Коннан повернулся к своей спутнице:
– Нам очень повезло, что мы нашли мисс Лей. Она… восхитительна.
– Надеюсь, Коннан, что на сей раз это действительно образцовая гувернантка, – ответила леди Треслин.
Они спокойно обсуждали меня в моем присутствии, как выставленную на продажу лошадь. Мне было гадко и стыдно, и неприятнее всего было то, что он явно догадывался о моем состоянии, и оно его забавляло. Временами он казался мне очень неприятным, жестоким человеком. Я холодно сказала:
– Нам пора возвращаться. Мы ведь вышли только немного подышать воздухом перед сном. Пойдем, Элвина, – и крепко схватила ее за руку.
– Но я хочу остаться, – запротестовала она. – Мне надо поговорить с вами, папа.
– Но ты же видишь, что я занят. В другой раз, дитя мое.
– Нет, это очень важно, – настаивала она, – сейчас.
– Не вижу никакой необходимости так спешить. Обсудим все завтра.
– Нет… нет… Сейчас! – в голосе Элвины появились истерические нотки. Первый раз на моей памяти она осмеливалась открыто не слушаться отца.
– Я вижу, Элвина – девочка с характером, – вполголоса заметила леди Треслин.
– Мисс Лей с ней справится, – холодно произнес Коннан Тре-Меллин.
– Да, конечно. Она ведь образцовая гувернантка… – в голосе леди Треслин звучала насмешка, и это настолько подстегнуло меня, что, схватив Элвину за руку, я буквально потащила ее прочь.
Она едва сдерживала слезы, но не проронила ни слова, пока мы не вернулись в дом. Только тогда она вдруг сказала:
– Ненавижу ее. Вы ведь знаете, мисс Лей, она хочет стать моей мамой.
Я промолчала, потому что не хотела, чтобы нас кто-нибудь услышал, но, войдя за ней в комнату и плотно прикрыв дверь, я ответила:
– Ты говоришь странные вещи, Элвина. Как она может хотеть стать твоей мамой, если она замужем?
– Он скоро умрет.
– Почему ты так решила?
– Все говорят, что они только этого и ждут.
Я была потрясена, что она могла слышать такие разговоры, и подумала, что обязана поговорить с миссис Полгрей. Слуги не должны болтать при Элвине, о чем им вздумается. От кого она могла услышать такое: от этих двух болтушек Дейзи и Китти… или от Джона Тэпперти и его жены?
– Она вечно здесь, – продолжала Элвина, – но я не позволю ей занять место мамы. Ни ей, ни кому другому.
– Ты просто не отдаешь себе отчета, что говоришь. Я не хочу больше слышать ничего подобного. Этими разговорами ты унижаешь своего отца.
Это на нее подействовало, она задумалась. Бедная маленькая Элвина, бедное одинокое дитя! Как она его любит!…
Там, в прекрасном саду, где меня насмешливо разглядывала та красавица из беседки, мне стало себя очень жалко, и я подумала, что это несправедливо.
Почему одному человеку дано так много, а другим – ничего? Имея платье из шифона и бриллианты, я тоже была бы красавицей. Может, не такой, как леди Треслин, но уж, по крайней мере, более привлекательной, чем в своей одежде из ситца или шерсти с единственным украшением в виде брошки с бирюзой, доставшейся мне от бабушки.
Но теперь я больше не думала о себе, так жалко мне было бедную Элвину.
Уложив Элвину, я в подавленном настроении вернулась к себе. Перед глазами стояли Коннан Тре-Меллин с леди Треслин в беседке. Там ли они еще и о чем разговаривают? Наверное, друг о друге, ведь мы с Элвиной прервали любовное свидание. Как мог он позволить себе такую недостойную связь! В том, что она недостойна, у меня не возникло никаких сомнений, ведь его дама замужем и обязана хранить верность своему мужу.
Я подошла к окну. К счастью, из него не было видно ни моря, ни южной части сада. Опершись о подоконник я вдыхала ароматный вечерний воздух. Солнце уже село, смеркалось, но было еще не очень темно, и я невольно взглянула на окно, в котором несколько дней назад мелькнула чья-то тень.
Шторы были подняты, и мне были хорошо видны синие занавеси. Я смотрела на них не отрываясь. Не знаю, что я ожидала увидеть: лицо в окне, манящую руку? В другое время суток мне, может быть, самой стало бы смешно от подобных фантазий, но только не в сумерки, когда все кажется возможным.
Вдруг занавеси шевельнулись: в комнате кто-то был!
Мое странное состояние в тот вечер было, вероятно, связано со встречей в беседке, тогда я этого не понимала, потому что еще не разобралась в своих чувствах. Но несмотря на то, что встреча была унизительной и оскорбила мое достоинство, я была готова еще к одной, даже, наверное, еще менее приятной. В саду я могла гулять, где захочу, но комнаты Элис были в недоступной для меня части дома. Попадись я кому, было бы очень трудно объяснить, что я там делаю. Но я не чувствовала опасности: мне было все равно. Мысли об Элис не давали покоя. Иногда мне так хотелось раскрыть тайну ее смерти, что я была готова на все что угодно.
Выскользнув из комнаты, я, никем не замеченная, прошла через свое крыло дома в галерею, а оттуда к гардеробной Элис. Тихонько постучав, я резким движением открыла дверь. Сердце билось так громко, что стук его, казалось, был слышен по всему дому.
В первое мгновение мне показалось, что в комнате никого нет. Но затем занавеси снова едва заметно шевельнулись. За ними кто-то прятался.
– Кто здесь? – как ни странно мой голос не дрожал, хотя от страха внутри все трепетало.
Ответа не последовало: кто бы ни прятался за занавесями, он явно не хотел, чтобы его заметили.
Решительным шагом я пересекла комнату, отдернула занавеси и увидела притаившуюся Джилли. Ее пустые голубые глаза быстро моргали от ужаса. Я хотела взять ее за руку, но она съежилась и отпрянула к окну.
– Не бойся, Джилли, – сказала я как можно более мягко, – я тебя не обижу.
Она смотрела на меня, не отводя пустого, ничего не выражающего взгляда. Я попробовала еще раз:
– Скажи, что ты здесь делаешь?
Молчание. Вдруг взгляд ее забегал по комнате, как будто она ждала чьей-то помощи, и на мгновение, на одно жуткое мгновение, мне показалось, что она действительно видит что-то или кого-то, кого не вижу я.
– Джилли, ты ведь знаешь, что тебе не следует находиться в этой комнате?
Она вздрогнула, но когда я повторила вопрос, кивнула, а потом вдруг сразу же замотала головой.
– Пойдем ко мне, Джилли, и поговорим.
Я обняла ее за плечи: она вся дрожала. Мы направились к двери, но она шла неохотно, еле передвигая ноги, а на пороге оглянулась и неожиданно позвала…
– Мадам… вернитесь, мадам. Вернитесь… пожалуйста!
Мы вышли из комнаты, и я буквально силой потащила Джилли к себе. Плотно затворив дверь, я повернулась и увидела, что у девочки дрожат губы.
– Джилли, пойми, я не сделаю тебе ничего плохого. Я хочу быть твоим другом, – ее глаза оставались пустыми, и я добавила наугад, – как миссис Тре-Меллин.
Она вздрогнула, в глазах что-то мелькнуло. Неожиданно для себя я сделала еще одно открытие; Элис была добра к этому несчастному ребенку.
– Ты ведь там искала миссис Тре-Меллин, правда?
Она кивнула. Вид у нее был такой несчастный, что я не сдержалась и, опустившись на колени, обняла ее; теперь мое лицо оказалось вровень с ней.
– Ты не сможешь найти ее, Джилли. Она умерла. Ее нет в этом доме.
Джилли кивнула, но непонятно чему: то ли соглашаясь, что искать бесполезно, то ли считая, что миссис Тре-Меллин действительно нет в доме.
– Поэтому, – продолжала я, – нам надо постараться забыть ее. Не так ли, Джилли?
Она закрыла глаза и как бы спряталась от меня.
– Мы будем друзьями. Я хочу, чтобы мы были друзьями, – уговаривала я. – Если мы будем друзьями, то тебе ведь будет уже не так одиноко, правда?
Джилли кивнула, и мне показалось, что глаза ее потеряли свое бессмысленное выражение. Она больше не дрожала и, по-моему, уже меня не боялась.
Вдруг Джилли выскользнула из моих рук и подбежала к двери. Не двигаясь, я смотрела ей вслед. Открыв дверь, она обернулась: по ее губам скользнула слабая улыбка. Потом она исчезла…
События этого вечера должны сблизить нас. Джилли перестала меня бояться, думала я. А Элис была добра к ней. Постепенно ее образ становился для меня все отчетливей.
Я снова подошла к окну и, глядя через двор на противоположное крыло дома, опять вспомнила ту ночь, когда за шторами мелькнула чья-то тень.
Моя встреча с Джилли ничего не объясняла, ведь я видела тень явно не ребенка, а женщины, и хотя девочка и пряталась в комнатах Элис, та тень принадлежала кому-то другому.
На следующий день я отправилась к миссис Полгрей на чашку чая.
– Миссис Полгрей, – объяснила я ей, – мне бы очень хотелось обсудить с вами нечто чрезвычайно важное.
Она просто засветилась от удовольствия. Несомненно, в ее глазах гувернантка, которая спрашивала у нее совета, была просто идеальной гувернанткой.
– Я с удовольствием уделю вам час, – сообщила она. – Да и угощу вас чашечкой своего лучшего чая.
И вот мы уже пьем чай в ее гостиной. Благосклонно взглянув на меня, миссис Полгрей осведомилась:
– Итак, мисс Лей, что же вы хотели со мной обсудить?
– Меня очень обеспокоила одна фраза Элвины, – ответила я, задумчиво помешивая чай. – Она, наверно, услышала разговоры прислуги, а для ребенка ее возраста это крайне нежелательно.
– Это нежелательно для любого из нас. Я уверена, что такая достойная молодая леди, как вы, именно так и думает, – заметила миссис Полгрей, по-моему, не без лицемерия.
Я рассказала ей, что мы встретили в саду хозяина вместе с леди Треслин и добавила, что свое замечание Элвина сделала именно тогда.
– Она сказала, что леди Треслин хочет стать ее мамой.
Миссис Полгрей покачала головой и спросила:
– Как насчет капельки виски в чай, мисс? Очень помогает поправить настроение.
И хотя мне виски не хотелось, я видела, что, отказавшись, огорчу миссис Полгрей, которой не терпится слегка приправить свой чай, и поэтому сказала:
– Но, пожалуйста, только самую чуточку, миссис Полгрей.
Она отперла буфет и, достав оттуда бутылку, отмерила виски еще более тщательно, чем чай, а я поймала себя на том, что мне интересно, что же еще спрятано в буфете. Теперь мы напоминали двух заговорщиков, и миссис Полгрей явно получала удовольствие от нашего разговора.
– Боюсь, мисс, – начала она, – вы будете шокированы.
– Ничего, продолжайте, – успокоила я ее.
– Дело в том, что сэр Томас Треслин – глубокий старик. И вот несколько лет назад он женился на этой молодой леди. Кое-кто говорит, что она всего-навсего какая-то комедиантка из Лондона. Как-то сэр Томас поехал туда с визитами, а вернулся уже с ней. Все соседи были поражены, мисс. Можете мне поверить.
– Верю и без труда.
– Говорят, что красивей ее во всей округе нет.
– Это тоже похоже на правду.
– О красоте надо судить по делам.
– Дела – делами, а красота – красотой, – заметила я.
– Мужчины падки на красивую внешность. И хозяин – не исключение, – признала миссис Полгрей.
– Если на эту тему идут пересуды, мне бы очень не хотелось, чтобы Элвина их слышала.
– Ну, конечно, мисс. Но вы правы, разговоры идут, а у этого ребенка слух, как у ночной птицы.
– А как вы думаете, Дейзи и Китти болтают на эту тему?
Миссис Полгрей наклонилась ко мне, и, почувствовав, что от нее попахивает виски, я с ужасом подумала, не пахнет ли от меня.
– Все болтают, мисс.
– Понятно.
– Поговаривают даже, что они не из тех, кто будет дожидаться церковного благословения.
– Что ж, может быть и так.
Я чувствовала себя отвратительно. Это гадко! Какая возмутительная мерзость и грязь! Как ужасно это должно быть для такой впечатлительной и легко ранимой девочки, как Элвина.
– Хозяин – человек увлекающийся, и он непрочь приударить за женщинами.
– И вы думаете…
Она печально кивнула.
– Вот умрет сэр Томас, и в этом доме появится новая хозяйка. Им только осталось дождаться, чтобы он умер. А миссис Тре-Меллин… ее уже нет.
Мне не хотелось задавать следующий вопрос, но какая-то сила заставила меня это сделать:
– А при жизни миссис Тре-Меллин… все было так же?
Миссис Полгрей опять кивнула.
– Он часто навещал Треслин. Это началось почти с тех самых пор, как она сюда приехала. Иногда он уезжает поздно вечером, и до утра его нет. Что ж, он – хозяин, сам свои правила устанавливает. Наше дело готовить, убирать, вести хозяйство или заниматься с ребенком… в общем, выполнять свои обязанности. И говорить тут не о чем.
– Так вы думаете, что Элвина просто повторила то, что всем уже известно? Что когда сэр Томас умрет, леди Треслин станет-таки ее мамой?
– Кое-кто считает, что это более чем вероятно, а другие даже рады этому. Ее милость не из тех, кто будет вмешиваться в дела слуг, а я всегда говорила, что во всем должен быть порядок, – и она благочестиво добавила: – По мне пусть уж хозяин дома, где я служу, живет в законном браке, чем в грехе. Да и все так думают.
– А нельзя ли предупредить девушек не болтать на эту тему при Элвине?
– Это все равно, что приказать кукушке не куковать по весне. Я могу задать им такую взбучку, что с ног буду валиться от усталости, а все равно будут сплетничать. Ничего не поделаешь. У них это в крови. Да сейчас все девчонки таковы. Вот в наше время…
Я сочувственно кивнула, думая об Элис и о том, что связь ее мужа с леди Треслин развивалась на ее глазах. Неудивительно, что она готова была убежать с Джеффри Нэнселлоком. Бедняжка Элис! Что ей пришлось пережить замужем за таким человеком.
Миссис Полгрей была в разговорчивом настроении, и я решила воспользоваться этим и заговорить на другую тему, которая меня интересовала.
– Скажите, а вы никогда не думали о том, чтобы научить Джилли грамоте?
– Джилли! Это бесполезно. Вы, наверное, знаете, мисс, что с Джилли не все в порядке, – и миссис Полгрей постучала себя по лбу.
– Но она много поет, знает разные песни. Если она смогла выучить слова песен, то ее можно научить и еще чему-нибудь?
– Она – странное создание. Наверное, это связано с тем, как она появилась на свет. Я об этом редко говорю, но уверена, что вам уже рассказывали про мою Дженифер, – в голосе миссис Полгрей зазвучали новые нотки. Похоже, ей было жаль свою дочь, но это могло быть связано и с виски, ведь я не знала, сколько «капелек» она уже добавила сегодня в свой чай. – Иногда я думаю, что Джилли проклята богом. Мы ее не хотели… Да она еще совсем крошкой была… в колыбели… едва два месяца исполнилось… когда Дженифер не стало. Через два дня ее тело вынесло приливом. Ее здесь нашли, в бухте Меллин.
– Мне очень жаль, – сказала я мягко, но миссис Полгрей уже взяла себя в руки.
– Ее не стало, но Джилли-то осталась. А она с самого начала была не похожа на других детей.
– Может быть, она чувствовала произошедшую трагедию? – предположила я.
Миссис Полгрей бросила на меня высокомерный взгляд.
– Мы все, что могли, для нее делали – мы с мистером Полгреем. Он уж с ней носился!
– А когда вы заметили, что она не такая, как другие дети?
– Да когда ей около четырех было.
– И давно это было?
– Года четыре назад.
– Значит, они с Элвиной ровесницы. А она выглядит намного младше.
– Она младше мисс Элвины на несколько месяцев. Они вместе играют иногда… в одном доме находятся, да и возраст подходящий, понимаете. С ней несчастье случилось, когда ей было… дай бог памяти, да около четырех.
– Какое несчастье?
– Она играла на дороге, недалеко от сторожки. А хозяйка скакала верхом от дома. Она, хозяйка, была хорошая наездница. А Джилли возьми да и выскочи из кустов прямо под копыта. Ну и упала она и головой сильно ударилась. Счастье, что не насмерть.
– Бедняжка Джилли! – воскликнула я.
– Хозяйка очень расстроилась. Все себя винила, хотя она-то тут ни при чем. Джилли сама виновата. Ей много раз говорили смотреть по сторонам. Наверно, за бабочкой погналась или еще за чем. Джилли всегда нравились птицы, цветы, насекомые, ну и все такое. Хозяйка с ней потом много возилась. Джилли за ней бывало хвостом ходила и беспокоилась, когда та уезжала.
– Понимаю, – сказала я.
Миссис Полгрей предложила налить мне еще чаю, а когда я отказалась, налила себе, добавив в него виски.
– Джилли, – продолжала она, – родилась в грехе. Она не должна была появляться на свет. Похоже, Господь ее карает, ведь сказано же, что грехи отцов падут на детей.
Меня вдруг охватил гнев. Я не могла больше слушать такое.
Мне хотелось ударить эту женщину, спокойно попивающую виски и рассуждающую о том, что несчастье, постигшее ее внучку, – Божья воля. Как могли эти люди быть настолько невежественными, что им даже в голову не пришло связать странности Джилли с ее травмой. Нет, они считают это карой Божьей за грехи родителей, наказанием, ниспосланным свыше! Но я промолчала. В этом доме я вела борьбу с таинственными силами, и для победы мне нужны были союзники, все, кого можно было бы привлечь на свою сторону.
Мне хотелось понять Джилли. Утешить Элвину. Во мне вдруг проявилась любовь к детям, о существовании которой я раньше и не подозревала. Признаться, во мне открылось много нового с тех пор, как я приехала сюда.
Правда, была еще одна причина, по которой меня так занимали обе девочки. Они отвлекали от мыслей о Коннане Тре-Меллине и леди Треслин, сильно меня огорчавших и сердивших. Однако в то время я считала, что они вызывают только отвращение.
Поэтому, сидя в комнате миссис Полгрей и слушая ее, я ничего не рассказала ей о тех мыслях, которые меня обуревали.
В доме царило оживление. Должен был состояться бал – первый с тех пор, как умерла Элис, и целую неделю все только об этом и говорили. Мне с трудом удавалось засадить Элвину за уроки, а Китти и Дейзи так просто помешались: то и дело я натыкалась на них – крепко обняв друг друга, они пытались вальсировать.
Садовники были страшно заняты. Они должны были украсить бальный зал цветами из сада и оранжерей и работали не покладая рук: ведь на бал была приглашена вся округа, и им не хотелось ударить в грязь лицом.