Гости дружно рассмеялись, пока Вандер Францевич обстоятельно объяснял троллю историю с карандашами.
– Ах, вот оно что, – заулыбался Григо. – Мы ведь с Марой заканчивали МУН в один год, и я многое знаю про эту кикимору. Вот результат того, что ты прогуливала лекции по людоведению, Марочка.
– И не жалею, – отмахнулась кикимора, шутливо замахиваясь на тролля растопыренными наманикюренными когтями. – Уж лучше гулять и ходить на танцы, чем сидеть и зубрить с утра до вечера.
Потом вдруг спохватилась, кинув по сторонам виноватый взгляд:
– Хотя… Наверное, я не должна этого говорить. Все-таки здесь студенты…
– Марочка, – добродушно заулыбался дед. – Все равно тут сущи, как мы все знаем, глохнут. Так что нашему уважаемому декану Виктору Сумороку никто ничего не доложит.
– Да и сам Мрачнюк сюда никогда не суется, – хихикнул Марик. – А то ему не нравится, если кто-то веселится или празднует, аллергия начинается…
– Ах, ведь раньше он был совсем не такой! – грустно вздохнула кикимора. – Он прекрасно играл в файербол, бегал на танцы… А над Григо, я помню, все смеялись и называли «четырехглазый»…
– Ну зато ты нисколько не изменилась, Марочка! – обиделся декан Троллиума, сверкнув стеклами очков на кикимору. – Какая была ветреная, такая и осталась!
– Ах, так?! – возмутилась кикимора. – Мне что – становиться такой же, как наш Мрачнюк? Или сойти с ума, как Инферна? Она же еще студенткой была влюбчивая и восторженная дурочка, а потом забросила работу и исчезла!
– Мара, как тебе не стыдно! – возмутился тролль. – Надо думать, что говоришь, хотя бы с возрастом!
Тролль рывком снял очки и принялся протирать их рукавом.
– С каким еще возрастом?! – ахнула кикимора. – Ты на что это намекаешь? Ах ты…
– Григо Бертович, а почему в этом месте сущи ничего не слышат? – быстро выпалила Влада, больше для того, чтобы тролль с кикиморой перестали ссориться друг с другом на ее празднике и переключились на что-то другое.
– Что?.. С-сущи? – Тролль, который только-только собрался всерьез поругаться с кикиморой, передумал и внимательно обвел взглядом комнату. – Это… Сложный вопрос. Поведение существ из янва знает немало таких загадок, но точного ответа дать не может никто.
– Я как-то спросила Виктора об этом, – прошептала Мара Лелевна, захлопав длинными ресницами. – Он сказал – не лезь на этот чердак, ничего страшнее этого места нет.
Все гости за столом притихли, даже веселый обычно Егор замолчал, потягивая сок.
Марик перестал жевать кусок торта, а Эля уже посматривала наверх, явно раздумывая, не пора ли покинуть невеселую компанию.
– Зря я начала, простите, – спохватилась кикимора. – Разумеется, что это глупости… Простите…
Она достала из кармашка шелковый носовой платочек и принялась сморкаться, продолжая бормотать извинения. Руки у нее заметно дрожали.
В комнате продолжала висеть неловкая пауза, которая неизвестно сколько бы тянулась, если бы очень вовремя не появился Гильс.
Он был в мокрой футболке, с каплями дождя на влажных волосах и, как всегда, подарил Владе какую-то очередную ерунду – фигурку паука из черной проволоки, которая прикалывалась на булавку.
– Я ее сам сделал. Она снимается, не бойся, – пошутил вампир, глядя, как Влада осторожно прикрепляет брошку к кофте.
«Да ты мне хоть шишку из леса подари, и то мне понравится», – подумала про себя Влада, с удовольствием глядя на вампира, который уже через минуту развеселил и растормошил всех приунывших гостей. Разговор за столом оживился, когда Гильс начал рассказывать, что сейчас творится на улице, каких размеров лужа у входа в Утесум и что неплохо было бы всем пойти и попробовать ее перепрыгнуть на спор.
Когда торт уже был съеден, остался только верхний ярус, в который были воткнуты четырнадцать карандашей, и Влада хотела уже было вытащить их, но Егор остановил ее.
– Внимание, – лукаво улыбнулся тролль, провел в воздухе рукой, и карандаши вдруг зажглись синеватыми огоньками. – Легкий морок, нулевой уровень, совершенно безопасно…
– Егорушка, ты чудо! – в восторге воскликнула Мара Лелевна, захлопав в ладоши. – Как я сразу не догадалась попросить тебя об этом!
– Троллям всегда можно найти отличное применение, – рассмеялся Егор. – Ну что же ты, именинница? Задувай свечки! Эй, сущи! Мы тут веселимся, а Мрачнюк – пусть бесится!!! Ура-а-а-а!
Влада набрала воздуха в легкие и…
Страшный вопль раздался откуда-то позади, из темноты за спинами сидящих гостей.
Мара Лелевна вскрикнула и выронила из рук стакан с соком, Эля взметнулась куда-то вверх, опрокинув крыльями стул. Влада увидела, как Егор метнулся к ней, но тут же почувствовала толчок и оказалась в углу, за спиной Гильса.
– Что там такое?! Дед! Гильс, да выпусти же меня!!! – Она попыталась вырваться, но вампир не давал ей выбраться из угла, закрывая своей спиной.
Из противоположной стены вывалилась фигура, не переставая кричать. Фигуру крючило и выгибало, пока она не затихла на полу, обхватив голову руками. Спавшие в углах до сих пор молнии перепуганно метались под потолком, разбрасывая свет и тени, казалось, что вокруг качаются стены и рушится потолок.
– Влада! Где ты? – звал голос деда в темноте. – Влада!
– Она здесь, Вандер, не волнуйтесь, – громко отозвался за нее Гильс. – Это Горяев вывалился из стены, я уверен, переверните его.
– Действительно, это он, – пробормотал Григо Бертович, склоняясь над подвывающим от ужаса существом. – Горяев! Что за фокусы?
Вурдалака общими усилиями подняли с пола, осторожно усадив на стул. Он трясся как осиновый лист и икал.
– Что случилось? – строгим голосом спросил декан Троллиума, гневно сверкая стеклами очков. – Что вы устроили, Горяев? Как это понимать??
– В стене… ужас… в стене… – прошептал вурдалак. – Вон там…
Он ткнул дрожащим пальцем в стену как раз напротив окна.
Григо Бертович подошел к этому месту вплотную и долго внимательно вглядывался в каждый сантиметр стены, щуря глаза за очками.
– Ничего особенного не вижу и не чувствую. – Григо Бертович пожал плечами. – Мара, может, ты посмотришь, что в янве?
– Ох, я не очень люблю заходить туда, – испуганно пожаловалась кикимора. – Там столько всего ползает, и пауки, и сущи, и пыльно… не мог бы ты сам?
Григо Бертович зашел в янв и обошел всю комнату, внимательно рассматривая каждый угол. Затем он вышел обратно, хмурый и озадаченный.
– Нет ничего и никого, даже пауков. Мусор да пыль. Горяев, вам не померещилось?
– Ы-ы-ы-ы… – Вурдалак издал звук, который означал, что не померещилось.
– Так нельзя пугаться, Федечка, – нараспев начала уговаривать вурдалака Мара Лелевна. – Просто ветер свистел, все-таки зима надвигается.
– Ветер гудит, ведь зима скоро, – кивнул головой Вандер Францевич. – Или вы съели что-то не то, Горяев.
– Вы ничего не понимаете… Не ветер, не померещилось, – стонал вурдалак, закатывая сизые глаза к потолку. – Ужас в стене… Ужас!!! Я домой хочу, в Совиное болото…
– Вы можете точнее объяснить, что вы видели? – наседал на него декан Троллиума.
– Не-е-ет, – всхлипнул Федя Горяев. – Домо-о-ой…
– Хватит! Семестр не закончен, – потеряв терпение, сурово начал отчитывать его Григо Бертович. – Я вас не отпускаю. МУН вам не детский сад! Как не стыдно – вурдалак, и испугался непонятно чего! Вы ведь всегда ползаете черт знает где, видите черт знает что и жрете черт знает что! А ну немедленно прекратите истерику, Горяев!
– Я такого никогда не видел, даже в трясине на месте кладбища, – взвыл вурдалак. – Оно было как… Ну…
– То, что вы увидели, оно говорило что-нибудь? – поинтересовался у вурдалака Вандер Францевич. – Что вы слышали или видели еще?
Вурдалак не ответил, только икал да охал.
– Муранов, вы из нас самый сильный. Помогите, пожалуйста, дотащить эту невменяемую тушу до медпункта, – попросил Григо Бертович. – Похоже, без лошадиной дозы валерьяны не обойтись.
Праздник в зоне «сущ-фри» на этом спешно закончился, хотя Влада даже была рада этому – ей хотелось поскорее убраться из жуткого места, да и остальным тоже.
Мара Лелевна захныкала, что боится теперь возвращаться в Светлый корпус и дед с видом рыцаря пошел ее провожать, напоследок сунув Владе в руку традиционные сто деньрожденьских рублей и грозным голосом предупредив Гильса, чтобы тот проводил его внучку.
Эля по дороге вообще тихо смылась, даже не попрощавшись, – Влада успела только заметить, как мелькнули два крыла в темноте. Дрина тоже поспешила исчезнуть, постоянно оглядываясь, будто опасаясь чего-то страшного за спиной.
Из всей компании до медпункта добрались только Влада, Гильс с ношей в виде вурдалака и Егор с Григо Бертовичем.
Медпункт оказался на том же этаже, что и столовая, в одном из закоулков необъятного коридора. На обычной белой двери косо висела табличка с надписью:
Медпункт оказался на том же этаже, что и столовая, в одном из закоулков необъятного коридора. На обычной белой двери косо висела табличка с надписью:
МЕДПУНКТ
PEREPOLNEN
По своему обыкновению, Гильс пнул дверь ногой, и та распахнулась, стукнувшись о стену.
Внутри оказался самый обычный медицинский кабинет с кафельными белыми стенами, пахло йодом и почему-то пивом. Пол строго пестрел черно-белой плиткой, на белом потолке противно и громко жужжала, как испорченная лампа дневного освещения, парочка не самых удачных молний. В углу отблескивал стеклянный шкафчик с баночками и коробочками, а на стене на прилепленном грязном лейкопластыре криво держался плакат: «Тимноглас! Беригис вампирской кори».
С потолка свисала липучка, которую вешают от мух, только сейчас на ней дергалась парочка темных сущей, бормоча про безобразия и врача-бездельника.
На самой дальней из нескольких кушеток, стоящих вдоль стены, что-то громко храпело, накрывшись простынкой.
– Эй! – крикнул Гильс. – Переполнен! Тойво! Батори порезал пальчик и бежит сюда, шухер!
Храп перешел в испуганное хрюканье, с кушетки поспешно скатился полноватый паренек в белом халате и, увидав столько народу, схватился за голову. У него были голубые маленькие глазки, белесые взъерошенные волосы и нос картошкой, а сам он напоминал добродушного фермера с рекламной картинки «скандинавские молочные продукты».
– Чтто таккое, каккое баттори? – заговорил он со странным акцентом, растягивая слова и тараща сонные глазки на вошедших. – Гильсса шуттат, таа? Чтто так мнокко, таа?
«Финн, наверное», – подумала Влада, вспомнив, где она могла слышать такой интересный акцент.
– Мы праздновали день рождения, – начал было Григо Бертович, но финн вдруг разразился смехом.
– О, ттаа… Настояшший ттень рожденния и толжен прохходитта в медпункккта!
Он воззрился на вурдалака, которого Гильс уже плюхнул на кушетку.
– Раасказывайтта…
– У вурдалака истерика от испуга, – указав на трясущегося как лист Горяева, объяснил Григо Бертович. – Есть что-нибудь успокоительное?
– Фурдалакка истерикка? – переспросил доктор. – Та таковво нетта… Не можетт быттта. У фурдалакка нетта страхха, не бояттся, ттаа…
Он уставился на дрожащего Горяева, хлопая белесыми ресницами.
– Как видишь, Тойво, не всегда, – не согласился с ним Григо Бертович. – Первый случай, сам посмотри… Перепуган до полусмерти.
– Горяев полз на запах торта, – заметил Гильс. – Напоролся на гвоздик в стене, испугался. Банок сто с валерьянкой, и Федька будет как огурчик…
Пока они спорили и поили вурдалака валерьянкой, Влада вдруг почувствовала, как из носа потекло что-то горячее, оставив соленый и горький вкус на губах. Она быстро приложила руку к лицу – на пальцах осталось красное пятно. Шахматные черно-белые плитки на полу почему-то начали закручиваться по спирали, а противное жужжание с потолка стало громче в несколько раз.
– Кроффа носса! – Доктор Тойво всплеснул руками и, запихнув в пасть вурдалака целиком банку с валерьянкой, кинулся к стеклянному шкафчику, начав бренчать бутылочками. – Ложиттса кушетткаа, лётт на переноситтса…
Через секунду Влада оказалась лежащей на кушетке, а зеленые и багровые глаза перепуганно вглядывались в нее, паря где-то возле жужжащего в вышине потолка.
– О, черт, – услышала она голос Гильса, – кажется, я ее об стенку автоматически двинул, не рассчитал.
– Это для темноглазов опасно? – спрашивал Егор, а Григо Бертович твердил про какие-то капли для носа на фоне стенаний Горяева.
В какой-то момент Тойво не выдержал, громко завопил и выставил всех из медпункта вместе с вурдалаком.
– Вамппиры, силла есть, на люттей плеффать, – ворчал доктор, прикладывая к переносице Влады лед, завернутый в салфетку. – Лушша?
– Да, спасибо, – прошептала Влада, глядя, как потолок возвращается на прежнее место. Только сейчас она осознала, что Гильс кинулся спасать именно ее, а не кого-то другого, и готова была прыгать от радости. Это было так здорово, чувствовать защиту Муранова…
– Скажите, Тойво… А почему такая странная табличка на двери медпункта – Переполнен?
– А-а-а… – заулыбался финн. – Перепольненн Тойво – такк саффут йа. Финно-угорсккая уппырья йа…
Влада фыркнула со смеху, чуть не уронив лед с переносицы.
– Сущща вратта шта йа безделькка… – разоткровенничался доктор, трагически покачивая круглой головой. – А если не хоттят болетта, аа? Кроффа из пальса сдатта и таа – кухаркинна Митта оратта, убегатта… тьфу… не смеятта, кроффа носса!
Влада заставила себя успокоиться, хотя ее продолжал разбирать смех. Она представила, как «финно-угорская упырья» гонялась за орущим Митенькой по медкабинету, чтобы взять у того анализ крови.
– Пфф… – Тойво ностальгически скривил пухлые губы. – Затто котта Алеккса Мураноффа был здесса, таак студентта оппля бамса в медпунктта, таа… прекраасна…
– Скажите, Тойво… – перестав хихикать и становясь серьезной, решилась спросить Влада. – А вы помните Инферну, которая тут работала раньше?
– Таа… Помню… Инферна, упырья… странная, таа… – разоткровенничался доктор, трагически покачивая круглой головой.
– Она была ненормальной, наверное? – осторожно продолжала расспрашивать Влада.
– Пфф… – Тойво задумчиво скривил пухлые губы, – как сказатта… или не в себе… бутта под наффаждением… либо…
– Что – либо?
– Кафарят, она плохха закончила жизнь, таа?
– Не знаю, наверное, – Влада вздрогнула, и это не укрылось от глаз Тойво.
– Тты боясся ее? – Доктор кинул на нее внимательный взгляд.
– Нет, я боюсь крыс и злых собак, – призналась Влада. – В последнее время мне с этим не везло, нападали.
– Напаттали всегда не проста такка… – вдруг сказал Тойво. – Все имеет смыссла… пфф… если не наффажденья…
– Наваждение? Какое, от кого?
– Студентка Огнева беседует с врачом об учительнице истории, – пробормотал хорошо знакомый голосок из угла комнаты, и темный сущик, затопав коготками, юркнул в вентиляционное окошко под потолком.
Тойво дернулся было к ноге за сапогом, но, бросив быстрый взгляд на Владу, спохватился и сделал вид, что просто почесывает ногу.
– Йоо… сущща доклаттывать Мрачнюкка, – сокрушенно посетовал Тойво. – Уже итти, Огнеффа… Носса поряттка, таа…
Гильс с Егором, разумеется, дождались ее в коридоре и, стараясь не показывать вида, что чувствует себя виноватым, вампир коротко поинтересовался, как она себя чувствует.
Вернувшись в спальню старост, Влада ужаснулась в зеркале своему покрасневшему носу, вид которого совсем не подходил для того, чтобы на него смотрел Гильс Муранов, наскоро умылась и юркнула в кровать.
Эля и Инга уже спали, сквозняк от окна колыхал занавески, в темном небе растянулась во весь горизонт длинная туча, похожая на спящего крокодила.
Владе не спалось – она долго рассматривала темный потолок, сжав в руке проволочного паучка, будто это было какое-то бесценное сокровище.
Гильс кинулся спасать ее на глазах у всех, даже на глазах у Эли. Он теперь будет защищать ее от всех до конца жизни, это здорово, лучше ничего быть не может…
Поэтому день рождения был хороший, просто отличный, несмотря ни на что.
Несмотря на Мару Лелевну, которая не отставала ни на шаг от деда, на карандаши в торте, непонятную истерику вурдалака и на разбитый об стену нос.
Глава 18 Черный Кратер
На протяжении последующего месяца универ готовился к соревнованиям в Черном Кратере и к приезду по этому случаю ректора МУНа, который собирался посетить и проверить Утесум, что он делал раз в несколько лет.
Звали грозного ректора Людвиг Батори, и Влада замечала, как при упоминании его имени у преподавателей втягиваются шеи, а завхоз цепенеет и уменьшается в росте сантиметров на десять.
На каждом занятии по кикимороводству Владе вместе с другими девчонками приходилось делать аппликации на флажки с разными знаками и символами, большинство которых ей были уже хорошо знакомы. Готовые флажки складывались в огромные бумажные пакеты, надписанные: «ГОТТИ», «КОВАЛЬСКИ», «СУМОРОК» «ГИЛЬСИК» и так далее.
Наклеивая на черный флажок красного и свирепого на вид паука, Влада вспомнила, что это означает символ семьи Мурановых, и постаралась сделать все как можно аккуратнее. Символ Сумороков – черного суща на красном фоне, она отдала наклеивать бестолковой и болтливой соседке.
Накануне дня соревнований все полы были тщательно вымыты, стены отполированы до сверкания, Удеканатье увешано свежими приказами и распоряжениями, все плакаты завхоза с позором уничтожены, а вурдалак Горяев подстрижен и причесан на ровный пробор.
Преподаватели бегали взад-вперед, постоянно вспоминая, что еще не сделано и что еще может проверить Батори, зато студентам было мало дела до приезда ректора, и все их разговоры были только о том, кто победит в битве с оружием – Гильс Муранов или Арман Суморок.