжать? С врачами чуть сложнее, они люди вольные, правда, все немцы. А когда тебя убеждают поступить «по совести» поочерёдно представители сразу двух могущественных спецслужб: КГБ и СД, отказать довольно затруднительно. Что касается следователя военной прокуратуры, то ему, то есть ей, те же спецслужбы просто приказали принять участие в операции «Подмена», как своему агенту.
Сегодня ночью скончался Зоненберг, и Анна-Мария спешила в госпиталь, чтобы оформить все необходимые документы о смерти подследственного. После этой малоприятной процедуры она поднялась из подвала, где находился морг, на второй этаж. Там в отдельной палате лежал Раушер, который, как вы помните, числился теперь Зоненбергом. Войдя в палату, Анна-Мария отметила про себя, что бинтов на теле больного поубавилось, хотя большая часть лица по-прежнему скрыта повязкой. Сейчас молодая женщина была совершенно спокойна. В тот, первый раз, спокойствие далось ей с большим трудом…
Куратор настаивал на встрече. На её «У меня срочное задание, может, встретимся, когда вернусь?» последовало категоричное «Нет, обязательно до вашего отъезда в госпиталь!» Куратор знал о порученном ей деле.
В кафе Анна-Мария вошла в заметном волнении. Куратор, вопреки обыкновению, также нервничал. Впрочем, это было заметно разве что для него самого, со стороны всё выглядело как беседа двух случайно оказавшихся за одним столиком людей. Тем более что разговор был коротким.
– Вам необходимо знать, – сказал куратор, – Курт Раушер, которого вы едете допрашивать – Николай Ежов. Вы поняли?
Анна-Мария, не поднимая глаз от тарелки, чуть заметно кивнула. Из груди куратора вырвался еле слышный вздох облегчения.
– Хорошо. Он пока остаётся под прикрытием. Ведите себя соответственно, и дайте понять ему, чтобы вёл себя так же. Будьте осторожны при общении, вас могут слушать.
Потом, когда у них появилось место и время поговорить по душам, Николай вспоминал эти минуты с улыбкой. «Когда первый раз очнулся после того, как в меня кинули гранатой, сделал всё, как учили: виду, что в сознании, не подаю, глаз не открываю, пытаюсь на слух оценить обстановку. Рядом вроде никого, зато в отдалении слышна речь. Слов, правда, не разобрать, но, чёрт возьми, говорят явно по-немецки! Додумать ситуацию не успел – отключился. В другой раз чувствую: рядом кто-то есть. Осторожно приоткрыл глаза и вижу над собой твоё лицо, тут я зенки и распахнул!» – «А я сразу палец к губам приложила, чтобы ты молчал, и стала по-немецки вводить тебя в курс дела» – «Ну, да. Мол, ты следователь и ведёшь дело о моём предательстве. Хорошо, что это была ты, был бы кто другой, мне незнакомый, точно бы мозги закипели, а так быстро сообразил, что я всё ещё под прикрытием» – «Ага. Классно получилось. Хотя, может, эта предосторожность и была лишней. По-моему, никто нас не слушал» – «Как знать, в этом деле никакая предосторожность не бывает лишней».
Анна-Мария присела на стул возле кровати и позволила себе лёгкую улыбку.
– Как вы себя чувствуете, герр Зоненберг? – спросила она.
– Неплохо, фрау следователь, – ответил больной. – Завтра это, – он коснулся рукой повязки на лице, – обещают снять.
– А у меня для вас ещё одна хорошая новость: следствие по вашему делу закончено. Теперь вы военнопленный, и скоро будете отправлены в соответствующий лагерь. Осталось выполнить пустяшные формальности: ознакомьтесь с этими документами и поставьте в конце свою подпись!
На самом деле то, что следовало подписать, находилось в самом конце списка, состоящего из нескольких листов бумаги. Сначала шли инструкции Зоненбергу на немецком языке от СД, потом Ежову на русском от КГБ. Николай читал быстро, не возвращаясь к прочитанным строчкам. Поставив подпись, вернул папку Анне-Марии. В момент передачи руки их на мгновение соприкоснулись, и пальцы Николая легонько сжали пальчики Анны-Марии. Это была единственная вольность, которую они посмели себе позволить.
* * *Поскольку это была совместная операция Второго Главка и «Четвёрки», Сталин с самого начала был в теме, и даже лично вносил отдельные коррективы. Это с его подачи внесли изменения в условия содержания военнопленных в ЛВП № 413, который часто проходил по сводкам просто как «Беличий острог». «А не будет ли это перебором, товарищ Сталин, – сомневался Судоплатов, – военнопленные свободно разгуливают по острову?» – «Вот именно, что по острову, – усмехнулся в усы Сталин, – с которого без помощи извне не сбежишь. А такой вариант охрана, состоящая из штрафников и пьяниц, и в уме не держит. Скажи, может такое быть?» – «Ну-у…» – неуверенно протянул Судоплатов. «Давай без «ну» – нахмурился Сталин, – Немцы о русских в плане дисциплины невысокого мнения, если сумеете создать нужный антураж – слопают, и не подавятся! Нам ведь дата, когда вблизи острова всплывёт германская подлодка, известна?» – «Так точно!» – «Значит, известна и дата побега. Предупредите тех, кто будет изображать идиотов-охранников, что Скорцени, Зоненберг, и ещё кто-то по их выбору, должны уйти целёхонькими, остальных, кто ударится в побег – перестрелять! Что-то неясно?» – Сталин заметил, что Судоплатов как-то мнётся. «Да вот думаю, кого назначить новым комендантом лагеря? Его ведь после побега придётся привлечь к ответственности…» – «Обязательно придётся, – кивнул Сталин. – И к очень строгой. Иначе мы своей гуманностью всю игру поломаем. Но ты об этом не беспокойся, – в глазах Сталина промелькнула хитрая искорка. – Назначай кого хочешь. Об остальном я сам побеспокоюсь!»
ОХОТА НА «СЕРЫХ ВОЛКОВ» Доброй охоты всем нам…Лодка шла на вест-зюйд-вест. За кормой всё больше отставали Оркнейские острова. Скоро они совсем выдохнутся в бессмысленной погоне и сорвутся за линию горизонта, навстречу первым лучам восходящего солнца. Верхняя палуба пустынна. На ходовом мостике, кроме командира и старпома только вахтенные, как и внизу в отсеках. После ночной тревоги, когда в спешном порядке пришлось покидать общежитие, любезно предоставленное экипажу «Волкодава» командованием британской военно-морской базы в Скапа-Флоу, после построения на палубе и приказа командира «Корабль к бою и походу изготовить!», после выхода в кильватерной струе лоцманского катера из сонной гавани, прошла, наконец, долгожданная команда: «Экипажу – отдых, третей смене заступить на вахту!» Кто не в третьей смене, сразу разбрелись по койкам, и на лодке установились покой и благолепие.
– Что ты там бубнишь себе под нос? – Скороходов слегка подтолкнул Берсенева локтем.
– Да говорю, ни одна сволочь не отстучала «Счастливого плавания!». Дрыхнут союзнички без задних ног…
– Как это – никто? – не согласился Скороходов. – А лоцманский катер, после того, как отвалил с курса?
– Ну, этот не в счёт, – зябко передёрнув плечами, стоял на своём Берсенев.
– А ты хотел, чтобы все экипажи выстроились в нашу честь на верхней палубе, как при встрече?
– Да, встреча получилась знатная! – мечтательно вздохнул Берсенев. – Линкоры, крейсера, прочая мелюзга, все с флагами расцвечивания. Оркестры на шкафуте играют русские марши, и я весь в белом при кортике, красота!..
– А потом званые обеды, ужины, бесплатная выпивка во всех барах, девочки… – поддакнул Скороходов.
– И выпивка, и девочки… – согласился Берсенев.
– И адмиралы руку жмут и по две награды разом: от Родины и от союзников, и новые погоны… Шёл бы ты спать, товарищ капитан-лейтенант!
– Слушаюсь, товарищ капитан второго ранга! Прошу разрешения покинуть мостик!
– Да ступай уж…
Трехзвёздный адмирал Эдвард Болдуин ввёл себе за правило каждое утро начинать с просмотра свежих новостей. «В походе» – так адмирал называл всё время, что находился вне дома – за их, новостей, своевременную доставку отвечал адъютант. Но это утро адмирал встретил в своём загородном доме, в окрестностях Джексонвилля. Войдя в кабинет в халате, и не обнаружив на столе утренней почты, адмирал раздражённо принялся трясти бронзовый колокольчик. Откликнувшись на мелодичное позвякивание, в дверном проёме образовалась темнокожая горничная.
– Где моя корреспонденция? – холодно поинтересовался адмирал.
– Писем сегодня не было, а газеты и рекламную рассылку забрала мисс Нора, – объяснила горничная.
– Элеонора здесь?! – воскликнул адмирал. – Когда она приехала?
– Вчера поздно вечером, вы уже отдыхали…
– Тук, тук, тук! – раздался весёлый голос. – Плохая девочка спешит вернуть папе украденную почту!
Пройдя мимо посторонившейся горничной, которая сразу сочла за благо ретироваться, в кабинет лёгкой походкой вошла роскошная брюнетка. В ней барон Вильгельм фон Швальценберг – будь он тут – без труда опознал бы проказницу Лиз, даже несмотря на то, что под личиной шведской журналистки она являлась блондинкой.
– Привет, папа! – поцеловав отца в щёку, Нора положила на стол ворох газет. – Вот твоя пресса, а рекламу я выкинула, там нет ничего интересного, как, впрочем, и в газетах.
– Но ты, я надеюсь, позволишь мне самому убедиться в правдивости твоего умозаключения? – ласково глядя на дочь, спросил Болдуин.
– Разумеется, господин адмирал, сколько вам будет угодно!
Элеонора уселась на кожаный диван, наблюдая оттуда, как отец перелистывает страницы.
– Пожалуй, я с тобой соглашусь, – кивнул адмирал, – ничего примечательного, хотя… посмотри вот на это!
Элеонора встала с дивана, зашла отцу за спину и из-за его плеча заглянула в газету.
– Что тут?.. «Русские подводники получают награду из рук английского адмирала»… Действительно, я это пропустила… Погоди…
Нора стала внимательно вглядываться в снимок в конце заметки. На фотографии были запечатлены офицеры подводной лодки «Волкодав» после церемонии награждения.
– Ты кого-то здесь узнала? – спросил отец.
– Да. Вот этот офицер. Мы с ним вместе летели из Хельсинки в Петроград, но так и не успели познакомиться. Кто он?
– Ты меня спрашиваешь? – удивился адмирал.
– Ну да, – кивнула Нора. – Ведь ты, в отличие от меня, как и он, военный моряк.
– И что с того?
– Ну, мы ведь с русскими союзники…
– Понятно, – улыбнулся Болдуин. – Ты хочешь, чтобы я по своим каналам выяснил имя этого моряка?
– Какой ты у меня умный! – воскликнула Элеонора, обнимая отца. – Но если для тебя это затруднительно, я могу попросить дядю Джона.
– Нет уж! – воспротивился адмирал. – Мы и так достаточно напрягли твоего дядю-сенатора, когда потребовалось просить русских прикрыть твою сумасбродную поездку в воюющую Европу!
– Зато какие получились репортажи. На них я сделала себе имя!
– А меня они сделали почти совсем седым, – грустно улыбнулся адмирал.
– Папочка, дорогой, прости! – Нора прижалась щекой к щеке отца.
– Да разве я тебя в чем-то упрекаю? Жаль, что твоя мать так рано нас покинула. Сейчас бы она гордилась вместе со мной нашей маленькой дочуркой!
Оба, отец и дочь, замерли, глядя на украшавший стену кабинета портрет, с которого им улыбалась женщина, очень похожая на Элеонору.
На следующий день адмирал, как бы между прочим, сообщил:
– Узнал я про твоего русского. Капитан-лейтенант (по-нашему, лейтенант) Кирилл Берсенев, старший помощник командира подводной лодки «Волкодав». И, если тебе интересно, его отец четырехзвёздный адмирал, командующий флотом Союза на Тихом океане…
* * *Командующий подводным флотом Германии адмирал Дёниц был в ярости. Потерять одиннадцать подводных лодок в одном бою! И ладно бы бой навязал противник. Так нет! Лодки потеряны в результате провальной операции, спланированной в его собственном штабе! Как теперь прикажете оправдываться перед фюрером?